Чудеса от Бога скромны и незатейливы

Интервью на тему «Чудеса и мистики»

– Андрей Николаевич, скажите, вы всерьез верите во всё это – в магию, чудесные исцеления, сверхъестественные способности? Подобные вещи вообще существуют в том мире, в котором живете вы, и если да, то какое место в нем они занимают?

– Только что – промысел Божий – перед этим интервью смотрел передачу про Афон. Сидит Русский монах и говорит: «На Афоне есть старинная традиция: если вам вдруг начинают являться какие‑то чудеса на этой святой земле, то они – прелесть. С огромной долей вероятности, это – не Божий промысел. Почему? А потому что – а кто вы такие, чтобы вам являлась Богородица или с вами разговаривал Христос? Что за святостью такой вы просияли?» Единственное чудо, в которое дОлжно верить – Воскресение Господа нашего, совершившееся по предсказанию Его.

Всё, что нас окружает в Православной культуре, крайне скептически относится к чудотворению, к поразительным проявлениям потустороннего мира, даже вне зависимости от его окраски, то есть от того, носят ли они демонический характер либо ангельский. Потому что по серости нашей, по отсутствию духовного опыта, трудно нам, мирянам, определить, в чем разница, а еще более трудно определить источник этих вещей.

Святые Отцы говорили, что диавол явится в виде Христа – да что тут такого? Под любой маской! И здесь, если вы видите проявления чего‑то вами не понимаемого, простейший способ отношения к этому – Крестное знамение и «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Пречистой Твоей Матери и всех святых, помилуй нас! Аминь!» Иисусову молитву сотворили, перекрестились, и так, через Крестное знамение, пытаемся от этого чуда отойти. Потому что Благодать Божия – это Вера Христова, а не фокусы.

Если вам нужны чудеса – это безверие! Вера – дар Божий, и не требует он доказательств, кроме того, что сердце ваше поёт от ощущения Бога. И никогда не перепутаешь это прикосновение Бога к вашему сердцу. Когда Дух Святой над нами, когда молитва общая сотворяется, и слезы в храме льют так, что даже как‑то и неловко. Мужчина вроде взрослый. А вот как грязь из тебя вытекает, когда Господь милует и дарует те самые слезы, которые душу нашу от скверны очищают по молитвам нашим.

Что же касается «чудотворения» в кавычках, которое происходит в миру, то есть для этого крайне простое объяснение, которое низводит весь этот мистический флёр к нулевому ординару: всё, что нас окружает, наполнено энергией. Абсолютно всё. Меня поразило, когда физик, рассказывая о коэффициенте полезного действия в каком‑то научно‑популярном фильме, сказал, что если бы мы использовали КПД горения спички в полной мере, то энергия была бы столь поразительна на своем пике, что мы смогли бы двигать горы. Энергией одной спички! Но практическое (реально исполнимое) КПД ее крайне мало. Однако только что в этом кусочке древесины находилась энергия, которая была, по крайней мере, в состоянии вызвать сам процесс горения – огонь, который есть четвертое и самое таинственное состояние вещества! Только что в этом кусочке материи находилась энергия, при полном использовании которой мы могли совершить столь поразительные, если верить этому физику, действия. Путь к этим энергиям и есть оккультные поиски теософов и мистиков.

В каждом предмете, в каждой частице, которые нас окружают, есть нечто, что при определенных обстоятельствах может вызвать осязаемые проявления. Но один нюанс: это всё – в царстве князя мира сего. Единственное чудо, которое мы ждем – это чудо Воли Христовой, Воли Бога над всеми нами, когда Воля Божия совпадет с волей человека, что означает в Православном понимании святость. Всё остальное по Евангелию (Мф. 12: 39) – это способ очарования демонами мятущейся в грехе души – оккультной примененное™, когда через прельщение всеми этими чудесами мы отдаем душу диаволу. Не более и не менее. Демонизм – это ступень перед сатанизмом, когда увлеченность оккультными явлениями отрицает Бога, к которому мы не обращаемся, обращаясь к Его антиподу – он с легкостью подарит вам плод познания. Мы делаем таким образом выбор, отрицающий Бога. Вопрос: стоит ли оно того, чтобы подвергнуть свою бессмертную душу столь жестокому испытанию и отдать туда, куда мы ее ввергнем, если мы будем прикасаться к вещам непозволительным?

Более того, в этом можно сомневаться, об этом можно иметь свои собственные мнения, и замечательно, и слава Богу, но есть мнение Отцов Церкви, говорящих о том, что не позволительно и не дОлжно для Православного человека. И здесь любые ваши мысли – отличная вещь, и они более чем нужны, но опираться в суждениях своих надо на данные Богом и разъясненные Церковью законы мира, а не на ваше суетное толкование действительности. А по закону Божиему, по Святоотеческому Преданию, мы знаем, что оккультизм, колдовство, магия и чародейство – всё это от лукавого, сеть ловчая.

Мне часто говорят: «А вот вы верите в это всё?!» А я вам могу сказать: веруя в Бога, я признаю и существование падшего ангела, нет тут противоречия, более того, видел дело рук его. На моих глазах девочка умирала, когда один нечистоплотный человек в отместку украл её ботинок, отнес его цыганкам, они насыпали туда земли, взятой с могилы, и у этой девочки начались месячные, которые не прекращались в течение месяца. Она потихоньку уходила, истекая кровью. Ее проверяли, ей делали анализы, пытались лечить, она бодрилась, как могла, но она уходила. Она умирала, мучительно умирала. До тех самых пор, пока за нее истово не стали молиться, и тогда всё встало на свои места.

И тут вопрос такой: а как же так Господь всё это попущает? А Он именно допускает! Если мы не идем к Нему, то Он не собирается нас уговаривать. Это та самая свобода, которая дана каждому человеку: выбрать самому, и тем самым сдать или не сдать экзамен. Выбрать, что же именно он хочет получить, какую награду: диавольское расположение или Царствие Небесное? Какие‑то сверхъестественные способности в мире земном или Благодать Рая на небесах?

Стоит ли рисковать своей душой для того, чтобы удивить публику своими способностями? Природа их сомнительна, а порой и откровенно пугающа. Особенно, когда обладает ими человек далеко не святой жизни. Когда зачастую он из‑за этих способностей прозябает в звездной гордыне, даже если они были даны ему не по просьбе, а по умолчанию? Ну, родился человек с какими‑то особенностями! Да ради Бога! Только не лукавь, не бравируй ими! А молись и проси Бога указать, зачем это было дано, за что и для чего. Уж куда проще‑то? Пример? Нестареющий Кашпировский, ноу коммент – и так всем всё ясно.

Перед каждым человеком в каждую секунду его жизни стоит выбор. А на самом деле выбора‑то и нет. Потому что он очевиден настолько, что я совершенно искренне говорю и не перестану повторять: отсутствие выбора крайне упрощает выбор. Как можно выбрать не Любовь, не Бога, не Благодать, а прелесть ликования толпы? Как можно выбрать смрад, серу и пламень? Как можно быть врагом для самого себя, расточая то, что нужно умножать каждым вздохом? Что может толкнуть человека в столь ужасное событие, как он может забыть о неизбежной смерти физической, а страшнее того – о смерти духовной?

Вот это и есть страх Божий: страх оскорбить Создателя, смятение перед глазами Отца в своей низости, грязи и глупости. Давайте быть умными, и мы станем и честными, и чистыми. Достаточно быть хотя бы умными. В этом есть попросту элемент рациональности. Не делайте глупостей, прошу вас, умоляю, заклинаю. Быть Православным – значит иметь вполне рациональные правила повседневной жизни, сберегающие Душу от лукавого мира. «Хорошим человеком быть выгодно!» (Ф. М. Достоевский)

– Расскажите, пожалуйста, какие наиболее интересные мистические опыты были в вашей жизни? Оказывались ли вы или ваши знакомые в ситуациях, в которых объяснить произошедшее вы не можете до сих пор, уже будучи Православным христианином?

– У меня есть одна особенность, которую я, честно говоря, не особенно афиширую, но она известна людям, которые меня используют как профессионала: я с раннего детства ухитряюсь знать, о чем думают люди, с очень большой точностью приближения. А огромный практический опыт позволяет видеть окончание происходящих событий, то есть я предвижу, когда и чем они заканчиваются, и почему. Интуиция зачастую – это неосознанный анализ предыдущего опыта.

Отношусь я к этому с большим скепсисом, и это ужасное испытание, потому что человек думает, что если он не открывает рот, то не слышно, о чем он «кричит». А мне порой такие гадости с закрытым ртом говорят… Такое я слышу, такое я вижу, что так больно, что вроде и реагировать как‑то надо, а как ты будешь реагировать, когда тебе ничего не говорили?

Но это так, отступление. Однажды вдруг остро осознал, что моей жизни угрожает конкретная опасность. Ницше говорил: «Важна не сила ощущений – важна их продолжительность». Эта самая продолжительность меня и спасла. Когда с детства судьба лупит тебя так, что шерсть клочьями летит, и вспоминаешь только ужасы, не помня радости… А значит, чувство предстоящей, познанной опасности не деморализует, а мобилизует все ресурсы на борьбу, и принимаешь возможность собственной гибели с холодным цинизмом, понимая, что жизнь – это хрупкое, суетное занятие и оно конечно по сути своей. Это позволяет воспринимать мир объективно, а не через истероидную призму страха. Меня это спасло – и Слава Богу за уже прожитые мною ужасы!

…А тогда я был в бане, под душем, и думал: «Ну ладно, что ж, если уж так суждено, то пусть случится…» Причем, не зная совершенно, что, когда должно случиться, почему, зачем? Стою и думаю: «Вот уже сыну у меня пять лет, не совсем маленький, не так страшно будет, деньги какие‑то к тому же останутся…» Потом останавливаю себя и говорю: «Стоп‑стоп‑стоп! Ты чего, ты о чем? Уймись! Что случилось?..» В эти моменты, когда подобное происходит, поневоле задумываешься о своем психическом здоровье, хочется по‑русски сказать: «Да ты гонишь, парень! Ты просто гонишь!» Если кто‑то другой начинает ко мне приставать с подобными вопросами, я обычно говорю: «Дилера меняйте. Не курите эту дрянь, она вас убивает!» Но себе‑то я этого сказать не мог, потому что дрянь я точно не курил.

Я понял одно: надо молиться. Молиться Богу о том, чтобы укрепил, чтобы уберег. Помолился, сразу стало легче, сразу отпустило…

В тот вечер со мной случилось событие, после которого я очнулся через месяц. Сказать, что я чудом остался в живых – не сказать ничего. Каким я остался – это вообще отдельная тема, у меня глаза в разные стороны смотрели, переломано всё лицо, тяжелое сотрясение мозга, которое потом чинили в течение года, синяки под глазами год не проходили. Можете представить мое состояние?

И то, что я чудом остался в живых, ничем другим, кроме Божьей милости, не объяснить. Я говорю это про себя, потому что это – выстраданная вещь. Шутить на эти темы или выдумывать подобные истории, как минимум, вульгарно. Поэтому мне легко об этом говорить: это было со мной. Я почувствовал страшную угрозу, Господь меня надоумил, я обратился к нему с молитвой – и Он спас меня. В который раз. И этих спасений было на моей памяти штук семь, когда я понимал, что ничем иным, как Божиим промыслом, их не объяснить. Ну, у меня профессия такая, всё, что со мной связано, всегда было на острие чего‑то.

Самые яркие события, происходящие с людьми, – это события, которые случаются на войне. Напомню: в окопах атеистов нет. И люди, рассказывающие о чудесных спасениях на войне, всегда говорят, что только милостью Божией произошло то, что оставило им жизнь. И слава Богу.

Еще могу рассказать об одном уж совсем удивительном событии. Я пытался бороться за зал. Это был далекий 1997 год. Я – человек без денег, по сути нищий, не имеющий никого в Петербурге, никаких возможностей, никаких знакомств и связей. Я пытался построить тот самый зал на Ушинского, который сегодня все знают. И вдруг тренер, которого я привлек на работу, посчитал, что в состоянии меня оттуда какими‑то интригами выдавить и занять мое место. Это был бывший офицер, дедушка, ничтожный и пьющий. Он бегал и писал на меня доносы руководству института, в здании которого располагался зал. А руководству, видимо, нравилась эта возня вокруг меня, и они активно провоцировали его продолжать ее. Это были «те самые» годы, и люди спросили меня: «А чего ты ему ножки‑то не переломаешь?» А я говорю: «Вы знаете, я брезгую». И не то чтобы я хотел блеснуть своей нечеловеческой святостью или каким‑то благородством, но просто физическая брезгливость не позволяла мне даже думать о том, что я могу или хочу каким‑то образом поступить с этим человеком, ответив ненавистью на подлость. Сознаюсь, был в смятении и думал только: «Да будет всё по милости Божией!», – и пошел к Ксении Блаженной.

Я к ней иду, а на кладбище, где часовня над её могилой, народу как‑то очень много. Подхожу и понимаю, что мне и в храм‑то будет даже не зайти. Я растерялся и спрашиваю у бабульки:

– А что народу так много?

– Так сегодня день памяти Матушки Ксении…

– …Матушка, родненькая, привела, сама привела, именно 6 февраля…

Я как стоял, так и бухнулся в сугроб на коленки, молился и рыдал, как гимназистка, уронив голову на грудь, забыв о людях вокруг, о стеснениях и каких‑то там приличиях.

И удивительное дело: Ксения – Матушка наша – услышала меня. Буквально на следующей неделе приходит тот человек, приносит заявление об увольнении и говорит: « Я устал, мне надоело!» Ну и слава Богу, слава Богу. И ровно в то время появился знаменитый зал на Ушинского, который стал Родиной проекта Koi, одного из самых ярких проектов современной России в области контактных видов спорта. Именно там мы работали над нашим спортивным ножевым боем, там родился Русский взгляд на каратэ, когда мы провели серьезный научный анализ всех технических и тактических канонических решений этого единоборства, который до нас никто почему‑то не делал. Именно в этом зале родилась моя кандидатская диссертация. Всё это было начато с того самого сугроба перед часовней Ксении Блаженной на Смоленском кладбище. Матушка Ксения, моли Бога о нас!

– В своей знаменитой книге «Мужик с топором» вы, среди прочего, рассказывали историю о совершенном вами наложении рук на больное место и об исцелении женщины, предположительно больной раком. В другом случае, на видео, посвященном выбору ножа и демонстрации самых общих приемов обращения с ним, можно видеть, как вы с огромным усилием режете себя через грудь лезвием, при этом оставаясь абсолютно целым, за исключением небольшого пореза на плече. Андрей Николаевич, если это не секрет, какие еще подобные способности или навыки вы практиковали или практикуете в настоящий момент?

– Вы знаете, я уже получил по заднице за всё, что было мною сделано и показано из разряда сверхъестественных вещей, и совершенно обоснованно, осторожность тут более чем уместна. Но меня прощает то, что я говорю о своем личном опыте. Я говорю о том, что было, о том, что есть, причем всегда искренне добавляю, что всё это баловство и глупость – часто на грани дозволенного.

Мой отец был восемнадцатым ребенком в семье. То есть у моего деда, казака Александра Кочергина, было восемнадцать детей, из которых в живых остались только семеро: времена были лихие, сразу после революции. Кстати говоря, дедушке было за шестьдесят, когда в 1931 году родился мой папа, то есть дед был очень здоровый человек. Но, к сожалению, его участие в Первой мировой войне сыграло с ним злую шутку, и он скоропостижно скончался.

Так вот, Господь привел меня в возрасте четырнадцати лет познакомиться со своей теткой, которую иначе, как бабушкой, я не называл, потому что ей было глубоко за восемьдесят, она была одной из старших сестер моего отца. Назвать ее глубокой старухой было сложно, потому что это была крайне деятельная и крепкая, здоровая бабища, которая жила в тайге, в деревне Едет на станции Инголь, в Сибири. И там, в тайге, я столкнулся с поразительной смесью язычества и христианства. Я увидел там именно ту суеверность, которую нам постоянно ставят в упрек господа псевдоязычники, которые, к сожалению, даже и этого‑то ничего не знают.

До ближайшего населенного пункта «два лаптя по карте». Единственная дорога – железнодорожное полотно, по которому везли руду из выработки в горах. Доехать можно было очень просто: забираешься в вагон с рудой, едешь сидя на породе, превращаясь в такого чёртика из «Вечеров на хуторе близь Диканьки», потому что черная пыль от руды. В то время – тридцать четыре года назад – не было сотовых телефонов, милиционер в том краю был приезжий, в общем, было крайне весело…

Поселение это было разделено на две части: деревни Едет и Инголь, что давало повод местным ребятам благополучно драться, причем – где проходила граница между Едетом и Инголем, – для меня так и осталось большой загадкой. Как это выглядело: огромные черные дома из лиственницы, каждому из которых было более ста лет, покрытые дощечками, как кроют в Сибири, приколоченными квадратными коваными гвоздями. Дома эти стояли на песке без фундамента, а вокруг были огорожены реально пятиметровыми заборами. Мне было сказано так: «Если во двор стучат, ты двери не открывай. Вон там наверху есть небольшое окошечко, посмотри, кто пришел». «Почему это?» – удивился я. «А тут вокруг были каторги, а теперь – зоны. Люди бегут, и лучше бы тебе с ними не встречаться». Самое поразительное, что мы действительно встретились. Это были беглые каторжане, живущие в тайге разбоем.

Но разговор не об этом. Моя тетка, она же бабуля, как я ее называл, обладала бытовыми мистическими способностями, которые она выдавала с легкостью, естественной для ее формы жизни. На моих глазах дед отрубает себе большой палец – он был уже очень старым и плохо видел – она что‑то пошептала, примотала палец, висящий на кусочке кожи, к руке… Вечером отмотала тряпку, дед отколупал запекшуюся кровь – остался рубец, палец на месте. Я наступаю на бутылку, пропарываю ногу, она что‑то пошептала – и стекло вышло из моей ноги. У меня начинается дикая ангина – моя тетка показала мне, как поступить в этом случае, и я снял ее минут за десять. Ангина просто прошла, при том что у меня была температура, я с трудом глотал и, честно говоря, уже опасался возможных осложнений.

И она говорила обо всем этом так, как будто просто пересказывала сводку новостей, например: «А у нас через дорогу живет колдовка – вон там, в том доме»… Свиньи там у всех жили на улице, и как они определяли, какая свинья чья, для меня было непостижимо. Там были огромные, просто нереальных размеров хряки, все одинаковые, вольно блуждающие. А в конечном итоге каждый забирал свою, по каким‑то непонятным приметам узнанную, свинью, и забивал ее по осени. Соответственно, все жители, видимо, знали всех свиней. И вдруг моя тетка, видимо, поссорилась с той колдовкой, и говорит: «А меня сегодня по деревне черная свинья гоняла! Прямо черного цвета!» А нет никакой черной свиньи в деревне, нет такой! «Она не грязная была, а именно черного цвета. Я – молиться, Матерь Божию призывать – свинья и отступила».

Потом гонят скотину с пастбища, а скотина моей тетки встает перед воротами и не заходит. Та хватает Библию, начинает что‑то из нее читать, не знаю, что она читала по этому случаю, и корова заходит.

Вот тебе и заговоры, вот тебе и молитвы – всё вместе, сразу. Но поразительная вещь: когда моя тетка читала заговоры, она всегда стеснялась. И постоянно добавляла: «я спроста, а Господь смилуйся!», и мне говорила, что так приговаривать нужно обязательно. То есть она, неграмотная, темная в своей смеси Православия и язычества, подспудно всё‑таки понимала, что просит прощения у Бога за вот эти свои врачевания. И поразительным образом оказалось, что она всё это рассказывала мне неспроста: как она повторяла сама, я был самым младшим из всех ее родственников, и поэтому она считала нужным объяснять именно мне, что и как нужно делать.

И поэтому я, поверьте, имею приличное представление о том, как и что заговаривают, и видел, как это работает. Мне, напомню, было четырнадцать лет, я баловался всем этим. Мне было всё это очень интересным, я многое умел, я был просто number one, и всем нравилось то, что получалось из моих способностей. По руке, не понимая даже, что там за линии и что они означают, я мог рассказать совершенно удивительные вещи, которые поражали милых дам и вызывали легкий припадок обожания. Ну что еще нужно молодому парню? «Хотите, погадаю? Заболело? А хотите, сейчас вылечу?»

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в Тбилиси, я не попытался помочь девочке с опухолью. Кстати, конец этой истории я не знаю, и говорить, что спас ее, не могу. Я знаю только, что опухоль ушла до размера с горошину, хотя была размером с кулак. А я сам начал умирать. То есть Господь взял меня за шиворот, хлопнул об асфальт и сказал: «Слышь ты, понторез! Если ты будешь влезать в мои планы, я тебя уничтожу!»

Бог бесстрастен. Он не злой, и Он справедливый. Доброта Его в том, что Он дарует нам жизнь и ведет по ней, не оставляя нас своим вниманием. Он милует, но Он бесстрастен. Поэтому поняв, насколько бесстрастно я буду уничтожен за то, что вытворяю, я решил для себя, что никогда более этим заниматься не буду. Не от страха, нет: мне просто настолько явно указали, что я решил услышать это указание. Люди делятся на тех, кто принимает «знаки внимания» Небес, и тех, кто воспринимает их с юмором. Юмор Небес штука крайне спорная. Аккуратней с ним. А то ведь так поправят, что потом и головы не найти будет.

Поэтому когда меня спрашивают, «как ты это делаешь с ножом?», я искренне говорю: «А я не знаю. Я просто представляю, что он меня не режет потому, что я чугунный – вот он меня и не режет». Кстати, он всё равно меня разрезал, на руке остался небольшой шрам, хотя совершенно не сравнимый с тем, что могло произойти. Люди пробовали – поизрезались все. Видите, куда их понесло! Видите, что я уже натворил? И что выходит? Вот яркий пример: реальный понторез решил показать что‑то такое залихватское, и что доброго он родил? Что люди поизрезались? Что смешали меня с гуано, объясняя, как я менял ножи, или что я черной магией балую? Я не делал ничего подобного и сейчас вполне способен показать этот номер с ножом, но я не буду этого делать, потому это впадение в прелесть самоторчания.

Собственно, целью «показа» была практическая демонстрация того, что я победил нож, как «опасный предмет», но вряд ли я так же легко смогу победить нож, усиленный человеком, держащим его. Когда идет духовное усиление настолько мощное, что появляется некий тандем сущностей ножа и человека, на это у меня сил может не хватить. В этом вся бессмысленность того, что я сделал: это был, по сути дела, всего лишь фокус, основанный на некоторых небольших и достаточно спорных способностях меня как человека, который имеет об этих фокусах представление чуть большее, чем все остальные. Поэтому я не стану более ничего доказывать и смиряюсь, понимая, что не полезно всё это – ни для Духа, ни для тела.

Да, я могу сделать, например, массаж головы и снять головные боли. Но это настолько просто: нахожу триггеры, то есть те самые валики, которые обозначают мышечный спазм вокруг черепной коробки, тупо их убираю и тем самым выравниваю кровяное давление в голове. Всё! Шаманизм? Да какой тут шаманизм, здесь материализм чистой воды. Да, я могу поправить опорно‑двигательный аппарат, и это тоже легко и просто, и ничего мистического в этом нет – всего лишь народный аналог мануальной терапии. Я могу диагностировать переломы, но что в этом такого, любой нормальный практикующий врач сделает это даже не пальцами, а одними глазами, без рентгена!

Поэтому по отношению к себе я испытываю, прежде всего, совершенно искренний скепсис. Нет большей силы, чем сила Создателя этого мира, и только через Его силу можно творить силу свою, всё «самостоятельное» приведет к падшему ангелу, утопив Душу в гордыне…

Мне привозили пластиковый стаканчик, прожженный на расстоянии поднятой рукой. Говорилось об этом с искренним волнением, а человек, рассказавший мне об этом, не просто достоин доверия, а является большим ученым. Он говорил: «Я это видел! Это было сделано при мне и неоднократно! Но вот что это такое?» Я ответил ему: «Никакой разницы нет. То, что это не божественное проявление – к бабке не ходи! Какой такой исключительной святостью обладал этот человек, чтобы поражать воображение окружающих, пускай даже не широкой публики, подобными вещами? Что, кроме очарования, он вызвал? Кроме трепета по отношению к своей личности? В какую такую светлую сторону он вас повернул? Не гордыня ли это? Гордыня стопроцентная, так что за дерево родило этот «плод»?»

Кто или что дало ему этот дар, зачем и почему? Для смущения? Аллилуйя! Все действительно смущены тем, что он умеет больше, чем они. Все поняли, что есть еще нечто такое, что Бог «дать не смог»! Сомнения в Боге – это и есть первый шаг в падении. Господь попустил случиться такому дару. Так тихонько заткни его и молчи, костры разводи в темном лесе.

Был случай, когда Батюшка Серафим отчитывал мальчика с падучей, изгоняя из него бесов. И Батюшка сказал мальчику: «Ты на пол ложись, на щечку голову положи и глазки закрой, не смотри на меня». И начал молитовку читать. А мальчик маленький, ему интересно было, он глазки открыл, а Батюшка‑то в воздухе висит. А тут вопрос, если Батюшка мог левитировать, отчего же он народ не поражал этим занятным фактом?.. А он пешочком ходил! Сгорбленный после того, как ему спину порубили. И вот таким крючочком к Богу он народу привел столько, что счету не поддается. Захожу в Ставровуни – в греческий монастырь на Кипре, по преданию чуть ли не III века… А монастырь этот такой, что там даже звуков нет. Ты как будто за облаками, на небесах, в Царствии Небесном! Ни птицы не поют, ни ветер не шелестит, ни трава не шевелится, как будто вату в уши напихали. Так вот, в этом монастыре, внутри, в убранстве храма, где стоит животворящий Крест, подаренный ни больше, ни меньше равноапостольной Еленой по возвращении из Святой Земли в Византию, на стене – образ Батюшки Серафима Саровского! Это же как надо было просиять, чтобы греки его изобразили на стене среди Образов Апостольских?

Вот и выходит, что кто от Бога получает дары, тот их стеснительно прячет. А кто от диавола, тот их бесстыдно выпячивает. И сразу понятно, что от кого, для чего и в чем смысл этих вещей. И тут же понимаешь, нужно ли нам это или нет.

Батюшка Иоанн Кронштадтский был столь поразителен в своих свойствах, что в монастыре организовалась секта иоаниток, которые считали, что Батюшка Иоанн – это воплощение Бога на земле. Они пытались прикоснуться к его одежде, даже пытались его кусать, чтобы причаститься его крови. Как он с этим боролся! Жесточайшим образом! Вместо того, чтобы купаться в лучах славы и обожания. И до конца жизни переживал, что его искушает сахар, любит он его в чай класть и спасу от него нет никакого. И что ж ему этот сахар так дался? И ведь и кладет, и кладет, что же такое делается? И в дневниках своих писал: «Ну что же такое, вот опять кухарка что‑то понаделала, а я ведь разгневался, ведь наговорил ей всякого! И ведь сердце себе разорвал! И всё я чем‑то недоволен, всё время бурчу, всё чего‑то пытаюсь сказать, зачем, о чем? Бога гневлю!» Ну чем не пример для нас склочных, алчных, гневных?

Батюшка Серафим писал: «Господи, дай мне хоть еще одну минутку искупить грехи мои, вымолить их! Страшно умирать! Мне умирать страшно, греховному человеку! Ужасно, если не успею покаяться, дай еще минутку!» Батюшка Серафим Саровский, ребенком постриженный в монахи, уже в детстве отмеченный благодатью Божией! Который, упав ребенком с колокольни, тут же вскочил и побежал домой! Он, человек более чем духовной и святой жизни, опасался того, что предстанет перед Богом с неотмоленными грехами! Опасался он и того странного отношения, которое сложилось к нему в округе, когда люди приписывали ему сверхъестественные способности, рассказывали, что и звери все приходят к нему, и он с ними разговаривает, сидя на завалинке.

Всех приходящих к себе он приветствовал словами «Здравствуй, радость моя!» и так же обратился к одному владыке, который однажды зашел к нему в гости:

– Радость моя, Господи, владыка, чем же я тебя накормлю? Да разве что малиной?

– Да какая же малина, если январь на дворе?

– Да вон она у меня в углу растет.

Тот поворачивает голову и действительно видит в углу избы малиновый куст. Батюшка собрал ему малины в чашку, тот поел и спрашивает:

– А как же ты ее в избе‑то растишь, тут солнца же нет?

– Кого?

– Малину!

– Какую?

– Да в углу же у тебя! – Поворачивается, а там нет никакой малины.

Вот такие предания про него ходили. И где мы можем найти хоть отдаленное подтверждение того, что Отец Серафим чудодействовал когда‑либо на потеху толпы? И сколько подобных вещей мы видим в верованиях, отличных от наших! Например, в буддизме, у протестантов.

Однажды, сам не ведая того, против своей воли я попал к цыганке‑гадалке. Мне сказали: «Есть такая замечательная бабушка, она такая молодец: с ней поговоришь – и станет легче, она всё объяснит, всё расскажет!» Я думаю: «Ну, мало ли…» А у меня период в жизни был страшный, я настолько был расстроенный, и что мне делать – понять не мог, и как‑то так вышло, что подошел к Батюшке, а он меня не воспринял, не нашел в себе духовных сил общаться с человеком незнакомым. Сказал: «Ну что, приходите на исповедь, на службу, помолитесь, само всё придет». Я говорю: «Да мне бы просто посоветоваться!» «На исповедь, на исповедь!» – и отправил меня. Ну и я, собственно говоря, будучи человеком жестким, надул губы и ушел – гордыня та еще была.

И тут мне, значит, эта бабка. Я приезжаю, а это такое место забавное под Челябинском, называется Колупаевка, одно название чего стоит. Заезжаем туда, я говорю: «Ну, какое место‑то святое! Откуда тут святым бабкам‑то взяться?» А мы заворачиваем ни больше, ни меньше в цыганский квартал! Там, где отродясь торговали героином, анашой, в общем – веселуха. И я стал заднюю врубать, но поздновато, она уже выскочила: вся крестами увешанная, зубы золотые, все руки в перстнях, толстая, вокруг дети чумазые цыганские носятся. И всё у них там, как надо, захожу – икона на иконе, на каждой стене. А я поехал с человеком по прозвищу Стахан. Не помню, как его звали по имени, страшная история с ним приключилась потом, позже расскажу.

И вот мы с этим Стаханом садимся, и он начинает говорить: «Вот у меня там жизнь… потерял… что мне делать, как мне быть?». Она берет зеркало, смотрит в него и что‑то бормочет про себя. И вдруг, глядя в зеркало, она начинает что‑то читать. И что ни читает – всё прямо в десятку, без каких‑либо разночтений! То есть рассказывает всё: кто он, что он, откуда он взялся, чей он сын, кто с ним, кто против него, что случилось до этого, что происходит сейчас и что с ним будет! И говорит: «Давай я всё поправлю! Ты мне оставь какую‑нибудь вещь свою и денег дай вот столько. А потом придешь и еще денег дашь вот столько».

Я посмотрел на всё это «чудо», тихо обомлел и подумал: «Господи, меня‑то как сюда занесло?!» Тут как раз до меня очередь доходит, цыганка спрашивает: «Как тебя зовут?» Я говорю: «Андрей…» Она говорит: «Нормально, поехали!» Берет зеркало, начинает бормотать, а я сижу и повторяю: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного, Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного!..» Про себя. Она вдруг поднимает на меня глаза и спрашивает:

– Что ты несешь?!

– Что я несу?

– Что ты несешь, мне мешаешь?

Я на это не ответил. Она опять стала бормотать, а я опять: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…» Она: «Харе!» А я ей предлагаю: «Давай‑ка мы закончим на этом всё, не будем ничего дальше делать?» Она говорит: «Ладно! Оставь мне какую‑нибудь вещь, а потом подумаешь, заедешь, сам решишь чего как». И тут я по слабости своей снимаю золотое кольцо, отдаю ей и выхожу. А потом думаю: «Ты что как овца? Ты что на веревке‑то ходишь?» Поворачиваюсь:

– Ну‑ка дай сюда кольцо!

– Да я еще ничего не сделала…

– Да ничего и не надо!

Взял это кольцо, выхожу на улицу, а перед ее домом – роскошная огромная лужа с говном, конца‑края не видать. Трупы собак плавают, бутылки пластиковые, ящик торчит. И я на самую середину, где глубины, наверное, метров семь дерьма, это кольцо выбрасываю и думаю: «Вот туда ему и дорога, только бы не в ее руках ему быть!»

Поразительно другое: ровно через год Стахан повесился. Причем нашли его дневник, где он написал удивительную вещь: «Жизнь моя не имеет никакого смысла. Даю себе один год». Он повесился в день своего рождения. Красавец парень, девчонки от него без ума – ребята уважали, а он в петлю!

Ну что еще желать‑то? Делами занимался. Кстати – в Питере. Жил в Челябинске, а в Питере что‑то такое зарабатывал. И вроде как‑то успешен был внешне, всё было хорошо. Но что‑то в нем сломалось, он поперся по этим колдунам, и они довели его до такого греха, который не позволяет человеку лежать в ограде кладбища. Самоубийц даже не отпевают, человек улетает прямым рейсом в ад. Вот вам пример: сходил, узнал судьбу у цыганки. Сходите, Стахану потом привет передадите. Прости, Господи! Жалко, имени его не помню, надо бы молиться о нем. Веселая история? Вот вам оккультная примененность, термин такой есть. Прелесть и цинизм ситуации в том, что эти ведьмы – помогают! Но чем платить будем за эту помощь? Каким куском души пожертвуем за вылеченный кишечник, и когда в следующий раз по плану к ним? Это как современная медицина, которая рассчитана на то, что человек будет болеть долго и благодарно, а его будут лечить долго и радостно, высасывая каплю за каплей всё, что можно превратить в деньги. И все медикаменты делаются так, чтобы выравнивать положение, и человек их снова и снова покупал. Это – бизнес, служение мамоне. В этой связи целевые установки фармацевтических фирм и колдунов – едины. Их интересуют «оказания услуг», а не исцеление больного.

Отдадитесь на милость ведьмам – и жизнь вашу будут высасывать и душу бессмертную рубить на куски, и сбрасывать ее в пучину, в бездну, к диаволу. Зачем нам это? Если мы к этому когда‑то прибегали, то – каяться, каяться, просить прощения, Господь милует!

Как миловал Он когда‑то Иосифа, который был каннибалом. Разбойник и каннибал, убивал людей и жрал их. Такой веселый парень, короче говоря. Потом однажды судьба занесла его к какой‑то обители, он постучал в дверь, его спрашивают «кто там?», а он говорит: Афанасий Великий, Александрийский! А тогда фотографий‑то не было, поди определи, кто это на самом деле. И он заходит. И выводят к нему старуху слепую, она говорит: «Позвольте мне омыть его ноги, умоюсь – и прозрею!» Он говорит: «Валяй, мой!» Она омыла, умылась и прозрела. Это был день рождения Святого, который весь остаток своей жизни положил на то, чтобы отмолить ужасный грех, который лежал на нем. Это событие перевернуло его жизнь, приведя к покаянию.

Так вот, у каждого из нас есть событие, сходное с этим. Только почему‑то мы не замечаем эти события, считаем их ничтожными или никчемными. И продолжаем грешить тем, что веруем во что‑то более, чем в Бога. И Господь попущает диаволу издеваться над нами по нашему маловерию, слабости духовной и нашей глупости, иначе это не назвать.

– Как людям, не имеющим вашего опыта, наиболее просто и быстро отличить чудеса и мистические явления, которые идут от Господа, от тех, причиной которых является князь тьмы?

– Чудеса от Бога скромны, незатейливы и они являются сутью событий. Они – чудесное дарование скромных даров. Есть такой святитель Спиридон Тримифунтский, великий человек, которому принадлежит так называемая история кирпича. Когда на вселенском соборе шел жесточайший диспут о том, как следует принимать Спасителя: как человека или как Бога, он взял кирпич в руки, из кирпича потекла вода вниз, огонь наверх, а святитель спросил: «Что большего в этом кирпиче: огня или воды? Христос – это Богочеловек! Бог, ставший человеком, чтобы показать нам Любовь Бога, потому что человек умрет на Кресте, и Он по рождению своему уже знал о своей Крестной гибели и шел к ней. Потому что нет большей цены, которая могла бы оплатить Благую весть, и <