Лекция № 10

Тема: «Мозговая организация речи».

План.

1. История вопроса.

2. Психологическое строение речевой деятельности.

3. Импрессивная речь.

4. Экспрессивная речь.

Литература.

1. Лурия А. Р. Высшие корковые функции человека и их нарушения при локальных поражениях мозга. – М., 2000. – С.378-411.

2. Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. – М., 2002. – С. 294-309.

3. Цветкова Л. С. методика диагностического нейропсихологического обследования детей. – М., 1997. – С. 51-58.

4. Хомская Е. Д. Нейропсихология. – М.,2003. – С. 188-211.

История вопроса.

Первый серьезный шаг, относящийся к вопросу мозговой организации речи, был сделан в 1961 г., когда П. Брока сформулировал положение о том, что моторная речь локализуется в задних отделах третьей лобной извилины левого полушария. Вслед за ним в 1873 г. Вернике связал заднюю треть верхней височной извилины левого полушария с функцией сенсорной речи. Эти открытия повлекли за собой значительное число попыток дальнейшего изучения того, какие зоны коры принимают участие в организации речи и какие формы нарушения речевой деятельности возникают при разных по локализации поражениях мозга.

Прямое сопоставление упрощенных психологических схем и сложных лингвистических образований с теми или иными участками мозговой коры не оправдало себя ни теоретически, ни практически. Выход из наметившегося тупика был связан с получением достаточно четких представлений о психологическом строении речевых процессов и их отдельных звеньев, с одной стороны, и нахождением физиологических условий, необходимых для нормальной организации сложных речевых структур, - с другой.

Современная психология рассматривает речь как средство общения, т.е. как сложную и специфически организованную форму сознательной деятельности, в которой участвует субъект, формулирующий речевое высказывание, с одной стороны, и субъект, воспринимающий его, - с другой.

С одной стороны, это экспрессивная речь – или процесс высказывания с помощью языка, который начинается с

· мотива высказывания,

· общей мысли, которая кодируется затем с помощью

· внутренней речи в

· речевые схемы

· трансформирующиеся в развернутую речь на основе «порождающей», или «генеративной» грамматики.

С другой стороны, это импрессивная речь - или процесс понимания речевого высказывания (устного или письменного), проделывающий обратный путь, -

· восприятие потока чужой речи

· декодирование ее через анализ

· выделение существенных элементов и сокращение воспринимаемого речевого высказывания до некоторой речевой схемы

· трансформация посредством внутренней речи в высказывание, общую мысль, со скрытым в нем подтекстом.

· Декодирование мотива, стоящего за высказыванием.

С точки зрения лингвистики в речи могут быть выделены следующие единицы:

1) фонемы (смыслоразличительные звуки речи);

2) Лексемы (слова или фразеологические словосочетания, обозначающие отдельные предметы или явления);

3) Семантические единицы (обобщения в виде системы слов, обозначающие понятия);

4) Предложения (сочетание слов, обозначающие определенную мысль);

5) Высказывания (законченные сообщения)

Лингвистический анализ применим как к импрессивной, так и к экспрессивной, внешней речи.

Внутренняя речь имеет иное психологическое строение, характеризуясь большой свернутостью, предикативностью и недоступностью для прямого наблюдения.

В целом можно выделить четыре самостоятельные формы речевой деятельности, две из которых относятся к экспрессивной речи, а именно: устная и письменная, а две – к импрессивной: понимание устной речи и понимание письменной речи (чтение). Каждая из перечисленных форм речевой деятельности включает несколько речевых функций. Так, устная речь может быть активной (монологическая или диалогическая речь) или повторной; называние (объектов, действий и т.п.) тоже можно выделить в самостоятельную речевую функцию. Письменная речь может быть самостоятельной или под диктовку – и тогда это разные речевые функции, имеющие различное психологическое строение.

Таким образом, речевая система – это целая совокупность речевых функций, объединенных в единое целое.

Все эти формы речи представляют собой сложную, но единую функциональную систему (вернее – суперсистему), обладающую многими характеристиками, отличающими ее от других функциональных систем. Сложность этой системы связана, прежде всего, с тем, что каждая из четырех входящих в нее подсистем имеет определенную автономность и различные сроки формирования в онтогенезе.

Как известно, основные закономерности понимания устной речи и устного речевого высказывания формируются уже на самых ранних этапах онтогенеза (до 2 – 3 лет), в то время как формирование других форм речевой деятельности – чтения и письма, связанных с овладением грамотой, - происходит существенно позже и строится по иным психологическим законам. Эти различия в генезе и психологической структуре разных форм речевой деятельности находят свое отражение и в их мозговой организации. Однако наличие общих закономерностей объединяет все четыре формы речевой деятельности в единую систему. Об этом свидетельствуют как данные общей психологии речи, так и клинические наблюдения. Они показывают, что при локальных поражениях мозга (преимущественно левого полушария у правшей) нарушения распространяются на все формы речевой деятельности, т.е. возникает системный дефект с преобладанием нарушения того или иного аспекта речи (т.е. того или иного нейропсихологического фактора, на котором основана речевая система).

Как сложная функциональная система, речь включает много афферентных и эфферентных звеньев. В речевой функциональной системе принимают участие все анализаторы: слуховой, зрительный, кожно-кинестетический, двигательный и др.; каждый из них вносит свой вклад в афферентные и эфферентные основы речи. Поэтому мозговая организация речи очень сложна, а нарушения речи – многообразны и различны по характеру в зависимости от того, какое из звеньев речевой системы пострадало в результате мозгового поражения.

Импрессивная речь.

Как известно, первым условием декодирования воспринимаемой речи является четкое выделение из речевого потока фонем. Решающую роль в этом процессе играют вторичные отделы височной (слуховой) коры левого полушария.

Обладая мощной системой связей с постцентральными (кинестетическими) и нижними отделами премоторной коры, задне-верхние отделы левой височной области осуществляют высокоспециализированный слуховой анализ. Поражение этих зон делает выделение фонем недоступным и, нарушая «квалифицированный» речевой слух, приводит к возникновению височной, или акустико-гностической, афазии.

Нарушение фонематического слуха, являющееся непосредственным результатом поражения верхневисочных отделов левого полушария (или зоны Вернике), является типичным случаем устранения одного из существенных оперативных компонентов импрессивной речи. Оно оставляет сохранным намерение больного разобраться в смысле воспринимаемых слов, не разрушает активных попыток декодировать слышимую речь, но делает эти попытки безуспешными вследствие нарушения основного условия выполнения этой задачи. Оставляя принципиальные основы интеллектуальной деятельности больного сохранными (что видно из полной доступности для него письменного счета, наглядной конструктивной деятельности и т.д.), оно делает невозможным те формы мышления, которые требуют речевой формулировки и сохранения промежуточных речевых операций. Понимание общего смысла обращенной к больному речи с опорой на догадки по контексту, интонацию слышимой речи может оставаться здесь относительно сохранным, в то время как понимание точного и конкретного значения слов оказывается почти недоступным.

Второй формой нарушения исходного звена декодирования речевого процесса является своеобразное расстройство понимания слов, которое заключается в том, что фонематический состав слова остается сохранным, но узнавание его смысла грубо нарушается. Решающее значение здесь играет нарушение взаимодействия слухоречевого и зрительного анализаторов. В результате, которого звуковое слово перестает вызывать соответствующий образ.

Следующим этапом импрессивной речи является понимание значения целой фразы или целого связного высказывания.

Мозговая организация этого процесса является гораздо более сложной, чем мозговая организация непосредственного декодирования значения слова.

Первым из условий, необходимых для декодирования развернутого речевого высказывания, является удержание в речевой памяти всех его элементов. Если этого не происходит, понимание длинного предложения или развернутого речевого высказывания, требующее сопоставления входящих в него элементов, делается недоступным, так как больной, удерживая начало высказывания, в силу повышенной тормозимости элементов забывает его конец и оказывается не в состоянии понять значение всего развернутого предложения, хотя понимание отдельных слов остается сохранным. К такому результату приводят поражения средних отделов левой височной доли у правши, ведущие к дисфункции височной коры и вызывающие явления акустико-мнестической афазии.

Вторым условием понимания развернутого высказывания является симультанный синтез ее элементов: способность не только удерживать в памяти все элементы развернутой речевой структуры, но и временно «обозреть» ее, уложить в одновременно воспринимаемую смысловую схему. Это условие не обязательно для понимания многих форм простой повествовательной речи, которые Свиделеус называл «коммуникацией событий» и которые не включают в свой состав сложных форм грамматических соподчинений. Наоборот, «симультанное обозрение» и составление симультанных смысловых схем совершенно необходимы для понимания речевых конструкций, которые тот же Свиделеус называл «коммуникацией отношений» и которые включают в свой состав сложные логико-грамматические отношения, выражаемые с помощью предлогов, падежных окончаний и порядка слов.

Мы видели уже, что в соответствующих процессах декодирования интимное участие принимают теменно-затылочные, височно-теменно-затылочные отделы левого полушария у правшей. Поражение этих отделов ведет к распаду симультанных пространственных схем, а на символическом (речевом) уровне вызывает такие явления, как распад понимания определенных логико-грамматических отношений (семантическую афазию) и грубые нарушения тех форм конструктивной деятельности и счетных операций, выполнение которых базируется на симультанных синтезах.

Третьим условием понимания развернутой речи и декодирования ее смысла является активный анализ наиболее существенных элементов ее содержания. Такой анализ почти не нужен для декодирования простых фраз и наиболее элементарных форм повествовательной речи. Однако он совершенно необходим для расшифровки сложно построенной фразы и тем более для понимания общего смысла и особенно подтекста сложного развернутого высказывания.

Достаточно вспомнить, насколько сложны поисковые движения глаз (многократные возвращения к пройденным сегментам текста) человека, читающего трудный текст, пытающегося выделить его существенные стороны и понять общий смысл, чтобы оценить важность активной деятельности для декодирования сложной информации.

Обеспечение активной поисковой деятельности, требующей сохранения точного намерения, сформированной программы действий и контроля над их протеканием, осуществляется при ближайшем участии лобных долей мозга. Вот почему при поражении лобных долей мозга способность к направленной, программированной, избирательной деятельности исчезает, и организованное, активное поведение заменяется либо импульсивными фрагментарными реакциями, либо инертными стереотипами, понимание сложных речевых структур существенно нарушается.

Итак, лобные доли мозга совершенно необходимы для декодирования сложных и требующих активной работы высказываний. Поражение лобных долей мозга не затрагивает способности понимать слова и простые предложения. Но делает малодоступным понимание сложных форм развернутой речи и тем более подтекста сложных высказываний. Планомерное декодирование сложных речевых конструкций заменяется у больных с выраженным лобным синдромом либо серией догадок, не вытекающих из анализа текста, либо инертными смысловыми стереотипами.

Экспрессивная речь.

Экспрессивная речь заключается в кодировании мысли в развернутое высказывание и включает в свой состав ряд исполнительных звеньев. Выяснение мозговой организации экспрессивной речи мы начнем с рассмотрения ее наиболее элементарных форм и соответствующих мозговых механизмов.

Наиболее элементарным видом экспрессивной речи является простейшая повторная речь.

Простое повторение звука, слога или слова требует четкого слухового восприятия – это первое условие сохранной повторной речи. В акте повторения участвуют системы височной (слуховой) коры. Поэтому поражение вторичных отделов слуховой коры левого полушария, приводящие к распаду фонематического слуха, неизбежно сопровождаются дефектами повторения (замена близких фонем, неправильное воспроизведение их).

Вторым условием сохранной повторной речи является наличие достаточно четкой системы артикуляций, что обеспечивается нижними отделами постцентральной (кинетической) коры левого полушария. Поражение этих отделов мозга приводит к распаду артикулем, замене близких (оппозиционных) артикулем и появлению литеральных парафазий. В случаях более массивных поражений отделов постцентральной области левого полушария эти дефекты выражены резче и приводят к развернутой афферентной моторной афазии, в основе которой лежит распад артикулем.

Третьим условием сохранной повторной речи является возможность переключения с одной артикулемы на другую или с одного слова на другое.

В обеспечении нужной для этого пластичности двигательных процессов существенную роль играют аппараты премоторной коры левого полушария, в частности ее нижних отделов. Поражения этих отделов мозга приводят к возникновению патологической инертности в речедвигательной сфере и появлению тех речедвигательных персевераций, которые составляют патофизиологическую основу эфферентной моторной афазии или афазии Брока.

Повторение любой звуковой структуры (и прежде бессмысленных слогов или слогосочетаний) неизбежно входит в конфликт с воспроизведением фонетически близких, но осмысленных, хорошо упроченных слов. Для правильного выполнения этой задачи необходима определенная абстракция от хорошо упроченных стереотипов, подчинение произнесения заданной программе и торможение побочных альтернатив. Мы уже знаем, что такое программирование избирательного действия и торможение побочных связей обеспечивается при ближайшем участии лобных долей мозга, и поэтому понятно, что поражение этих отделов мозга приводит к тому, что нужная программа легко нарушается и повторение заданной (особенно бессмысленной или сложной) речевой структуры заменяется повторением какого-либо близкого, хорошо упроченного в прежнем опыте, слова (или фразы). Достаточно предложить такому больному повторить неправильную по смыслу или структуре фразу, чтобы он тотчас же воспроизводил ее в более привычном для него правильном виде.

Мы видим, таким образом, насколько сложный комплекс условий включает в свой состав такой, казалось бы, простой акт, как повторение, и на какую сложную систему зон мозговой коры он опирается.

Значительно более сложным является следующий вид экспрессивной речи – называние предмета нужным словом.

В этом случае звуковой образец нужного слова отсутствует и субъект сам должен исходя из зрительного образа воспринимаемого (или представляемого) предмета кодировать этот образ в соответствующее слово звуковой речи. Осуществление этой задачи связано с целым рядом новых условий, а, следовательно, и с участием целого ряда новых мозговых зон.

Первым условием адекватного называния предмета или его изображения является достаточно отчетливое зрительное восприятие его. Стоит зрительному восприятию потерять четкость (как это бывает в случаях нарушения зрительных синтезов, или оптической агнозии), или приобрести несколько ослабленные формы (выражающиеся в трудности узнавания стилизованных рисунков или выделения «зашумленных» изображений), или стоит произойти ослаблению зрительных представлений, чтобы называние предмета, лишенное наглядной оптической опоры, стало затрудненным. Это явление приобрело в классической неврологии название оптической афазии и возникает, как правило, при поражении височно-затылочных отделов левого полушария (у правшей). Оно может составлять патофизиологическую основу некоторых форм амнестической афазии, возникающей при поражении теменно-затылочных отделов мозга. Специальный анализ, проведенный Л. С. Цветковой, убедительно показал, что источником нарушения номинативной функции речи может быть нарушение наглядной зрительной основы предметных представлений.

Вторым условием нормального называния предмета является сохранность акустической структуры слова, что, как нам уже известно, является функцией слухоречевых систем левой височной области. Поражение этих отделов мозга, приводящее к нарушению четкой фонематической организации речевых структур, вызывает такие же затруднения называния, какие мы только что описывали при рассмотрении трудностей повторения. Признаком данной природы нарушения называния является обилие литеральных парафазий при попытке назвать показанный предмет, а также тот факт, что подсказка начальных звуков (или слогов) искомого слова в этих случаях не оказывает помощи больному, так как корень дефекта лежит в размытости акустического состава слов.

Третье, гораздо более сложное, условие правильного называния предмета состоит в нахождении нужного обозначения и торможении всех побочных альтернатив.

Называние предмета вплетено в целую сеть или матрицу возможных связей, куда входят и словесные обозначения различных качеств предмета, и всплывающие обозначения, относящиеся к близким семантическим категориям, и обозначения, близкие по своей звуковой и морфологической структуре.

Торможение всех этих побочных альтернатив и выделение нужного, доминирующего значения легко осуществляются нормально работающей корой и резко затрудняются при патологических (фазовых) состояниях третичных (теменно-затылочных) отделов коры левого полушария, когда нарушается закон силы и возникает уравнительная фаза, способствующая всплыванию побочных связей.

Отличительным признаком этого вида нарушений экспрессивной речи является тот факт, что подсказка первого звука искомого слова помогает больному и сразу приводит к нахождению нужного слова. Этим подлинная амнестическая афазия отличается от акустико-амнестической афазии, в основе которой лежит размытость звуковой структуры слова.

Последнее, четвертое условие, необходимое для нормального называния предмета – подвижность нервных процессов. Именно она необходима для того, чтобы раз найденное название не «застревало», не становилось инертным стереотипом, и чтобы субъект, который только что назвал один предмет, мог с достаточной легкостью переключится на другое название.

Это условие не соблюдается как при поражении нижних отделов премоторной области левого полушария (зона Брока), так и при поражениях левой лобно-височной области коры, в случае которых к уже известным нам явлениям патологической инертности следов присоединяются явления височного отчуждения смысла слов, когда нарушаются критическое отношение к возникающей патологической инертности и коррекция допускаемых ошибок. В этих случаях больной, правильно назвав картинку «Яблоко», называет следующую картинку «Две вишни» как «Яблоко», а, назвав пару картинок «Карандаш» и «Ключ», может вторую пару картинок, изображающих чашку и окно, назвать «Чашка» и «Ключ» или «Карандаш» и «Карандаш» и т.д.

Мы видим, таким образом, что и вторая. Казалось бы, также относительно простая форма экспрессивной речи – называние предмета – имеет сложную структуру, выполнение ее обеспечивается совместной работой целого комплекса зон коры левого полушария.

До сих пор мы были заняты анализом психологической структуры относительно простых, исполнительных (операционных) форм экспрессивной речи.

Теперь перейдем к проблеме мозговой организации экспрессивной речевой деятельности в целом.

Как уже было сказано выше. Развернутая экспрессивная речь или высказывание начинается с намерения или мысли, которые должны в дальнейшем перекодироваться в словесную форму и найти свое воплощение в речевом высказывании. Оба эти процесса требуют участия лобных долей мозга, которые являются аппаратом возникновения сложных мотивов, с одной стороны, и создания активного намерения или формулировки замысла – с другой. Если мотив высказывания отсутствует, а активного возникновения замысла не происходит, спонтанная активная речь, совершенно естественно, не может возникнуть, даже если повторная речь и называние предметов остаются сохранными. Именно такая ситуация характерна для больных с выраженным лобным синдромом, у которых вместе с общей аспонтанностью и адинамией отчетливо выступает речевая аспонтанность, проявляющаяся как в отсутствии самостоятельно возникающих высказываний, так и в том, что их диалогическая речь ограничивается лишь пассивными и односложными (иногда эхолалическими) ответами на поставленные вопросы. Причем, если вопросы, допускающие простой эхолалаический ответ («Вы чай пили?») – «Чай? Пил чай!»), воспринимаются легко, то вопросы, требующие введение в ответ новых связей («Где вы были сегодня?»), вызывают заметные затруднения.

Речевая аспонтанность, возникающая обычно при массивных поражениях лобных долей мозга (вовлекающих оба полушария), еще не может расцениваться как афазическое расстройство. Она является скорее частной формой общей аспонтанности больного. Зато следующая форма речевых нарушений, которая обозначается термином динамическая афазия, занимает отчетливое и своеобразное место среди афазических расстройств.

Переход от общего замысла к развернутому высказыванию требует перекодирования мысли в речь. Существенную роль в этом играет внутренняя речь, имеющая предикативную структуру и обеспечивающая формирование того, что в порождающей грамматике называют линейной схемой фразы. Переход от замысла к развернутому высказыванию осуществляется нормальным субъектом. Он остается потенциально сохранным и больных с локальным поражением левой височной ил левой теменно-височно-затылочной области. В этих случаях больной, у которого выпадают нужные слова, сохраняют общую интонационно-мелодическую структуру фразы, иногда заполняемую им совершенно неадекватными словами.

Однако у больных с поражением нижних заднелобных отделов левого полушария возникновение «линейной схемы фразы» оказывается существенно (иногда и полностью) нарушенным.

Эти больные не испытывают затруднений ни в повторении слов, ни в назывании предметов. Они могут повторять относительно простые фразы. Однако задание выразить мысль или сформулировать хотя бы элементарное словесное высказывание оказывается для них совершенно недоступным. Больные пытаются найти слова: «Ну вот… это… ну как же?!», но, в конце концов, оказываются совершенно не в состоянии сформулировать простое предложение.

Опыт показывает, что этот дефект не связан ни с отсутствие мысли, ни с недостатком слов. Больные этой группы легко называют отдельные предметы, но неизменно испытывают затруднения даже в тех случаях, когда им предлагается составить развернутое высказывание по простой сюжетной картинке.

Причиной такой неспособности к развернутому высказыванию является нарушение линейной схемы фразы, связанное с дефектом предикативной функции речи. Если предложить больному, которые не может сформулировать простую фразу «Я хочу гулять», три пустые карточки, соответствующие трем элементам этой фразы, и предложить ему заполнить их, то увидим, что больной, только что бывший не в состоянии сформулировать высказывание, легко делает это. Если в последующем убрать эту материализованную линейную схему фразы, вновь появятся затруднения.

Явления динамической афазии могут принимать и гораздо более сложные формы. Например, больной, полностью сохранивший способность повторять слова и фразы, оказывается совершенно неспособным к самостоятельному связному высказыванию. Так, если ему предложить составить устное сочинение на тему «Север», он после длительной паузы скажет: «… на севере есть медведи… о чем и довожу до вашего сведения…» или заменит самостоятельное творческое высказывание воспроизведением хорошо упроченной строки из стихотворения: «На севере диком стоит одиноко сосна».

Эта форма нарушения спонтанной развернутой речи может быть компенсирована путем, очень близким к только. Что описанному, с тем только отличием, что внешние материализованные опоры должны обозначать в этом случае не словесные элементы линейной схемы фразы, а целые смысловые компоненты развернутого высказывания. От такого больного можно добиться развернутого повествовательного изложения сюжета, если предложить ему записывать на отдельных бумажках беспорядочно возникающие у него смысловые отрывки и затем размещать эти бумажки в нужном порядке, превращая их таким образом, в связное повествование.

В целом, согласно классификации А. Р. Лурия, существует пять форм афферентных и две эфферентные формы афазий. Каждая из этих двух типов афазий связана с нарушением соответствующего фактора (афферентного или эфферентного) и характеризуются своим «набором» нейропсихологических симптомов.

Два типа речевых афазических расстройств выделяет и нейролингвистический подход к изучению афазий, составляющий особое направление в афазиологии. А. Р. Лурия, анализируя проблему афазий с позиций нейролингвистики, выделил две основных группы афазических расстройств. К первой он относил афазии, связанные преимущественно с распадом парадигматических основ речи, т.е. с распадом кодов языка (фонематических, артикуляционных, зрительных, пространственных). Это афазии, возникающие при поражении коры средне-задних отделов левого полушария (у правшей). Ко второй группе – афазии, связанные преимущественно с нарушением синтагматической организации речи, т.е. с трудностями построения фразы, высказывания. Это «передние» афазии, которые проявляются при поражении коры передних отделов левого полушария.

Особый тип речевых расстройств составляют явления аномии и дисграфии, которые возникают при пересечении мозолистого тела вследствие нарушения межполушарного взаимодействия.

Нарушения речи, встречающиеся при поражении левого полушария мозга в детском возрасте (особенно у детей 5 – 7 лет) также протекают по иным законам, чем афазии. Эти нарушения более стертые и в большей мере касаются слухоречевой памяти, а не других аспектов речи, что связано с иной мозговой организацией речевых процессов в детском возрасте.