Эмоциональный интеллект. за действий и пользования этой интуитивной способностью в собственной жизни и для

за действий и пользования этой интуитивной способностью в собственной жизни и для поддержания хороших отношений с другими людьми. Но, как и кинестетическое царство, в кото­ром блестящие способности тела к движению проявляются не­вербально, царство эмоций тоже выходит за пределы возмож­ностей языка и познания.

Хотя в приводимых Гарднером описаниях личностных ум­ственных способностей достаточное внимание уделено проник­новению в суть игры эмоций и овладению умением справлять­ся с ними, Гарднер и его сотрудники подробно не рассматри­вали роль чувствования в этих умственных способностях, более сосредоточившись на знаниях о чувствовании. Из-за подобной сосредоточенности, вероятно, непреднамеренно, остается не­исследованным целый океан эмоций, который, собственно, и делает внутреннюю жизнь и взаимоотношения такими слож­ными, захватывающими и зачастую приводящими в замеша­тельство. Так что еще предстоит понять, в каком смысле» эмо­циях присутствует интеллект и в каком смысле интеллект мож­но свести к эмоциям.

То, что Гарднер делает акцент на познавательных состав­ляющих личностных умственных способностей, отражает дей­ствовавший в психологии дух времени, который сформировал его взгляды. Чрезмерное значение, придаваемое психологией познанию даже в царстве эмоций, отчасти объясняется неожи­данным поворотом в истории этой науки. В средние десятиле­тия двадцатого века в академической психологии господство­вали бихевиористы* типа Б.Ф. Скиннера**, который считал, что только поведение поддается объективному наблюдению с внешней стороны и только поведенческие проявления можно

* Бихевиоризм — направление в психологии; бихевиоризм совер­шенно отказывается от метода самонаблюдения и оценки такового и при­нимает во внимание только тс факты поведения животных и человека, которые можно точно установить и описать, не считая необходимым «по­нимать» скрывающиеся за ними внутренние психические процессы. По­этому в основе метода бихевиоризма лежит исследование раздражения и ответной реакции.

** Скиннер, Беррес Фредерик (1904) — американский психолог, представитель современного бихевиоризма.

Дэниел Гоулллан

изучать с научной точностью. Бихевиористы управляли всей внутренней жизнью, включая эмоции, закрытой для науки.

Затем, с наступлением в конце 1960-х годов «когнитивной, то есть познавательной революции», фокус внимания психо­логии переместился на то, как ум регистрирует и хранит ин­формацию, и на природу способности мышления. Но эмоции все же оставались под запретом. Ученые-когнитивисты придер­живались традиционного взгляда, что способность мышления подразумевает холодную, сугубо практичную обработку фактов. Она гиперрациональна и скорее напоминает мистера Спока из «Звездного путешествия», архетип сухих информационных бай­тов, не замутненный чувствами, воплощающий идею того, что эмоциям нет места в интеллекте и они лишь вносят беспоря­док в картину нашей ментальной жизни.

Ученых-когнитивистов, принявших эту концепцию, завел на ложный путь компьютер, как оперативная модель ума, но при этом они полностью забыли, что в действительности «мок­рое» техническое обеспечение головного мозга погружено в похожую на «болтушку» пульсирующую массу нейрохимикатов и ничего не имеет общего с должным образом облагороженным силиконом, который послужил прообразом ума. Принятым у когнитивистов моделям того, как ум обрабатывает информа­цию, недоставало признания, что рациональность направляется чувством, которое может ее и затопить. В этом отношении ког­нитивная модель есть обедненный образ ума, и она не способ­на объяснить бурный наплыв чувств, придающий «изюминку» интеллекту. Чтобы отстоять эту точку зрения, когнитивистам самим пришлось — при создании моделей ума — прогнозиро­вать значимость их личных надежд и страхов, супружеских ссор и профессиональной зависти — той волны чувств, которые на­деляют жизнь особым вкусом и ароматом, привносят в нее не­кую порывистость и в каждый момент точно определяют, как именно (и насколько хорошо или плохо) пойдет процесс обра­ботки информации.

Однобокое представление ученых о ментальной жизни, ли­шенной эмоций, служившее отправным пунктом исследований интеллекта последние восемьдесят лет, постепенно меняется по

Эмоциональный интеллект

мере того, как психология начинает осознавать, насколько су­щественна роль чувства в мышлении. Примерно так же, как споковский персонаж Дата в «Звездном путешествии: Следую­щее поколение», психология приходит к правильной оценке власти и положительных воздействий эмоций в сфере менталь­ной жизни, равно как и связанных с ними опасностей. В ко­нечном счете Дата понимает (к своему ужасу, если, конечно, он способен ужасаться), что его сухая логика не помогает ему принять правильное человеческое решение. Наша человечность наиболее очевидно проявляется в наших чувствах. Дата пыта­ется испытывать чувства, догадываясь, что без этого упускает нечто очень важное. Он стремится к дружбе и верности; но у него, как у Оловянного человека из «Волшебной страны Оз», нет сердца. Не обладая способностью приходить в лирическое настроение, которое приносят чувства, Дата может музициро­вать или писать стихи с виртуозной техникой, совершенно не ощущая их страстности. Стремление Даты к чувствованию чув­ства ради самого этого процесса показывает, что высшие цен­ности человеческой души — вера, надежда, преданность, лю­бовь — полностью отсутствуют при холодно когнитивном от­ношении. Эмоции обогащают, и без них модель ума опресня­ется.

Когда я заметил Гарднеру, что мыслям по поводу чувств, или метапознанию, он придает гораздо большее значение, чем самим эмоциям, он признался, что был склонен рассматривать интеллект с позиции когнитивистики, но при этом отметил: «Когда я только начал писать о личностных умственных спо­собностях, яговорил об эмоции, и особенно в связи с моим пред­ставлением о внутриличностном интеллекте как о некоем ком­поненте, который эмоционально настраивается на тебя само­го. Сигналы, идущие от интуиции, которые вы получаете, — вот что является крайне важным для межличностного интеллекта. Но пока суд да дело, теория множественности интеллекта эво­люционировала, сосредоточиваясь в большей степени на мета-познании» — то есть осведомленности о ментальных процес­сах человека, — «чем на полном диапазоне эмоциональных спо­собностей».

Дэниел Гоулман

Но при всем этом Гарднер понимает, насколько важны та­кие эмоциональные способности и дар поддерживать отно­шения в нынешней суматошной жизни. Он также указывает, что «многие с коэффициентами умственного развития на уров­не 160 работают на тех, у кого этот коэффициент не превыша­ет 100, если у первых низкий межличностный интеллект, а у вторых — высокий. В повседневной жизни общества нет бо­лее высокого интеллекта, чем межличностный. И если вы им не обладаете, то не сумеете сделать надлежащий выбор и ре­шить, на ком жениться или за кого выйти замуж, за какую за­дачу взяться и т.д. А значит, нам просто необходимо уже в школе обучать детей пользоваться личностными умственны­ми способностями».

Могут ли эмоиии быть разумными?

Чтобы лучше понять, каким должно быть такое обучение, нам придется обратиться за помощью к другим теоретикам, принявшим предложенную Гарднером концепцию интеллек­та, среди которых выделяется психолог Йельского университе­та Питер Сейлови, составивший подробнейшую схему путей и способов, помогающих нам привнести разум в наши эмоции. Хотя, правду сказать, в его стремлениях нет ничего нового, по­скольку в течение уже многих лет самые ревностные теоретики коэффициента умственного развития неоднократно пытались поселить эмоции во владениях интеллекта вместо того, чтобы рассматривать «эмоцию» и «ум» как свойственную этой облас­ти логическую несообразность. Так, Э.Л. Торндайк, знамени­тый психолог, посвятивший немало времени популяризации идеи коэффициента умственного развития в 1920-е и 1930-е годы, в статье, опубликованной в «Харперс мэгэзин», высказал мнение, что один аспект эмоционального интеллекта — «соци­альный» интеллект, то есть способность понимать других и «мудро вести себя в сфере человеческих отношений», — сам по себе есть аспект коэффициента умственного развития отдель­ного человека. Другие психологи того времени отнеслись к со­циальному интеллекту с большим цинизмом, рассматривая его

Эмоциональный интеллект

как умение, манипулируя другими людьми, заставлять их де­лать то, что вам нужно, независимо от того, хотят они это де­лать или нет. Но ни одна из этих формулировок социального интеллекта не оказала сколько-нибудь заметного влияния на теоретиков коэффициента умственного развития, и вышедший в 1960 году авторитетный учебник по тестам умственного раз­вития провозгласил концепцию социального интеллекта «ни­куда не годной».

Однако личностный интеллект игнорировать явно бы не стоило, главным образом потому, что он составлен из интуи­ции и здравого смысла. К примеру, когда Роберт Стернберг, другой психолог из Йельского университета, попросил участ­ников эксперимента описать «умного человека», они среди главных характеристик такого человека указали навыки и уме­ния, которыми обладают практичные люди. По завершении более систематичного исследования Стернберг пришел к тому же выводу, что и Торндайк, а именно что социальный интел­лект, во-первых, отличается от академических способностей и, во-вторых, является главной составляющей того, что обеспе­чивает людям успех в жизненных делах. К числу характеристик практического интеллекта, которые столь высоко ценятся на работе, относится, например, восприимчивость такого рода, которая позволяет успешным руководителям улавливать не выраженную словами информацию.

В последние годы все больше психологов соглашается с мнением Гарднера по поводу того, что в центре старых концеп­ций коэффициента умственного развития помещался узкий диапазон лингвистических и математических способностей и что высокий балл в тестах на коэффициент умственного разви­тия прямо пророчил успех в школе или в преподавательской деятельности, однако на него все меньше следовало полагаться по мере того, как жизненные пути отходили от академической стези. Эти психологи, в числе которых были Стернберг и Сей-лови, расширили представление об интеллекте, попытавшись заново оценить его с точки зрения того, что именно нужно, что­бы преуспеть в жизни. Атакой путь поиска возвращает к пони­манию того, насколько важен «личностный» или эмоциональ­ный интеллект.

Дэниел Гоулллан

Сейлови включил принятые Гарднером личностные ум­ственные способности в свое главное определение эмоциональ­ного интеллекта, расширив их до пяти главных областей:

1. Знание своих эмоций. Самоосознание — распознавание какого-либо чувства, когда оно возникает, — есть краеугольный камень эмоционального интеллекта. Как мы увидим в Главе 4, способность время от времени отслеживать чувства имеет ре­шающее значение для психологической проницательности и понимания самого себя. Неспособность замечать свои истин­ные чувства оставляет нас на их произвол. Люди, более уверен­ные в своих чувствах, оказываются лучшими лоцманами своей жизни, меньше сомневаясь в правильности личных решений, начиная с того, на ком жениться или за кого выйти замуж, и кончая тем, за какое дело взяться.

2. Управление эмоциями. Умение справляться с чувствами, чтобы они не выходили за подобающие рамки, — это способ­ность, которая основывается на самоосознании. В Главе 5 мы рассмотрим способность успокоить самого себя, избавиться от безудержной тревоги, уныния или раздражительности — и по­следствия неудачи при овладении этим основным искусством справляться с эмоциями. Люди, которым недостает этой спо­собности, постоянно сражаются с мучительным беспокойством, тогда как люди, ею обладающие, умеют гораздо быстрее при­ходить в норму после жизненных неудач и огорчений.

3. Мотивация для самого себя. Как будет показано в Главе 6, приведение эмоций в порядок ради достижения цели необхо­димо для сосредоточения внимания, для самомотивации и владения собой и для того, чтобы быть способным к созида­нию. Самоконтроль над эмоциями — отсрочивание удовлетво­рения и подавление импульсивности — лежит в основе всяче­ских достижений. Способность привести себя в состояние «вдох­новения» обеспечивает достижение выдающегося качества лю­бых действий. Люди, владеющие этим искусством, как правило, оказываются более продуктивными и успешными во всем, за что бы они ни взялись.

4. Распознавание эмоций в других людях. Эмпатия, еще одна способность, опирающаяся на эмоциональное самоосознание,

Эмоциональный интеллект

77

является основным «человеческим даром». В Главе 7 исследу­ются «корни» эмпатии, социальные издержки эмоциональной глухоты и причины, по которым эмпатия побуждает к альтру­изму. Люди, способные сопереживать, больше настроены на тонкие социальные сигналы, указывающие, чего хотят или в чем нуждаются другие люди. Это делает их более подходящими для профессий или занятий, связанных с заботой о других, на­пример, для преподавания, торговли и управления.

5. Поддержание взаимоотношений. Искусство поддерживать взаимоотношения по большей части заключается в умелом об­ращении с чужими эмоциями. Глава 8 посвящена социальной компетентности и некомпетентности и сопряженным с ними специфическим навыкам и умениям. Это те способности, ко­торые укрепляют популярность, лидерство и эффективность межличностного общения. Люди, отличающиеся подобными талантами, отлично справляются со всеми делами, успех кото­рых зависит от умелого взаимодействия с другими; они — про­сто звезды общения.

Разумеется, в каждой из этих областей люди обнаруживают разные способности; кто-то из нас, возможно, вполне удачно справляется со своей тревожностью, но при этом не слишком ловко умеряет огорчения другого человека. Наш уровень спо­собностей, без сомнения, определяется нервной системой, но, как мы увидим позднее, головной мозг удивительно гибок и постоянно учится. Упущения в эмоциональной одаренности можно исправить: каждая из этих областей в значительной сте­пени представляет собой совокупность привычек и ответных реакций, которую — при приложении надлежащих усилий — можно изменить к лучшему.

Коэффициент умственного развития

и эмоциональный интеллект: чистые типы

Коэффициент умственного развития и эмоциональный интеллект — это не находящиеся в оппозиции, а скорее отдель­ные компетенции. Все мы сочетаем интеллект с остротой пе-

Дэниел Гоулман

реживаний; люди с высоким коэффициентом умственного раз­вития, но низким эмоциональным интеллектом (или низким коэффициентом умственного развития и при этом высоким эмоциональным интеллектом) встречаются — несмотря на сло­жившиеся стереотипы — довольно редко. Действительно, меж­ду коэффициентом умственного развития и некоторыми аспек­тами эмоционального интеллекта существует корреляция, хотя и незначительная, чтобы было ясно, что это в большой степе­ни независимые понятия.

В отличие от привычных тестов для определения коэффи­циента умственного развития пока еще нет и, возможно, ни­когда не будет ни одного письменного теста, который позво­лил бы вывести «оценку эмоционального интеллекта». Хотя каждая из его составляющих исследована вполне достаточно, некоторые из них, как, например, эмпатию, лучше всего выяв­лять с помощью выборочного контроля за актуальной способ­ностью человека во время выполнения конкретного задания, получая их в результате считывания чувств какого-либо чело­века с видеозаписи соответствующих им выражений его лица. Тем не менее, пользуясь для того, что он называет «эластично­стью эго», критерием, очень похожим на эмоциональный ин­теллект (он включает главные социальные и эмоциональные компетенции), Джек Блок, психолог из Университета штата Калифорния в Беркли, провел сравнение двух теоретически чистых типов: людей с высоким коэффициентом умственного развития и людей с ярко выраженными эмоциональными спо­собностями. Различия впечатляют.

Чистый тип человека с высоким коэффициентом умствен­ного развития (то есть без учета эмоционального интеллек­та) — это почти пародия на интеллектуала, превосходно ори­ентирующегося в царстве разума, но совершенно не приспо­собленного к обычной жизни. Графики личностных характе­ристик мужчин и женщин слегка различаются. Типичного представителя мужского пола с высоким коэффициентом ум­ственного развития отличает — что, впрочем, неудивитель­но — широкий круг интеллектуальных запросов и способнос­тей. Он честолюбив и продуктивен, предсказуем и упорен и

Эмоциональный интеллект

не обременен заботами о себе. Еще он склонен к критике, ве­дет себя покровительственно, требователен и сдержан, испы­тывает неловкость от проявлений сексуальности и чувствен­ных переживаний, невыразителен, держится особняком, эмо­ционально уравновешен.

Напротив, люди с высоким эмоциональным интеллектом в социальном отношении уравновешенны, дружелюбны и пре­бывают в отличном настроении, не подвержены страху и не склонны к тревожным размышлениям. Они обязательны в от­ношении людей и начатых дел, охотно берут на себя ответствен­ность и придерживаются этических принципов, в общении с другими они доброжелательны и заботливы. Их эмоциональ­ная жизнь богата событиями, но в надлежащих пределах. Они пребывают в согласии с самими собой, с другими и с обществом, в котором живут.

Женщины с высоким коэффициентом умственного раз­вития, естественно, уверены в своем интеллекте, они свобод­но выражают свои мысли, хорошо разбираются в интеллекту­альных проблемах и отличаются широким кругом интеллек­туальных и эстетических потребностей. В них явно угадыва­ется стремление к самоанализу, они часто впадают в тревогу, мучаются сознанием вины, склонны к долгим размышлени­ям и обычно не решаются открыто проявить свой гнев (но вы­ражают раздражение непрямым путем).

Женщины с эмоциональным интеллектом, наоборот, чрез­мерно напористы, откровенны в выражении своих чувств и все­гда довольны собой. Жизнь для них полна смысла. Подобно мужчинам, они дружелюбны и общительны и выражают свои чувства надлежащим образом (и отнюдь не в бурных взрывах, о которых впоследствии сожалеют), и еще они хорошо справля­ются со стрессом. Их умение держаться в обществе позволяет им легко сходиться с новыми людьми; они довольны собой, а потому шаловливо веселы, непосредственны и легко поддают­ся чувственным переживаниям. В отличие от женщин с высо­ким коэффициентом умственного развития они не страдают от тревоги и сознания вины и не склонны погружаться в глубокие раздумья.

Дэниел Гоулман

Нарисованные выше портреты, конечно же, отображают крайности, тогда как на самом деле для всех нас характерны и определенное умственное развитие, и эмоциональный интел­лект, но только «смешаны» они в разных пропорциях. Кстати сказать, польза от таких портретов очевидна, поскольку они предоставляют ценную информацию о том, что каждый из этих аспектов в отдельности добавляет к качествам человека. В за­висимости от того, в какой степени человек наделен как ког­нитивным, так и эмоциональным интеллектом, эти портреты соответственно сливаются. Хотя, надо заметить, из этих двух факторов эмоциональный интеллект привносит гораздо боль­ше качеств, делающих нас намного человечнее.

Глава 4

ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ

Один воинственный самурай, говорится в старинной япон­ской сказке, как-то раз потребовал от учителя дзэн, чтобы тот объяснил ему, что такое рай и ад. Но монах презрительно отве­тил: «Ты всего лишь неотесанный мужлан, я не могу попусту тратить время на таких, как ты!»

Почувствовав, что тут задета его честь, самурай пришел в ярость и, выхватив из ножен меч, крикнул: «Да я мог бы убить тебя за твою дерзость!»

«Это и есть ад», — спокойно молвил монах в ответ.

Пораженный тем, насколько, точно определил учитель вла­девшее им бешенство, самурай успокоился, вложил меч в нож­ны и с поклоном поблагодарил монаха за науку.

«А вот это — рай», — сказал монах.

Внезапное осознание самураем собственного возбужденно­го состояния иллюстрирует принципиальную разницу между тем состоянием, когда человек охвачен каким-либо чувством, и осознанием им того, что это чувство его не туда несет. Сокра­товский наказ «Познай самого себя» подразумевает именно этот краеугольный камень эмоционального интеллекта: осознание собственных чувств, когда они возникают.

На первый взгляд может показаться, что наши чувства оче­видны; однако по зрелом размышлении мы припомним, сколь­ко раз не замечали, как в действительности относимся к тем или иным вещам, или осознавали эти чувства намного позже.

Дэниел Гоулман

Психологи пользуются довольно тяжеловесными терминами «метакогниция, или метапознание» для обозначения осозна­ния процесса мышления и «метанастроение», когда говорят об осознании человеком собственных эмоций. Мне больше нра­вится термин «самоосознание» в смысле постоянного внима­ния к своим внутренним состояниям. При таком осознании на основании анализа собственного психического состояния ум наблюдает за переживанием, включая эмоции, и изучает его.

Это свойство осознания сродни тому, что Фрейд описывал как «ровно парящее внимание» и что он рекомендовал тем, кто собирался заниматься психоанализом. Такое внимание беспри­страстно учитывает все, что проходит через осознание, как за­интересованный, но пока не реагирующий свидетель. Некото­рые психоаналитики называют его «наблюдающим эго», спо­собностью к самопознанию, которая позволяет психоаналити­ку следить за собственными реакциями на то, что говорит пациент, и затем, какой процесс свободной ассоциации про­исходит в пациенте.

Подобное самоосознание, по всей вероятности, невозмож­но без возбуждения неокортекса, особенно речевых зон, настро­енных на распознавание и определение возникших эмоций. Самоосознание — это вовсе не то внимание, которое, подпа­дая под власть эмоций, слишком бурно реагирует и усиливает то, что воспринимается органами чувств. Это нейтральный ре­жим работы, при котором сохраняется самоанализ даже посре­ди бушующего моря эмоций. Уильям Стайрон, похоже, имел в виду нечто вроде этой способности ума, когда описывал свое состояние глубокой депрессии и размышлял о том, что значит «быть сопровождаемым вторым «Я», тем призрачным наблю­дателем, который, не разделяя помешательства своего двойни­ка, способен с бесстрастным любопытством следить, как сра­жается его компаньон».

Максимум, что обеспечивает самонаблюдение, так это хлад­нокровное осознание неистовых или бурных чувств, а как ми­нимум оно проявляет себя в возможности отстраниться от пе­реживания, создавая параллельный поток сознания, или «ме-тапоток», как будто «парящий» над главным течением или ря­дом с ним и дающий понимание происходящего, вместо того