Сентиментальные путешествия 4 страница

****

— Ну, что. Почитала я твои «Ирландские саги». Всё то же самое. Кухулин этот… тоже жук такой, я тебе скажу. Бабы из-за него готовы друг дружку в клочья порвать, одна пришла со слугами, другая – с волшебной силой, а он сидит себе на колеснице, развалился, довольный такой… Не ссорьтесь, говорит, девочки, я же вас обеих люблю! Господи! А сам-то кто есть! Маленький, плюгавый, чёрный. Чуть что не по нему – истерика, глаза на лбу, волосы дыбом… У меня, между прочим, всю жизнь только такие мужики и были.

****

— У нас, помню, в классе такой мальчик был… Серёжа Вишневский. Славный такой пацан. В четвёртом классе мне стихи написал. Он, вообще-то, сам Байрона любил, вот под него и старался…

— В четвёртом классе? Байрона?

— Ну, да. А когда ж его ещё читать? Только в четвёртом классе. Ну, вот. Написал, значит, мне стих. Я весь его уж, конечно, не помню, а начало и конец запомнила.

Моя рабыня молодая,

Знай, - наяву или во сне,

Ты будешь, пышно расцветая,

Всё время помнить обо мне.

Пусть эти мысли неустанно

До той поры в тебе живут,

Пока Творец (иль, может, дьявол)

Тебя случайно не возьмут.

Понимаешь – десять лет человеку было, а уже понимал, в чём смысл любви. Это чтобы женщина думала о нём, сокровище таком, с утра до вечера, а он, зараза такая, этим бы упивался, как султан… Очень я на него тогда разозлилась. Не за это, правда – этого я тогда ещё не понимала. И не за «рабыню» даже. А за «пышно расцветая». Я думала, что так он мне намекает, что я толстая. И, мол, буду ещё толстеть и дальше. Вот за это я уже разозлилась конкретно.

— И что сделала?

— Да ничего особенного. Портфелем избила и отпустила. По-моему, он был даже польщён…

2006/10/16

По просьбе читателей публикую полный текст прабабкиной версии "Егория и змея" (как смогла вспомнить).

Во земле то было в Арахлинской,

Во царствии то было во Агеевом.

Правил тем царством-то царь Агей

Со своею царицей Агафьею.

А царица-то была уж больно горда

— В церковь Божию не хаживала,

Святым иконам не кланялась,

Сирот да убогих не миловала.

Одна-то у ней была заботушка

Рядиться в жемчуга самоцветные,

Белиться, слышь, да румяниться,

Да красою своей бахвалиться.

Разгневался Господь - Исус Христос,

Посылал Господь змея лютого

Да на царствие на Агеево.

Собирались бояре да советники,

Собиралися на зелёный луг,

Становилися во единый круг,

Они думали думу крепкую,

Да кидали жребий промеж собой

— Кому выпадет доля горькая,

Идти ко змею на съедение.

А и выпал жребий на царский двор,

Да на царскую дочерь единую

На красавицу Лисафетушку.

Царь Агей-то запечалился

Царица-то стала как сама не своя,

Приходили они ко милой дочери,

Говорили ей таковы слова

Ты ж наше милое дитятко,

Дитя милое, бесталанное

Собирайся, ступай, умывайся-ка,

В лучшие-то платья наряжайся-ка,

Подпояшься шелковым поясом

И ступай с нами в церковь Божию,

— Мы ведь тебя, дитятко, просватали.

Лисафета скоро сдогадалася,

Говорит им в ответ таковы слова:

Ох, ты, батюшка мой родненький,

Ты матушка моя милая

Не в церковь вы меня собираете,

Не к венцу вы меня снаряжаете,

А на казнь да на мучение

Змею лютому на съедение

Царь Агей ещё пуще закручинился,

Залился слезьми горючими,

Ох ты, дитятко, Лисафетушка,

Не отдам я тебя на мучение,

Да на смертное потребление,

Лучше сам пойду к морю синему,

Буду ждать там змея окаянного.

Хоть сам умру – да тебя спасу

От смерти лютой да безвременной.

Отвечает ему Лисафетушка:

Двум смертям не бывати,

А одной никому не миновати,

Не ходи никуда, милый батюшка,

Оставайся во светлом тереме.

Я сама пойду ко синю-морю,

Встану-то там на крутом бережке,

На крутом бережке, на сыпучем песке,

Попрошу-то Господа о милости,

Как рассудит Господь, так тому и быть,

— Помилует – поклонюсь Ему,

Не помилует – покорюсь Ему.

Вот пришла царевна ко синю-морю,

Стала глядеть на кипучу волну

Да молиться Спасу Пречистому,

Да Матушке Пречистой Богородице,

Да святым ангелам да архангелам,

Да святым мученикам да угодникам,

Ужо вдруг да из дальней сторонушки

Добрый конь бежит, - вся земля дрожит;

На коне сидит Егорий-Свет.

По колена ноги в чистом серебре,

По локоть руки в красном золоте,

А вкруг головы-то – всё сияние.

Приезжает Егорий ко синю-морю,

Ко синю морю, ко сыру дубу.

Он вяжет коня на шелков повод,

На шелков повод да ко сыру дубу

Да молвит Лисафете таковы слова:

Бог на помочь тебе, Лисафетушка!

Пригляди-ка, ты, душа, за моим конём,

А пуще того гляди за морем:

Как на море волна будет подыматься,

Со дна моря змея лютая появляться,

Ты тогда меня, душа, ото сна буди.

Так сказал ей Свет-Егорий, а сам спать уснул.

Смотрела Лисафета за Егорьевым конём,

А пуще смотрела за волною морской.

Вот вспенилось море синее,

Забурлила волна кипучая,

Вышел змей лютый со морского дна,

Тут-то Лисафета испугалася,

Горючими слезьми обливалася,

И уж так ей стало жалко Свет-Егория,

Что не стала-то она его от сна будить,

Села Лисафета на крутой бережок,

На крутой бережок, на сыпучий песок,

Плачет слезою горючей,

Ожидает смерти неминучей.

Скатилася одна слеза

На Егорьеву на белу-щеку, —

Оттого Егорий ото сна восстал.

Он взял своё жезло булатное

Он пошел, Егорий, ко синю моpю,

Да к томy ко восходy ко змеиномy.

Говорит он змее таковы слова:

Ты будь, змея, кротка-смиpна,

Да как скотинушка у хозяина

Пала змея на сыпучий песок,

Ко ногам да Свет-Егроия

Сделалась змея и кротка, и смирна.

Как скотинушка у хозяина.

Говорит Свет-Егорий Лисафетушке:

Ты снимай-ка, царевна, свой шелков-пояс,

Повяжи на шею змею лютому, Да веди его с собой по городу.

Сняла Лисафета свой шелков-пояс,

Повязала на шею змею лютому

И повела его с собой по городу,

Сама-то идёт – Богу славу поёт,

Славит Господа да Свет-Егория,

А змей-то идёт, и кроток, и тих,

Яко агнец на заклание.

И все люди удивились,

А отец с матерью прослезились, - Знать, наше дитя Лисафета

Истово Богу молилась!

Дети

Философ

Опять Денис (четыре с половиной года)

****

— А бывает что-нибудь такое, которое всегда хорошее? - Что ты имеешь в виду?

— Ну, такое, чтобы и сегодня – хорошо, и завтра – хорошо, и вчера – тоже хорошо? А то вот – мы с мамой, когда летом в метро идём, то она говорит: у-ужас, какая жарища. А вчера пошли в метро, она говорит: ой, как хорошо-то здесь, тепло… Или вот – с Юлькой. Когда идём перед обедом мимо киоска с пирожками, она говорит: о-о-ё, как сосисками жареными па-ахнет! А если уже после обеда идём, она: ф-фу-у, как сосисками горелыми воняет!

****

— Денис, а ты в Бога веришь?

— По всякому. Иногда – верю. А иногда – не получается.

****

— Я думаю, что обезьяны сейчас больше в людей не превращаются – знаешь, почему? Потому что они поняли, что обезьяной лучше быть. Выгодней. Так мне кажется.

— А почему именно сейчас они это поняли?

— Ну, ты спросила! Ясно же, почему. Пока людей не было, как они могли это понять? А как люди появились, обезьяны посмотрели-посмотрели на них и решили себе больше не превращаться.

*****

— А папа говорит - до обезьян и до динозавров были одни рыбы? - Говорят, что так.

— Значит, они тоже умные? А вдруг моя скалярия посидит-посидит в аквариуме, а потом высунет из воды морду и ка-ак чего-нибудь скажет такое!

— Какое?

— Такое, что все попадают! Даже тётя Лиза. Хорошо бы, правда?

****

— Хорошо, что у меня нет таланта художника!

— Почему?

— Я бы все обои изрисовал. И потолок. И даже дверь в коридоре. И мне бы за это – знаешь, как влетело!