Как меня от экстремизма лечили.

Дня через три после распределения вызывают меня в штаб. Что может быть там хорошего? Ничего, кроме гадостей и подлянок. Прихожу. Сидит там мент, которого все зовут Джабраилыч. Имя не помню, но что-то типа «фистула»… Дагестанец лет пятидесяти. Крупный, видно, что когда-то спортом занимался. На него, пока я одевался, мне успели дать характеристику. « Он пиздобол. Не обращай внимание. Главное гривой кивай. Всё, что он будет говорить – это хуйня. Но во всем с ним соглашайся. Иначе весь мозг тебе выебет!»

— Осужденный Марцинкевич Максим Сергеевич, статья 282…— Начал автоматом доклад.

— Здравствуй, Максим. Ты мне скажи, ты что, скинхед, да?

— Да. Национал-социалист.

— Вот моя задача – она в чем заключается здесь? Чтобы ты вышел отсюда нормальным человеком, а не экстремистом. Ты же не любищь кого? Людэй с цветной кожэй? Правильно? Правильно.

Смотрю, ему вообще пофигу – отвечаю я ему, нет. Сам с собой продолжает разговор. Голову опустил и киваю периодически.

— Негр он цветной? — Я киваю. — Он рождается каким? Черным. Правильно? Когда взрослеет он какой? Черный? Черный! Когда он стареет и умирает у него кожа какая?

— Черная. — отвечаю я, не поднимая головы. Еле сдерживаюсь, чтоб не заржать.

— Значит, негр черный! А вот когда рождается русский – у него кожа какая?

— Белая?

— Нет! Кожа у него розовая! Когда он взрослеет – кожа какая?

— Белая?

— Нет, кожа у него светло бэжевая. Когда он стареет, кожа у него становится такая… пепельная, что ли. А когда умирает, кожа становится какой?

— Не знаю даже…

— Синющно-зеленющной! То есть, что мы имеем? Те, кого вы зовете «белыми» - они цветные. А негры наоборот – одноцветные! Понимаешь, в чем ваша ошибка!

Вот это доказал! Вот это он разложил все по полочкам. Здесь-то расизм можно считать полностью побежденным! Оказывается мы все попутали! Белые-то цвет кожи меняют! Эх, придется негром становиться…

— Да, Джабраилыч, я понял. Раньше с этой стороны не смотрел на проблему…

— Это, подожди, еще не всё! — Вот сюрприз! Продолжение изысканий таежного горца-философа. — Дагестанцев ты, наверное, тоже не любишь?

— Я вообще мало кого люблю, с чего мне дагестанцев любить?

— Вот я дагестанец! А я тебе объясню. Дагестанцы – это самые смелые, благородные, мужественные, спортивные и непьющие люди. Вот у меня сын. Здоровый, крепкий, два метра ростом, все время борется. Он за друзей любому порвет глотку!

Ну, конечно. Из глаз у него вылетают шампура, а из жопы огонь!

— Русские так не делают. Русские друг на друга срать хотят. Вам всем надо брать пример с дагестанцев! Потому, что дагестанцы всегда друг другу памагают, выручают, выкупают. Вот где друзья твои? Ты здесь сидишь, а они где? Разбежались? Где скинхеды? Тут скинхед один сидит. Тихо, как курица, чтоб нигде носа не высунуть. Боится меня. Дагестанцы бы так не сидели!

Нифига, что у него в голове происходит. Интересно! Минут сорок он рассказывал мне, какие дагестанцы честные, благородные, отважные, как они уважают старших, как они помогают старушкам дороги переходить.

— Ты все понял?

— Конечно, гражданин начальник. — быстрее бы вырваться из этого проклятого места! И быстренько вырвать отравленный мозг.

— Иди пока. Я тебя еще вызову. Мы с тобой на эти темы будем много беседовать. Я обещаю, ты выйдешь не экстремист и скинхед. Ты будешь обычный человек.

Неужели правда он будет меня каждую неделю на профилактическую беседу вызывать и срать в голову? Но мне повезло, и про меня он вскоре забыл. Видимо приехали новые преступники, которые должны выйти законопослушными гражданами… Он, скорее всего, посчитал, что мне его лекции, в пух и прах разбивающей теорию расизма хватило для того, чтоб осознать всю глубину своих заблуждений.

Вхожу в ритм.

Зашел еще один парень, татарин Тараз, похожий на обезьянку Абу из мультфильма про Аладдина. Нормальный, с мозгами, вменяемый, но тоже наркоман.

Надо сказать, что на бараке было процентов семьдесят наркоманов. Кто не наркоман - тот алкоголик. Не курил на бараке из ста человек только один я, не чифирил тоже. Спортом занимались несколько человек, но все – козлы. Обычным зекам добра не было заниматься. А если ты и мог взять добро заниматься, то у тебя все равно нет еды нормальной и нет мотивации, чтобы это делать.

Я пошел к нарядчику.

— Зверь, мне заниматься то можно?

— Да, занимайся.

— А где?

— Ну, хочешь вон на заднем дворике занимайся.

Вышел в тот же вечер после проверки, поотжимался, поприседал, пресс давай качать. Все ходят, на меня как на ебнутого смотрят. Мол, нафига тебе это надо?

А у меня прям кайф! Там такие вечера красивые! Над тайгой солнце заходит, облака окрашиваюстя в красный, воздух свежий-свежий, во все стороны уходит бесконечный лес. Орлы, соколы летают. Занимаюсь и думаю:

— Вот это почти уже воля! Как-то приближаюсь к свободе!

Но кровь мне сворачивают. Проходят какие-то уебки, которые видно, что в жизни ничего тяжелее шприца не поднимали, садятся невдалеке на корты и дают какие-то советы. Отжимаешься не так, приседаешь не так, лучше сделай другое упражнение…

Сперва я огрызался, конечно, посылал их, говорил гадости всяческие, подъебывал. Потом понял, что это просто от скуки – они видят новенький, чего-то делает, надо дать совет. Такая натура у тунеядцев, что им надо дать совет.

— Ладно, отъебитесь!

Первые дня три-четыре советовали, потом успокоились. Надоело, видать.

Нашел я где-то кусок рельсы, начал заниматься ей. Поднимал ее перед собой, как «зигхайль» - качал переднюю дельту, «зигхайль» в бок – качал среднюю дельту, ну и, «зигхайль» назад – задний пучок дельты. Тут выходит завхоз, говорит:

— Блин, Макс, так нельзя заниматься железом!

— Почему?

— Потому, что увидят. Доложат в штаб. Не надо железками качаться, геморрой начнется. Вон там, видишь, вышка СДП. Они увидят. Ты занимайся в секции этой железкой, или на брусья вон иди.

— А где брусья-то?

— Вон там, сбоку барака. Они, конечно, не очень хорошие, какие есть. И турник рядом.

Стал заниматься на брусьях. Брусья стоят прямо около курилки. Это новый виток советов и рекомендаций. Потом со мной сначала один начинает заниматься, потом другой. Через пару недель уже на бараке какая-то эпидемия подтягиваний и отжиманий на брусьях по вечерам пошла.

Я нашел себе перчатки строительные, замутил спортивные такие штаны. Вроде как роба с виду, но, на самом деле вшита резинка. Они мне велики на три размера, как раз нигде не жмет. На десять пачек золотой «Явы» выменял кроссовки. Заниматься было удобно, и я занимался, чтобы не потерять форму к выходу.

Сидел в козлячьей секции я дня три.

Тут завхоз говорит:

— Давай, сворачивай рубероид, иди в первую секцию.

— А че там?

— Там козлов нет, ремонт свежий, для мужиков сделали, все нормально, тебе там будет удобно.

— Я здесь привык уже!

— Да нет, это же козлы, а ты мужик, зачем тебе с ними сидеть? Они тебя заебут, иди туда лучше. Тем более, что нужно, чтобы кто-то нормальный в любой секции был. За порядком смотрел. Чтобы все умывались, мылись, грязь не разводили… Они ж вообще все дикие.

— Ну, понятно, посмотрим.

Веселая секция.

Переехал в первую секцию. Там десять шконарей, восемь человек.

Юра из Питера, сел по малолетке, разбой со статьей 111, частью 4. Тяжкие телесные, повлекшие гибель. Наркоман.

Старик Коля Гагарин, не наркоман – алкаш.

Который мне сказал сходу:

— Я сижу из-за скинхедов!

— Даааа? А почему из-за скинхедов?

— Да вот, скинхеда одного порезал, забрал у него 60 тысяч рублей, за это и сижу.

— Даа… нихуя, ты что, скинхедов не любишь?

— Вообще ненавижу!

— А что-то ты пиздишь, походу! Откуда у скинхеда 60 тысяч? Они ж почти все студенты!

— Они на меня напали. Избили, я поехал мстить, нашел одного, порезал, вот у него деньги и забрал.

— Ну, понятно. Так-то, я скинхед.

Раз, сразу в лице поменялся:

— Ну, вот-вот, такие у тебя друзья, старика за таджика приняли! Я с таджиками шел, на стройке работал, там таджиков избили и меня заодно. Я на экскаватор залез, спрятался, и спасся.

— Понятно.

Тут приходит буквально через два-три часа мужик, кочегар. Тоже из Москвы.

— Макс, здорова, пришел пообщаться! — И, мимоходом, — Ну, че Коля, будешь делать-то когда выйдешь?

— Не знаю пока.

— Женщин-то резать больше не будешь?

— Не буду, нет.

— Погоди, он же скинов каких-то резал. — Говорю я

— Да каких скинов он резал, ты чего его слушаешь! Он любовницу свою порезал, она его послала нахуй, он ее ножом затыкал и деньги забрал.

— Ах ты пиздун старый!

— Я же не наврал, это про скинов другая история, меня просто не за это посадили. А тут она ж сама виновата, бросить меня хотела, ну я вот и не сдержался, от ревности и горячности.

— Да-да-да, ах ты пиздабол!

Еще сидел Рогач – наркоман из города Энгельс.

Один питерский Серега, по кличке Субару, дурачок и тоже наркоман. Крал по дачам тряпки, мопеды и садовый инвентарь.

Миша Зубов – тоже наркоман, что-то украл. И его семейник – Костя, тоже наркоман.

Варочная хата! Эти, глядишь – эфедрин начнут готовить. Я думаю, блин, здесь вообще мрачняком каким-то пахнет.

Просидели так несколько дней, тут приезжает к нам мужик с другого барака, Андрюха из Москвы.

Ну с ним разговорились,

— А ты по какой?

— По наркоте заехал. Лечился. Вроде завязал. Главное не сорваться теперь, как выйду.

Рассказал, что лечился как-то в больнице, лежал на той койке с которой только что выписали одного из братьев Самойловых из «Агаты Кристи». Бывший бандит - отсидел за вымогательство в конце 90-х, а щас вот планку опустил. Он более-менее с мозгами, из всей этой тусовки самый, вменяемый и крупный. Даже толстый. При этом мама у него работает шеф-поваром, его нормально греет. Мы с ним начали семейничать. Мне приходит посылка, мы с ним вместе ее и едим. Ему приходит посылка – мы с ним вместе его посылку едим. Это удобнее и ближе к сущности человека. Социальный обмен, коллективизм… Хотя, естественно, у нас были немножко разные предпочтения. У него в посылке больше содержалось майонеза, колбасы и шпика, а у меня больше соевого мяса, сухого молока и детского питания. Ну тем не менее мы это все как-то балансировали, кушали по вечерам. Днем он работал на бирже, я днем читал книжки, занимался на брусьях, приседал, отжимался.

Вечером Андрюха приходил, мы заваривали лапшу в контейнере, заваривали соевое мясо, выливали туда майонез, все это замешивали, закрывали, ставили под подушку. Уходили на ужин в столовую. Но в столовой кормят так, что ты начинаешь чувствовать голод еще до того, как вернулся на барак. Поэтому приходили на барак, нормально ужинали. После этого делали перерыв, беседовали о том, как круто было бы сходить в ресторан, или что бы мы сейчас скушали из блюд домашней кухни. Кишкоманили. Затем садились пить чай с конфетами или халвой или там что другое Бог послал.

Надо сказать, что меня соратники довольно хорошо грели. У меня все время практически было что покушать, и Андрюхе активно помогала мать. Поэтому мы постоянно нормально стояли по чаю, сахару, сахарозаменителю, лапше, салу и соевому мясу.

Вообще, на зоне платежным средством становится все. Натуральный обмен. Конверт с маркой идет за десять рублей, лапша «Роллтон» - пять. Одна слюда чая (слюда - это пластиковая обертка на пачке сигарет) – пять рублей, слюда кофе – двадцать рублей, пачка примы – пять рублей, пачка золотой «Явы» – двадцать рублей, пачка парламента – пятьдесят рублей, сто таблеток сахарозаменителя – двадцать рублей. Цену свою имело все. Что-то на зоне дешевело. Что-то дорожало относительно своей рыночной стоимости.

Самый выгодный «курс» был у сахарозаменителя: затягиваешь пачку из 1200 таблеток и она в цене увеличивается в пять раз автоматически, в то время как вещи – они совершенно обесценивались. Вплоть до того, что за крокодиловые ботинки на зоне просили пятьсот рублей. Черт его знает, откуда они взялись там… Если налик – то за четыреста. Налик вообще очень в цене, но его мало.

Затянуть его можно было через передачу - как-то вложить грамотно. Есть такие губки с кремом, мазать ботинки гуталином. Отклеивают поролон на этой губке, там ручка пластиковая, за которую держаться надо, когда мажешь, а в ней пустота. Туда засовывают тысячу рублей, допустим, суперклеем приклеивают губку назад, запаковывают ее - и вот это опять крем. Кладут в посылку четыре баночки крема, в одном из них заложены бабки. Два раза в неделю выдают по пять-десять посылок. Их не все шмонают и редко что-то находят.

Или через биржу. Родственники, приезжавшие на свиданку могли отдать какому-нибудь расконвойнику, чтобы он эти деньги пронес на зону.

Деньги, ведь, всегда необходимы. Надо было сдавать десять рублей два раза в месяц за уборку туалета - чтобы уборщики ходили и подметали там, чтобы обиженные приходили и убирали говно оттуда.

Плюс двадцать рублей в месяц за уборку продола. Там есть уборщики, которые работают за то, что им платят деньги. У них есть всегда покурить, у них всегда есть чай. И курение, и чифирение вызывает зависимость, а чтобы эту зависимость как-то удовлетворять, приходится работать. Человеку без зависимости намного проще в этом отношении - он может выполнять только обязательные работы и не заморачиваться на потакании своим слабостям. Плюс еще можно заплатить десять рублей, чтобы не идти на 106-ую. 106-ая - один час обязательных хозработ в неделю, пункт уголовно-исполнительного кодекса. Обычно заключается в том, что необходимо идти убирать снег, носить бревна или собирать листья, разравнивать почву на участке нашего барака. Не у всех есть возможность заплатить эти десять рублей, чтобы не идти убирать листья и переносить бревна. Даже десять рублей на зоне это все-таки деньги. Надо, чтобы кто-то прислал, чтобы кто-то с воли о тебе помнил, помогал, грел. Иначе, если ты всеми забыт - будешь делать грязную работу.

Плюс еще надо было сдавать за дежурство по секции: один раз в неделю каждый должен мыть в секции пол. Существует график. Можно мыть самому, а можно заплатить опять же пять рублей, и за тебя будет мыть уборщик. Ты даешь ему пачку сигарет - он все делает. Договариваешься с уборщиками или с кем-то из своей секции, можешь договориться на пять рублей, можешь договориться на двадцать – как сам решишь. Сперва за все внешние сборы я платил, а в секции получалось так, что я всех чаем и конфетами угощал, сигареты давал и поэтому само собой получалось что кто-то мыл, мне не приходилось.

Но как-то сокамерники подняли бунт.

— А че это ты не моешь, а мы моем? Ты плати за уборку сигаретами.

— Ну, блядь, а вы ж сигареты курите, ничего, не выебываетесь!

— Не ну так это вот, ты конкретно тогда давай, что за мытье, а то ты всем даешь, а потом кто-то один моет, а так неправильно!

— Ладно, буду по пачке примы платить. Но не доставайте меня потом «Дай сигаретку», «дай чая», «дай конфету». Мне же выгоднее будет!

Подлый армян.

Через две недели после меня на барак перевели двух нерусских: одного грузина, одного армяна.

И вот, захожу я в секцию.

Смотрю - сидит этот армян, пришел в гости к одному хохлу, и говорит:

— О, здорово, друг!

— Что это я тебе друг-то?

Армян такой лет 45 наверное, толстый, высокий. А пришел я для того, чтобы заварить себе кружку кофе. Пришел с кипятком и кофе засыпаю.

Он мне:

— Друг, угости кофе!

— Когда я тебе другом стал, я не понял?

— Что тебе, кофе жалко?

— Тебе - конечно жалко.

А меня надо сказать что дико раздражают люди, которые знакомство начинают с того, что что-то просят. Если хочешь пообщаться – так ты как-то прояви инициативу, помоги чем-то, чем-то угости, ну как это принято. Но здесь именно с того начинается общение, что «угости чем-нибудь»!

— Слышь, ты мне друг что ли, что я тебя угощать должен?

— А что, не друг?

— Нет, конечно

Взял кофе, насыпал и ушел. При этом хохол, который с ним сидел, объяснил ему, что я скинхед, что мне вообще армяне не нравятся, а те, которые попрошайничают – тем более.

Вечером, перед сном, хохлу говорю:

— Блин, походу, тут в себе все человеческое надо из себя изживать! Как вот ты на воле откажешь - придет к тебе сосед, скажет «дай, пожалуйста, ложку кофе». Ты ему что, скажешь, «пошел вон, охуел что ли?» Нет конечно, дашь. Или там пачку сигарет, стакан сахара, пару яиц… Ничего в этом страшного нет. На зоне же, если ты будешь каждому соседу давать, что он просит - у тебя не останется вообще ничего! И ты это понимаешь буквально через неделю своего пребывания! Каждый раз, когда отказываешь, тебе это внутренне неприятно, ты понимаешь, что все то, что в тебе годами закладывалось, какое-то гостеприимство - все это необходимо изживать, потому что на зоне это не проканает.

Проходит два дня, я про эту ситуацию уже забыл. Тут приходит нам на барак смотрящий по зоне. Старый грузин, на костылях. Ко мне заходит хохол.

— Макс, тебя зовут в восьмую секцию.

Восьмая секция – это как раз та, где у нас там более-менее приблатненные сбирались. Пойду, узнаю, что им там надо.

Пришел - сидит этот смотрящий за зоной, сидит армян, грузин и еще несколько человек. И смотрящий начинает:

— Э, а ты что, я слышал, скинхед, голубая кровь?

— Ну, кровь не голубая. Национал-социалист.

А если разговор серьезный какой-то, то я все время начинал переводить на политические темы и сбивал противника с толку довольно основательно. Потому что НС – это надо уже включать мозги, вникать, в чем суть идеологии.

— Я слышал, ты все людское на зоне изживать собрался?- Я вспоминаю разговор про «все человеческое в себе». Ну, хохол с армяном! Ну, переобули сказанное!

— Да нет, тут фраза-то была другая сказана, что в себе надо изживать все человеческое.

— Это как понять?

Я ему объясняю по поводу того, что невозможно угостить каждого, кто тебя о чем-то просит. А вот этот армян пришел и начал свое знакомство с того, что попросил у меня кофе.

— Подожди. Ты вот так вот сказал? Артур, ты с этого начал?

— Ну так-то да, ну он же…

— Артур, у тебя очень много слов. Выйди отсюда. Дай нам поговорить…

Смотрящий уже понял, что его изначально немножко наебали. И начинаем мы с ним разговаривать. Мол, за что сидишь? Я ему в лучших чертах обрисовал борьбу с наркоторговцами, с нелегальной иммиграцией, за социальную справедливость. Врать я не стал, но какие-то моменты выставил на передний план, какие-то немножко заретушировал, и получилось очень красиво.

Он говорит:

— Блин, так я сам то, сижу потому, что наркотики запрещал продавать на своей территории! Когда не даешь торговать наркотой – ментам сильно невыгодно! А я поставил запрет на наркоту для молодежи, распространителей наказал, меня вот и закрыли!

Поговорили с ним за моральное разложение, за деградацию молодежи. Еще за что-то… Час просидели.

Закончилось тем, что он мне говорит:

— Максим, если что-то, какие-то проблемы – ты ко мне обращайся, если козлы что-то будут под тебя мутить. Я понял, ты парень нормальный. Артуру скажу, что он не прав совершенно.

Ну и ушел. Замечательно, уже и со смотрящим все вопросы урегулированы! Вот подлый мерзкий жирный армян – гондон! Как подмутить под меня хотел! Да не получилось!

Если бы смотрящий был тупее, при такой подаче дела у меня могли быть очень серьезные проблемы. Потому что на зоне главное, не что ты сделал, а как это преподнесут. Сперва принимают решение, а потом уже зовут того на, кого был донос. И с ним уже разговаривают, уже все для себя решив. Как и в наших судах, собственно. Редко удается как-то это все переиграть. Повезло мне.

Разрыв посылки.

Коле Рогачу пришла посылка от мамы. Мама - бедная пенсионерка, сын наркоман, но тем не менее сынок-то любимый. Надо ему помочь, отправить на зону посылочку. Там как обычно: немножко чая, немножко сала, хлеба, колбасы, сигареты, конфеты, пара трусов, плюс несколько пар носков и какая-то еще мелочь. Приходит он на барак с посылкой - это был первый случай, когда при мне кто-то что-то получил. Я увидел, как происходит раздербанивание посылки.

В первую очередь в хату прибежало два шныря: шнырь завхоза и шнырь нарядчика:

— Удели на завхоза!

— Удели на Зверя!

— Давай сигареток немножко, мясного что есть?

— Сало давай, конфет, ну, того-сего…

Понемножку отщипали, убежали. Еще буквально через пятнадцать секунд забегают козлы. Старший дневальный. Вообще на зонах сейчас уже старший дневальный - это и есть завхоз. Там завхоз был отдельно, а старший дневальный – отдельно.

Ну так вот, прибегает он, прибегает кладовщик, прибегает несколько дневальных:

— Че получил?

— Давай-ка сала чуть-чуть отрежь!

— Сигареток отсыпь!

— Печеньями поделись, пюрешки сыпани!

Короче, еще дербанули. Прибегают еще какие-то шныри, все что-то просят, требуют. Сигарет там уже не осталось практически… Коля что-то успел спрятать под подушку, а остальное все забрали. Из тридцати пачек у него осталось буквально четыре.

Прибегает на второй заход кладовщик. Он же один из явочников – так что лучше не отказывать.

— Подгони мне трусы, пожалуйста! У меня, вон, порванные! А тебе двое пришло! Ты мне одни дай! Зачем трое трусов тебе? Все равно не оденешь - одни постирал, в других ходишь.

— Действительно, зачем мне трое трусов? На, держи одни.

Только отдал, тот вышел. Там какая-то такая система информирования происходит при дележке: один выходит и сразу курсует остальных, что у человека есть.

Подходят к нему говорят:

— Че, есть шоколадные конфеты?

— Не нету!

— Это есть?

— Нет.

Он же не покажет в бауле, что у него есть. Но если ты угадываешь, что есть – то можно попрошайничать. И вот тот кто в баул успел заглянуть - сразу передает, тем кто стоит в коридоре в очереди для попрошайничества.

Значит, сразу после кладовщика заходит писарь. Тоже явочник.

— О, халява! Я за трусами к тебе, дружище! Освобождаюсь через неделю!

— Ну, у меня двое было - я один отдал…

— У тебя же трусы есть? Ты в бане взял, постирал, пока до барака дойдешь - они уже высохнут! Зачем тебе двое трусов то?

— Они старые, я в них уже три месяца хожу!

— Крепанись, чего ты, два месяца еще подождешь - там тебе посылка новая придет, сам знаешь, братан!

— Да, блин, нету у меня! Самому надо!

— Я сейчас нормально с тобой разговариваю, а могу же и по-козлячьи попросить.

Ну этому делать нечего, отдает трусы.

Прибегает еще какая-то козлотня. А там уже от сала осталась буквально одна треть. И сигарет осталась одна четверть. И чая больше половины уже унесли. Забрали 3\4 посылки. Да, как-то здесь некрасиво обходятся с мужиками. Ну, собственно такая картина происходила практически со всеми, практически всегда. Мне было немножко проще - так как у меня были нормальные отношения и с завхозом, и с нарядчиком, то козлов я естественно посылал просто нахуй. Они прибегают «а удели это, удели то» Держите слюду чая, несколько конфет и пачку лапши. Все, больше ничего не дам, отдыхай.

Вплоть до, того что придумывали такие схемы: человек идет приносит посылку, при этом говорит что посылка не моя, просто делали на него. Для того, чтобы его не дербанили. Такие очень хитрые схемы по легализации своей собственной посылки. Это, собственно, участь мужиков на красной зоне: ты не можешь послать козла нахуй, т.е. во всем ему отказать. А если ты это сделал, но у тебя нет каких-то рычагов защиты, то дальше идет давление, чтобы в следующий раз такого не было. На все тяжелые работы сразу же начинают отправлять, приехал лесовоз – давай собирайся на баланы, пошел снег – собирайся на снега, полы мыть – собирайся мыть полы, 106-ая становится не раз в неделю, а три-четрые, сколько потребуется. Там прикол в том, что все это официально не фиксируется - когда эта 106-ая проходит. Поэтому могут заставлять тебя ходить на хоть каждый день. А если откажешься – сразу идет докладная, что ты отказался. Это моментально выговор. ШИЗО и никакого УДО не будет. И доказать, что ты вчера только убирал снег у тебя не получиться никогда.

Зампобор-предприниматель.

Узнал я один интересный момент. Мне говорят:

— Ты со всеми подряд то не чифири.

— В смысле?

— Ну, много сухареных обиженных на бараке.

— Я вообще не чифирю, а в чем суть?

— Тут, понимаешь, хуйня такая была, не так давно практиковалась. Был петух один, по кличке Комар, у него было добро от Иван Михалыча у людей деньги трясти. Узнавали где-то на бараке, что у человека есть бабки. Ну, либо у родных возможность где-то деньги достать - человека заводили в кабинет начотряда, опускали хуем по губам и говорили:

— Вот смотри, сейчас ты обиженный. Короче, теперь с тебя 50 косарей и об этом никто не узнает. Уходишь по УДО в максимально короткие сроки. Если нет – просто расскажем всем.

Жизнь сломана. И людям делать ничего не оставалось - они соглашались платить. Одного парня, он тоже из Москвы был, завели в кабинет. С ним этот фокус провернули, он позвонил маме, попросил у нее 50 тысяч срочно перевести. Сказал, что очень нужно. Мама заподозрила что-то неладное, приехала на машине с депутатскими номерами, привезла с собой генерала какого-то, ситуацию эту сразу выяснили. Выдернули парня, он сказал что да, так-то, такое было! Мама пошла к начальнику зоны, там эту ситуацию ему разъяснили и говорят:

— Короче так, сейчас пишем заявление на вот этого петуха, вымогательство раскроем. И надо парня переводить отсюда.

Комара отдали вольным ментам, его стали раскручивать. Парня поставили на теплое место, всё прикрыли. Никто его не трогал и не подводил. Отпустили по УДО через два месяца. Парень, правда, опущен к тому времени был. А петух, когда начали его гуфсиновские опера крутить, дал показания что, он все это делал по приказу Ивана Михайловича, что тот был в курсе, что он с ним делился. Вернули его на зону, Михалыча не тронули. За такое нарушение соглашения Иван Михалыч Комара отправил в СУС. Предприимчивый мент, который и денежки любил повыколачивать, и беспределом заниматься. Ну, об этом я чуть позже узнал.

Пытки в День независимости.

Был день независимости России,12 июня, все менты в зоне, естественно, перепились - как обычно.

И днем меня вызывают в штаб. Я захожу, сидит этот Иван Михалыч и еще один мусор.

— Максим, ты знаешь что-нибудь по поводу убийства журналистки и адвоката в Москве?

— Ну да. Слышал.

— Кто их убил?

— Ну я не в курсе. — и я имел дурость немного засмеяться.

— Ты понимаешь, если я тебя спрашиваю, значит, ты должен знать, кто это сделал! Значит, у меня есть информация, что ты знаешь, кто это сделал.

— Так я не знаю. Я в тюрьме сидел, там полная изоляция, нет возможности, ни позвонить, ни вообще как-либо влиять на происходящее.

— Ты мне не ври, я знаю, что в Москве во всех хатах есть телефоны! Расскажи мне, кто их убил!

— Не знаю.

— Я сейчас сам у тебя спрашиваю, по-хорошему, а могу через других заключенных спросить, там ты все расскажешь. Понял?

— Понимаю

— Ну, иди на барак, подумай пока.

Прихожу, естественно, сразу к явочникам - нарядчику, завхозу:

— Так, сейчас дернули, спрашивают про убийство адвоката и журналюги в Москве, к чему бы это?

- Даа, тут вообще не гони! Если бы на самом деле что-то было, нас бы в первую очередь предупредили! Мы бы уже знали об этом! А так просто, видать, ты разговаривал много. Языком трепался, а кто-то пошел и стуканул, а там всю чушь собирают.

Успокоился вроде. Вечер уже. А тут раз, меня опять дергают в штаб. Неужели продолжение банкета?

Прихожу, меня ждет второй нарядчик, Зуй:

— Макс, помоги игру установить на ноутбук Михалычу.

— А что такое?

— Да вот, какие-то пароли просит, не пускает.

— Фигня. Антивирус пишет, что недопустимая программа. Давай антивирус выключим, комп перезагрузим, и игру поставим.

— Давай, делай!

Сижу, копаюсь, заходит Иван Мыхалыч. Ну, я сижу, вроде работаю.

— ВСТААААААТЬ!

Вот блин, ну что такое? А Зуй мне в бок «встань встань Макс, ну ты чего». Встаю, а он мне:

— Что не здороваешься с администрацией?!

— Здравствуйте. — Гондон ты тупой, здоровался буквально три часа назад с тобой.

— Что, игру поставили?

— Нет еще.

— Не умеешь что ли? А чего сел? Нахуй компьютер вырубайте мне, складывайте.

Он пьяный, как слесарь в пятницу вечером. Ушел.

Мы компьютер выключаем, я его сложил, и говорю:

— Мне тебя ждать, вместе на барак пойдем?

— Нет, ты один иди.

— Все, давай.

Выхожу на улицу, а там стоит Михалыч с СДПшником разговаривает. Увидел меня, посмотрел злобно. Я прохожу мимо. Надо быстро на барак срулить, пока не началось чего, чувствую что-то нехорошее.

Слышу:

— УПАЛ!

Что «упал»? Наверное, не мне. Иду к локалке, не поворачиваюсь. СДПшник догоняет, хвать меня за плечо:

— Давай-давай, иди сюда, куда ты пошел!

Ну хрен с ним, подхожу на плац опять.

Михалыч:

— Упал! На корты сел! Руки за голову!

Наверное, я зря с ним не поздоровался, когда он заходил. Руки за голову, сижу на кортах. Он поднимается на перила лестницы, стоит, курит.

— Ну, че, сука, нацист, что ли?

Ну, я сижу, молчу.

— Ну, я нерусский, хули ты мне сейчас сделаешь?

— Да ничего не сделаю.

— Правильно, нихуя ты не сделаешь. Потому что тебе пизда!

Думаю, нехорошо эти слова слышать, от мента. Потому что именно этот мент на зоне – царь и бог. И чувствую - такой наебок по хребту – бааац! По шее – бац, бац, бац .Один удар, второй, пятый. Не очень сильные удары, но их много, и уже больно становится. Очки, естественно, в грязь улетели сразу. Я сижу на корточках на краю плаца, лицом к газону. По идее там газон, но по факту - разровненная земля. Мало того, прошел еще дождь, там здоровенная лужа передо мной. Сижу, туда смотрю, думаю: вот блин, какая нехорошая ситуация… надо было здороваться!

Этот с крыльца кричит:

— Ну че? Вспомнил, кто адвоката убил?

— Нет, гражданин начальник, я не знаю!

— Ты, сука, знаешь! Ты мне, сука, сейчас все расскажешь!

Меня продолжают долбить. Я сижу, не пытаюсь как-то сопротивляться. Собралось СДПшников человек шесть. Я понимаю, что, в принципе, проще потерпеть немного - как обычно, попиздят и успокоятся. Потому что у одного там шансов нет что-то сделать, и понятно, что на помощь никто не придет. Ладно, сейчас он наиграется и отвалит. Надеюсь.

— Ну что, вспомнил?

— Да не, я не знаю!

— Кто убил, тебя спрашивают!? — Удар сзади по голове.

— Я не знаю. — Ещё удар.

Поставил он свои вопросы и так, и эдак. Раз пять спросил. Подходит, ко мне, встал рядом, посмотрел, ударил в ухо.

— Не знаешь?

— Не знаю.

— Ну, по губам его. И на пятый барак списать.

Я думаю, что значит по губам? Поворачиваю голову, а там зек стоит и хуй уже вытащил. Вот пидор! Я понимаю, что еще немножко – и вот он, ему сделать два шага в мою сторону, и он мне может по губам хуем брякнуть. Я сразу вскакиваю.

— Так, давай, сел на корты!- Орет Михалыч.

— Нет, не сяду.

— Упал на корты, я тебе сказал!

— Да нет, не сяду.

— Я тебя убью сейчас здесь!

— Убивайте, пожалуйста, я не сяду! Лучше уж умру!

— Да ты вообще ебнутый!

Хвать – начинает меня валить. Но при этом они ниже меня ростом, весит меньше, с пузом, и пьяный. И получилось так, что его попытка меня уронить закончилась тем, что он просто упал в лужу. СДПшники все напряглись. Это, по сути, нападение на администрацию. Все. Начальник упал в лужу лицом! Вскакивает, злой, на меня смотрит. Опять меня валить начинает. Я уже в голове подсчитываю: это уже полюбому ЕКПТ, полюбому нападение на администрацию, дополнительная статья, это щас такие пиздюли меня ждут! Все в голове проносится за доли секунды. Ладно, главное чтобы не выебли! Это тоже очень реально!

Тут опять удар по роже - смотрю козлы уже приближаются. Я от мента отпрыгнул, в стойку встал. Что делать-то? Надо драться – дело пахнет жареным, хотят чести лишить! Ко всем локалкам народ уже собрался - вся зона смотрит. Штаб почти в центре зоне и всем, собственно, происходящее видно. Из санчасти уже выглядывают, из окна штаба какие-то дневальные смотрят, народу дофига. Но никто помочь не пытается. А козлы, понятное дело, за своего начальника пойдут сейчас в бой. Хотя все дрищи, но их много.

Начальник опять на меня прыгает. Так, надо мне упасть лицом в грязь. Подальше в лужу, и чтобы меня не смогли перевернуть. Может он и сам туда не полезет. Ногами попинают и хрен с ними. Я прыгаю в лужу вместе с начальником - он в меня уцепился и туда же упал. Сразу раз – руки растопырил, рожу вниз опустил, прямо в грязь. Чувствую, он сидит на спине у меня, пытается перевернуть, но так как сам жопой меня придавил, а я раскинул руки и ноги – у него ничего не получается. Подбежали СДПшники. Тоже дергают в разные стороны, но видно, толи не умеют, толи энтузиазма нет, толи боятся - все-таки полный беспредел происходит…

Короче, минут пять меня пытались перевернуть как-то, заломать. Нихрена не получается. Я вырываюсь и дальше за землю держусь. Голову поднимаю – смотрю, а этот стоит с достаным хуем. Это был боевой петух Михалыча. Конкретно петух, который дрессирован на то, чтобы опускать людей по приказу: кто-то напился – все, по губам, кто-то грубанул начальнику – по губам, списываем. Схема была уже отработанная

Пять минут Михалыч со мной поборолся, и говорит:

— Так, ладно, знаешь, кто убил?!

— Нет, не знаю.

— Говорить будешь?

— Да буду я говорить. Я же говорить-то не отказываюсь!

— Все. У тебя последний шанс. Говори, давай!

Отпускает меня и уходит. СДПшники меня сразу поднимают, дают мне очки.

— Давай-давай-двай, бегом за ним, поговори! Может вылезешь!

Я бегу за мусором, он говорит:

— Ну че, щас я дойду до вахты, и там решится твоя судьба. Ты думай, что от тебя требуется.

У меня лихорадочно мысли бегут. Что мусору-то от меня надо? Понятно, что не узнать, кто Бабурову и Маркелова убил, потому что это, ясно, ему до пизды. И я это знать не могу.

— Что, деньги нужны?

— У меня денег у самого дохуя! Я тебе сам заплатить могу.

— Ну а что надо-то? На должность чтобы я что ли встал? Я и так не блатую. Что хотите-то, я не могу понять? Скажите, чего нужно? В чем суть?

— Нет, это ты должен знать, что от тебя надо.

— Я не пойму что от меня надо? Я реально не понимаю.

— Ты че, ваще тупой что ли? У тебя образование есть?

— Да, есть.

— Какое? Юридическое?

— Нет. У меня строительное. Я инженер.

— Ну ты дурааак! А у меня юридическое.

Ну, ты пидор, ну юридическое, так юридическое, у тебя. Не было б козлов кругом – тебе бы никакое образование не помогло!

Как меня от экстремизма лечили. - student2.ru

Подходит мы с ним к вахте с этими разговорами непонятными. А вахта – это выход с зоны.

И туда уже сбежались явочники, председатель СДП. Там уже нас ждут.

— Так, парни, короче, объясните ему по поводу режима. И все у него узнайте.

— Понятно, Иван Михалыч, сделаем.

Михалыч ушел дальше пить водку на волю, а меня привели в баню.

Может помыться дадут? Мне надо простирнуться - штаны все грязные, роба грязная, феска грязная, очки в грязи все, на шее уже горб вырос от ударов, и он тоже в грязи!

Заходит Сава, это мой завхоз, он же на зоне один из главных явочников:

— Максим, ты руками, короче, меньше маши.

— Так это, ты же сам видел, я и не махал, Михалыч упал сам.

— Я видел, ты вообще руками-то не маши сейчас.

— В смысле?

— В смысле, блядь, сейчас потерпи немножко.

— Что «потерпи»?

— Ну, сейчас хуйня будет. Все нормально будет, тебя не выебут.

Ну, не могу понять что он имеет ввиду, сижу раздеваюсь.

Он мне:

— Раздевайся, раздевайся.

— Да, сейчас мыться пойдешь после этого.