За несколько мгновений
О господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей...
(Ф.И. Тютчев)
Пошли мне бури и ненастья,
Даруй мучительные дни, —
Но от преступного бесстрастья,
Но от покоя сохрани!
(И.С. Аксаков)
Положительную ценность для личности может образовать и пара полярных эмоций; читаем у М. Ю. Лермонтова:
...Я праздный отдал бы покой
За несколько мгновений
Блаженства иль мучений.
Две противоположных эмоциональных оценки (блаженство и мучение) здесь выступают в качестве сходных, «взаимозаменяемых» эмоциональных ценностей.
Примеры легко можно продолжить, однако подчеркнем: вполне законный в других обстоятельствах скептицизм, который серьезные исследователи вправе питать к аргументации, построенной на материале художественной литературы, в данном случае был бы совершенно неоправданным. Здесь мы имеем дело не с выдумкой, не с фантазией, а именно с фактами высокой оценки художниками определенных переживаний.
2. ПРОБЛЕМА ЦЕННОСТИ ЭМОЦИЙ И ГЕДОНИСТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ПОВЕДЕНИЯ
Гедонизм возник как учение в этике, сводящее «все содержание разнообразных моральных требований... к общей цели — к получению наслаждения и избежанию страдания» [9, с. 51].
Этический гедонизм в своих теоретических построениях всегда, так или иначе, опирался на определенные психологические представления о мотивации поведения человека. Французский философ и математик Блез Паскаль (1623—1662) в свое время высказался на этот счет в следующей категорической формуле: «Все люди стремятся к счастью — из этого правила нет исключений; способы у них разные, но цель одна... Человеческая воля направлена на достижение только этой цели. Счастье — побудительный мотив любых поступков любого человека, даже того, кто собирается повеситься» [4, с. 180].
Все «телеологические» концепции психологического гедонизма, несмотря на громкие наименования, в сущности, очень несложны. Они в основном не выходят за пределы того взгляда на мотивацию поведения, с которым мы встретились у Паскаля.
Может возникнуть естественный вопрос: что же нового внесли гедонисты — психологи и физиологи в эту концепцию поведения по сравнению с тем, что уже содержалось во взглядах гедонистов-философов? Нового внесено не много, и это немногое вряд ли можно считать ценным приобретением теории. Во-первых, психологические гедонисты придали понятию наслаждения более конкретный и узкий смысл: если этики порой спорили друг с другом о том, что считать истинным наслаждением, то для гедонистов-психологов (или физиологов) наслаждение стало просто родовым понятием для всех положительных эмоций, в то время как страдание сделалось таким же обобщающим названием для эмоций отрицательных. Кроме того, представители психологического гедонизма сделали попытку объяснить сущность чувства страдания и наслаждения, связав первое с нарушением гомеостатического равновесия в организме и возникновением вследствие этого чувства напряжения, влечения, а второе — с редукцией этого влечения при восстановлении гомеостазиса.
Как же следует отнестись к концепции психологического гедонизма? Очевидно, ей нельзя дать однозначной оценки, вне зависимости от того, распространяется ли она только на животных или также и на человека. В последнем, единственно интересующем нас случае эта концепция поведения, несомненно, является глубоко ошибочной. Ее подверг критике уже американский психолог Гордон Олпорт. «Ничего не может быть более очевидного,— писал он,— чем факт, что наши влечения (при кислородном голодании, пищевом и сексуальном голоде) представляют стремление к уменьшению напряжения. И, однако... мы здесь встречаемся лишь с половиной проблемы... Мы не только стремимся сохранить наши старые привычки, но и, отвергая их, идем на риск в поиске новых: развитие происходит только при таком риске. Но риск и изменение ведут к возникновению новых, обычно отвергаемых напряжений, которых мы, однако, не считаем нужным избегать» [1, p. 14].
Критика Олпорта в адрес психологического гедонизма справедлива, но недостаточна. Она лишь фиксирует несоответствие теорий гедонизма фактам, но не вскрывает цепи причин, приведших гедонистов к ошибочной концепции. В этой цепи первым звеном является игнорирование качественной разницы между организацией поведения у животных и человека. Такая методологическая установка имеет самые широкие последствия и, в частности, приводит к фактическому стиранию гедонистами разницы между ценностями как истинными мотивами поведения и эмоциональными оценками как индикаторами этих ценностей.
«Слепота» психологических гедонистов как в отношении качественной разницы между животными и человеком, так и в отношении различий мотивационной роли оценок и ценностей имеет много причин. Нам здесь, однако, хотелось бы подчеркнуть всего одну: приписывание побудительной способности только эмоциям и отказ в ней мышлению. Чрезмерное подчеркивание исключительной роли эмоций в обусловливании человеческой активности и умаление в этом обусловливании актов мышления (чем грешат не одни лишь психологические гедонисты) связано с осознанным или неосознанным отождествлением мотивации деятельности с ее энергетическим обеспечением, что особенно явно сказалось во фрейдовской концепции психической энергии влечений. Конечно, в регуляции тонуса организма эмоции действительно играют особую роль. Но одно дело повышать или понижать скорость обменных процессов организма, другое — определять цель и программу действий личности. В формировании же последних эмоции и мышление взаимодействуют самым тесным образом, причем, как правило, окончательное «добро» на развертывание той или иной деятельности дает именно мышление. Поэтому даже в тех ситуациях, когда поведение человека направлено, в конечном счете, на устранение неприятных эмоциональных состояний, его действия все равно невозможно объяснить с точки зрения примитивных концепций психологического гедонизма, редукции влечения и т. п. В этих концепциях воздействие страдания, влечения часто механистически мыслится по аналогии с силой пара или напора воды, толкающих «поршень поведения» в определенном направлении (существует, кстати, даже так называемая «гидравлическая модель влечения»). Но ведь реально для того, чтобы избавиться от страдания, личность часто идет на его значительное временное усиление. Достаточно вспомнить о человеке с зубной болью, направляющемся для лечения в зубоврачебный кабинет. В целом можно констатировать, что личность организует свою деятельность, не только исходя из эмоциональных оценок, но и с учетом всего своего прошлого опыта, знаний, убеждений, всей осознаваемой в данный момент системы своих программ-потребностей.
Именно последние (сами в большой мере являющиеся усвоенными программами общества) в конечном счете, определяют борьбу человека за определенные ценности, в ходе которой рождаются его эмоции как одно из средств успешной ориентировки в этой борьбе.
Всего этого не учитывает психологический гедонизм, объявивший эмоцию единственным двигателем человеческого поведения, фактически подставивший ее на место объективных ценностей, которые она «пеленгует».
Но поступить таким образом значит не только не решить проблему ценности эмоций, в какой-то мере уже открытую не мудрствующей житейской наблюдательностью, но, наоборот, скорее «закрыть» ее, слепив разные психологические факты в один ком.
Следует обратить внимание на тот факт, что психологический гедонизм отнюдь не преодоленная у нас теория. Чтобы оказаться гедонистом, вовсе не обязательно провозглашать бегство от страдания к наслаждению главным принципом поведения. Вполне достаточно, например, эклектически сочетать бесспорное положение о том, что потребности являются источниками нашей активности, с признанием их не чем иным, как особыми эмоциональными состояниями. Ведь отсюда логически следует, что эмоции признаются основным регулятором человеческой активности, а признание их основным регулятором, как справедливо заметил еще С. Л. Рубинштейн, «в конечном счете, неизбежно оказывается более или менее утонченной формой старой гедонистической теории, согласно которой высший закон, определяющий человеческое поведение, сводится к тому, что человек всегда стремится к удовольствию, к приятному и избегает неприятного» [8, стр. 505-506].
Гедонизм состоит не в том, что теоретически признается тяготение людей к определенным приятным для них переживаниям, а в том, что этому тяготению придается «всеобщее значение».
3. ПОТРЕБНОСТЬ В ЭМОЦИОНАЛЬНОМ НАСЫЩЕНИИ КАК ПРИРОДНАЯ ОСНОВА ЦЕННОСТИ ЭМОЦИЙ
Эмоциональное насыщение организма является его важной врожденной и прижизненно развивающейся потребностью. Потребность эта в своей исходной форме есть, очевидно, потребность физиологическая, несмотря на то, что сами эмоции несут в себе психологическое содержание. Ведь речь в данном случае идет не о несомненной ориентационной полезности эмоций; не о том, что без них организм мог бы остаться безучастным к воздействию вредного для него агента, а о том, что для физиологического благополучия организма помимо всего прочего необходимо, как выражался еще Т. Рибо, удовлетворять «естественное стремление каждого чувства проявлять свою функцию» [7, стр. 5].
Нормальное эмоциональное обеспечение человека, очевидно, не только помогает ему сохранить необходимую реактивность эмоциональных систем, но и способствует поддержанию оптимального тонуса всего его организма. В опытах на животных, во всяком случае, было доказано, что развитие в условиях эмоционально обогащенной обстановки протекает быстрее и успешнее [10, с. 169].
Говоря о потребности организма в функционировании его эмоциональных аппаратов, подчеркнем, что при этом имеется в виду регулярная работа систем, связанных не только с продуцированном положительных эмоций, но и с отрицательными эмоциями. Одностороннее мнение о безусловной вредности последних для здоровья человека должно быть решительно отвергнуто.
Отрицательная эмоция — это сигнал тревоги, крик организма о том, что данная ситуация для него гибельна. Положительная эмоция — сигнал возвращенного благополучия. Ясно, что последнему сигналу нет нужды звучать долго, поэтому эмоциональная адаптация к хорошему наступает быстро. Сигнал же тревоги должен подаваться все время, пока опасность не устранена. Вследствие этого у здорового организма застойными могут оказаться только отрицательные эмоции. В естественных природных условиях, на которые «работала» до сих пор эволюция, такое положение дела ничего страшного не представляло.
Практически иногда, быть может, и есть смысл, как это делают врачи, подчеркивать полезность положительных эмоций и опасность отрицательных. Но теоретически отрицательные эмоции должны быть полностью реабилитированы в смысле их прямого влияния на здоровье, даже если не принимать во внимание такие их биологические функции, как сигнально-побудительная и мобилизующая, важность которых оценена уже давно. Отрицательные эмоции вредны лишь в избытке, как вредно в этом случае все (в том числе и положительные аффекты), что превышает норму, характеризующую то, в чем организм непосредственно нуждается [6, с. 30].
Очень интересно осмыслить развиваемую здесь точку зрения в свете теории эмоций и эмоциональных расстройств, выдвигаемой физиологами Э. Гельгорном и Дж. Луфборроу [3]. По их мнению, нервные и гуморальные механизмы положительных и отрицательных эмоций находятся в строго сбалансированных отношениях друг с другом. При этом приятные эмоции связаны с доминированием парасимпатического отдела нервной системы, а неприятные — симпатического отдела. В норме обе эти системы находятся в состоянии динамического равновесия. «Сдвиг» его вследствие застойной эмоции или каких-либо других причин ведет к патологическим расстройствам в организме.
Естественно, что такой сдвиг опасен вне зависимости от того, в каком направлении он произошел, а, следовательно, для организма важно не сохранение однообразно положительных эмоциональных состояний, а постоянный их динамизм в рамках определенной, оптимальной для данного индивида интенсивности.
Потребность в эмоциональном насыщении во многом подобна потребности в движении. Вместе с тем было бы ошибкой видеть между двумя сравниваемыми потребностями только сходства и аналогии. Потребность в эмоциональном насыщении обладает и своими специфическими особенностями, которые коренным образом отличают ее от потребности в движении, равно как и от всех прочих функциональных потребностей. Все эти особенности обусловлены тем капитальным фактом, что эмоция связана с «обслуживаемыми» ею потребностями глубже, органичнее, теснее, чем движения или, скажем, умственные действия. Ведь она «обслуживает» потребности, выражая их, выражая характер их связи с действительностью в данный момент времени. Именно поэтому эмоции плохо поддаются волевой регуляции, их нельзя прямо вызвать по своему желанию, подобно двигательным актам. Из этого вытекает, прежде всего, такое важное следствие: в отличие от потребности в движении, потребность в эмоциональном насыщении даже в принципе нельзя удовлетворить чисто искусственным путем. В самом деле. Хотя потребность в двигательной активности в норме удовлетворяется попутно, главным образом в процессе труда, все же существует принципиальная возможность «оторвать» удовлетворение этой функциональной потребности от трудовой деятельности человека, заменив последнюю вольными физическими упражнениями. Но никакой человек не может жить полноценной эмоциональной жизнью вне труда и борьбы за важные конкретные цели. Даже такие способы эмоционального насыщения, как слушание музыки, чтение и т. п., очевидно, возможны лишь постольку, поскольку данные произведения искусства возбуждают в человеке какие-то потребности, отношения, опять-таки сформировавшиеся в реальной жизни и ею поддерживаемые. По мере того как человек суживает свою деятельность, гаснет и его способность наслаждаться искусством. Занятия физкультурой могут сохранить высокий мускульный тонус и у бездельников, но не существует никакой гимнастики чувств, которая могла бы полностью компенсировать эмоциональное голодание, вызванное бесцельностью жизни. Английский сплин или русская хандра аристократии, хорошо описанные в классической литературе XIX в.,— убедительное тому свидетельство.
Невозможность удовлетворить потребность в эмоциональном насыщении вне деятельности, вне борьбы за достижение определенных целей не единственная особенность данной потребности, вытекающая из самой природы эмоций. Другая важная ее черта — неоднородность и противоречивость ее проявлений.
Положительная эмоция часто оказывается, так сказать, дважды приятной — и как ободряющий сигнал, и как эмоциональное действование, удовлетворяющее рассматриваемой функциональной потребности. Поэтому положительные эмоции всегда переживаются нами однозначно. Они просты по своей природе, и мы легко осознаем и принимаем наше влечение к ним. Совсем иное дело отрицательные эмоции. С одной стороны, отрицательная эмоция в силу своей сигнальной функции всегда отталкивает человека, с другой, при длительном бездействии нервных аппаратов человек начинает испытывать актуальную потребность в переживании этой эмоции, что придает ей парадоксальный положительный оттенок.
Для каждого отдельного индивида должен существовать такой уровень интенсивности отрицательной эмоции, когда последняя в целом будет скорее притягивать, чем отталкивать его. Фактически так оно и есть. В пользу данного утверждения можно привести множество свидетельств. Уже маленькие дети, например, любят, когда родители подбрасывают их кверху, и они громко взвизгивают при этом от страха и удовольствия. В более старшем возрасте неизъяснимо притягательными для детей становятся страшные сказки и рассказы. Легкая грусть тоже оценивается нами скорее как приятное, чем как неприятное состояние. Степень интенсивности отрицательных эмоций, которые сохраняют для нас известную притягательную силу, может быть увеличена при условии, что эти эмоции будут быстро сменяться положительными или даже сочетаться с ними. Самый повседневный факт для иллюстрации — психология спортивного болельщика. Как показывает само его название, он идет на стадион не для того, чтобы радоваться и веселиться, а для того, чтобы «болеть», то есть, сочувствуя любимой команде, попеременно испытывать то тревогу, то успокоение, то огорчение, то восторг. Нетрудно сообразить, что похожие ситуации встречаются в жизни на каждом шагу и в сферах, далеких от спорта.
Интересно также отметить, что физиологическое исследование некоторых элементарных состояний острого наслаждения[60] показало, что при нем вовлекаются в работу две разные системы: парасимпатическая, связанная с положительными эмоциями, и симпатическая, являющаяся одним из нервных коррелятов отрицательных эмоций [3, с. 229].
В связи с изложенным хотелось бы сказать несколько слов и по поводу понятия о счастье. Что оно такое? Широко распространено представление о счастье как о «чистом» наслаждении, как о переживании «сплошного блаженства». Такое понимание неверно и приводит, с одной стороны, к искажению, извращению жизненных целей, с другой, к пессимистическим выводам. Первое выражается в том, что некоторые люди в погоне за счастьем стремятся уйти от преодоления всяких жизненных трудностей, от тревог и забот. В результате, убивая печали, они, как метко выразился один поэт, тем же выстрелом убивают и радости. Уделом этих пресыщенных удовольствиями индивидов становится почти постоянное чувство скуки как выражение жестокого эмоционального голодания. Иногда на такую участь обрекают своих детей чересчур заботливые, но неразумные родители, стремящиеся создать им так называемое «безоблачное детство».
В действительности же «страдание», то есть переживание тех или иных отрицательных эмоций, отнюдь не антипод счастья как чувства. Более того, последнее немыслимо без страдания, как немыслимо удовольствие от пищи без чувства голода, наслаждение отдыхом — без усталости. Счастье художника складывается не только из радостей, но и из мук творчества.
Литература
1. Allport G. W.. Becoming Basic Considerations for a Psychology of Personality. L., 1955.
2. Байрон Д. Соч. в трех томах, т. 3. М., 1974.
3. Гельгорн Э., Луфборроу Дж. Эмоции в эмоциональные расстройства, часть V. М.: «Мир», 1966.
4. Ларошфуко Ф. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж.. Характеры. М., 1974.
5. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1937.
6. Лукьянов В. С. Эмоции и здоровье. М., 1966.
7. Рибо Т. О страстях. 1912.
8. Рубинштейн С. Л.. Основы общей психологии. М., 1946.
9. Словарь по этике. М., 1975.
10. Шовен Р. Поведение животных. М.: «Мир», 1972.
11. Ярошевский Т. Размышления о практике. М., 1976.
[1] Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции. М.: 1971 (с сокращ.)
[2] Характерное для философии позитивизма. – Прим. ред.
[3] Именно в этой связи в психологии и предпринимались попытки измерения, так сказать, эмоционального баланса человеческой жизни. По-видимому, наиболее старая работа в этом направлении, цитированная еще Мечниковым, принадлежит Ковалевскому, который предложил даже специальную единицу измерения удовольствия, названную им «густией». Такие попытки делаются и некоторыми современными психологами. – Прим. авт.
[4] См. статью А.Р. Лурия в данной хрестоматии. – Прим. ред.
[5] Текст составлен из фрагментов следующих источников: Вундт В. Душа человека и животных. Том 2. СПб.: 1866. С.32–35, 40–44. Пер. с нем. Е.К. Кемница; Вундт В. Основы физиологической психологии. Том 2. Гл. XI. С.327–328, 351–358, 419–421 (с сокращ.).
[6] Название «метод выражений», насколько мне известно, было употреблено впервые О. Кulpe, Grundriss der Psychologie, 1893, S. 293.
[7] «Страсть», этимологически, происходит от одного и того же корня со словом «страдать».
[8] По-немецки «Ekel» означает как то отвращение, когда предмет нам надоел, так и физическое чувство тошноты, возбуждаемое, например, каким-нибудь лекарством.
[9] Джэмс В. Психология. Часть II. СПб: Изд-во К.Л. Риккера, 1911. С.323—340.
[10] Я оцепенел; волосы мои встали дыбом, и голос замер в гортани (лат.)
[11] Вращаясь из стороны в сторону, глаз обводит целое (лат.)
[12] Origin of the Emotions (N. Y. Ed.), p.292. Русский перевод: «О выражении эмоций у человека и животных». См. статью в данной хрестоматии.
[13] Юнг К.Г. Тэвистокские лекции. М.: Рефл-бук, Ваклер, 1998. С.32–33.
[14] Экспериментальная психология. / Ред.-сост. П. Фресс, Ж. Пиаже. М.: Прогресс, 1975. С.133–142 (с сокращ.)
[15] Вилюнас В.К. Психологические механизмы мотивации человека. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. (избранные отрывки)
[16] См. статьи А.Н. Леонтьева «Потребности, мотивы, эмоции», А.Р. Лурии «Диагностика следов аффекта», К.Г. Юнга «Понятие комплекса» в данной хрестоматии. – Прим. ред.
[17] «Если бы всякое вредное для телесного здоровья действие человека сопровождалось немедленно же телесным страданием, а всякое полезное телесным наслаждением, и если бы то же отношение существовало всегда между душевными наслаждениями и страданиями, то тогда бы воспитанию ничего не оставалось делать в этом отношении, и человек мог бы идти по прямой дороге, указываемой ему его природой, так же верно и неуклонно, как магнитная стрелка обращается к северу. Кто бы стал пить холодную воду, разгорячившись, если бы она жгла нам горло вместо того, чтобы доставлять величайшее наслаждение? Кто бы стал мстить своему врагу, если бы мщение доставляло нам не наслаждение, а страдание?» [18, 512—513].
[18] Такое спонтанное или специально организованное «пробуждение» человеческих потребностей может служить примером развития мотивации, не охватываемого принципом опосредствования. – Прим. авт.
[19] Согласно Ф.Е. Василюку, обозначившему этот процесс в категориях теории деятельности как «производство смысла» [2, с. 27], такой перенос является одним из механизмов изменения сложившихся мотивационных отношений, требующегося для преодоления кризисных состояний. – Прим. авт.
[20] См. статью Г. Олпорта в данной хрестоматии. – Прим. ред.
[21] Дарвин Ч. О выражении эмоций у животных и человека. СПб.: Питер, 2001. С.12—17, 27—29, 50—63, 70—75, 206—210 (с сокращ.)
[22] Мальчик, о котором идет речь, был сам Дарвин. См. [4], т. I. стр. 34.
[23] Редкие случаи психического опьянения хорошо показывают, какое могучее возбуждающее действие оказывает на мозг сильная радость и как мозг влияет на тело. Д-р Крайтон Броун [2] описывает, как один молодой человек очень нервного темперамента, узнав из телеграммы, что ему завещано состояние, сначала побледнел, потом развеселился и вскоре стал очень оживлен, но лицо его было красно, и он был очень беспокоен. Потом он пошел со своим другом прогуляться, чтобы успокоиться, но вернулся нетвердой походкой; он шумно смеялся, но был настроен раздражительно, говорил безостановочно и громко пел на людных улицах. Было положительно удостоверено, что он не прикасался к спиртным напиткам, хотя все думали, что он пьян. Спустя некоторое время появилась рвота, и полупереваренное содержимое его желудка было исследовано, но нельзя было заметить запаха алкоголя. Потом он крепко заснул и, проснувшись, был здоров, если не считать головной боли, тошноты и упадка сил.
[24] Лоренц К. Так называемое зло. К естественной теории агрессии. // Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998. С.62—242. Избр. главы (с сокращ.)
[25] При прочих равных. — Прим. ред.
[26] По определению (лат.). — Примеч. пер.
[27] Имеются в виду Изменчивость и Отбор. — Прим. ред.
[28] Триумфальный крик — это один из подробно рассмотренных К. Лоренцом ритуалов гусей, который произошел из жестов и звуков агрессии с последующей трансформацией к сигналам «союза», индивидуального и группового («социальный инстинкт», по Лоренцу).
[29] Берковиц Л. Агрессия: причины, последствия и контроль. СПб.: Прайм-Еврознак, 2001. С.440—446.
[30] В отличие от Фрейда, Лоренц все же делал попытки интегрировать свою концепцию с дарвиновской доктриной эволюции. Лоренц предположил, что агрессия дала, по крайней мере, три эволюционных приобретения. Она привела к дисперсии животных одного вида на данной территории, таким образом, сбалансировав количество представителей вида и имеющиеся ресурсы; способствовала отбору сильнейших представителей вида в ходе драк с соперниками и способствовала проявлению заботы о молодняке.
[31]De l’Angoisse à l’Exstase. Etude sur les croyance et les sentiments. v.2. 1928, 450—475.
[32] Справка подготовлена Н.Ю. Федуниной.
[33] См. подробное описание данного случая в хрестоматии по психологии памяти. М.: Черо, 1999, стр. 371—374.
[34] Фрейд З., Буллит У. Томас Вудро Вильсон. 28-й президент США. Психологическое исследование. М.: ИГ «Прогресс», 1999. С.51—64.
[35] Зейгарник Б.В. Теория личности К. Левина. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С.18—32, 43—51.
[36] У испытуемых, только следивших за ходом эксперимента на прерванное задание, но не выполнявших задание, не наблюдался феномен лучшего воспроизведения незавершенных действий. (Неопубликованное исследование Н. И. Каулиной).
[37] Gordon W. Allport. The functional autonomy of motives. Перевод с англ. М. Фаликман.
Статья впервые опубликована в юбилейном выпуске Американского Психологического Журнала (American Journal of Psychology. 1937. Vol.50. P.141—156). — Прим. ред.
[38] Нижеследующее частично извлечено из главы 7 моей готовящейся к выходу книги “Personality: A Psychological Interpretation” (1937). — Прим. авт.
[39] Веблен Торстен Бунде (1857—1929) — американский экономист и социолог, известен своими историческими исследованиями экономической структуры общества. Среди основных работ — книга «Инстинкт мастерства» (1914). — Прим пер.
[40] Фуговое состояние — состояние помраченного сознания, когда больные, отрешенные от окружающего, стремительно бросаются бежать (См. справочник по психиатрии под ред. А.В. Снежневского. М., 1985).
[41] Мы опускаем здесь детали полемики автора со сторонниками бихевиоризма и гормической психологии и оставляем только ответ на наиболее очевидный из встающих вопросов. — Прим. ред.
[42] Хотя данное возражение в большинстве случаев верно, это все же не всегда так, поскольку в некоторых случаях любовь к прогулкам, беседам ради бесед, нарядам, играм и т.д. выступает как самоподдерживающаяся мотивационная система. — Прим. авт.
[43] С этой теорией хорошо согласуются работы К. Левина и его сотрудников по изучению природы «квазипотребностей». Безотлагательность этих потребностей максимальна непосредственно перед достижением цели, после чего мотив совершенно угасает. — Прим. авт.
[44] Война всех против всех (понятие философии Томаса Гоббса). — Прим. ред.
[45] Архетипы коллективного бессознательного в индивидуальной психологии К.-Г. Юнга. Персона (Маска) — то, каким человек представляет себя миру, совокупность социальных ролей, «фасад», за которым скрывается индивидуальность человека. Анима — «душа» в широком смысле слова, источник творчества, архетип фигуры женского пола, ориентированный первоначально на внутренние процессы, как Персона — на внешние. — Прим. ред.
[46] Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб.: Ювента, 1999. С.15–52
(с сокращ.)
[47] Симонов П.В. Эмоциональный мозг. М.: Наука, 1981. С.19—23, 27 (с сокращ.)
[48] Lazarus R. Appraisal: Long and Short of It. // The Nature of Emotion. Fundamental Questions. / Ed. P. Ekman, R.J. Davidson. N.Y., Oxford: Oxford University Press, 1994. P.208—215. (с сокращ.) Пер. Ю.Б. Гиппенрейтер.
[49] Понятием «значимость» мы переводим словосочетание “relational meaning”, которое, по определению автора, обозначает значение ситуации (стимула, объекта) для субъекта, то есть отношение (relation) этой ситуации к потребностям, мотивам субъекта (см. аналогичное определение биологического и личностного смыслов у А.Н. Леонтьева). — Прим. перев.
[50] Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999. С.77–105 (с сокращ.)
[51] Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990. С.54—69 (с сокращ.)
[52] Все же на обложке оригинального немецкого издания имя автора напечатано не было.
[53] Эскапизм — стремление к уходу от реальности (прим. ред.).
[54] Слова «материализм» и «идеализм» употребляются здесь в другом значении, чем то, которое они имеют в советской философской литературе Здесь они обозначают виды мировоззрения, в которых определяющая роль приписывается соответственно материальным и духовным побуждениям человеческих поступков.—Прим. перев.
[55] Американский астронавт.—Прим. перев.
[56] To же относится ко многим идеям, лежащим в основе разнообразных движений протеста. Многие из них борются против чего-либо, не предлагая реальной альтернативы, чтобы бороться за нее.
[57] Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М.: Политиздат, 1977. С.186—189.
[58] Додонов Б.И. Эмоция как ценность. М.: Политиздат, 1978. С.32—69, 72—92
(с сокращ.)
[59] БМЭ, т. 35, статья «Эмоции».
[60] Здесь и далее слово «наслаждение» мы в зависимости от контекста вынуждены употреблять в двух смыслах: 1) как состояние, полярное страданию; 2) как состояние, включающее в себя страдание, но в целом приятное человеку.