Билет 21. Фантастические новеллы Мериме

Стремясь укрупнить проблематику, характеры и аналитические возможности своего искусства, Мериме ищет некий синтетический жанр, который бы пришёл на смену « жанровой игре» ( мистфикации), « свободному повествованию» или мозаичности ( экзотические новеллы, кр. Кармен). Не придумывая нового термина, он разрабатывает своеобразную удвоенную новеллу, или эллипс, являющийся переходной формой от новеллы к повести и роману. Под эллипсом подразумевается такая структура художественного произведения, в которой всё содержание организуется вокруг двух скрытых или явных центров, равноправных и взаимодействующих друг с другом. Принцип эллипса использовался давно ( например, в творчестве Шекспира), но в 19 веке он становится жанрообразующим принципом той переходной формы, к которой обратился Мериме. В структуре новеллы один центр, в романе – множество. Эллиптическая новелла разрывает рамки единичности, но сохраняет лаконизм.

Ярчайшим примером подобного и является итоговое произведение Мериме – « Локис», 1869. Эта новелла синтезировала основные тенденции творчества Мериме всех основных периодов. Народная молва связывает происхождение Михаила Шемета с похищением его матери медведем и белая шейка с бьющейся голубой жилкой, по которой течёт красная кровь. Михаил Шемет – человек образованный, но странный: лошади и собаки боятся его, как диких зверей, его взгляд часто напоминает взгляд животного. Второй мотив – полюбившаяся князю пани Юлька, веселая и озорная девушка, которая постоянно дразнит влюблённого в неё Михаила ( русалочьи пляски). Соединение мотивов происходит в финале, когда юную новобрачную находят на брачном ложе с растерзанным горлом, а молодой муж скрывается, видимо, спустившись по дереву. Вся история разыгрывается на глазах рассказчика, профессора кеннингсбергского университета, приехавшего в эту глушь для изучения великого жмудского наречия, которому грозит вымирание.

Композиция рассказа в рассказе задаёт тон некоторой отстранённости, а автор, как всегда, не раскрывает причину трагедии, оставляя читателю возможность разгадать её самому.

22. Исторический роман Мериме «Хроника царствования..» Полемика писателя с английской и французской традиции жанра.«Xроника царствован и я Карла IX» (1829)—один из лучших французских исторических романов, в нем Мериме «вжи­вается» в психологию, нравы своих соотечественников, но живших в XVI в. Мериме не принял той формы исторического рома­на, которую разработали романтики. Он и здесь экспериментиру­ет с жанром в "поисках повествования, наиболее адекватно отра­жающего действительность. Роман, в основе которого социально-нравственная проблема­тика, строится как произведение о частной жизни двух братьев, их стремлении сделать карьеру, добиться любви очаровательной придворной дамы. Такое перенесение акцентов на события личной жизни основано на концепции историзма Мериме. Свое представление о принципах воспроизведения прошлого Мериме изложил в предисловии к роману и главе VIII «Диалог между читателем и автором».

В предисловии Мериме сообщает, что в истории он любит только анекдоты (вспомним, что анекдотом во времена Мериме и Пуш­кина называли события из жизни частных лиц). Если первое условие заключается в воспроизведении частной жизни обычного человека, то второе предполагает верность нравам эпохи. «Поэтому о поступках людей прошлого необходимо судить по за­конам этого прошлого. Следуя этому суждению, Мериме делает вывод: «парижские горожане, умерщвляя еретиков, твердо верили, что повинуются голосу Неба». И наконец, последнее размышление автора о законах исто­рического романа: «Я говорю лишь — предположим это». Удален­ность во времени, многопричинность событий дают возможность создавать лишь версии исторических событий и их истоков. Автор­ская версия мотивов Варфоломеевской ночи — ненависть Карла IX к адмиралу Колиньи, протестанту, который был много умнее и талантливее «самодержца», ощущение королем своей умственной и нравственной ущербности. Глава VIII — это полемика с принципами историзма В. Скотта. Мериме отказывается подробно описывать и королевские покои, и одежды участников королевской охоты. Портреты персонажей он предлагает читателям посмотреть в музее. В лучшем случае он передает только чисто физические черты, и замечает, что на лице монарха нельзя было прочитать «Варфоломеевская ночь», так же как на лице Марии Медичи не отражалось убийство Жанны д'Альбре, совершенное недавно по ее повелению. То есть Мериме отка­зывается от романтического принципа делать лицо зеркалом души. Персонаж в его романе проявляется себя в действии. Так, напри­мер, лживая и порочная душа короля раскрывается в том, чтобы уговорить Жоржа Мержи убить адмирала Колиньи. Колорит времени воспроизводится в романе не по закона В. Скотта, который придавал особое значение изображению вещ­ного мира: Мериме описывает костюмы братьев Мержи только для того, чтобы показать, как скромны гугеноты и как стремятся к роскоши католики. Квартира Жоржа обрисована с той же целью! Дым и смрад, распространяющиеся от груд горящих тел и трупов убитых гугенотов, передают страшную картину братоубийствен­ной бойни. Каждый предмет служит только раскрытию главной авторской идеи, но не имеет самодовлеющего значения, как у В. Скотта. Роман, в котором описываются события конца XVI в., воспро­изводит его нравы: грубость и жестокость наемников-рейтаров, перу в предсказания цыганок, жестокие, натуралистические пере­данные расправы с гугенотами, невежество не только простого народа и монахов, но и придворной дамы Дианы де Тюржи. Ис­ключением являются братья де Мержи, особенно Жорж. Свободо­мыслие, смелость, неспособность исполнять приказания даже ко­роля, если они противоречат представлениям о чести и гуманно­сти, нежная любовь к брату выделяют его среди всех героев рома­на. Но именно он и погибает в финале: в этом сказывается автор­ский скептицизм и пессимизм. Мериме не всегда дает однозначное объяснение состояния или поведения персонажа. Особенно многозначен финал романа, ибо автор предлагает читателю самому решить, утешится ли Бертран и появится ли у Дианы де Тюржи новый любовник. Возникает открытый финал, который предполагает дальнейшее развитие действия уже вне рамок данного художественного произведения. Завершенность и однозначность кажется Мериме упрощением в истолковании психологии человека.