Процесс принятия политических решений и его результаты

Администрации Тэтчер не удалось решить поставленные ею кон­кретные экономические задачи. Правда, инфляция была уже не такой высокой, как в 70-х годах. Реальные темпы роста действи­тельно увеличивались, особенно с 1985 по 1988 г. Вместе с тем по­сле 1988 г. объем ВНП упал. Потребительские цены вновь под­скочили чуть ли не вдвое. В Англии началась стагнация. Рост без­работицы, а также неравенство в доходах ослабили народную поддержку «культуры предпринимательства». Крестовый поход по изгнанию социализма с Британских островов захлебнулся, не­смотря на то, что приверженность капитализму вызвала уваже­ние к Тэтчер в странах Восточной Европы и у разочаровавшихся в социализме лидеров Чили.

Такой экономический итог правления отчасти объясняется проводившейся ею внутренней политикой, ее организационным курсом и положением Великобритании в мировой капиталисти­ческой системе. Высокие темпы экономического роста и низкий уровень инфляции в период с 1983 по 1988 г. являлись следстви­ем незначительного повышения стоимости труда в обрабатываю­щих отраслях. Высокая почасовая производительность вкупе с умеренным уровнем зарплаты дали в Англии на данный период более низкую, чем в Швеции, цену труда на единицу продукции. Обострились проблемы, связанные с безработицей и неравенст­вом в распределении доходов. Между 1981 и 1987 г. количество безработных осталось на уровне 10—11%.

Различия в соотношении труда и капитала являются причи­ной разных показателей Великобритании и Швеции в 80-х го-

4* ₉₉

дах. В шведских профсоюзах состояла большая часть рабочих; они поддерживали довольно тесные отношения с СДРПШ. Ка­питализм в Швеции объединил промышленный и финансовый сектора. Банки не обладали таким влиянием, как промышлен­ные предприятия, занимавшиеся экспортом продукции, пере­довой в технологическом отношении (электронного оборудова­ния, автомобилей, средств телекоммуникаций) на международ­ные рынки. Благодаря альянсу СДРПШ и профсоюзов швед­ское правительство выделяло щедрые ассигнования службе за­нятости населения, курсам профессиональной переподготовки, на создание рабочих мест для инвалидов и общественному не­производственному сектору. Частные транснациональные ком­пании извлекали выгоду благодаря низким корпоративным на­логам, а также с помощью инвестиционных фондов, стимули­ровавших технологический прогресс. Рос экспорт промышлен­ных товаров. Программы переобучения, предлагаемые службой занятости, помогали рабочим приходящих в упадок отраслей найти новую работу, поэтому уровень безработицы в Швеции оставался низким. Британские профсоюзы в период правления Тэтчер имели незначительное влияние. Их руководство распро­странялось на разрозненные организации, власть профсоюзов проявлялась лишь в пределах предприятий. Между лидерами лейбористской партии, желающими декларировать классовые интересы перед всем электоратом, и профсоюзными лидерами, выступающими за сохранение высоких зарплат в таких убыточ­ных отраслях, как угледобыча, судостроение, автомобилестрое­ние, возник конфликт. Капиталисты разделились на произво­дителей и финансистов; последние заняли господствующее по-' ложение в британской политике. В качестве ведущего мирового финансового центра капиталистической экономики Лондон стал также центром транснациональных капиталовложений фи­нансового и физического капитала. Вместо того чтобы инвести­ровать средства в отечественную промышленность, Банк Анг­лии предоставлял займы коммерсантам и промышленникам, которые вели операции за рубежом. Банк Англии и министерст­во финансов определяли экономическую политику, в частности особо высокие процентные ставки на недвижимость и завыше­ние валютного курса. Это затрудняло британским промышлен­никам экспортировать свои товары. С 1979 г. экспорт промыш­ленных товаров как часть общего экспорта резко упал; возрос импорт промышленных товаров. В условиях деиндустриализа­ции британские рабочие имели все меньше шансов получить ра­боту в обрабатывающих отраслях. Росла безработица, особенно

в таких бывших промышленных северных регионах, как Йорк­шир, Северо-Запад, Уэльс и Шотландия. Правда, в южных рай­онах, окружающих Лондон, безработица была не столь велика; они являлись центрами банковско-финансового дела, страхова­ния, деловых услуг, лизинга, оборонной и электронно-комму­никационных отраслей. Следуя политике «культуры предпри­нимательства», правительство тори заложило меньший процент ВНП на финансирование общественных служб занятости, про­фессиональной подготовки на рынке труда и создания рабочих мест в общественных/непроизводственных сферах в отличие от социал-демократической администрации Швеции. Из-за этого уровень безработицы в Великобритании оказался в четыре раза выше, чем в Швеции.

Регрессивные британские расходы и налоги вызвали бурный рост неравенства в доходах в 80-х годах. С 1979 по 1988 г. доля ВПН, приходящаяся на 20% беднейших жителей страны, уменьшилась, а доля богатейших 20% — возросла. По сравне­нию со Швецией в Великобритании больший процент составля­ли люди, чьи реальные денежные доходы были меньше полови­ны среднего уровня по стране. Беднейшими британцами стали безработные, пенсионеры, неполные или имеющие иждивенцев семьи. В Швеции зарплаты мужчин и женщин были более рав­ными, чем в Великобритании.' Так как равенство доходов не входило в число приоритетов тэтчеризма, такая политика не предполагала особых шагов по его сокращению. В 80-х годах были уменьшены правительственные ассигнования на жилье и образование, особенно университетское, политехническое, а также на гранты студентам. Снизился процент ВНП из расчета на душу населения, выделяемый на пособия по безработице. Ужесточились условия выдачи пособий. Заработная плата со­трудников частных фирм по сравнению с получаемой работни­ками государственных учреждений — например, учителями, младшим медперсоналом и промышленными рабочими — резко возросла. Регрессивные налоги увеличили разрыв между бога­тыми и бедными. Люди с высокими и средними доходами пла­тили более низкий подоходный налог. Владельцы частных до­мов получали возможность исключать из налогооблагаемого до­хода сумму выплачиваемых ими банковских процентов по ипо­течной ссуде. Приобретавшим акции приватизированных пред­приятий дали право на налоговые скидки. Снизился налогооб­лагаемый доход и для независимых школ. Между тем ставки ме­стных налогов, налог на добавленную стоимость и платежи в фонд социального страхования возросли.

В результате этой экономической политики британское обще­ство разделилось на неимущих, имущих и «многоимущих». Про­играли безработные, неквалифицированные рабочие, арендато­ры, бездомные, работники с неполной занятостью, работающие на маргинальных предприятиях сферы обслуживания, женщины, надомники, а также население Северо-Запада и Северной Ир­ландии. В число выигравших вошли владельцы собственных до­мов, высококвалифицированные рабочие, специалисты-компь­ютерщики, служащие оборонных предприятий, жители южных пригородов Лондона. Управляющие частными фирмами, менед­жеры и финансисты, особенно банкиры, вошли в категорию «многоимущих». Как и следовало ожидать, наиболее обеспечен­ные слои населения активней всех поддерживали на выборах консервативную партию. Электорат тори состоял из владельцев частных домов, обладателей высоких зарплат и противников со­циалистической политики и социального обеспечения. Электо­рат лейбористов включал квартиросъемщиков, низкооплачивае­мых работников и сторонников увеличения ассигнований на со­циальное обеспечение, считавших, что такая мера смягчила бы неравенство в доходах³¹.

В начале 90-х годов Великобритания столкнулась с классо­вой дифференциацией и фрагментацией общества. Влияние ин­тегрирующих институтов — коалиционных политических пар­тий, гражданской службы, школ и судов — не было в этой стра­не таким сильным, как в Швеции. Конфликт взял верх над кон­сенсусом. Дифференциация подавила интеграцию. И все же нельзя сказать, что Великобритания оказалась расколотой на «две нации». Скорее, дифференциация породила многополяр­ность, которая как бы перекрывала линии раскола. Экономиче­ское расслоение восстановило богатых против бедных, квали­фицированных рабочих против неквалифицированных, высо­кооплачиваемый персонал частных фирм против низкооплачи­ваемых работников государственных предприятий, корпорации против профсоюзов, промышленный капитал против финансо­вого. Региональная дифференциация разъединила жителей се­вера и юга. Африканцы и азиаты хотели иной, чем белое населе­ние, иммиграционной, образовательной политики, иного под­хода в сфере занятости. Элитарные и массовые институты по-разному готовили молодежь к взрослому ролевому поведению. Эти взаимосвязанные общественные конфликты отражали по­литические разногласия между лейбористской и консерватив­ной партиями³².

Многоплановые конфликты породили в 90-х годах тягу к ук­реплению национальной интеграции Великобритании. К концу 1990 г. темпы экономического роста упали ниже 1%. Уровень безработицы возрос почти до 7,5%, потребительские цены вы­росли на 10%. Перед лицом экономической стагнации лидеры консервативной партии, представлявшие ее в палате общин, из­брали более склонного к компромиссам премьер-министра, призванного сплотить нацию на пути к экономическому воз­рождению. Тэтчер ушла в отставку, ее место занял Джон Мейд-жор. В отличие от предшественницы консерватизм Мейджора стал более «заботливым, сострадательным». Его правительство отменило непопулярный регрессивный местный сбор (подуш­ный налог) и провело снижение налогов для граждан с низкими доходами. Во внутренней политике он призывал к установле­нию партнерских отношений между бизнесом, трудом и госу­дарством ради того, чтобы Британия вышла из экономического застоя. Во внешней политике он выступал за более тесный фи­нансовый союз с ЕС, чем Тэтчер. Премьер-министр Мейджор не ставил во главу угла необходимость приватизации сферы со­циальных услуг и восстановления рыночной конкуренции и провел избирательную кампанию 1992 г. под лозунгом «Богатст­во рука об руку с всеобщим благоденствием». Программные по­ложения лейбористской партии тоже стали более умеренными. Отказавшись от таких социалистических требований, как наци­онализация тяжелой промышленности, она выступила в под­держку денационализации не всех прежде национализирован­ных предприятий, а только отвечающих за водоснабжение в масштабах всей страны. Во внутренней политике партия требо­вала большего социального обеспечения, финансируемого го­сударством на основе прогрессивного подоходного налога. В области внешней политики лейбористы призывали к тесному взаимодействию Великобритании и ЕС. Парламентские выбо­ры 1992 г. консервативная партия выиграла, получив 42% голо­сов избирателей и 52% мест в парламенте. Несмотря на расту­щий уровень безработицы, большинство из «избирателей-пере­бежчиков», отколовшихся от лейбористской партии в 1987 г., и в 1992 г. продолжали оставаться на стороне тори. Новые домо­владельцы, акционеры и квалифицированные рабочие противо­стояли политике введения прогрессивного налога и эгалитар­ным финансовым программам, выдвигаемым лидерами лейбо­ристов.

В общем, к концу XX в. согласительные системы Великобри­тании и Швеции мало чем отличаются друг от друга. Шведские

социал-демократы осуществили ряд неолиберальных политиче­ских проектов в экономике. Премьер-министр из партии Союз умеренных Карл Бильдт, подобно Тэтчер, выступал за «культуру предпринимательства». Однако необходимость находить комп­ромисс с другими политическими партиями в составе коалици­онного правительства умерила его стремление радикально сокра­тить расходы на социальные нужды; в 1992 г. основные политиче­ские преобразования свелись к сокращению дотаций на жилье, пособий по временной нетрудоспособности, а также налога на добавленную стоимость на продукты питания, размеров гости­ничных и ресторанных счетов. Обе нации пережили рост безра­ботицы — к началу 1993 г. он превысил 7% в Швеции и 10% в Ве­ликобритании. Столкнувшись с серьезными экономическими проблемами, премьер-министр Бильдт попытался наладить эф­фективное управление такой согласительной системой, которая учитывала бы самые разные интересы³³.

Заключение

Современные согласительные системы отличает ряд фундамен­тальных принципов, политических стилей и методов осуществле­ния социальных преобразований. Суть согласительной системы заключается в поиске путей согласования различных интересов. Она проводит разделение между духовно-нравственными ценно­стями и материальными интересами. Государственная политика сосредоточена на предоставлении пособий различным социаль­ным группам. В таких плюралистических обществах, обществен­ные организации в значительной степени независимы от прави­тельственного контроля. Коллегиальное руководство распреде­ляет власть между правительственными учреждениями. Полити­ки вместе с юристами — законодателями и судьями — увязывают между собой различные интересы, служат посредниками в за­ключении сделок, играют роль арбитров в политических дискус­сиях и устанавливают правила политической игры. Отдельные индивиды удовлетворяют свои политические амбиции, активно участвуя в группах влияния, оказывающих давление на прави­тельственных чиновников. Основные участники этой политиче­ской деятельности — децентрализованные правительственные учреждения, коалиционные партии, общественные объединения — устраивая торг друг с другом и оставаясь открытыми для самых разных информационных служб, способствуют осуществлению маргинальных социальных преобразований. Подчеркивая необ-

ходимость прагматических компромиссов, лидеры стремятся удовлетворить максимум притязаний на долю в политическом «пироге». Как показал анализ плюралистических демократий в Швеции и Великобритании, первая, особенно с 1950 по 1975 г., более эффективно функционировала в качестве согласительной системы; она достигла наибольшего равновесия между диффе­ренциацией и интеграцией.

На исходе XX в. согласительные системы рассматриваются как своего рода окно в будущее. Согласно Френсису Фукуяме, «перед нами разворачивается некий фундаментальный процесс, диктующий всем обществам единый путь эволюционного разви­тия — короче, речь идет о том, что к либеральной демократии движется чуть ли не сама Всеобщая история человечества»³⁴. Признавая, что еще не во всех политических системах произош­ла институционализация либерально-демократических принци­пов, Фукуяма вместе с тем утверждает, что согласительные идеи уже одержали победу над соперниками. Либерально-демократи­ческие идеи — свобода, равенство, человеческое достоинство, электоральные выборы, власть закона, всеобщее избирательное право — заняли господствующее положение в мировой культуре. Экономический либерализм, основанный на рынке и частной собственности, побеждает государственный социализм. В 1990 г. большее число государств придерживалось либерально-демокра­тических ценностей, чем в 1900 г.

Другие аналитики более пессимистичны в оценке перспектив всеобщего принятия согласительных систем³⁵. Идеалы либе­ральной демократии главенствуют в надстройке. Однако в боль­шинстве стран на процесс принятия политических решений все еще влияют бюрократические-авторитарные тенденции. Такие силовые учреждения, как полиция, армия, служба безопасности и частные военизированные формирования держат под контро­лем противостоящих интересам элиты действия политических диссидентов. В ситуации растущей ролевой специализации ис­конная тяга народа к единому сообществу также время от време­ни проявляется в терпимости к характерному для согласитель­ных систем многообразию групп влияния. И даже несмотря на то, что мировая капиталистическая экономика расширяет сферу своего влияния, отдельные общинные (этнорелигиозные) конф­ликты представляют угрозу для существования слабых нацио­нальных государств. Особенно мало шансов на выживание оста­ется у согласительных систем при спаде экономического роста, углублении неравенства в доходах, усиливающейся фрагмента­ции общества и нарушений внутреннего равновесия в результате

иностранного вмешательства. В таком случае для проведения со­циальных преобразований необходимы мобилизационные сис­темы, как это имело место в России, Германии, Китае, Вьетна­ме, Северной Корее, Иране и на Кубе. Мощные, обладающие органами принуждения государства, уничтожившие старый строй, добиваются осуществления своей политики при помощи методов, являющихся отрицанием либерально-демократических принципов согласительных систем.

Глава 5

Мобилизационные системы

Если лидеры согласительных систем стремятся к революцион­ным реформистским общественным преобразованиям, то воз­главляющие мобилизационные системы политики борются за быстрое достижение фундаментальных изменений в обществе и управлении им. Основополагающий принцип мобилизационной системы — активное участие масс в политической жизни. В иде­ологическом плане их лидеры ожидают от масс политического подхода ко всему происходящему в обществе, т.е. предполагают, что массы будут ставить во главу угла общие, касающиеся всех за­дачи и рассматривать свои частные интересы в зависимости от благосостояния всего общества. Борьба за общее благо — нацио­нальную независимость, экономический рост, всеобщую грамот­ность, здоровое общество — выступает здесь одновременно как внутренняя потребность и как средство разрешения личных про­блем. В структурном плане контроль над ресурсами получают партии, армия, партизанские формирования, милиция и массо­вые организации для их активного использования при проведе­нии фундаментальных преобразований. В поведенческом плане харизматические лидеры — пророки, мудрецы, военачальники, партийные вожди — ведут нацию по пути осуществления идеоло­гических задач реконструирования общества. С точки зрения платонизма, идеологические цели выступают как telos (потенци­альные цели), реализация которых возложена на лидеров. Широ­комасштабные преобразования мобилизационные лидеры осу­ществляют с помощью идеологических призывов, политической организации и вовлечения масс в политический процесс.

Проводимая политика предполагает преодоление конфлик­тов. Выступая против примирения групповых различий, мобили-

заторы стимулируют конфликты и столкновения. Вместо того чтобы прийти к соглашению, они эксплуатируют конфликты, разгорающиеся по поводу несовпадения ценностных установок. Господствующим стилем мобилизационного политического про­цесса является не приспосабливание, а поляризация. Имеющая определенную идеологическую цель мобилизационная система стремится возбудить в массах стремление, веру и чувства, необхо­димые для разгрома политических врагов. Для этого движения, которое борется за независимость от державы-колонизатора, ве­дет революционную гражданскую войну за свободу или добивает­ся успешной индустриализации страны, характерно решение по­литических вопросов военными методами. Выступая за всеоб­щую грамотность или здоровье всех членов общества, политики объявляют войну социальному неравенству и отсталости.

Мобилизационные системы возникли в XX в. вследствие ак­тивного участия масс в политической жизни. Обычно это проис­ходило в обществах с экономическим неравенством и политиче­скими конфликтами. Расслоение общества по этническому, ре­лигиозному и экономическому признаку усиливало политиче­скую поляризацию. В подобной взрывоопасной ситуации моби­лизационное движение сулило освобождение от всех невзгод. Приходя к власти, мобилизаторы не проявили большого почте­ния к демократическим процедурам. Организованное участие масс оттесняло на второй план институционализированную кон­куренцию. Следование «воле народа» считалось более важным делом, чем выражение различных интересов.

Элитарные мобилизационные режимы проводили как капи­талистическую, так и государственно-социалистическую эконо­мическую политику. Так в «третьем рейхе» нацисты (Национал-социалистическая рабочая партия Германии) осуществляли про­граммы, направленные, несмотря на антикапиталистическую ри­торику на парламентских выборах 1932 г., на сохранение капита­листической системы. В частности, с середины 1934 г. экономи­ческая политика проводилась в интересах главным образом круп­ных промышленников и их военных союзников, а не рабочих или мелких предпринимателей. На практике национал-социализм означал скорее контроль со стороны правительства за деятельно­стью частных фирм, чем государственную собственность на ка­питал и перераспределительную политику социального обеспе­чения. И наоборот, в странах, где правила коммунистическая партия, термин «социалистический» означал широкое развитие государственной собственности, государственного планирова­ния экономического развития и всестороннего социального

. 108

обеспечения со стороны партийно-государственных органов. Коммунистическая партия стремилась мобилизовать массы на ускорение промышленного развития под руководством государ­ства. Так, в частности, в СССР в 30-е годы капиталовложения, создание тяжелой и оборонной промышленности рассматрива­лись как более важные задачи, чем производство продуктов пита­ния и товаров народного потребления. Вместе с тем рабочие и го­родские жители выиграли от программ, направленных на расши­рение среднего образования и повышающих доступность здраво­охранения. При всей политической элитарности в СССР в эпоху сталинизма были созданы условия для высокой социальной мо­бильности масс¹.