Казалось, что я вижу это чудовище, которое, в облике офицера, способно было

Укротить бешеную лошадь, а в облике молодой девушки садилось за туалет; то

Доводило до отчаяния своих любовников; то, в образе любовника, доводило до

Отчаяния деву нежную и скромную. Не будучи в силах каким-либо иным способом

Разгадать Феодору, я рассказал ей эту фантастическую историю, но она ничем

Не обнаружила, что в этой поэме о невероятном видит сходство со своей

Жизнью, и лишь позабавилась ею от чистого сердца, как ребенок сказкой из

"Тысячи и одной ночи".

"Верно, какое-нибудь тайное обстоятельство дает Феодоре силу

Противиться любви молодого, как я, человека, противиться заразительному пылу

Прекрасного душевного недуга, -- рассуждал я по дороге домой. -- Быть может,

Подобно леди Делакур, ее снедает рак? Конечно, в ее жизни есть что-то

искусственное".

Дрожь охватила меня при этой мысли. И тут же у меня возник план, самый

Безрассудный и самый в то же время разумный, какой только может придумать

Влюбленный. Чтобы изучить эту женщину в ее телесной природе, как я изучил ее

Духовную сущность, чтобы, наконец, знать ее всю, я решил без ее ведома

Провести ночь у нее в спальне. Вот как я осуществил это намерение,

Пожиравшее мне душу, как жажда мщения грызет сердце корсиканского монаха. В

Приемные дни у Феодоры собиралось общество настолько многолюдное, что

Швейцар не мог уследить, сколько человек пришло и сколько ушло. Уверенный в

Том, что мне удастся незаметно остаться в доме, я с нетерпением ждал

Ближайшего вечера у графини. Одеваясь, я за неимением кинжала сунул в

Жилетный карман английский перочинный нож. Если бы у меня нашли это оружие

Литератора, оно не внушило бы никаких подозрений, а не зная, куда заведет

Меня мой романический замысел, я хотел быть вооруженным.

Когда гостиные начали наполняться, я прошел в спальню, чтобы все там

исследовать, и увидел, что жалюзи и ставни закрыты, -- начало было удачным;

Так как могла войти горничная, чтобы задернуть занавеси на окнах, то я сам

Их развязал: я подвергал себя большому риску, отважившись опередить служанку

В ее работе по дому, однако, спокойно взвесив опасность своего намерения, я

Примирился с нею. Около полуночи я спрятался в амбразуре окна. Чтобы не было

Видно ног, я попробовал, прислонясь к стене и уцепившись за оконную

Задвижку, взобраться на плинтус панели. Изучив условия равновесия в этом

Положении и точку опоры, вымерив отделявшее меня от занавесок расстояние, я,

Наконец, освоился с трудностями настолько, что мог оставаться там, не рискуя

Быть обнаруженным, если только меня не выдадут судороги, кашель или чихание.

Чтобы не утомлять себя без пользы, я стоял на полу, ожидая критического

Момента, когда мне придется повиснуть, как пауку на паутине. Занавески из

Белого муара и муслина образовывали передо мною толстые складки наподобие

Труб органа; я прорезал перочинным ножом дырки и, как из бойниц, мог видеть

Все. Из гостиных смутно доносились говор, смех и возгласы гостей. Этот

Глухой шум и неясная суета постепенно стихали. Несколько мужчин пришли взять

Шляпы с комода графини, стоявшего возле меня. Когда они касались занавесок,

Я дрожал при мысли о рассеянности, о случайных движениях, возможных у людей,

Которые второпях шарят повсюду. Счастливо избежав таких неприятностей, я уже

Предсказывал успех своему замыслу. Последнюю шляпу унес влюбленный в Феодору

Старик; думая, что он один, он взглянул на кровать и испустил тяжелый вздох,

Сопроводив его каким-то восклицанием, довольно энергичным. У графини в

Будуаре, рядом с ее спальней, еще оставалось человек шесть друзей, она

Предложила им чаю. И тут злословие -- единственное, чему современное

Общество еще способно верить, -- приметалось к эпиграммам, к остроумным

Суждениям, к позвякиванию чашек и ложечек. Едкие остроты Растиньяка, не

Щадившего моих соперников, вызывали бешеный хохот.

-- Господин де Растиньяк -- человек, с которым не следует ссориться, --

Смеясь, сказала графиня.

-- Пожалуй, -- простодушно отвечал он. -- Я всегда оказывался прав в

Своей ненависти... И в дружбе также, -- прибавил он. -- Враги полезны мне,

Быть может, не меньше друзей. Я специально изучал наш современный язык и те

Естественные ухищрения, которыми пользуются, чтобы на все нападать или все

Защищать. Министерское красноречие является достижением общества. Ваш

Приятель не умен, -- вы говорите о его честности, его чистосердечии. Другой

Приятель выпустил в свет тяжеловесную работу -- вы отдаете должное ее

Добросовестности; если книга плохо написана, вы хвалите ее за выраженные в

Ней идеи. Третий ни во что не верит, ежеминутно меняет свои взгляды, на него

Нельзя положиться, -- что ж, зато он так мил, обаятелен, он очаровывает.

Если речь идет о ваших врагах -- валите на них как на мертвых. Тут уж можете

Говорить совсем по-другому: сколь искусно оттеняли вы достоинства своих

Друзей, столь же ловко обнаруживайте недостатки врагов. Умело применять

Увеличительные или уменьшительные стекла при рассмотрении вопросов морали --

Значит владеть секретом светской беседы и искусством придворного. Обходиться