Права человека: юридические аспекты

Теперь – пункт, к которому хотелось бы привлечь внимание.

Возвышение прав человека во второй половине XIX в. (во всех указанных ранее характеристиках) – это, наряду со всем другим, не что иное как обрете­ние ими особенностей юридического права.

Эти особенности имеют два аспекта.

Во-первых, придание неотъемлемым правам чело­века непосредственно юридического значения и дей­ствия – основы юридически значимых последствий.

Существенный шаг в данном направлении был сде­лан уже в первые послевоенные годы. В декабре 1948 г. ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека, юридически на международно-правовом уровне закре­пившую эту, ранее в основном декларативную, катего­рию.

Затем конституции ряда европейских стран (при­том – знаменательно! – прежде всего стран, испы­тавших "на себе" ужасы фашистской тирании – Герма­нии, Испании, Италии) сообщили правам человека, в первую очередь, основным, фундаментальным, непос­редственно юридическое действие и плюс к тому – приоритетное значение во всей данной национальной государственно-юридической системе.

Во-вторых, – и этот момент наиболее важен – права человека через национальное законодательство и юридическую практику стали постепенно воплощаться в юридических конструкциях и специфических право­вых принципах, т. е. обретать особенности, которые ха­рактерны для материи, "тела" позитивного права. И, стало быть, входить в новое качество, становиться объективным правом – правом человека.

Последний пункт представляется особо важным: он знаменует качественный поворот во всей проблематике прав человека.

Право человека

Категория "право человека" – принципиаль­но новая. Она характеризует иную плоскость право­вой действительности и ее понимания, нежели понятие права человека , трактуемое только в "личностном" ракурсе, т. е. в значении прав личности (хотя последнее – исходное звено, важнейшая и определяющая ее со­ставляющая).

Здесь уместно напомнить азбучные положения на­уки, в соответствии с которыми "право" в юридической области выступает в двух качествах – "субъективных прав" и "объективного права".

Права человека в общераспространенном их пони­мании - - это категории "личностного" порядка – субъективные права, т. е. возможности конкретной лич­ности, субъекта. В эпоху Просвещения и в последую­щее время, вплоть до середины XX в., они так и пони­мались, более того – в принципе не имели юридичес­кого характера, выступали в качестве некоего духов­ного начала, требований естественного права, имею­щих преимущественно идеологическое, гражданствен­ное, моральное значение.

Обретение же правами человека непосредственно юридического значения и действия (и тем более их воп­лощение в юридических конструкциях и специфичес­ких юридических принципах) означает, что они возвы­шаются до уровня объективного права – про­цесс, в результате которого и они сами, права челове­ка как субъективные явления, становятся полнокров­ными юридическими правами, со всем набором юриди­ческих средств и механизмов.

Такое преобразование, резко меняющее соци­альный и юридический статус рассматриваемой катего­рии, обусловлено с юридической стороны тем, что пря­мое юридическое действие прав человека в качестве юридически исходного и вместе с тем определяющего звена означает их непосредственное признание судами. И значит – сообразно процедурам демократического общества, вступление в "работу" других звеньев юри­дической системы, когда постепенно, звено за звеном начинает реально действовать объективное право в це­лом, весь комплекс его средств и механизмов. Да так, что в конечном итоге перед нами возникает новое каче­ство. Явления из области сугубо субъективного поряд­ка возвышаются до уровня объективного права.

Именно здесь, по всем данным, перед нами – сво­его рода кульминация, итог принципиально нового из всего того, что способно качественно обогатить совре­менное понимание прав человека. Сама постановка воп­роса о праве человека как об объективном праве – переключает общие, нередко сугубо декларативные формулы в разряд строго юридических явлений. И зна­чит вводит сюда, в сферу прав человека, те юридичес­кие механизмы и правовые средства, которые способ­ны перевести устанавливаемые законом юридические возможности (субъективные юридические права) в плос­кость социальной реальности.

С этой точки зрения, надо видеть, что формиро­вание права человека как объективной реальности – это самый главный перелом в мире правовых явлений и правовых представлений, происшедших за всю челове­ческую историю. И соответственно этому (уже по ино­му, более широкому кругу проблем) -- переход от по­нимания права как права власти, исключительно сило­вого явления, сугубо властно-государственного обра­зования к его пониманию как убежища от произвола, института свободного самоутверждения человека, сво­боды и творческой активности людей (сохраняющего вме­сте с тем и даже упрочивающего в указанной основе качества эффективного общеобязательного норматив­ного образования).

Проблемы

В отношении прав человека и обретения им каче­ства объективного права в настоящее время возникли сложные проблемы. Особо острые и болезненные в стра­нах, в которых (после многодесятилетнего господства коммунистической системы) только намечается станов­ление современного гражданского общества, завоева­ны лишь некоторые исходные рубежи для действитель­ного демократического развития на основе культуры прав человека.

Первая действительно острая (но, думается, еще в полной мере не понятая) среди них – это обескров­ливание, размывание прав человека в политической жиз­ни, в науке, в общественном мнении и, увы, в правовых, законодательных документах. Основанием для та­кого "размывания" – как это нередко бывает – стали реальные процессы, происходившие в XIX—XX вв. в человеческом обществе в связи с нарастающей модер­низацией общества в условиях экономических и полити­ческих свобод, гигантским научно-техническим, обще­ственным прогрессом, что потребовало углубления пред­ставлений о правах человека.

К сожалению, развитие представлений о правах человека в немалой степени приобрело экстенсивный характер – выразилось (не без влияния коммунисти­ческой пропаганды и усилий социалистических стран) в расширении каталога этих прав, появлении так называ­емых "прав человека второго поколения", "третьего поколения" и т. д.¹

Между тем, признавая без каких-либо оговорок важность в современных условия всей суммы гражданских прав людей (по большей части зависимых от эконо­мического положения и деятельности государственной власти), необходимо видеть исконную, первородную суть фундаментальных прав человека как таковых. Видеть то, что по исторически исходному значению неотъем­лемые права человека – права прирожденные! – при­званы утверждать самоценность человека, его право на жизнь, высокое достоинство и свободу, его централь­ное место в жизни общества, основополагающие ду­ховные и нравственные начала личности и в этом отно­шении защищать человека от произвола и насилия, преж­де всего – от произвола самой могущественной силы в обществе – власти, ее стремления к всестороннему, тотальному господству в обществе¹.

С этой точки зрения вполне оправдано – как это сделано в ряде конституций демократических стран – выделение и особая юридическая констатация основ­ных (фундаментальных) прав человека. Хотя в то же время нельзя сбрасывать со счета и того факта, под­тверждаемого реальной практикой, что нарушение любых гражданских прав и даже прав, вытекающих из имущественных, семейных и иных конкретных юри­дических отношений, может при известных обстоя­тельствах затронуть и основные права человека, в том числе – право на жизнь, свободу, достоинство че­ловека и др., и тогда, казалось бы, "рядовая" юриди­ческая проблематика переключается на плоскость ка­тегорий и оценок более высокого юридико-гуманитарного уровня.

Акцент на основных (фундаментальных) правах че­ловека тем более важен потому, что именно с ними сопряжены наиболее значимые и острые проблемы со­временности. В том числе и те, которые касаются "не­гативов либерализма", других отрицательных явлений современности. Того, в частности, что обретение людь­ми персональной свободы, раскрепощение личности, всплеск ее активности и связанная с этим взрывная мо­дернизация общества, зигзаги капиталистического раз­вития, магия потребительства - - все это, как оказа­лось, сопровождается также и негативными явления­ми, вызывает к жизни новые социальные трудности и беды. С особой силой они обрушились на людей в XX в., обернулись в условиях наследия прошлого истребитель­ными мировыми и "малыми" войнами, глобальными эко­номическими потрясениями, кровавыми тоталитарными режимами, вакханалиями насилия и террора, – край­не острыми на почве идеологических догм, этнических страстей, распада империй, жажды присвоения власти и собственности, изощренных потребительских благ. В такой обстановке произошло "новое" (после режимов традиционных обществ) возвеличивание государствен­ной власти, повсеместная ориентировка на "реальные политические интересы", на всемогущество государства, а отсюда – на некое "оправдание" ущемления статуса и прав личности, подспудная, а подчас открытая смена приоритетов в шкале социальных ценностей, все боль­ший расчет на самоценность политических институтов как таковых, "крепкой государственности", "держав-ности", силовых ведомств.

В этой обстановке, переходящей в XXI в., в новое тысячелетие христианской эры, оказалось в высшей степени важным не только восстановление и сохране­ние категорий неотъемлемых прав человека в их искон­ном, истинном, первородном значении (и не только, надо добавить, их развитие и конкретизация именно в таком исконном значении), но и углубление самого их пони­мания, раскрытие и утверждение новых граней в пред­ставлениях и практической деятельности и, прежде все­го, – в плоскости соотношения фундаментальных прав человека с политической властью.

С этой точки зрения высокий смысл есть в консти­туционном развитии европейских стран, переживших в 1920—1940 гг. ужасы фашистских режимов, – Герма­нии, Испании, Италии. Именно в этих странах, как уже упомянуто, в отличие от всех других государств, каза­лось бы с предельно совершенными, устоявшимися де­мократическими порядками, сразу же после крушения в этих странах тоталитарных фашистских режимов, в первых же послевоенных конституциях выделены в ка­честве решающей и действенной гарантии против тота­литаризма "основные права человека". И главное – ос­новные права человека в конституционных текстах ука­занных стран поставлены на первое место (внимание! -впереди общих деклараций и положений о государстве!), что придало этим исходным гуманитарным нормам основополагающее значение в построении и в функцио­нировании всей государственно-правовой системы.

Попытка подобного же рода при подготовке рос­сийской Конституции не реализовалась. Заглавная ста­тья конституционного проекта, предусматривающая непосредственное юридическое действие прав челове­ка, оказалась после аппаратных "доработок" перене­сенной в главу вторую, а первое место в тексте заняли положения о государстве (но она все же есть – ста­тья 18 Конституции России! – статья, предусматрива­ющая, что права и свободы человека определяют "смысл, содержание и применение законов, деятель­ность законодательной и исполнительной власти"; и это позволяет в борьбе за права человека опираться на вы­сокозначимое конституционное основание).

В качестве следующей крупной проблемы в облас­ти прав человека следует указать на необходимость, обусловленную требованиями времени, повышенного об­щественного внимания к определенным группам прав человека, их более четкой и строгой юридической кон­статации, возвышения на более высокий уровень пра­вовой защиты.

Здесь прежде всего имеется в виду такое фунда­ментальное право человека, как свобода слова (а в этой связи и о частных ее проявлениях гласности и "про­зрачности" государственной жизни). Факты жизни, в том числе, последнего времени, показали, что от реальности этого фундаментального права, от придания ему приоритетного значения решающим образом зави­сит общее состояние демократии в обществе. Отсюда – острая потребность разработки и введения в действия юридически отработанных мер, обеспечивающих авто­матическую и жесткую реакцию через механизмы пра­восудия на каждый случай ущемления или умаления этого фундаментального права человека.

Еще одна проблема такого же свойства. Среди неотъемлемых прав человека в настоящее время все большее значение приобретает право, реализующее самоценность человека, – право на жизнь. Увы, имен­но так, - - в отношении, казалось бы, самой первой и простейшей, по сути элементарной, само собой разу­меющейся основы статуса личности приходится гово­рить как о предельно актуальной (и чуть ли не юриди­чески утонченной) характеристике гуманитарных прав в современном их понимании.

Между тем, при всей важности всех других совре­менных трактовок прав человека, один из непреложных выводов в рассматриваемой области из кровавых войн-боен XX в., жутких последствий тоталитарных режи­мов 1930—1940 гг. (с газовыми камерами, коллективной ответственностью, уничтожением этнических групп на­селения, расстрелами "по спискам", гулаговским кош­маром, государственным террором) состоит как раз в придании абсолютного значения праву каждого челове­ка на жизнь. Причем в самом точном и строгом смыс­ле – таком, когда абсолютное же значение приобрета­ет недопустимость "убийства вообще", лишение жиз­ни, физического уничтожения (ликвидации) человека кем бы то ни было, в том числе государством, любой иной силой, какие бы мотивы и основания – идеологи­ческие, политические, нравственные – ни приводились в оправдание такого рода акций.

Отсюда – справедливо возобладавшая в последние годы линия на недопустимость терроризма во всех его разновидностях (индивидуального, группового, государ­ственного). И одновременно – все более и более утвер­ждающееся в современном мире (и в немалой мере уже реализованное в демократически развитых странах, кроме США), при всей противоречивости проблемы и мощ­ных контрдоводов, императивное требование об отмене смертной казни как меры наказания за преступления, определяемой ныне многими правозащитниками как "убийство под прикрытием закона".

И отсюда же -- все более крепнущее (пусть пока не всегда строго формулируемое) убеждение о недопу­стимости использования при решении внутригосудар­ственных проблем методов войны, когда – пусть даже в сложных, критических ситуациях, но в условиях мир­ного времени – вступает в прямое, полномасштабное действие регулярная армия с ее тяжелым вооружени­ем, рассчитанным на массовое поражение людей. И ко­нечно же, с рассматриваемых позиций – необходимость новых, более строгих и жестких оценок, а в этой связи подходов к "явлению войны вообще", с ужесточением "законов войны", норм о военном и чрезвычайном поло­жении, гарантий и ответственности в этой критической сфере человеческого бытия, которая по мере челове­ческого прогресса обречена в перспективе на то, чтобы перейти из области "возвышенного и героического" в область "гуманитарно-терпимого", допустимого лишь по жестким критериям "крайней необходимости".

Не будет лишним иметь в виду при этом и то, что сама оправданность "уничтожения человека", объявля­емого врагом ("врагами народа", "террористами", "троцкистами-бухаринцами"), представляет собой один из основных постулатов сугубо коммунистических, боль­шевистских трактовок права. И соответственно недопу­стимость такого постулата – важнейшим началом пра­ва современного гражданского общества. В этой связи, как показывают события последнего времени, безоши­бочным показателем (тестом-индикатором), свидетель­ствующим о реальной приверженности того или иного лица истинным началам прав человека либо об испове­довании им идеологии силового характера, является сам факт, допускается ли этим лицом, во имя каких угод­но "высоких" целей, сама возможность физического уничтожения людей, объявляемых без суда и совре­менных процессуальных процедур "врагами народа и государства", "бандитами", "преступниками".