Понятие зла. Откуда в мире зло?

Если добро ассоциируется у нас с жизнью, процвета­нием и благоденствием для всех людей (а в пределе — для всех живых существ), то зло — это то, что разрушает жизнь и благополучие человека.

Зло — всегда уничтоже­ние, подавление, унижение. Зло деструктивно, оно ведет к распаду, к отчуждению людей друг от друга и от жи­вотворящих истоков бытия, к гибели.

Говоря об эмпирической жизни человека, мы должны отметить, что зло, существующее в мире, может быть раз­делено, по крайней мере, на три вида.

Первый — физическое, или природное, зло. Это все естественные стихийные силы, которые разрушают наше благополучие: землетрясения и наводнения, ураганы и извержения вулканов, эпидемии и обычные болезни. Ис­торически природное зло не зависит от человеческой воли и сознания, биологические и геологические процессы про­исходят помимо людских желаний и действий. Впрочем, издревле существовали учения, утверждавшие, что именно негативные человеческие страсти — злоба, гнев, нена­висть — создают особые вибрации на тонких уровнях ми­роздания, которые провоцируют и вызывают природные катаклизмы. Таким образом, духовный мир людей ока­зывался существенно связанным с якобы чисто природ­ным злом. Подобный взгляд находил выражение и в ре­лигии, которая всегда говорила, что физические несчас­тья, нежданно свалившиеся на людей — это результат Божьего гнева, ибо люди натворили столько безобразий, что последовало наказание.

В современном мире многие явления природного зла прямо связаны с масштабной деятельностью человечества, с нарушением экологического баланса. И все-таки штор­мы и смерчи, ливни и засухи — прежде всего действие объек­тивных стихий — зло неизбежное и от нас не зависящее.

Вторым видом объективного зла является зло в обще­ственных процессах.

Правда, оно совершается уже с участием человечес­кого сознания, но все-таки во многом помимо него. Так, социальное отчуждение, которое находит выражение в классовой ненависти, насилии, в тяжелых чувствах зависти, презрения, рождается из объективного процесса раз­деления труда,

который неизбежно приводит к частной собственности и эксплуатации. Точно так же объектив­ное противостояние интересов — борьба за земли, ис­точники сырья — оборачивается агрессией, войнами, в которые множество людей оказывается втянуто помимо своей воли. Социальные катаклизмы разражаются так же стихийно и неконтролируемо, как бури, и тяжелое коле­со истории безжалостно проезжает по тысячам и милли­онам судеб, ломая их и калеча. Результирующая, возни­кающая из взаимодействия и столкновения многих воль, обнаруживает себя в исторических событиях как слепая и могучая сила, которую не укротить индивидуальным уси­лием, не отвести от себя. Будучи образцово-нравствен­ным, хорошим, порядочным человеком, можно волею су­деб оказаться в эпицентре социального зла, каковым яв­ляется война, революция, рабство и т. д.

Древние эзотерические (предназначенные для посвя­щенных) учения утверждают: «Ничто не коснется чело­века, чего он сам не заслужил». Страдания от социаль­ного зла понимаются в этом случае как закономерное след­ствие безнравственного поведения и мыслей в какой-ни; будь прошлой жизни. Однако мы не можем с достовер­ностью утверждать, что наше «я» в самом деле много­кратно приходит в мир, и потому не станем напрямую увязывать объективную сегодняшнюю ситуацию с мораль­ным несовершенством в предполагаемом прошлом. Со­циальное зло — часть естественно-исторического процесса.

Третий вид зла — зло, субъективное по происхожде­нию, собственно нравственное зло. Разумеется, в реаль­ности оно далеко не всегда существует «в чистом виде», и все же мы обязаны говорить о нем. Нравственным злом мы называем то зло, которое совершается при непосред­ственном участии человеческого внутреннего мира — его сознания и воли. Это зло, происходящее и творимое по решению самого человека, по его выбору.

Современные исследователи выделяют две основные разновидности морального зла — враждебность и распу­щенность. Они разворачиваются в целом букете челове­ческих пороков — нравственно осуждаемых качеств.

К враждебности мы относим стремление к разруше­нию, агрессию, насилие, гнев, ненависть, желание ги­бели, подавление других. Это зло активное, энергичное, стремящееся уничтожить чужое бытие и благополучие. Оно направлено вовне. Враждебно настроенный человек сознательно стремится нанести другим вред, ущерб, стра­дание, унижение.

В XX в. философы и психологи много занимались про­блемой враждебности. Существует целый ряд версий от­носительно причин этой разновидности морального зла и ее укорененности в человеческой природе. Так, Зиг­мунд Фрейд полагал, что наряду со стремлением к жизни — Эросом — в человеке есть также инстинкт смерти — Танатос. Он заставляет людей стремиться к смерти, раз­рушению, уничтожению, и если индивид не обрушит силу и энергию своего Танатоса на других, то он уничтожит самого себя.

Теория «фрустрации — агрессии» полагает, что враж­дебное поведение всегда провоцируется блокированием (фрустрацией) некоей целенаправленной устремленнос­ти. Субъект, влекомый мощной потребностью, желает получить искомое и отвечает на помеху яростью. Неред­ко эта ярость обрушивается не на истинного виновника неудовлетворенности, а на случайную жертву — на того, кто оказался ближе. Кроме того, агрессия возникает как ответ на неприемлемое обращение — угрозы, нападки на самого человека или на то, с чем он себя идентифициру­ет — семью, нацию, страну, высшие ценности.

Нередко пусковым механизмом активной враждебно­сти является страх: тот, кто перешел от обороны к напа­дению, уже не испытывает этого мучительного и унизи­тельного чувства.

Целый ряд теорий связывают враждебность и агрес­сию, свойственную людям, с социальным научением. Об­щество часто одобряет враждебность, награждает за нее и обучает своих членов агрессивному поведению, его фор­мам и приемам. В животном мире механизмы агрессии имеют приспособительный характер, они работают на вы­живание сильнейших, имеют глубокий биологический смысл. Однако у животных есть и мощное инстинктив­ное блокирование агрессии, по крайней мере по отноше­нию к своим сородичам. В человеке ограничительные инстинкты не работают, а нейропсихологические пуско­вые механизмы агрессии присутствуют. Общество спо­собно активизировать «дремлющий вулкан», хваля за же­стокость, награждая за безжалостность, демонстрируя свирепые схватки и приковывая внимание к «инферналь­ным» (адским) злодействам, к маньякам и убийцам.

Интересную социокультурную трактовку жестокости и разрушительности дает Э. Фромм. Он считает, что «зло­качественная агрессия», та, что не является обороной, а выступает страстью к разрушительности в чистом виде, есть результат неверно проживаемой жизни, нереализа­ции человеческих сущностных сил. Человек не знает, не понимает, как быть продуктивным, как выйти из депрес­сии и скуки, как научиться получать удовольствие от про­цесса жизни. Эта глубокая неудовлетворенность, имею­щая корни и в противоречивой природе человека, и в пронизанной отчуждением культуре, проявляет себя в виде энергичной враждебности.

Несмотря на многочисленность теорий, ни одна из них не дает достаточно исчерпывающего объяснения неизбыв­ной человеческой враждебности по отношению к ближ­ним и тем более не может указать «волшебного средства» для избавления от нее.

Распущенность — другая разновидность морального зла — объединяет такие человеческие пороки: малодушие, трусость, лень, холопство, неумение совладать со свои-

ми влечениями, желаниями и страстями. Распущенный человек легко поддается соблазнам, недаром христиан­ство утверждает, что дьявол овладевает душой двумя пу­тями — либо силой, либо обольщением. К распущенно­сти можно отнести жадность, обжорство, похотливость, неуемную страсть к самым разным удовольствиям.

Вся история развития морали и моральной филосо­фии — это упорная и настойчивая борьба с распущенно­стью, и надо сказать, что до победы еще весьма далеко. Распущенный человек не соблюдает императивов благо­воления к другим, потому что не способен отказаться от своих удовольствий, какими бы они ни были грубыми, вредными для здоровья и извращенными. Эгоизм и те­лесные влечения преобладают в нем и вытесняют всякую деятельную заботу о ближних. Он слаб перед собствен­ными желаниями, он их слуга и раб. В сущности, усту­пать своим влечениям гораздо проще, чем им противо­стоять, и распущенный с легким сердцем предается сво­им слабостям. Его «я» — на поводу у тела и эмоций, воля молчит даже тогда, когда надо сделать усилие и отказать­ся от немедленного удовлетворения желаний. Распущен­ный человек уподобляется животному, которое не знает социокультурных ограничений и запретов, он боится и избегает усилия, преодоления, строгой дисциплины, стре­мится избежать любого дискомфорта, не способен про­являть терпение. Такие люди легко становятся предате­лями и угодливыми холопами, они готовы жертвовать кем угодно и чем угодно ради собственного удобства, сытос­ти и благоустроенности.

В обыденной жизни распущенные индивиды, на пер­вый взгляд, не так опасны, как агрессивные. Ну, слаб, человек, такова природа! Пьет, гуляет, спит полдня, а в общем-то никому не мешает. Однако как только безу­держные желания распущенного человека не могут во­время насытить себя, он очень легко превращается в са­мого злобного и жестокого агрессора. Злобность и трусость, лень и

неутомимость в насилии часто сочетаются между собой. Распущенные люди не гнушаются ни во­ровством, ни убийством ради того, чтобы удовлетворить свои ненасытные желания, а уж обман, ложь, коварство для них обычное дело. Таким образом, две разновиднос­ти морального зла тесно связаны друг с другом и пере­плетаются между собой.

Горько сетуя на повсеместную распространенность зла и его многоразличные облики, философы с давних вре­мен ставили перед собой вопрос: откуда взялось зло? По­чему оно обступает нас со всех сторон и в объективных, и в субъективных формах? Была ли действительность из­начально хороша и совершенна или она при своем рож­дении из небытия уже явила себя злой, корявой и жесто­кой? Существует целый ряд ответов, хотя истиной в пос­ледней инстанции не владеет никто.

Рассмотрим эти возможные ответы, начав «с конца», с тех концепций, которые появились в Новое время.

XVII—XVIII века укореняют моральное и социальное зло в человеческой природе. Такие знаменитые авторы как Т. Гоббс и И. Кант считают человека по природе эгоистичным и злым, стремящимся оттеснить других лю­дей от благ, и, возможно, еще и потешиться над их стра­даниями. Ни материалист Гоббс, ни скептик Кант не ищут за пределами человеческой природы никаких транс­цендентных причин, делающих людей злыми. Эгоизм и зло — естественные качества, поскольку в эмпирической реальности люди конкурируют друг с другом, а, как из­вестно, кто смел, тот два съел. По Гоббсу, государство и мораль возникают именно как механизм, умеряющий че­ловеческую зловредность, иначе человечество давно ис­требило бы себя. Кант считает, что хотя человек может и обязан исполнять моральный закон благоволения, это не отменяет естественной укорененности во зле.

Близкий по смыслу ответ дает и знаменитый философ XIX в. Фридрих Ницше. Для него жестокость, агрессивность, безжалостность

— нормальное проявление воли к власти, которая свойственна не только человеку, но и всей природе. Быть жестоким и лишенным сантиментов — значит утверждать себя, проявлять в себе фундамен­тальное вселенское начало, а следовать христианскому ми­лосердию — это идти по пути вырождения. Таким обра­зом, зло оказывается и онтологически укорененным, и морально оправданным.

В философско-социологической концепции К. Мар­кса моральное и социальное зло тесно связывается с су­ществованием частной собственности, ее уничтожение должно стать основой для повсеместного исправления нра­вов и установления гармонии между людьми.

Безрелигиозные версии происхождения зла — доста­точно позднее явление в истории этики, и по объему сво­ему они всегда занимали весьма скромное место в чело­веческой мысли. Издревле объяснение негативных сто­рон жизни опиралось на мифологические, религиозные и идеалистические представления о некоем трансцендент­ном духовном начале эмпирической действительности.

Первая религиозная версия, которую я хочу здесь при­вести это представление о морально-онтологической двойственности, лежащей в фундаменте мироздания.

Эту версию развивал и отстаивал зороастризм, или маз­деизм — древнее учение персов. Согласно учению про­рока Заратуштры (греческая форма — Зороастр), у исто­ков мироздания стоят два равноправных могучих духа — добрый бог Ахурамазда (Ормузд) и злой — Анхра-Май-нью (Ариман). Ахурамазда сотворил все доброе, чистое, разумное, его противник — все злое, нечистое и вред­ное. Ахурамазда поддерживает жизнь, творит плодород­ные земли, воду, сияющий огонь: его обиталище на небе. Анхра-Майнью создал смерть, пустыню, бесплодие, и живет он под землей. Но самое главное то, что между богами идет непримиримая борьба, в которой добро и зло не просто сражаются, а смешиваются, перепутываются друг с другом,

и становится очень трудно отделить одно от другого. Наш мир — смешение и взаимопроник­новение добра и зла. Конечно, в перспективе добро дол­жно победить, но Ахурамазда не господствует над сила­ми зла, он может только неутомимо им противостоять.

Надо сказать, что идея моральной двойственности мира, провозглашенная Заратуштрой, впоследствии была подхвачена христианской ересью манихейства.- В III в. н. э. перс Мани из Вавилонии соединяет зороастризм с учением о пришествии Иисуса, что, конечно, вызывало протест со стороны христианской церкви. В соответствии с идеями христианства, добро не может быть равноправ­но злу, добро выше и изначальной.

Коснувшись взглядов христианства, мы фактически уже перешли ко второй религиозной версии происхождения зла, позиции, согласно которой в основании мира лежит добро. Для христианства зло принципиально вторично, потому что мир творится одним-единственным Богом, явленным в трех лицах. Бог есть Благо и Бытие, он со-творяет мир из-за любви, потому зло не может быть при­суще его детищу. Однако откуда же оно тогда взялось? Если Бог — абсолютное добро, безущербное благо, то почему кругом столько страданий? Может быть, Господь все-таки зол? Нет, это исключено. Но тогда, возможно, он не всесилен и не справился с некими злыми начала­ми, возникшими помимо его воли? Это предположение тоже отпадает, ибо Всевышний вездесущ и всемогущ, мир находится под его неусыпным контролем, и ни один во­лос не упадет с головы человека без воли Божьей... Тог­да откуда же ненависть и жестокость? Так в христианс­кой философии веками обсуждается проблема теодицеи — богооправдания в вопросе о наличии в мире зла.

Одно из решений этой проблемы вновь приводит от монотеизма к некоему варианту двойственности мира. В соответствии с ним, Бог творит мир из Ничего, и нега­тивная природа Ничто примешивается к совершенному

Божьему творению, порождая временность, смертность, старение и прочие скверные вещи, включая все виды мо­рального зла. Однако это объяснение может навести на мысль, будто Ничто — это явление, не подвластное Богу...

Чтобы избежать такого ненужного казуса, теология предлагает другое объяснение происхождения зла: зло по­рождено гордыней и неверным употреблением свободы. Первое, еще «дочеловеческое» зло возникло в результате зависти и гордыни. Светлый ангел Люцифер, или Ден­ница, вознамерился занять место Творца. Он-то и начал борьбу со Всевышним, переманив на свою сторону це­лый сонм неустойчивых ангелов, которые теперь стали приспешниками богоборческой силы. Люцифер из свет­лого ангела становится дьяволом, претендуя на чужое место. Его обуревают тяжкие страсти, свойственные мо­ральному злу — жажда эгоистического самоутверждения, враждебность к созданному Господом миру, зависть к важ­нейшему атрибуту Бога — способности творить. В том-то все и дело, что дьявол — только обезьяна Бога, он не способен созидать и умеет только красть то, что создает­ся Богом. Кроме того, он сам — тварь, а не Творец, он принципиально вторичен и, в конечном счете, подчинен Божьей силе и провидению.

Причиной, сыгравшей роль пускового механизма зла, стала свобода, которую Господь дал сотворенным им ду­хам. И той же свободой он наделил человека. Бог не желал создавать «оловянных солдатиков», которые были бы автоматически покорны его воле. Он творил челове­ка в полном смысле слова по своему образу и подобию, наделяя его свободой и способностью к любви.

Человеку была дана возможность выбирать — предать­ся Божьей воле или следовать иными путями, отзываться на иные призывы. Адам не выдержал экзамена. Он на­рушил Божественный запрет, поддался искушению змия, пожелал «ведать добро и зло», как Всевышний. Свобода и гордыня вторично породили зло, низвергнув Адама в бренный земной мир,

где его потомки сполна вкусили боль, старость, смерть, ненависть и жестокость.

Версия, приписывающая происхождение зла свободе, снимает с Бога ответственность за зло и переносит его на тварей — духов и людей, проявивших бунтарство.

Третья религиозная версия, объясняющая наличие зла в мире — самая древняя. Она восходит к ведическому учению. Согласно ей, зла в мире вообще нет. Но как же так? — возникает резонный вопрос. Мудрецы утвержда­ют, что зла нет, когда кругом кровь, голод, несправедли­вость! Как можно не замечать столь явных вещей? «Все это видится нам, — отвечают восточные мыслители, — потому что мы занимаем в мире частичную, партикуляр­ную позицию. У нас ограниченная точка зрения, и по­тому наш взгляд упирается в те мнимые «несовершен­ства» бытия, которые на самом деле гармонично вписа­ны в целое мироздания. Мир можно уподобить роскош­ному ковру, в затейливом узоре которого присутствуют самые разные нити, в том числе и черные. Без них узор не будет столь красочным. Наша частичная позиция зас­тавляет нас видеть только черноту, переживать негатив­ное так, словно оно не есть элемент гармонии. Чтобы увидеть действительность в ее истинном свете, надо под­няться над человеческой личностной точкой зрения, воз­высить и расширить свое восприятие до божественной позиции, обнимающей все существующее, тогда мы убе­димся, что зла нет, что на самом деле все прекрасно и благостно, замечательно и совершенно».

Подобная точка зрения встречается и у христианских авторов. Ее глубоким недостатком является призыв вый­ти за рамки человеческого, чтобы пережить доброту мира. Получается, что пока мы существуем в теле, пока наш горизонт — это человеческий горизонт, мы обречены на зло и страдание, и только йоговская медитация либо оза­рение святого способны преодолеть тесные рамки нашей земной позиции. Благо выступает как находящееся за пределами человеческого.

Надо сказать, что проблема соот­несенности взгляда с позиции божественного разума и обычного человеческого рассудка волновала и выдающих­ся эзотериков. Например, индийский мыслитель XX в. Шри Ауробиндо, поднявшийся до «интегрального созна­ния» и способный пребывать в свете и гармонии, пре­красно понимал, что его личное блаженство на высотах духа не отменяет бездны страданий, которым подверга­ются обычные люди, живущие рядом с ним, его соотече­ственники. Поэтому немалую часть своей жизни Ауро­биндо провел в уединении, ставя на себе эксперименты: он пытался передать свет сознания клеткам материи, что­бы сделать всех людей разумными и бессмертными, спо­собными на истинную приобщенность к добру.

Гармония мира как целого — слабое утешение для тех, кто пребывает в «черной полосе», испытывая все ее нега­тивные воздействия. И все-таки, по современным пред­ставлениям, именуемым «холистическими» (т. е. осно­ванными на усмотрении целостности), взгляд на мир как на единство хоть и не избавляет нас от зла, но способен уменьшить страдания, вызываемые самим нашим привыч­ным мироотношением.

Дело в том, что в целом ряде древних учений, в частно­сти в каббале — иудаистской мистической концепции мира — говорится о том, что действительность противоречива, но эта противоречивость не есть добро и зло. Мир делится на правое и левое, верх и низ, мужское и женское, день и ночь, но все эти противоположности есть условия бытия друг друга. Они не антагонисты, не враги. Поэтому пы­таясь уничтожить одну сторону как «противника», мы од­новременно уничтожаем и другую. В каббалистическом представлении действительность — это иерархия миров, и нигде в них нет добра и зла, они возникают только в са­мом нижнем мире — эмпирическом, в котором мы жи­вем. Именно тут, и, видимо, благодаря нашей пристрас­тной точке зрения, противоположности становятся непримиримыми

оппозициями, превращаются в отряды сил, сражающихся друг против друга. Сторонники холистичес­кого подхода считают поэтому, что людям следует изба­виться от склонности драматизировать взаимоотношения противоположностей, перестать превращать свет и тьму в Бога и дьявола. Зло, таким образом, рождается из самого нашего отношения к чему-либо как к злу, из воинствен­ности, нежелания найти общий язык и компромисс. Хо­листическая позиция должна помочь найти добро через избавление от субъективистской злобности. Гармония мира не дана нам непосредственно, но мы можем утвердить добро в своей жизни, опираясь на идею такой гармонии, сози­дая ее своими мыслями и поступками.