Типологизавия межэтнических конфликтов

Есть два принципа классификации межэтнических конфликтов: один по характеру действий конфликтующих сторон; второй - по содержанию конфликтов, основным целям, которые ставит выдвигающая претензии сторона.

Одними из первых межэтнические конфликты типологизировали Э.А. Панн и А.А. Попов, во всяком случае они опубликовали первую статью по этническим конфликтам в СССР". Они выделили конфликты стереотипов, т.е. ту стадию конфликта, когда этнические группы могут еще четко не осознавать причины противоречий, но в отношении оппонента создают негативный образ <недружественного соседа>, <нежелательной группы>. В качестве примера ученые приводили армяно-азербайджанские отношения. Действительно, социологические и полевые этнографические исследования задолго до конфликта фиксировали взаимные негативные стереотипы армян и азербайджанцев.

Другой тип конфликта Э.А. Панн и А.А. Попов назвали <конфликтом идей>. Характерными чертами таких конфликтов (или их стадий) является выдвижение тех или иных притязаний. В литературе, средствах массовой информации обосновывается <историческое право> на государственность (Эстония, Литва, Грузия, Татарстан, другие республики СССР), на территорию (Армения, Азербайджан, Северная Осетия, Игушетия). В ходе национальных движений разрабатываются основные идеологемы, политическая мобилизация вокруг которых есть уже проявление конфликта. (см. гл. 9.)

Третий тип конфликта - конфликт действий. К этому типу относятся митинги, демонстрации, пикеты, принятие институциональных решений, вплоть до открытых столкновений. Оценивая приведенную типологизацию, можно сказать, что в ней отражены скорее стадии или формы конфликтов. Но такая оценка была бы неточной. В защиту авторов типологизации говорит уже тот факт, что бывают конфликты, которые остаются только <конфликтами идей>. На съездах русских общественных движений, например К.РО, можно услышать призывы <Россия для русских>, но до открытых конфликтов на этой почве дело не доходит. (Антикавказские погромы на рынках российских городов имели иную основу.)

Другая типологизация конфликтов - по основным целям, содержанию требований - была предложена в 1992-1993 гг. автором данной главы**. Исходя из оценки опыта конца 80-х начала 90-х годов, были выделены следующие типы межэтнических конфликтов.

Первый тип - статусные институчнональные конфликты в союзных республиках, переросшие в борьбу за независимость. Как уже отмечалось, суть таких конфликтов могла быть не этнонациональной, но этнический параметр в них присутствовал непременно, как и мобилизация по этническому принципу. Национальные движения в Эстонии, Литве, Латвии, Армении, на Украине, в Грузии, Молдове с самого начала выдвигали требования реализации этнонациональных интересов. В процессе развития этих движений от этнонациональных требований переходили к требованиям государственной независимости, но мобилизация по этническому принципу оставалась.

Основная форма конфликтов этого типа была институциональной. Так, острый конституционный конфликт возник тогда, когда Эстония, а за ней и ряд других союзных республик, приняли поправки к своим конституциям, внеся в них приоритетное право на использование местных ресурсов и верховенство республиканских законов. Президиум Верховного Совета СССР отменил эти поправки. Однако решения законодательных органов некоторых республик (Эстонии, Литвы, Латвии) поддерживало большинство титульных национальностей. Следовательно, есть все основания относить эти институциональные (конституционные) конфликты к этнонациональным, которые переросли в движение за независимость республик. По такому же сценарию развивались события в Грузии, Молдове и ряде других союзных республик.

Второй тип конфликтов - статусные конфликты в союзных и автономных республиках, автономных областях, возникшие в результате борьбы за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для части союзных республик, желавших конфедеративного уровня отношений. Например, об этом заявляло руководство Казахстана, а также ряда бывших автономий, кото 240

рые стремились подняться до уровня союзных республик, в частности Татарстана. Впоследствии, после создания независимой России, радикальная часть национального движения поставила вопрос об ассоциированном членстве Татарстана в Российской Федерации. Конфликт завершился подписанием Договора между государственными органами Российской Федерации и государственными органами Татарстана, который содержит элементы как федеративных, так и конфедеративных отношений.

Заметим: конфликт имел не только институциональный характер, поскольку с конца 80-х и вплоть до 1993 г. акции правительства Татарстана сопровождались достаточно высокой этнонациональной мобилизацией татар в республике.

За конфедеративный тип отношений боролась элита Башкортостана, Тувы, но там не было массовых национальных движений. Такого же типа временные конфликты имели место в автономных областях, претендовавших на статус республик, и четыре из пяти автономных областей в составе Российской Федерации получили его. За повышение статуса республики до уровня конфедеративных отношений борются абхазы в Грузии. К этому типу конфликтов можно отнести и движения за создание своих национальных образований, например, ингушей в Чечено-Ингушетии, ногайцев и лезгин в Дагестане, балкарцев в Кабардино-Балкарии. Автономистские требования выдвигались также среди таджиков Узбекистана, узбеков Кыргызстана, кыргызов Горного Бадахшана в Узбекистане.

Третий тип конфликтов - этнотерриториальные. Это, как правило, самые трудные для урегулирования противостояния. На постсоветском пространстве было зафиксировано 180 этнотерриториальных споров**. По мнению В.Р. Стрелецкого, - одного из разработчиков банка данных этнотерриториальных притязаний в геопространстве бывшего СССР в Институте географии РАН, к 1996 г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний.

Конечно, не все заявленные притязания перерастают в конфликт. Специалисты считают, что к таким конфликтам следует относить споры, ведущиеся <от имени> этнических общностей относительно их прав проживать на той или иной территории, владеть или управлять ею. В.Н. Стрелецкий, например, считает, что любое притязание на территорию, если оно отрицается другой стороной - участницей спора, уже есть конфликт*. Вот тут-то, видимо, и важно определить, какой это конфликт - конфликт представлений, идей или уже действий. Большинство этнотерриториальных споров идет от имени политических элит, правительств, движений. И далеко не всегда такие споры захватывают значительные группы какого-то народа.

С точки зрения принятого нами определения межэтнического конфликта, к ним следует относить те ситуации, в которых идеи территориальных притязаний <обеспечивают> этническую мобилизацию. Основываясь на таком определении, мы должны признать, что число этнотерриториальных конфликтов, несомненно, меньше, чем точек территориальных споров. Например, в Калмыкии, потерявшей в годы репрессий какую-то часть своих территорий, заявления об этом были, но в конфликты по данному поводу калмыки не вступают. В то же время ингушско-осетинский конфликт за территорию Пригородного района и часть Владикавказа перерос осенью 1992 г. в военные действия.

Территориальные споры часто возникают в ходе реабилитационного процесса в отношении репрессированных народов. Другие конфликты, связанные с репрессированными народами, были по поводу восстановления территориальной автономии (немцы Поволжья, крымские татары) или правовой, социальной, культурной реабилитации (греки, корейцы и др.); турки-месхетинцы стремились вернуться на территорию прежнего проживания в Грузии. И только в ряде случаев речь идет действительно о территориальных спорах.

Четвертый тип - конфликты межгрупповые (межобщинные). Именно к такому типу относятся конфликты, подобные тем, которые были в Якутии (1986 г.), в Туве (1990 г.), а также русскоэстонский в Эстонии, русско-латышский в Латвии и русскомолдавский в Молдавии. Причем, если первые два имели характер межгрупповых столкновений, переросших в демонстрационные формы противостояния, а в Туве - и в последующий отток русских из зоны конфликта, то межгрупповые конфликты в Эстонии и Латвии были связаны, с одной стороны, с дискриминационными мерами правительств, направленными на <вытеснение> неэстонского населения, акциями национал-экстремистов, а, с другой - организацией сопротивления.

Массовые межгрупповые насильственные столкновения имели место в Азербайджане, Армении, Кыргызстане, Узбекистане.

Типологизация на основе содержания конфликтов, целевых устремлений сторон получает все большее распространение. В последних работах ученых Центра этнополитических и региональных исследований (руководитель Э.А. Панн) использовалась типологизация по этому принципу; по такому же принципу типологизировал конфликты А*Здравомыслов*. В рамках данной типологизации выделяют также конфликты этнополитического характера, к которым, безусловно, относятся все конфликты первого и второго, а часто и третьего типов. Конечно, типологизация конфликтов достаточно условна, поскольку нередко в одном конфликте соединяются несколько разных целей и содержаний. Например, в Карабахском конфликте были воедино связаны и территориальные споры, и споры за повышение статуса автономии, и борьба за независимость. Ингушско-чеченский конфликт - это конфликт и территориальный, и межреспубликанский, и межобщинный (на территории Северной Осетии).

Вот почему исследователи говорят о <кластерах> конфликтов, и только такое понимание дает основание для их регулирования. Сам процесс регулирования связан с формой, длительностью, масштабами конфликтов.

Формы конфликтов

Самый простой принцип определения формы этнического конфликта - это отнесение его к ненасильственным или насильственным. Но те и другие бывают разными. Центр этнополитических и региональных исследований среди насильственных конфликтов на территории Российской Федерации и стран ближнего зарубежья выделил следующие

:региональные войны (шесть из них длительные - не менее нескольких месяцев), т.е. вооруженные столкновения с участием регулярных войск и использованием тяжелого вооружения. Это Карабахский, Абхазский, Таджикский, Южноосетинский, Приднестровский конфликты (сюда же мы относим Чеченский конфликт. - ЛЛ),

краткосрочные вооруженные столкновения, продолжавшиеся несколько дней и сопровождавшиеся жертвами. К ним относятся, в частности, столкновения в Фергане, Оше, Осетина-ингушское, а также в Сумгаите, -всего около 20. Такие столкновения называют <конфликтами-бунтами>, <конфликтами-погромами>, <конфликтами неуправляемых эмоций>.

Другие конфликты отнесены к невооруженным. Их в Центре насчитывают на постсоветском пространстве более 100. Среди них достаточно четко, на наш взгляд, выделяются институциональные формы конфликта, когда в противоречие приходят нормы конституций, законодательства, реализующие идеологемы конфликтующих сторон. Не всегда такая форма конфликтов сопровождается межобщинными конфликтами. Например, во время острого институционального, конституционного конфликта Татарстана с Центром, при несомненном росте межэтнической напряженности внутри республики, конфликтов между татарами и русскими не наблюдалось, что и было зафиксировано нашими этносоциологическими исследованиями в 1994 и 1995 гг.

Еще одна форма - манифестирующие проявления конфликтов, к числу которых следует отнести митинги, демонстрации, голодовки, акции <гражданского неповиновения>.

Наконец, как уже говорилось, существует идеолопотескад форма конфликтов, когда разгорается <конфликт идей>.

Каждая из указанных форм отличается <действующими лицами>, или основными субъектами, конфликта. При доминирующей институциональной форме главными действующими лицами являются властные структуры, партии, организаторы общественных движений, обычно действующие через институты власти.

При манифестирующей форме конфликта субъектом выступают уже значительные массы людей, поэтому данную форму называют еще конфликтами <массовых действий>. Конечно, понятие <массовые действия> относительно, тем не менее в зонах конфликтов всегда четко различают действия отдельных групп и массовые выступления.

И, наконец, участниками идеологических по форме конфликтов являются группы элиты - политической, научной, художественно-творческой. Их идеи транслируются работниками средств массовой информации и сферы образования. В традиционных и переходных обществах роль <трансляторов идей> выполняют также старейшины, <авторитетные люди>.

Особую роль в развитии конфликтов, в том числе в придании им массовой формы, играют средства массовой информации. Любая искаженная информация, неуместные определения, эпитеты очень быстро накаляют страсти. Одно только употребление слова <бандиты> применительно к чеченцам в целом усиливало их сопротивление. Использование образа <наши войска>, <наши мальчики> создавало представление о том, что чеченцы - <не наши>. Изоляция от информационных каналов федеральной армии и передача сообщений только с чеченской стороны искажали картину конфликта.

В зонах этнополитических, идеологических и институциональных конфликтов (в частности, в Татарстане, Саха (Якутии), Туве) распространено устойчивое мнение о необъективности отражения ситуации в республиках средствами массовой информации, и это создает напряжение в межнациональных отношениях титульных национальностей и русских. Иногда речь идет даже об информационной войне.

Если все формы ненасильственных конфликтов имеют последствием психологические напряжения, фрустрации в этнических группах, переселения, то насильственные конфликты сопровождаются жертвами, потоком беженцев, принудительными депортациями (когда люди не только сами бегут от войны, но их и изгоняют), вынужденными переселениями. Так, за годы армяно-азербайджанского конфликта имели место не только массовые жерт 244

вы, но не менее 160 тыс. азербайджанцев было изгнано из Армении, и не менее 250 тыс. армян - из Азербайджана, а общее число беженцев из этих республик, по разным оценкам, составляет от 500 до 700 тыс. человек.

Число беженцев и вынужденно уехавших из-за конфликта в Южной Осетии (осетин и грузин) оценивается примерно в 100 тыс. человек. Не менее 600 человек погибло и свыше 50 тыс. стали беженцами и вынужденными переселенцами в результате Осетина-ингушского вооруженного конфликта.

Громадные человеческие жертвы принес Чеченский конфликт. Поданным Федеральной миграционной службы, количество только зарегистрированных с 8 декабря 1994 г. до апреля 1995 г. беженцев из Чечни составило 302,8 тыс. человек*".

Объем учебного пособия не позволяет нам остановиться на каждом конфликте в отдельности. В той или иной мере они описаны в монографических работах В.А. Тишкова (Очерки теории и политики этничности в России, Ч. Ш), А.Г. Здравомыслова (Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве), а также в статьях ЮЛ. Анчабадзе, Э.А. Панна, М.Н. Губогло, Л.М. Дробижевой, А.Р. Аклаева, В.В. Коротеевой, Г.У. Солдатовой, Л.С. Перепелкина, Н.В. Петрова, А.А. Попова, В.Н. Стрелецкого и др. В следующей главе мы лишь кратко охарактеризуем зоны конфликтов и предконфликтного напряжения в Российской Федерации, которые имели место с начала 90-х годов.

I. См.: КозерЛ-А. Функции социального конфли1ста//Американская социологическая мысль, М., 1996. С. 543.

2. Тишков В. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997. С. 480.

3. Stavenhagen R. The Ethnic Question: Conflicts, Development and Human Rights. Tokyo, 1990.

4. Здравомыслов A. Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1997. С. 6.

5. Козлов В.И. Национальные проблемы: как их решать//Труд. 1989. 1 1 сентября.

б. См.: Крупник И.М. Национальный вопрос в СССР: поиски объяснений//Советская этнография. 1990. No 4.

7. См., в частности: Дробижева Л.М. О новом мышлении в межнациональных отношениях//Что делать? В поисках идей совершенствования межнациональных отношений в СССР. М., 1989; ее же. Русские в новых государствах. Изменение социальных ролей//Россия сегодня: трудные поиски свободы. М., 1993.

8. Тишков В .А. Указ. соч. С. 311.

9. Подробнее об этом см.: АклаевА-Р. Проблема насилия в межнацио 245

нальных конфликтах//Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Выл. 3. Ч. 11. М., 1993. С. 8-11.

10. См.: Козер Л .А. Указ соч.

1 1. Hunfington S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1968. 12. Подробнее об этом см.: АклаевА.Р. Указ. соч. С. 20-21. 13. ЗдравомысловА.Г. Указ. соч. С. 7.

14. Dollard J., Doob L. W., Miller N.E., Mowrer 0.Л., Sears Л.Л. Frustration and Aggression. New Haven and London, 1993.

15. Gurr T-R. Why Men Rebel. Princeton, 1971. 16. Lenski G. Power and Privilege. New York, 1966.

17. Gurr T-R. Minorities at Risk. A Global View oWEthnopolitical Conflicts. Washington, 1993, P. 315.

18. Тишков B.A. Указ. соч. С. 321-322.

19. Tilly Ch., Tilly L., Tilly R. The Rebillions Century: 1830-1930. Camgridge, 1975.

20. Подробнее об этом см.: АклаевА.Р. Указ. соч. С. 22-25. 21. Тишков В-А. Указ. соч. С. 313.

22. Попов А.А. Причины возникновения и динамика развития межнациональных конфликтов в пост-СССР. Тезисы доклада в Московском Центре Карнеги. 1996. С. 4; Стрелецкий В.Н. Этнотерриториальные конфликты в постсоветском пространстве: сущность, генезис, типы. Доклад, представленный в Московском Центре Карнеги. 1996. С. 6.

23. Государственная политика России в конфликтных зонах (аналитические материалы). Центр этнополитических и региональных исследований. М., 1994.

24. Тишков В-А. Указ. соч. С. 322-353.

25. Наин Э-А., Попов А.А. Межнациональные конфликты в СССР//Советская этнография. 1990. Ns 1.

26.ДробижеваЛ.М. Этнополитические конфликты. Причины и типология (конец 80-х - начало 90-х гг.)//Россия сегодня. Трудные поиски свободы. М., 1993. С. 227-236.

27. См.: Стрелецкий В.Н. Указ. соч. С. 7. 28. См.: Там же.

29. Паи> Э.А. Типология межнациональных конфликтов. Доклад в Московском Центре Карнеги; Попов А.А. Причины возникновения и диалектика развития межнациональных конфликтов//Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997; ЗдравомысловА.Г. Указ. соч.

30. Желудков А. Бедствия России - беженцы. Бедствия беженцев нищета//Известия. 1995. 19 апреля. Глава 13