Какое множество» врачей болеет раком

ФИЗИЧЕСКИЕ ДИСТРЕССЫ

Много жертв унес рентгеновский рак. Гуго Глязер

Медицинские работники в силу своей профессии часто находятся в сфере вредных физических факторов: лазерные излучения, электромагнитные поля различных частот, ультразвук и др. В медицине широко используются рентгенодиагностические, рентгенотерапевтические аппараты, гаммаустановки, сверхмощные бетатроны, линейные ускорители и др.

В последние два десятилетия опубликованы материалы о производственных заболеваниях, вызываемых физиотерапевтическими факторами (Пальцев Ю.П. с с., 1984; Демьяненко Т., 1998; Бойко И.В. с с., 1998, и др.).

А.А. Комарова (1989), А.В. Левина (1990), Ю.П. Пальцев с с. (1992), Т. Демьяненко (1998), И.В. Бойко с с. (1998) рассказывают о широком применении лазера в диагностике и в лечении, в том числе в качестве своеобразного «скальпеля» в офтальмологии, при костно-пластических операциях и др. Авторы, наблюдая поражающие воздействия лазера, подчеркивают наибольшую его опасность для глаз, ЦНС, сердечно-сосудистой системы.

Весьма высока биологическая агрессивность ультразвука, широко используемого в диагностике и лечении. Тут и действие механических факторов (микромассаж тканей), и физико-химических (ускорение диффузии через биологические мембраны и изменение скорости биологических реакций), и термических (выделение тепла тканями), и ультразвуковая кавитация (Пальцев Ю.П. с с., 1984; Алесеев С.В., Усенко В.Р., 1988; Бойко И.В. с с., 1998).

С помощью лучей, открытых в 1895 году Рентгеном, проводятся самые широкие исследования в поликлинике и в стационаре. Каждый, даже далекий от медицины, знает, что частые рентгеновские облучения опасны тяжелыми последствиями – лучевой болезнью, лучевыми язвами – со склонностью к злокачественному перерождению.

Иллюстрацией служат размышления пациентки урологической клиники. «И вот я в рентгеновском кабинете. Перед глазами – экран телевизора…

Спрашиваю доктора: «А лучи не вредят? Ведь рентгенологи отгорожены стеной». «А мы – временем, - перебивает он меня. – Чем короче процедура, тем меньше вредных лучей…»

Без чьей-либо помощи я поднимаюсь к себе на третий этаж.

- Завидую вам – так быстро, - говорит Нина Чепурова. Со мной Корецкий возился полтора часа.

Полтора часа. Под рентгеновским дождем! Мы попадаем под него один раз, а врач – с каждым больным…» (Амерханьян Л., 1984).

Согласно глубоким исследованиям, доля хирургов, принимающих участие в процедурах рентгенографии, составляет 57,6%, а в специальных сложных рентгенографических исследованиях она достигает 71,7% от общего числа (Капцов В.А., 1971). По данным В.Ф. Кириллова, в отделениях травматологии и грудной хирургии она возрастает до 90%, в отделениях общего профиля, нейрохирургии составляет 45%, в отделениях оториноларингологии, акушерских, гинекологических – 20-30% (1982).

Н.А. Трекова также подчеркивает, что во многих случаях к проведению сложных диагностических манипуляций и оперативных вмешательств под рентгеновским контролем привлекаются хирурги, анестезиологи, реаниматологи и соответствующий средний медицинский персонал, не входящий в штат рентгенологического отделения. При этом, заключает автор, возможно облучение их в опасных дозах (1994).

Рентгеновские лучи используются широко не только в диагностических, но и в лечебных целях. Рентгенотерапия проводится по принципу глубокой рентгенотерапии в виде интенсивного облучения коротковолновыми жесткими лучами большой энергии или путем короткофокусного облучения с использованием лучей малой энергии, длинноволновых мягких. При проведении рентгенотерапии по любому методу не исключается с гарантией возможность облучения медперсонала. Разумеется, со временем суммарная доза растет, как и нарастает опасность тяжелого заболевания.

Радиоактивные препараты применяются в медицине не менее широко, особенно в лечении злокачественных опухолей. Широко известны группы радиоактивных элементов, происходящих из актиния, урана, тория. Каждодневное применение нашел промежуточный продукт распада урана – радий. Из искусственных радиоактивных элементов применяется радиоактивный кобальт, изотопы золота, фосфора, йода… При всех методах терапии – внутритканевой, наружной (аппликационной), дистанционной телегамматерапии имеется определенный риск облучения врача и медсестер.

Еще Гуго Глязер предупреждал, что лучи радия могут вызвать рак, и что «атомное излучение может вызвать страшное несчастье, уже есть обширная медицинская литература» (1966, с. 80).

К величайшему сожалению, мы имеем «обширный» опыт Чернобыльской и др. аварий. Во время ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС самоотверженно трудились 3,5 тысячи врачей и 50 тысяч медсестер Украины (Калита В., 1996).

В репортажах из аварийного района Чернобыльской АЭС много и правомочно сказано о героизме и о поражении ионизирующей радиацией пожарников и строителей, энергетиков и ученых во время ликвидации аварии. Изредка были репортажи о медиках, первыми пришедших на помощь пострадавшим. Они лучше других знали о степени риска и рисковали. Доктор В. Белоконь был у четвертого реактора первым из врачей. Сотни пострадавших врачи медсанчасти № 126 г. Припяти вынесли, вывезли из аварийной зоны в безопасные районы.

Валентин Белоконь, врач «скорой помощи» рассказывает:

- Всю ночь «сидел на колесах»: вызовы, вызовы, вызовы. В начале второго заехал в медсанчасть, а диспетчер с порога: «Немедленно на станцию, там пожар! Саша Скачок (это наш фельдшер) выехал». На станции были уже пожарные, я поставил три наших машины так, чтобы всем было видно, где мы находимся. До реактора – метров сто. Первыми стали отправлять пожарных. Работы было так много, что водителям Гумарову, Винокуру и Юрченко пришлось гонять по кругу: больница – станция, станция – больница. Через пять часов я почувствовал металлический привкус во рту, головную боль, тошноту…

Из Припяти медики медсанчасти № 126 уходили среди последних. Они продолжали дежурство даже тогда, когда город был эвакуирован. В медсанчасть еще продолжали поступать больные, значит, нужно было ухаживать за ними (Иллеш А., Лошак В., 1986, с. 11).

В средствах массовой информации последних лет имеются многочисленные сообщения о драматической судьбе медицинских работников, работающих в аварийной зоне Чернобыльской АЭС, «сгоревших» или «сгорающих» в жесточайших муках, но выполнивших свой долг.

ОПАСНОСТЬ КОНТАКТА С ЗАРАЗНЫМИ БОЛЬНЫМИ ВЕЛИКА

Vere dangerous. Очень опасно. Каждое исследование больных люэсом, туберкулезом, дифтерией и т.д. связано с риском заразиться. Г.С. Пондоев

К числу вредных и опасных факторов производства медиков следует отнести инфицирование врачей, медсестер, санитарок от больных, носителей инфекции.

По «Севастопольским рассказам» Л.Н. Толстого мы убеждаемся, что труд врача иногда напоминает труд ассенизатора (1976). Массированное инфицирование врача возможно, например, при лечении больных с толстокишечными свищами, извергающими кал на повязки, в простыни, больных с обширными флегмонами, гнойниками, с распадающимися раковыми опухолями, с гангреной мягких и костных тканей.

Джеймс Джонс в романе «Только позови» дает яркую и достоверную госпитальную зарисовку: «Это было жуткое зрелище… Смрад висел невыносимый. Воняло человеком… Подойдя к дверям, Лэндерс приготовился окунуться в противный болезнетворный запах. Лучше всего спокойно дышать им, а не зажимать ноздри и все такое. Он открыл дверь, и вонь ударила ему в лицо тепловатым липким потом сточных вод» (1982, с. 18 и 31). Подобная будничная работа встречается нам и не как писательский вымысел в нашей работе.

Недавно я осматривал тяжелейшую больную с запущенным раком толстой кишки, осложненным каловыми свищами. Это еще молодая женщина (36 лет), мать двух детей, опытный инженер. Она стала бескровной тенью ранее очень красивого и жизнерадостного человека. Домашняя модная сорочка и простыни, несмотря на старания родственников больной, женщины болезненно чистоплотной, были пропитаны кровью, калом, гноем. Нестерпимый запах распадающихся тканей опухоли, кала и гноя слышен был в коридоре. Больные, не имея врачебной закалки, морщились, затыкали носы, задерживали дыхание, боясь заразиться, отравиться.

Опасность контакта с инфекцией возможна и в более «гигиенической» обстановке. Так, В.К. Овчаров с с. обращают внимание на то, что контактируют с инфекцией отоларингологи поликлиник в 85%, участковые терапевты – в 85, педиатры – в 74, врачи скорой медицинской помощи – в 72%. Средняя степень значимости фактора инфицирования отмечена терапевтами стационаров, участковыми педиатрами, офтальмологами поликлиник, дерматовенерологами диспансеров (1985).

«Медицинская деятельность, - пишет Э.П. Чеботарева, - требует от врачей готовности к самопожертвованию. Ведь даже больного гриппом изолируют от здоровых людей, врач же по роду своей деятельности должен вступать в контакт с любым больным» (1970, с. 8). Не менее реальным остается риск заражения инфекционистов, фтизиатров.

Имеются работы, свидетельствующие об инфицированности медицинских работников токсоплазмозом, которая в 2-2,5 раза выше, чем у лиц, профессионально не связанных с предполагаемыми источниками инфекции (Шкарин В.В. и др., 1971).

«СВЕТЯ ДРУГИМ, СГОРАЮ САМ»

(о профессиональных заболеваниях врача)

О, высший принцип: Жертвовать собой. Мы до инфаркта мелочи скрываем. Не потому ли ветер роковой Нас с древа жизни Первыми срывает. В. Шабанов

Многочисленные вредные и опасные факторы не могут не сказаться на здоровье и продолжительности жизни медиков. Так, по данным Г.И. Галанцевой (1969), среди опрошенных врачей Ленинграда 71,5% отмечали у себя те или иные отклонения в состоянии здоровья. Среди акушеров-гинекологов России доля больных врачей составляет 61,1% (Маликов В.Е., 1973).

Е. Сошников и А. Радченко изучили заболеваемость более чем у пяти тысяч врачей разных специальностей. Они констатировали: участковые терапевты чаще болеют острыми заболеваниями (соответственно 99,2 и 81,6%). Еще значительнее разница в отношении инфекционных болезней: 42 и 32 случая на 100 обследованных (1979).

В статье «Здоровье анестезиологов» (Anaesthesia, 1987, 42, №2, 131-132) указывается на более частую болезнь анестезиологов и сестер-анестезисток по сравнению с операционными сестрами и оперирующими врачами всех специальностей, особенно с медиками, не работающими в операционной. Смертность анестезиологов пока самая высокая среди медперсонала.

В работе, поименованной «Заболеваемость и ранняя потеря трудоспособности среди анестезиологов и других специалистов» (Anaesthesia. 1987, 42, №2, 133-140), представлен анализ обследования около 94 000 врачей Великобритании, среди которых 14% анестезиологов. Авторы отмечают рост числа мужчин-анестезиологов, вынужденных по состоянию здоровья оставлять свою работу до наступления официального пенсионного возраста (особенно часто в возрасте 55-59 лет).

Настораживают результаты исследования заболеваемости с временной утратой трудоспособности работников здравоохранения. Они свидетельствуют о том, что показатели эти более высокие, чем у рабочих ведущих отраслей промышленности (Измеров Н.Ф. с с., 1981; Ашбель С.И. с с., 1987), значительно выше уровень заболеваемости медиков по сравнению с рабочими автотранспорта, медицинской и электротехнической промышленности (Сущенко В.П. с с., 1979).

А.Г. Саркисов и Я.С. Брагинский (1968), сравнивая показатели заболеваемости с временной утратой трудоспособности медицинских работников и железнодорожников, пришли к выводу, что она выше у медицинского персонала: по гриппу на 47%, по ангине на 95%, по болезням сердца почти в 5 раз, по гипертонической болезни – в 6 раз и т.д. К.Д. Седыкин и А.М. Вартиковский показали, что уровень заболеваемости с временной утратой трудоспособности у медицинских работников Молдавской ССР был выше, чем у трудящихся, занятых в промышленности стройматериалов (1966). Анализ сравнительных материалов заболеваемости врачей и медсестер с временной утратой трудоспособности выявляет более высокие показатели заболеваемости врачей по сравнению со средним медицинским персоналом (Грачева А.Н., Вольфинзон Я.Г., 1977; Союкова М.М., 1977; Filikowski, Rzepak, 1968).

У врачей чаще наблюдаются эндокринные заболевания. Так, профессор Шенк из Штарнберга, указывает, например, на то, что в Вене было установлено, что сахарной болезнью чаще всего страдали не пекари, не мясники или официанты в ресторанах, находившиеся в благоприятных условиях питания, а академики, врачи, юристы, профессора (Глязер Г., 1966).

Изучение производственных стрессов убеждает, что у ряда групп медицинских работников страдает детородная функция. Так, анализ репродуктивной функции женщин-хирургов и анестезиологов показывает, что воздействие неблагоприятных факторов в условиях нервно-эмоционального напряжения может приводить у них к нарушению овариально-менструального цикла, неблагоприятному течению беременности, пониженной жизнеспособности детей (Вайсман А.И., 1967; Капцов А.А. с с., 1985; Овчаров В.К. с с., 1985; Соленова Л.Г. с с., 1994).

Настораживающи сведения о влиянии условий и специфики труда врачей хирургического профиля на течение беременности, родовой активности приводят Н.В. Кобозева, Т.А. Киселева (1981). У женщин-врачей данного профиля (всего обследовано 750 человек) по сравнению с контрольной группой (186 врачей-лаборантов), достоверно чаще имели место осложнения беременности (поздний токсикоз, угроза прерывания беременности, отягощенное течение родов, преждевременные роды, аномалии сократительной деятельности матки, кровотечения, оперативное родоразрешение). Случаи мертворождения, не зарегистрированные в контрольной группе, у врачей хирургического профиля составляют 0,27%. В целом, физиологическое разрешение родов наблюдалось лишь у 27,1% против 65,6% у женщин-врачей контрольной группы. Зарубежными авторами установлено, что частота спонтанных абортов у женского персонала операционных приблизительно в 1,5 раза выше, чем у представительниц других профессий; повышен также риск по отклонениям от нормы и детей медработников (Cohen E., 1980; Corbett et alt., 1981; Spense A., 1987, и др.). Нарушения детородной функции возможны и у мужчин-анестезиологов (Капцов А.А. с с., 1985; Трекова Н.А., 1994).

НЕРВЫ МЕДИКОВ «НАПРЯЖЕНЫ», «ОБОЖЖЕНЫ»

Нервы, что ли обожжены? А. Вознесенский Все время нервы напряжены, все время жизнь бьет по этим нервам… И вот с каждым годом все больше обращаемся в развалину-неврастеника. В.В. Вересаев

К числу профессиональных заболеваний медиков по праву можно отнести функциональные расстройства ЦНС, невротические расстройства, которые объединяют нейроциркуляторную астению, невроз, неврастению и другие недуги. В.К. Овчаров с соавт. (1985) уровень указанной патологии наблюдали у 9,8% отоларингологов.

И.Т. Анисимова (1981) показала, что частота вегето-сосудистых дистоний, неврастений, вегето-астенического синдрома у анестезиологов составили 30%, у хирургов – 26%, у терапевтов – 7,5%. По В.Ф. Кириллову, невроз отмечается у 25% обследованных врачей разных специальностей, у 28,4% хирургов (1982). По данным, полученным во Франции, неврозы у врачей встречаются в 2 раза чаще, чем у инженеров (Эльштейн Н.В., 1980).

О значительной частоте у медиков неврастении, нейроциркуляторной дистонии, вегето-сосудистой дистонии под влиянием лазера сообщают В. Жохов с с. (1984), Ю.П. Пальцев (1992) и др.

При действии локального ультразвука, помимо общецеребральных нарушений, возникают явления вегетативного полиневрита рук (реже ног) разной степени выраженности, вплоть до развития пареза кистей и предплечий, вегетомиофасцикулита рук и вегетативно-сосудистой дисфункции (Алексеев С.В., Усенко В.Р., 1988; Артамонова В.Г. с с., 1988).

О психическом здоровье ученых-медиков пишет профессор Б. Положий из НИИ психического здоровья Томского научного центра. 37% научных работников страдали нервно-психическими расстройствами. Клинически у всех определяется невротическая, неврозоподобная или психопатоподобная симптоматика в рамках различных форм пограничных нервно-психических расстройств.

Распространенность нервно-психических расстройств, во-первых, увеличивается пропорционально возрасту, достигая максимума у лиц 50 лет и старше; во-вторых, среди женщин в 1,5 раза превышает аналогичный показатель среди мужчин и, в-третьих, коррелирует с уровнем профессиональной квалификации работников научных учреждений. Минимальный уровень отмечается среди научно-вспомогательного персонала. Среди собственно научных сотрудников он в пять раз выше, причем максимален среди старших, ведущих научных сотрудников, руководителей научных подразделений (1992).

«Врач рискует жизнью, - говорил академик Стебаков, - не только у постели заразного больного. Немало ученых-медиков сокращали свою жизнь в спокойной кабинетной обстановке, за письменным столом, ценою мозговых кровоизлияний, проводя нить гениальных умозаключений в лабиринте кошмарных противоречий и недоумений. Путь науки усеян телами погибших…» (Цит. по: Наумов Л.Б., 1972, с. 202).

Даже приобщение к профессии врача накладывает свой отпечаток на здоровье студентов. Так, зарубежные ученые указывают на высокую заболеваемость ЦНС студентов (Парнелл, 1968). Некоторые авторы отмечают неблагоприятное воздействие на нервную систему учащихся экзаменационной сессии, ведущей к стрессовым состояниям и неврозам (Лозанов Г., 1970; Беляев И.И., 1971); ухудшение мозговой гемоциркуляции (Нагорный В. с с., 1972).

По сведениям Ассоциации американских медицинских колледжей 30-40% медиков-студентов нуждаются в психиатрической помощи. Многие имеют соматические заболевания, в которых главную этиологическую роль играют эмоциональные конфликты, 60% их касаются непосредственно процесса медицинского образования (Кузнецова Н.В., 1983).

О токсико-аллергическом поражении ЦНС медиков под действием антибиотиков сообщает С.И. Ашбель с с. (1987), И.В. Бойко с с. (1998).

Как утверждает мюнхенская газета «Зюддойче цайтунг», у медиков пристрастие к алкоголю и наркотикам встречается в 3 раза чаще, чем у представителей других профессий. Более половины врачей-наркоманов склонны к неумеренному употреблению алкоголя, 31% страдают одновременно и наркоманией, и алкоголизмом. Специалист по наркотикам Бернхард Мойлен утверждает, что в Германии около 7-8% врачей страдают от наркомании. Союз американских врачей считает, что в США доля медиков-наркоманов составляет 9-10% (Александров Б., 2000).

У анестезиологов чаще снижается интеллект (Купцов А.А. с с., 1985).

А.Е. Брусиловский с с. (1980) констатировали, что 20% врачей «уходят из жизни с тяжелыми поражениями нервной системы»; Dickinson et alt. (1956) – от сосудистых поражений центральной нервной системы умерло 11,9%. Все то же самое (semper idem) наблюдали Morris et alt. (1952).

О нейросенсорной тугоухости, как профзаболевании, под влиянием физических факторов (лазерное облучение, УЗИ), пишут С.В. Алексеев с с. (1988), Ю.П. Пальцев с с. (1992), В. Косачеев (1998), Е. Саблина (1999).

Кстати, Е. Саблина вибрационную болезнь медиков считает «традиционно лидирующей».

Проблема самоубийств врачей более чем злободневна. Я сошлюсь лишь на информацию профессора А.П. Зильбера (1998, с. 204-206). Он пишет, что в большинстве стран (Дания, Англия, США и другие) самоубийства среди врачей превышают среднюю величину для сравнимых групп населения в 1,5-2,5 раза.

Семейное положение отражается на врачах-самоубийцах больше, чем на остальном населении. В пересчете на 100 000 населения это выглядит так:

врачи	прочие	соотношение
женатые (замужние) 52 одинокие 97 овдовевшие 188 разведенные 662		2,1 : 1 2,4 : 1 3,1 : 1 8,1 : 1

Специализация врачей-самоубийц – повод для грустных размышлений. При средней частоте самоубийств среди врачей США равной 33 на 100 000, она для разных специалистов оказалась:

психиатры анестезиологи офтальмологи урологи врачи общей практики терапевты патологоанатомы акушеры хирурги интерны всех специальностей радиологи педиатры

- 58 - 44 - 39 - 34 - 34 - 31 - 30 - 25 - 22 - 20 - 17 - 17

Мотивы, побуждающие наших коллег к самоубийству, я обсуждаю подробно в моей монографии «Милосердна ли легкая смерть?» (1995).

СЕРДЦЕ ВРАЧА В «РУБЦАХ И ЗАНОЗАХ»

Вся деятельность врача сплошь заполнена моментами, которые почти без перерыва бьют по сердцу. В.В. Вересаев

Опыт подсказывает, что нам, врачам, практически невозможно сберечь «такое чудо природы», как сердце врача, особенно, хирурга. Я больше говорить буду о хирургах, ибо их крест медика (crux medicorum) я несу 45 лет. Каждому известно, какую огромную энергию затрачивают они, и не только физическую, но и интеллектуальную, моральную. Огромным напряжением физических и духовных сил удается провести тяжелейшие и тончайшие по исполнительской технике операции, избежать катастрофы. Не зря сказано ниже цитируемыми авторами: «Хирургия – это оптимистическая трагедия, это тяжелый труд, забирающий все мысли, все силы». «По тяжести опасности и износу организма работа хирурга приравнивается к профессии летчика реактивной авиации… За одну большую операцию хирург теряет 0,5-1 кг своего веса, получает нервное (стрессовое!) перенапряжение и утомление» (Мамедов А.З. с с., 1983, с. 171).

Во время операций, пишет Ф.Г. Углов, потеря веса составляет семьсот пятьдесят граммов, а это, по свидетельству специалистов, больше, чем теряют в горячем цеху литейщики за весь рабочий день (1974).

На значительную заболеваемость сердечно-сосудистой системы оперирующих хирургов и гинекологов указывают Р.И. Пастухин с с. (1972), В.Е. Маликов (1973), В.Ф. Кириллов (1982), Russek (1981). Глубокие изменения на ЭКГ побудили T. Dinischioti ставить даже вопрос, не придется ли в дальнейшем рассматривать инфаркт миокарда у хирургов как профессиональное заболевание. Недаром говорят: «Когда у больного на операционном столе падает артериальное давление, оно повышается у врача» (Цит. по: Кисин С.В., 1967, с. 77). С.И. Ашбель с соавт. обследовали 131 хирурга. У большинства выявили значительные изменения в сердце. Перед операцией и во время операции, в особенности, увеличивались частота пульса и систолическое давление на 10-30 мм рт. ст. У трех во время операции выявлена экстрасистолия. Изменения на ЭКГ констатировали у 16 из 22, снижение зубца Т. Оно было обусловлено изменением биоэнергетических процессов в миокарде, возможно, в связи с наступающим несоответствием энергетических потребностей миокарда и их удовлетворением. Серьезные изменения на ЭКГ были в 4 раза чаще, чем у рабочих литейного цеха (1967, 1968).

Поговорим о насыщении артериальной крови кислородом. При современном уровне образования, вероятно, каждый понимает, что нормальный его уровень необходим для работы каждого органа, каждой клетки, всего организма в целом, а уровень насыщения кислородом крови определяется функцией главных систем жизнеобеспечения: легких, сердца, крови. При тяжелых заболеваниях, когда иссякают компенсаторные усилия этих систем, наступает кислородное голодание.

Я, будучи еще клиническим ординатором, исследовал процент насыщения артериальной крови кислородом оксигемометром в динамике операции у больных и у… хирургов. Исследования эти проведены в давние времена, когда большинство операций проводилось под местной анестезией.

Исследования показали, что глубокое кислородное голодание отмечается не только у больных в период травматичных этапов операций, при тяжелых осложнениях (кровотечение, шок и др.), но и… у хирурга.

Иногда уровень кислородного голодания бывает не только продолжительным, но и критическим. Так, у профессора А.М. Дыхно при отрыве ушка сердца больной, молниеносной кровопотере, процент оксигемоглобина достиг 60% ( в норме – 95-97%), у А.И. Сосниной при разрыве анастомоза пищевода и тонкой кишки (после иссечения желудка) – 65%. И таких примеров великое множество.

Примечательно, что сегодня благодаря успехам анестезиологии и реаниматологии столь низкой кислородной недостаточности у больных мы, как правило, не наблюдаем, что не скажешь о хирургах.

Генез кислородного голодания хирургов легко понять, если учесть и данные Е.И. Сошникова и Б.Н. Минчина. Они по результатам обследования врачей хирургического профиля обнаружили, отмечаемое одновременно, снижение показателей систолического объема крови, жизненной емкости легких, минутного объема дыхания, дыхательного коэффициента и поглощения кислорода, что свидетельствует о развивающейся относительной недостаточности главных систем жизнеобеспечения.

Конечно, не только хирурги, но и другие врачи часто страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями. По данным Russek’а, частота случаев ИБС наименьшая у дерматологов и патологоанатомов (3,2%) и наибольшая у врачей общей практики и анестезиологов, с высокой вероятностью стресса – 11,9% (Цит. по: Кокс Т., 1981).

Печально, но даже у студентов-медиков повышение артериального давления бывает чаще, чем у студентов прочих вузов (Усищева П.Л., 1972).

Серьезная информация для размышления представлена Д. Карнеги. Он сообщает, что в США «в двадцать раз больше врачей, чем сельскохозяйственных рабочих, умирает от сердечной недостаточности» (1989, с. 527).

А.Е. Брусиловский и А.М. Левин (1980) констатировали, что из 100 врачей 44 умирают от болезней сердца. «Хорошие, настоящие врачи, - писал И.В. Давыдовский, - тяжело переживают свои ошибки. Недаром у врачей количество случаев стенокардии и инфарктов миокарда особенно велико» (Цит. по: Куприянова Н.В. с с., 1975, с. 26).

Известный кардиолог профессор W.Raab (1975) указывает, что и более занятый, ведущий беспокойный образ жизни и несущий громадную ответственность, обычный практический врач, является одной из самых распространенных «сердечных жертв» нашей цивилизации.

Dickinson, Martin (1956), обследовав причины смерти 10 738 врачей США, приходят к выводу, что от болезней сердца умерло 49,04%.

Dublin, Spiegelman (1948) показали, что смертность врачей-мужчин от болезней сердца, в частности, коронаросклероза, в 1,8 раза выше, чем среди мужчин тех же возрастных групп общего населения.

Согласно данным Aschoff’а (1939), врачи умирают от коронаросклероза в 2 раза чаще, чем люди других специальностей, занятые умственным трудом. Даблин и Спигельмен, Макартур и др. обращают внимание на то, что в США более высокая смертность среди «домашних», сельских врачей общей практики, чем среди врачей-специалистов, условия труда которых несколько более благоприятны для сохранения здоровья. Особенно велика смертность от коронаросклероза среди хирургов. Morris, Heady, Barley (1952) указывают, что в возрасте старше 50 лет 50% хирургов США умирают от инфарктов миокарда или сосудистых поражений центральной нервной системы.

Б.М. Шубин, Ю.Я. Грицман (1978), В.А. Поляков (1981) приводят материалы специальных исследований, доказывающие, что средняя продолжительность жизни российских хирургов ниже, чем у врачей нехирургического профиля, умирают они преимущественно от «сердечных катастроф» и не так уж редко на «поле брани», в операционной.

По данным Министра здравоохранения, профессора Ю.Л. Шевченко, «средний век кардиохирурга и анестезиолога-реаниматолога, работающего в кардиохирургии, по американским данным, - около 42 лет». И это в благоприятных социальных условиях (1999). Напомню, что средняя продолжительность жизни россиян равняется 65 годам (Кучеренко В. с соавт., 1998).

Я, как полпред хирургии, считаю нужным подчеркнуть, что не только анестезиологи, хирурги, но и врачи другой профориентации уходят из жизни раньше своих подопечных.

Была работа на износ, без поз, без громких фраз. Тот, кто здоровье людям нес, - как искра сам угас. Но живы тысячи людей спасенных. Потому их жизни, жизни их детей – вот памятник ему! В. Грядовкин

КАКОЕ МНОЖЕСТВО» ВРАЧЕЙ БОЛЕЕТ РАКОМ

Если мы мысленным взором окинем нашу великую Родину, то увидим, какое множество людей в эту минуту борется с этой тяжелейшей болезнью (раком. – А.О.), перенося неописуемые страдания. В.М. Зыков

То, что врачи могут быть отнесены в группу риска по раку, видно на «горьком» опыте моих учителей и коллег. От рака умерли мои руководители студенческих научных работ профессора А.Т. Пшоник и В.И. Рожанский, наставники в годы клинической ординатуры профессор Н.И. Захаров и ассистент М.М. Ховес; научные руководители, консультанты кандидатской и докторской диссертаций профессора Н.В. Розовский и Ю.М. Лубенский.

Рак вырвал из рядов коллег-хирургов, выдающихся врачевателей В.И. Гринько и С.Е. Удлера, П.Н. Гагарина и А.С. Паца, А.И. Соснину и Б.И. Хромичека, В.В. Хоменко, А.А. Гайдукова и А.И. Ческидова. К сожалению, этот список можно продолжить до бесконечности.

О факторах, способствующих развитию предрака и рака, в том числе, медицинских работников, предостаточно сказано в специальной литературе, да и в моих работах, ранее изданных (1987, 1988).

Итак, издавна (ab antiguo!) рак был и остается грозным сфинксом, требующих обильных жертвоприношений за счет врачей и сестер милосердия, причем больших, чем все прочее население. Это и понятно, ибо на врачей воздействуют многочисленные специфические канцерогенные факторы (химические, физические, физиологические, психоэмоциональные и др.). Так, при манипуляциях с онковирусами, онкогенами и т.д. существует высокий риск заболевания раком. Например, в институте Пастера в Париже, в 1986 г. за относительно короткий период времени пять сотрудников, экспериментировавших с вирусами опухоли, онкогенами и мутагенами, заболели раком (1989). Вместе с тем, еще до этого ТАССовского сообщения ученые сообщали, что у медицинских работников не так уж и редко возможно развитие рака (Минаков В.Ф. с с., 1983, 1985; Капцов А.А. с с., 1985). Dickinson et alt., изучая причины смерти врачей США, констатировали, что она наступила в 14,26% от злокачественных опухолей. Это достоверно выше «среднеамериканского» уровня (1956).

Известно, что вредные профессиональные факторы, которые, действуя прямо или опосредованно на репродуктивную функцию, могут повышать частоту самопроизвольных абортов, вызывать нарушения менструального цикла, дисфункции, хронические воспалительные процессы. Они то и служат фоном и фактором риска для развития онкологических заболеваний репродуктивной сферы (Андреева М.В. с с., 1991).

Повышенный риск заболевания раком молочной железы обнаружен у финских медсестер высшей категории (на 96%), детских сестер (на 80%), акушерок (на 41%) (Bruming P. et alt., 1992).

В США было проведено исследование распространенности курения среди 800 тыс. женщин. Наименьшее число курильщиц было среди женщин-фермеров (21,3%), наибольшее – среди женщин-официанток (59,4%). Ближе к последним были врачи, медсестры, лица творческих профессий. В этой группе заболеваемость раком была выше, чем у некурящих и мало курящих. К этому следует добавить, что по оценочным данным 40 тыс. американских медсестер злоупотребляют алкоголем. Последний повышает риск рака молочной железы в 1,5-6,0 раза (Цит. по: Соленова Л.Г. с соавт., 1994).

А.А. Капцов с с. доказали, что у анестезиологов чаще, чем у прочего населения, развивается рак, особенно лимфоидной ткани, лейкемия (1985).

Результаты экспериментальных исследований доказывают способность ингаляционных анестетиков в наркотических и субнаркотических концентрациях при длительном воздействии давать тератогенные, эмбриотоксические и другие эффекты (Smith B., 1974; Casali et alt., 1981; Viere E., 1983; Lind R. et alt., 1987).

Основными причинами тератогенного и эмбриотоксического влияния ингаляционных анестетиков могут быть их токсическое действие и гибель некоторых групп клеток за счет активации лизосомных систем, угнетение клеточного митоза, внутриклеточных метаболических процессов и, наконец, повреждение генетического материала (Usubiago, Smith, 1970).

Не исключены и другие механизмы. Показано, что в основе нарушения иммунных процессов у анестезиологов могут лежать изменения в Т-системе лимфоцитов (Можаев Г.А., Закоржский Л.Б., 1982; Cattaneo et alt., 1985; Shinde et alt., 1986).

Получены также данные относительно механизма возможного развития лейкопении при длительном воздействии закиси азота (Brodsky, 1984; Schilling, 1986; Nunn, 1987).

«Много жертв унес рентгеновский рак, - пишет Гуго Глязер, - многие пионеры рентгенологи-врачи, медицинские сестры и техники – умерли от рака, начинающегося с поражения кожи и в дальнейшем дававшего дочерние узлы (метастазы) в другие части организма, в том числе и в костную систему. Это было в те времена, когда о вредном воздействии рентгеновских лучей еще не знали, и не умели защищаться от него» (1966, с. 80).

Экспериментальные и социально-гигиенические исследования показали, что ионизирующая радиация является мощным канцерогенным агентом (Москалев Ю.И. и др., 1977, 1982; Стрельцова В.Н., Москалев Ю.И., 1979; Бурыкина Л.Н., 1971; Бурыкина Л.Н. и др., 1983; Антонов А.А. с с., 1996).

Примером рентгеновского рака может служить драматическая история хирурга Русаковской больницы Виктора Алексеевича Кружкова. Она описана С. Долецким в книге «Мысли в пути». Автор рассказывает, что после массивного внедрения в больницы рентгеновских аппаратов хирурги, оказывающие помощь детям с переломами, поняли, что во многих случая гораздо проще и быстрее, и легче неправильное положение кости исправлять непосредственно под контролем экрана. Понятно, что даже при хорошо выполненной анестезии далеко не всегда удается вправить перелом быстро. Поэтому допустимые сроки пребывания под экраном хирург непроизвольно продлевал, а кожа его «горела». Развивался хронический дерматит, а порой и трудно заживающие язвы. Последние нередко трансформируются в рак. Подтвердился и диагноз рака при исследовании язвы В.А. Кружкова (1974).

Virasek, Kalensky (1985) исследовали 1046 медиков на профессиональные кожные заболевания, при этом у 158 человек выявили радиодермиты, у 46 был диагностирован рак кожи.

В.Г. Артамонова и Н.Н. Шаталов предупреждают, что при работе с радиоактивными веществами возможно попадание их внутрь организма через легкие или желудочно-кишечный тракт, а также через неповрежденную кожу.

Попадая в организм, радиоактивные вещества могут заноситься кровью в различные органы и ткани, становясь источником внутреннего излучения. Особую опасность при этом представляют долгоживущие радиоизотопы, которые на протяжении почти всей жизни пострадавшего могут быть источником ионизирующего излучения. Выводятся радиоактивные соединения в основном через желудочно-кишечный тракт, почки и органы дыхания (1988).

В медицине множество приборов и оборудования, генерирующих неионизирующее излучение. В физиотерапевтических кабинетах применяют генераторы трех диапазонов частот – высоких, ультравысоких, сверхвысоких. Особенно опасно облучение электромагнитными полями одновременно всех частот. Канцерогенной опасности подвергаются медицинские работники, использующие искусственные источники УФ излучения, например, физиотерапевты (Алексеев С.В., Усенко В.Р., 1988).

Staberg et alt. полагают, что средневолновое УФО является канцерогенным для человека и его кожи, в то время как длинноволновое УФО представляется слабым канцерогеном (1983).