Политическое функционирование

Всякое политическое действие в какой-то хотя бы и незначительной, степени изменяет существующую ткань политических отношений. Однако на макроуровне (общества в целом) эти изменения становятся заметными лишь тогда, когда в совокупности превышают некую «критическую массу» и вызывают качественные изменения политической системы. Пока этого не произошло, считается, что политическая система находится в режиме обычного функционирования, Для него характерны устойчивость политических институтов, рутинное применение государственной властью традиционных средств управления, вполне ожидаемое, без сюрпризов поведение основных политически субъектов, отлаженность конституционных, законодательных, избирательных ипрочих политических процедур В такой ситуации, как говорил К. Маркс, «единственной движущей силой развития является лишь календарь». В этом режиме политическая система общества осуществляет свое «простое воспроизводство», настороженно встречая любые инновации-

Характерной особенностью режима функционирования политического процесса является цикличность — размеренная повторяемость стадий и способов взаимодействия главных субъектов политики. Как правило, циклический ритм политическому процессу задает избирательная система, требующая периодического (раз в 4—5 лет) подтверждения легитимности и полномочий органов власти, формируемых на основе народного волеизъявления. Бывает и по-другому, в бывшем СССР, например, цикл политической активности определялся пятилетними народнохозяйственными планами, основные параметры которых утверждались очередными съездами КПСС. На периоды подготовки последних, так называемые «рубежи пятилеток», и приходился пик политической активности всех партийных и государственных структур, направление деятельности которых могло существенно измениться после какого-нибудь «судьбоносного» съезда.

Внутри обычного цикла политического процесса можно выделить несколько фаз, или стадий, осуществления в нем основных функций политики, как это сделали, например, американские политологи Г. Алмонд и Г. Пауэлл. Они постулировали наличие системных (социализации, рекрутирования и коммуникации) и процессуальных функций политики. К последним относятся функции артикуляции интересов, их агрегирования, а также выработки конкретных политических мер и их осуществления. Каждой процессуальной функции можно поставить в соответствие определенную стадию в развертывании целостного политического процесса.

На первой стадии происходит «артикуляция интересов» различных социальных групп, осознающих, что без воздействия на политическую власть им не решить свои проблемы. Их оформление и выражение берут на себя многочисленные «группы интересов» (профсоюзы, объединения предпринимателей, ассоциации потребителей и пр.).

Вторая стадия характеризуется «агрегацией интересов», т.е. процессом укрупнения, сведения относительно мелких, частичных интересов (скажем, отраслевых или местных) в некий обобщенный политический интерес, выразителем которого выступают уже крупные политические партии, объединения, движения и т.д.

На третьей стадии политического процесса тем или иным способом достигается согласие основных заинтересованных сил и происходит выработка определенной политики, что является результатом деятельности главным образом представительных (законодательных) органов власти. Хотя во многих случаях (как, например, в нынешней России) направленность вырабатываемого политического курса в немалой степени зависит и от исполнительной власти.

И наконец, последняя, четвертая стадия обычного цикла политического процесса заключается в осуществлении коллективных политических решений, их «переводе» на язык конкретной практической деятельности государства типа мобилизации экономических ресурсов, исполнения бюджета и т.п. Это уже почти исключительно прерогатива исполнительной власти, действия которой должны в принципе контролироваться властью законодательной. На практике же характер и глубина такого контроля всякий раз зависят от сложившегося на данный момент баланса политических сил, контролирующих главные ветви государственной власти.

Политические технологии. Поскольку политический процесс в режиме функционирования отличается рутинностью, т.е. обычностью и повторяемостью решаемых задач, то по отношению к стереотипным способам их решения в последнее время стал применяться термин «политические технологии».

Этот термин представляется удачным также и потому, что мир политики в XX в. продемонстрировал отчетливую тенденцию к профессионализации. Для всех политических лидеров, а также немалого числа их помощников, аналитиков, консультантов занятия политической деятельностью давно превратились в профессию, являющуюся основным источником дохода и требующую весьма специфичных навыков и умений.

Общий перечень такого рода умений достаточно велик. Профессиональный политик должен прежде всего уметь: а) анализировать массу разнообразной информации; б) добиваться поддержки избирателей; в) организовывать взаимодействие политических персон, групп, фракций; г) «продавливать» представляющиеся ему нужными решения через стену сопротивления оппозиционеров, чиновников, равнодушных и т.д. Все эти направления деятельности политика достаточно технологичны, т.е. допускают известную стандартизацию и выработку четких правил и порядка действий. Совокупности таких правил, способов и приемов достижения конкретных политических целей и называются политическими технологиями. К наиболее разработанным из них относят следующие:

- избирательные;

- информационно-аналитические;

- рекламно-имиджевые;

- политический маркетинг (см. гл. 8);

- лоббирование;

- политическое консультирование и т.д.

Под избирательными технологиями, например, понимают комплекс организационных, пропагандистских, рекламно-информационных и прочих мероприятий, которые должны привести политическую партию или отдельного кандидата в депутаты к победе на выборах. Их практическое осуществление начинается с формирования «команды», «штаоа» организаторов избирательной кампании. В структуре «команды», как правило, существуют три уровня иерархии:

а) организационное ядро, состоящее из руководителей-координаторов, финансовых директоров и агентов, доверенных лиц, пресс-секретарей, начальников технических служб (безопасности, транспорта) и т.д.;

б) «узкие специалисты», работающие в рамках опред ленных направлений (аналитики, создатели имиджа, ответственные за контакты со СМИ, спичрайтеры, юристы и т.п.;

в) «подносчики патронов» в виде сборщиков подписей в поддержку выдвижения какого-либо кандидата, расклейщиков плакатов, распространителей агитационных листовок и пр.

Деятельность большинства работников «команды» оплачивается, хотя в третьей, самой многочисленной ее группе бывает немало и волонтеров (в странах Запада — до половины их общего числа). «Мозговой центр» такой команды разрабатывает общую стратегию избирательной кампании в зависимости от круга доступных ресурсов: финансовых, организационных, рекламно-информационных и др. Важнейшими из них ныне признаются, конечно, финансовые ресурсы, складывающиеся из средств, выделенных государством, а также добровольных взносов организаций и частных лиц. Однако в ряде случаев решающими вполне могут оказаться и другие источники ресурсов — наличие разветвленного и отлаженного партийного аппарата, использование возможностей структур госадминистрации (что хотя и запрещено законом, но на практике неизбежно: если переизбирающийся президент отправляется в поездку по стране, как отделить его текущую деятельность от предвыборной?), поддержка СМИ, наличие ярко выраженной «харизмы» у баллотирующегося кандидата и др.

Инвентаризация основных источников ресурсов очерчивает реальные возможности избирательной команды. Далее в дело вступают аналитики и прогнозисты, задача которых заключается в изучении социально-экономической и политической ситуации в избирательных округах, определении политических настроений и ожиданий электората, «болевых точек» повседневной жизни, которые можно «поэксплуатировать» для создания образов «борцов за справедливость», и т.п. В компетенцию этих специалистов также входит определение тех конкретных групп электората, прямое обращение к которым сулит наибольшие успех и поддержку. Тут же подключаются к работе и специалисты по опросам общественного мнения, призванные не только отслеживать предвыборные рейтинги кандидатов, но в известной мере и формировать их.

По результатам проведенного анализа уже окончательно формулируются основные лозунги избирательной кампании, определяются наиболее эффективные «зоны влияния», составляется расписанный по дням «бизнес-план» конкретных мероприятий по проведению встреч с избирателями, выступлений в СМИ, распространению агитационных материалов, проведению благотворительных акций и пр.

Важная составная часть избирательной кампании — формирование привлекательного в глазах избирателей политического имиджа кандидата. Считается, что многие избиратели делают свой выбор не столько на рациональном, сколько на эмоционально-чувственном уровне. Иначе говоря, оценивается не программа или «идейная платформа» кандидата, а его внешний облик, манеры, черты характера вроде силы воли, мужественности, властности и т.п. Учитывая эту особенность восприятия политической реальности, многие политики не считают зазорным «играть на психологии» избирателя, сознательно культивируя наиболее выигрышные в психологическом плане стороны своей персоны. Конечно, создать пользующийся успехом политический имидж на пустом месте нельзя. Но довести определенные реальные черты личности политика до безусловно впечатляющей величины, фокусируя на них внимание с помощью СМИ, вполне возможно.

Общественное мнение всегда приветствует такие черты политиков, как интуицию, хозяйственную рачительность и компетентность, острое чувство справедливости, решительность, бескомпромиссность и др. В зависимости от конкретной политической ситуации начинают эксплуатироваться различные виды политического имиджа: «крепкий хозяин», «борец с коррупцией», «профессионал-прагматик», «отец нации» и пр. Авторитет и влияние носителя такого имиджа являются важным ресурсом избирательного процесса. Поэтому неудивительно, что специалисты-имиджмейкеры непременно присутствуют в составе любой сколько-нибудь солидной избирательной «команды».

Принципы деятельности такого рода команды профессионалов, организующей и связывающей воедино все процедуры предвыборного и собственно выборного процессов, и охватываются понятием избирательная технология. Практически во всем цивилизованном мире данная сфера деятельности является полем приложения усилий не только официальных партийно-политических структур, но и мощного частного бизнеса. Именно он поставляет на своеобразный «политический рынок» многочисленных специалистов по политической рекламе, имиджмейкеров, аналитиков, консультантов и т.д. Примерно такая же выборная «инфраструктура» начинает сегодня складываться и в России Но как и в любом новом деле, здесь есть свои издержки роста. Недостаточная законодательная проработка избирательной процедуры способствует появлению приемов, которые нельзя отнести к честной политической конкуренции: это и непрозрачность источников финансирования партий и отдельных политиков, и разнообразные предвыборные «фокусы» типа выдвижения в одном округе однофамильцев известных политиков или использования механизма досрочного тлосования для контроля волеизъявления избирателей и пр. Однако, несмотря на все издержки, главное достижение российского избирательного процесса 90-х годов — конкурентность, состязательность избирательной процедуры, реальность политического выбора — отрицать невозможно.

Политический лоббизм.

Другой политической технологией, скопированной нами с западного образца, является лоббирование.

Слово «lobby» в переводе с английского означает «коридор», «вестибюль», а в отношении к парламенту — его кулуары. В политической же лексике термином «лоббизм» обозначают особый механизм воздействия на властные структуры, целью которою является принятие того или иного законопроекта, выгодного определенным социальным группам.

Первоначально лоббизм понимался как вид теневой, закулисной политики и считался чем-то предосудительным, вроде коррупции. Однако осознав, что извести эту форму давления на законодателей все равно не удастся, ее решили легализовать, ограничив законом приемлемые формы и условия воздействия на депутатов. В США, например, лоббирование считается легальным видом профессиональной деятельности с 1946 г. Законодательно урегулирован этот вопрос и в Германии. Закон о лоббизме прорабатывается и в Российской Государственной Думе. Такой подход позволяет в определенной мере контролировать лоббизм. В соответствии с немецким законодательством, например, любое объединение или его представитель, если они желают получить доступ к парламенту и правительству, обязаны опубликовать сведения о себе в специальном «лоббистском списке», а депутаты Бундестага в свою очередь должны в специальном порядке регистрировать все данные о своих прежних и нынешних контактах с лоббирующими организациями.

Лоббисты как представители различных групп интересов (экспортеров-импортеров, ВПК, АПК и др.) действуют, как правило, изнутри властных структур. Они обрабатывают парламентариев или чиновников исполнительной власти как обычными рациональными аргументами, так и манипулированием финансовыми средствами различных фондов, обещаниями поддержки в избирательных кампаниях или при проведении других законопроектов. В арсенале средств современных лоббистов — продвижение нужных лиц на ответственные должности в системе законодательной и исполнительной власти, воздействие на общественное мнение через СМИ, членство во влиятельных организациях различного профиля, активное участие в престижных мероприятиях и т.д.

Хотя далеко не во всех странах лоббизм официально признан и легализован, его все же следует признать важным элементом функционирования демократической политической системы. Эта политическая технология создает возможность цивилизованного выражения интересов различных социальных групп, обеспечивает представителей власти ценной информацией социально-экономического толка, служит каналом связи групп интересов и государственных структур.

Само применение термина «технология» к политическому процессу подразумевает стабильность последнего, его относительное постоянство. При этом стабильность вовсе не означает абсолютной неизменности. Напротив, политический процесс характеризуется чередой постоянных изменений: меняются правительства, состав парламентов, возникают новые группы интересов. Но происходит все это внутри единого режима функционирования. Иначе говоря, политическая игра идет по одним и тем же правилам. В этой игре можно выиграть или проиграть, но правила остаются неизменными. Бывают, однако, времена, когда меняются и сами правила. Это периоды политических революций, смены политических режимов, проведения радикальных политических реформ. Здесь уже отлаженных технологий не существует. Слишком велико разнообразие экономических и социальных условий в разных странах и регионах, где политический процесс переходит в режим необратимых качественных изменений, т.е. развития. Хотя, конечно, и в этом случае возможны некие общие закономерности и принципы осуществления таких изменений.

Политическое развитие

Среди массы всевозможных политических изменений принято выделять несколько противоположных по характеру пар: революционные — реформационные, прогрессивные — регрессивные, внутрисистемные — переходные (транзитные).

Наиболее традиционно и очевидно деление политических изменений на революционные и реформационные. Главное различие между ними состоит в том, что политические революции меняют саму основу политической системы (характер и способ осуществления власти, тип политического господства, место и роль главных политических акторов); реформы же, как правило, затрагивают лишь отдельные стороны политической жизни. Кроме того, революции на практике означают применение открытого насилия, резкого принуждения, в то время как реформы обычно требуют хотя бы минимального согласия основных социальных сил общества и обходятся мирными средствами. И, наконец, политические революции долго вызревают, но осуществляются взрывообразно, в очень сжатые сроки, тогда как реформирование политической системы происходит, как правило, постепенно и занимает длительный период времени.

Однако при всей очевидности различения политических революций и реформ граница между ними весьма условна. Так, радикальные преобразования политических режимов и смена политических элит в Восточной Европе 1989 г. вполне заслуживают названия революций. Перемены были очень глубокими, но происходили они вполне мирно, и главное — осуществлялись в виде коренных реформ сверху, а не в результате стихийного развертывания крайних форм активности масс. Для обозначения этого процесса был даже изобретен термин «рефолю-ция» (Т.Г. Эш), призванный подчеркнуть слияние революционности и реформаторства.

Другой вид разделения политических изменений — на прогрессивные и регрессивные — выражает общую направленность политических процессов, определяемую по сохранению или игнорированию базовых политических ценностей современного общества (права человека, политические свободы, общественное согласие и пр.). И хотя сам выбор таких ценностей — дело далеко не бесспорное, все же большинство нынешних политологов, ориентирующихся на западные либеральные ценности, сходится во мнении, что политические изменения следует признать прогрессивными, если в результате:

- политическая система демонстрирует повышение адаптируемости (приспосабливаемости) к непрерывно обновляющимся социальным требованиям;

- нарастает дифференциация структур и функций государственного управления;

- в деятельности государства уменьшается роль насильственных мер;

- возрастает количество и улучшается открытость каналов гражданского воздействия и давления в целях артикуляции и агрегирования индивидуальных и социальных интересов;

- повышается компетенция политических элит;

- действия политических институтов способствуют интеграции социума и т.д.

Если таких последствий от политических преобразований не наблюдается, значит политическая система демонстрирует регрессивный, или по крайней мере одноплановый (плоскостной) тип развития.

Наиболее существенным и содержательным в типологии политических изменений представляется различение внутрисистемных и переходных (транзитных) преобразований. Основанием их разведения служит характер трансформации политических институтов в связи с исторической эволюцией общества в целом. Обычно представляют себе развитие истории в виде какой-либо одномерной линейной модели, фиксирующей ряд последовательных ступеней общечеловеческого прогресса. Такова, в частности, марксистская формационная схема (первобытность — рабовладение — феодализм — капитализм — коммунизм). Аналогичный характер носит и принятая на Западе историческая триада: доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное (информационное) общество. При этом, какой бы объяснительной схемы ни придерживаться, вполне очевидно, что политическая система общества претерпевает при переходе от одной ступени к другой не менее фундаментальные изменения, чем, например, экономика или духовная жизнь. Вот эти-то эпохальные «переходы» (в отличие от изменений политических систем «внутри» каждого исторического этапа) и привлекают основное внимание политологов, чья область научных интересов стала с недавних пор именоваться «транзитологией» (от англ. transition — переход).

В центре дискуссий этого направления политологии находятся два основополагающих вопроса. Первый: вызываются ли «переходы» политических систем из одного качественного состояния в другое какими-либо внешними по отношению к политике причинами (развитием экономики или духовной культуры, например), или же они самодостаточны, т.е. причины этих трансформаций следует искать внутри самой политической сферы? Второй вопрос: существуют ли общие закономерности таких «переходов» и насколько они обязательны для каждой страны, находящейся в переходном состоянии?

Ответ на первый вопрос неоднозначен. Одна из крайних точек зрения по этому поводу выражена в классическом марксизме. К. Маркс, как известно, считал, что политика, будучи частью «надстройки», в своем развитии следует за экономическим «базисом». Именно эволюция экономической сферы предопределяет перемены в политике, хотя и при относительной самостоятельности последней. Развитие и смена способов производства трансформируют социальную структуру общества, порождая новые социальные классы с противоположно направленными интересами. Стремление к реализации интересов приводит к превращению этих больших социальных групп в активные политические силы, взаимодействие которых (борьба классов) и определяет сущность и облик политической организации общества. Тип политического режима и другие особенности политической системы определяются в итоге соотношением классовых сил. Таким образом, решающие причины системных политических изменений коренятся, по Марксу, в экономике.

Сегодня концепция прямой причинной обусловленности политики экономикой не слишком популярна. От нее сохранилась лишь идея безусловной взаимосвязи политики и экономики. Так, известный американский социолог С. Липсет с коллегами очень наглядно представляет корреляцию между уровнем экономического развития (оцениваемого по размеру валового национального продукта на душу населения) и степенью демократизации общества с помощью следующей таблицы [1, с. 190]:

Уровень экономического развития	Типы политического режима	Средний показатель
Авторитарные режимы (%)	Полудемократические режимы (%)	Демократические режимы (%)	ВНП на душу населения (долл. США)
«Низкий» (34 страны)
«Ниже среднего» (27 стран)
«Выше среднего» (33 страны)
Развитой индустриально-рыночной экономики (19 стран)

Приведенные данные не оставляют сомнения в наличии весьма сильной корреляционной связи между экономическим преуспеванием и политической демократией. Вопрос только в том — является ли эта связь причинно-следственной. Ведь у всех на слуху примеры и иного рода, когда относительного экономического благополучия добиваются и авторитарными методами. Так что скорее всего искомая модель объяснения системных («переходных») политических изменений должна быть многофакторной. Она обязана учитывать не только экономические стимулы политического развития, но, возможно, и социальные, религиозные, идеологические и другие социокультурные предпосылки, а также, что не менее важно, внутриполитические показатели (степень институционализации политики, уровень политического участия и др.).

Вопрос о наличии общих закономерностей в процессах крупных системных изменений мира политики наиболее основательно представлен в теории политической модернизации.