Раздел третий. Судьбы салонной культуры в начале ХХ века
Культура начала ХХ века характеризуется отказом от традиционных взглядов на искусство. Идейная противоречивость, неоднозначность были присущи не только художественным направлениям и течениям, но и творчеству отдельных писателей, художников, композиторов. Это был период обновления разнообразных видов и жанров художественного творчества, переосмысления, «всеобщей переоценки ценностей», по выражению М.В. Нестерова. Неоднозначным становилось отношение к наследию революционных демократов даже в среде прогрессивно мыслящих деятелей культуры.
В культуре того периода получило распространение декадентство, обозначающее такие явления в искусстве, как отказ от гражданских идеалов и веры в разум, погружение в сферу индивидуалистических переживаний. Эти идеи были выражением социальной позиции части художественной интеллигенции, которая пыталась «уйти» от сложностей жизни в мир грез, ирреальности, а подчас и мистики. Таким образом она отражала в своем творчестве кризисные явления тогдашней общественной жизни.
Декадентские настроения захватили деятелей различных художественных направлений, в том числе и реалистического. Однако чаще эти идеи были присущи модернистским течениям. Понятие «модернизм» включало многие явления литературы и искусства ХХ в, рожденные в начале этого века, новые по сравнению с реализмом предшествующего столетия. Однако и в реализме этого времени появляются новые художественно-эстетические качества: расширяются «рамки» реалистического видения жизни, идет поиск путей самовыражения личности в литературе и искусстве. Характерными чертами искусства становятся синтез, опосредованное отражение жизни в отличие от критического реализма ХIХ столетия, с присущим ему конкретным отображением действительности. С этой особенностью искусства связаны широкое распространение неоромантизма в литературе, живописи, музыке, рождение нового сценического реализма.
Направления, противостоящие реализму, начали складываться в художественной культуре в 1890-е годы. Наиболее значительным из них как по времени существования, так и по распространению и влиянию на общественно-культурную жизнь был модернизм. В модернистских группах и направлениях объединились писатели и поэты, разные по своему идейно-художественному облику, дальнейшей судьбе в литературе
Усиление реакционно-мистических идей в общественном сознании привело к известному оживлению антиреалистических течений в художественной культуре. В годы реакции усиливаются различные модернистские искания, распространяется натурализм с его проповедью эротизма и порнографии. «Властителями душ» значительной части буржуазной интеллигенции, мещанства был не только немецкий философ Ф. Ницше, но и русские писатели, подобные М.П. Арцыбашеву, А.А. Каменскому и др.
Глубокая враждебность революционным, демократическим и гуманистическим идеалам, доходящая до цинизма, наглядно проявилась в романе Арцыбашева «Санин» (1907), который пользовался большой популярностью как «самый модный» роман. Его герой издевался над теми, кто «готов пожертвовать жизнью ради конституции». С ним был солидарен Каменский, заявивший, что «всякий общественный подвиг утратил привлекательность и красоту». Писатели, подобные Арцыбашеву и Каменскому, открыто провозглашали разрыв с наследием революционных демократов, гуманизмом прогрессивной русской интеллигенции.
Русский символизм как литературное направление сложился на рубеже ХIХ и ХХ вв. Теоретические, философские и эстетические корни и источники творчества писателей-символистов были весьма разнообразны. Так, В. Брюсов считал символизм чисто художественным направлением, Мережковский опирался на христианское учение, Вяч. Иванов искал теоретической опоры в философии и эстетике античного мира, преломленных через философию Ницше; А. Белый увлекался Вл. Соловьевым, Шопенгауэром, Кантом, Ницше.
Художественным и публицистическим органом символистов был журнал «Весы» (1904 - 1909). «Для нас, представителей символизма как стройного миросозерцания, - писал Эллис, - нет ничего более чуждого, как подчинение идеи жизни, внутреннего пути индивидуума - внешнему усовершенствованию форм общежития. Для нас не может быть и речи о примирении пути отдельного героического индивидуума с инстинктивными движениями масс, всегда подчиненными узкоэгоистическим, материальным мотивам».
Эти установки и определили борьбу символистов против демократической литературы и искусства, что выразилось в систематической клевете на Горького, в стремлении доказать, что, став в ряды пролетарских писателей, он кончился как художник, в попытках дискредитировать революционно-демократическую критику и эстетику, ее великих создателей Белинского, Добролюбова, Чернышевского. Символисты всячески стремились сделать «своими» Пушкина, Гоголя, названного Вяч. Ивановым «испуганным соглядатаем жизни», Лермонтова, который, по словам того же Вяч. Иванова, первый затрепетал «предчувствием символа символов - Вечной Женственности».
С этими установками связано и резкое противопоставление символизма и реализма. «В то время как поэты-реалисты, - пишет К. Бальмонт, - рассматривают мир наивно, как простые наблюдатели, подчиняясь вещественной его основе, поэты - символисты, пересоздавая вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в его мистерии».
Символисты стремятся противопоставить разум и интуицию. «...Искусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями», - утверждает В. Брюсов и называет произведения символистов «мистическими ключами тайн», которые помогают человеку выйти к свободе.
Наследие символистов представлено и поэзией, и прозой, и драмой. Однако наиболее характерна поэзия.
Д. Мережковский, Ф. Сологуб, 3. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт и др. составили группу «старших» символистов, которые явились зачинателями направления. В начале 1900-х годов выделилась группа «младших» символистов - А. Белый, С. Соловьев, Вяч. Иванов, А. Блок и др.
К десятым годам ХХ века символизм нуждался в обновлении. «В недрах самого символизма,- писал В. Брюсов в статье «Смысл современной поэзии», - возникали новые течения, пытавшиеся влить новые силы в одряхлевший организм. Но попытки эти были слишком частичны, зачинатели их слишком проникнуты теми же самыми традициями школы, чтобы обновление могло быть сколько-нибудь значительным».
Последнее предоктябрьское десятилетие было отмечено исканиями в модернистском искусстве. Происходившая в 1910 г. в среде художественной интеллигенции полемика вокруг символизма выявила его кризис. Как выразился в одной из своих статей Н.С. Гумилев, «символизм закончил свой круг развития и теперь падает».
На смену ему пришел акмеизм. Основоположниками акмеизма считаются Н.С. Гумилев и С.М. Городецкий. В новую поэтическую группу вошли А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, М.А. Зенкевич, М.А. Кузмин и др.
Акмеисты в отличие от символистской туманности провозгласили культ реального земного бытия, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь». Но вместе с тем они пытались утвердить эстетико-гедонистическую функцию искусства, уклоняясь от социальных проблем в своей поэзии. В эстетике акмеизма отчетливо выражались декадентские тенденции, а теоретической основой его оставался философский идеализм. Однако среди акмеистов были поэты, которые в своем творчестве смогли выйти из рамок этой «платформы» и обрести новые идейно-художественные качества (А.А. Ахматова, С.М. Городецкий, М.А. Зенкевич).
Одновременно с акмеизмом в 1910-1912 гг. возник футуризм. Как и другие модернистские течения, он был внутренне противоречивым. Наиболее значительная из футуристических группировок, получившая впоследствии название кубофутуризма, объединяла таких поэтов, как Д.Д. Бурлюк, В.В. Хлебников, А. Крученых, В.В. Каменский, В.В. Маяковский и др. Разновидностью футуризма был эгофутуризм И. Северянина. В группе футуристов под названием «Центрифуга» начинали свой творческий путь поэты Н.Н. Асеев и Б.Л. Пастернак.
Футуризм провозглашал революцию формы, независимой от содержания, абсолютную свободу поэтического слова. Футуристы отказывались от литературных традиций. В своем манифесте с эпатирующим названием «Пощечина общественному вкусу», опубликованном в сборнике с тем же названием в 1912 г., они призывали сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с «Парохода Современности». А. Крученых отстаивал право поэта на создание «заумного», не имеющего определенного значения языка. В его писаниях русская речь действительно, заменялась бессмысленным набором слов. Однако В. Хлебников, В.В. Каменский сумели в своей творческой практике осуществить интересные эксперименты в области слова, благотворно сказавшиеся на русской и советской поэзии.
В среде поэтов-футуристов начался творческий путь В.В. Маяковского. В печати его первые стихи появились в 1912 г. С самого начала Маяковский выделялся в поэзии футуризма, привнеся в нее свою тему. Он всегда выступал не только против «всяческого старья», но и за созидание нового в общественной жизни. Пафос отрицания всей системы капиталистических отношений, гуманистическая вера в человека с огромной силой звучали в его поэмах «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир», «Человек». Тему поэмы «Облако в штанах», опубликованной в 1915 г. в урезанном цензурой виде, Маяковский впоследствии определил как четыре крика «долой»: «Долой вашу любовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой ваш строй!», «Долой вашу религию!» Он был первым из поэтов, кто показал в своих произведениях правду нового общества.
В русской поэзии предреволюционных лет были яркие индивидуальности, которые трудно отнести к определенному литературному течению. Таковы М.А. Волошин и М.И. Цветаева.
Идейные противоречия эпохи (так или иначе) повлияли на отдельных писателей-реалистов. В творческой судьбе Л.Н. Андреева они сказались в известном отходе от реалистического метода. Однако реализм как направление в художественной культуре сохранил свои позиции. Русских писателей продолжали интересовать жизнь во всех ее проявлениях, судьба простого человека, важные проблемы общественной жизни.
Традиции критического реализма продолжали сохраняться и развиваться в творчестве крупнейшего русского писателя И.А. Бунина. Наиболее значительные его произведения той поры - повести «Деревня» (1910) и «Суходол» (1911).
Русская культура начала ХХ века представляла собой итог сложного и огромного пути. Понимание «рубежности», «переходности» нашло отражение в развитии социал-демократизма (А. Луначарский), интерес к которому в 1890-е годы был воспринят как альтернатива народничеству. Значительной части интеллигенции были присущи религиозно-философские искания, что нашло отражение в религиозной философии «богоискательства» (Н. Бердяев, П. Флоренский, И. Ильин). Получили распространение религиозно-философские собрания «Ивановские среды» (А. Белый, А. Блок, Д. Мережковский, З. Гиппиус).
Многообразие объединений (кружков, салонов, обществ и т.п.) в России конца XIX и первых десятилетий ХХ в. свидетельствует о значимости этого социокультурного явления для художественной жизни и культурной атмосферы эпохи в целом. Принадлежность писателя, художника, поэта, музыканта и пр. и к тому или иному обществу или кружку отражала зачастую его художественное направление, идеологическую установку, жанровые предпочтения, социальный статус, круг знакомств и творческих контактов.
Так, на рубеже веков известны следующие литературные объединения в самом широком смысле этого слова - от профессиональных писательских союзов до домашних журфиксов у людей, близких к литературным кругам:
· общества (товарищества, союзы и т.п.) - постоянно действующие объединения лиц, преследующих определенные цели и связанных друг с другом формально - уставом или положением;
· кружки - группы литераторов, регулярно собирающихся для совместных занятий и объединенных общей тематической, эстетической, поэтологической, мировоззренческой установкой. Кружок сродни обществу единством целей, от общества кружок отличается отсутствием формальной структуры;
· салоны (журфиксы, вечера и т.д.) - регулярные встречи, проходящие в дни приемов для ограниченного, литературно и художественно заинтересованного круга людей, «вхожих» в дом хозяйки или хозяина. Например, литературный журфикс у В.В. Розанова[259] (Санкт-Петербург) и А. Белого[260] (Москва), литературный салон у Ф.К. Сологуба[261] (Санкт-Петербург) по воскресеньям; литературный салон по понедельникам у Л.Н. Андреева (Москва); литературный журфикс у В.А. и Н.А. Гольцевых (Москва)[262] и литературно-научный салон у К.К. Арсеньева[263] (Санкт-Петербург) во вторник; политико-экономический салон у К.Ф. Головина[264] (Санкт-Петербург) и литературно-философский салон у П.И. Астрова[265] (Москва) по средам; вечера московского символистского журнала «Золотое руно» у издателя Н.П. Рябушинского и литературные салоны у В.А. Морозовой[266] (Москва) проходили по четвергам; литературный салон у Г. Бахмана[267] (Москва) по субботам.
Салон был близок кружку наличием центральной, объединяющей участников личности (Петербургский литературно-политический салон баронессы В.И. Икскуль фон Гильдебрандт)[268], разница между ними - в менее жестком составе участников;
· творческие группы (акмеисты, кубофутуристы, символисты, эгофутуристы), выдвинувшие принципы соответствующих литературных направлений. Объединениями в прямом смысле слова литературные направления, конечно, не являются. Тем не менее строго разграничивать название группы от названия направления во избежание двузначности (например, группа - Гилея, направление - кубофутуристы) в перечисленных выше случаях, на наш взгляд, нецелесообразно;
· любительские литературные общества, кружки - Досуг, Лира, Проблеск, Кружок друзей театра, Субботники, Типографский музыкально-драматический кружок и др.;
· столичные «окололитературные» общества, не связанные прямо с литературой и литературной средой;
· литературные кружки землячеств и национальных меньшинств (например, Еврейское литературное общество, Литературно-артистический кружок при Польском доме или Украинский музыкально-драматический кружок «Кобзарь»).
Остановимся на салонах, сыгравших значительную роль в культурной жизни того периода. Среди них салоны, имеющие философско-художественную направленность. Прежде всего, это салон З.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковского.
Салон З.Н. Гиппиус[269] и Д.С. Мережковского
Вместе с Мережковским и В.В. Розановым Гиппиус участвовала в организации «Религиозно-философских собраний» в Петербурге (1901-1903) и была одним из редакторов журнала «Новый путь» (1903-1904), где печатались протоколы собраний. На протяжении четверти века салон Мережковских был одним из центров литературной и философской жизни Петербурга. Здесь обсуждались общие проблемы искусства, культуры и новейшей философии, возникавшие литературные течения (декаденство, символизм - русский и западный).
Салоны проходили с 1890 до 1917 г. на квартире З.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковского в Петербурге. Они принимали, как правило, по воскресеньям днем. Их дом посещали видные представители литературных кругов Петербурга и Москвы, в основном символисты и представители религиозно-философского направления. В числе посетителей были в разное время Лев Бакст, Андрей Белый, Александр Бенуа, Николай Бердяев, Александр Блок, Валерий Брюсов, Николай Ге, Сергей Есенин, Вячеслав Иванов, Евгений Иванов, Алексей Плещеев, Федор Сологуб, Василий Успенский, Дмитрий Философов, Мариэтта Шагинян.
Большинство мемуарных и документальных источников о салоне Мережковских относится к началу 1900-х гг. Как вспоминала сама хозяйка, в 1910-е гг. характер журфиксов изменился: «В годы 15-16 мои «воскресенья» были очень многолюдны. Собирались не «знаменитости»; фактически преобладала самая зеленая молодежь, от 14 лет и выше... (попадались люди и много выше)»[270]. В середине 1910-х гг. здесь бывали Арсенева, Есенин, Злобин, Оцуп, Шагинян, Ястребов.
Как вспоминал Чулков, «в салоне Мережковских беседы велись на темы «церковь и культура», «язычество и христианство», «религия и общественность»[271]. Блок сообщал А.В. Гиппиусу в письме от 21 ноября 1902 г. о визите к Мережковским: «До трех часов ночи говорили по-французски о любви и chair sainte (святая плоть)»[272]. Чулков противопоставлял атмосферу журфиксов у Мережковских воскресеньям Сологуба: «В салоне Мережковских шли горячие дебаты на религиозно-философские темы; произносились монологи и диалоги, иногда речи походили на проповедь... У Сологуба таких «платоновских» бесед не устраивалось. У Мережковских говорили громко, у Сологуба - вполголоса»[273]. Похоже обстановку салона охарактеризовал Бердяев: «В атмосфере салона Мережковских было что-то сверхличное, разлитое в воздухе, какая-то нездоровая магия, которая, вероятно, бывает в сектантской кружковщине, в сектах не рационалистического и не евангельского типа»[274].
Вместе с тем нельзя не отметить, что салон Мережковских сыграл значительную роль в становлении так называемого религиозно-философского ренессанса.
К салонам литературной направленности относятся салоны А.К. Герцык, СП. Кувшинниковой, Г.Л. Гиршман, С. Н. Андрониковой.
Салон Аделаиды Казимировны Герцык[275]
В зимней Москве 1911 года, в квартире издателя Дм. Жуковского в Кречетниковском переулке состоялась встреча трех поэтов, тогда только что выпустивших свои первые сборники: Волошина, Цветаевой и Аделаиды Герцык. Максимилиан Волошин слыл в Москве первооткрывателем талантов и, с восторженностью увлекающегося человека, немедленно привел 18-летнюю Марину Цветаеву знакомиться с хозяйкой и поэтессой - Аделаидой Казимировной Герцык-Жуковской.
М. Цветаева позже вспоминала об этой встрече «Макс (Волошин) живописал мне ее: глухая, некрасивая, немолодая, неотразимая. Любит стихи, ждет меня к себе. Пришла и увидела - только неотразимую. Подружились страстно».
Имя Аделаиды Герцык появилось в периодической печати в самом начале века как переводчицы и автора небольших литературно-критических и мемуарных эссе, опубликованных в толстых и серьезных журналах. Самой первой публикацией было эссе о Дж. Рёскине «Религия красоты», напечатанное в журнале «Русская библиотека» в 1899 году. В 1901 вышел ее перевод книги Рёскина «Прогулки по Флоренции. Заметки о христианском искусстве».
Известна Аделаида Казимировна и как переводчик (совместно с сестрой) самых популярных в России трудов Ницше «Сумерки богов» и «Несвоевременные мысли» (1900 -1905). Она перевела также на русский язык стихотворения Ницше, что было отмечено и критикой, и публикой. С 1905 года Аделаида Казимировна сотрудничала с журналом В. Брюсова «Весы». Ее публикации - рецензии в рубрике «Новые книги» - появлялись под псевдонимом В. Сирин, тем самым, знаменитым - набоковским.
Первая значительная стихотворная публикация поэтессы появилась в 1907 году в крупном альманахе символистов «Цветник Ор. Кошница первая» и встретила восторженный отклик в кругу поэтов-символистов, да и не только их. Поэтессу называли полушутя-полусерьезно «сивиллой, пророчицей, вещуньей» - так много было в стихах мистически-сказочных мотивов, предсказаний, предчувствий. Трагизм одинокой, ищущей души, затерянной в равнодушии и скептицизме мира, тонкость лирических описаний, ритмичность поэзии Герцык - все это было отмечено в рецензиях и отзывах на публикации ее стихов и выход первой (и единственной!) книги «Стихотворения 1910 года».
В 1908 году Аделаида Герцык вышла замуж за Дмитрия Евгеньевича Жуковского, ученого, издателя, переводчика философской литературы. С 1905 года Жуковский издавал в Петербурге журнал «Вопросы жизни», в редакции которого сотрудничали Н. Бердяев, С. Булгаков, Дм. Мережковский, Вяч. Иванов, А. Блок, А Белый, Ф. Сологуб. Главным делом жизни Д. Жуковского - по образованию биолога - было издание философской литературы. Им было выпущено более 20 книг, в том числе «История новой философии» Куно Фишера, труды Ницше, статьи Владимира Соловьева. Аделаида Казимировна помогала ему деятельно и много: переводами, правкой корректур, подбором материала. А их дом в Москве, в Кречетниковском переулке, стал знаменитым в начале 1910-х литературно - философским салоном. Часть посетителей образовала «интимный кружок философов и литераторов, спаянных не столько общностью взглядов, сколько личными, домашними связями».
Салон Софьи Петровны Кувшинниковой - воскресные журфиксы на квартире С.П. Кувшинниковой в конце 1880-х - начале 1890-х гг. в Москве. На вечерах «собиралось всегда много гостей: и врачи, и художники, и музыканты, и писатели»[276]; бывали С.С. Голоушев (Глаголь), Е.П. Гославский, И.И. Левитан, гр. Ф.Л. Соллогуб, А.С. Степанов, А.П. Чехов, Т.Л. Щепкина-Куперник и др. М. Чехов «любил там бывать».
Атмосфера салона и некоторые черты хозяйки и посетителей (в первую очередь, Левитана) нашли отражение в рассказе А. Чехова «Попрыгунья» (1892). Намеки на салон и на его хозяйку А. Чехов усматривал в повести Т. Щепкиной-Куперник «Одиночество» (1894), где говорится, что гостиную героини «называли маленьким отелем Рамбулье; у нее можно было найти последний модный роман, последнее научное сочинение и каждую новую знаменитость»[277].
Салон Генриетты Леопольдовны Гиршман - существовал в 1910-е гг. в Москве. Хозяйка салона была женой В.О. Гиршмана, предпринимателя, мецената, коллекционера искусства, члена правления Общества свободной эстетики. В особняке четы Гиршманов бывали К.Д. Бальмонт, А.Н. Бенуа, В.Я. Брюсов, И.Э. Грабарь, М.В. Добужинский, В.И. Качалов, С.А. Кусевицкий, Б.М. Кустодиев, Е.Е. Лансере, В.А. Серов, К.А. Сомов, К.С. Станиславский, А.Н. Толстой.
Дом Гиршманов пользовался популярностью: хозяйка слыла одной из первых московских красавиц; современники высоко оценивали качества ее характера. И.Э. Грабарь сообщает, что Серов находил ее умной, образованной, культурной, простой и скромной, без замашек богатых выскочек, и очень симпатичной. Она и была такой, ее все любили, выгодно выделяя среди большинства «жен коллекционеров»[278]. С.И. Дымшиц-Толстая, сопоставив салон Носовой с домом Г.Л. Гиршман, находила, что последний «был поизысканнее. Здесь не щеголяли показным богатством, было меньше позолоты и бронзы. Но и тут было ясно: живопись, скульптура, графика - все это демонстрировалось как предметы искусства, но все это являлось эквивалентом хозяйских миллионов»[279].
Салон Саломеи Николаевны Андрониковой - литературно-художественный салон, существовавший в 1910-e гг. на квартире княгини С.Н. Андрониковой в Петербурге. «Саломея Андроникова была одной из самых известных светских красавиц той эпохи. Она славилась своим умом, обаятельностью и остроумием. В числе её друзей были многие знаменитые русские поэты и художники того времени»[280].
У Саломеи, которую в круге друзей называли Саломкой, бывали А.А. Ахматова, кн. П.П. Волконский, О.А. Глебова-Судейкина, Н.С. Гумилев, Г.В. Иванов, О.Э. Мандельштам, С.Л. Рафалович, И.Ф. Стравинский, М.И. Цветаева. Иванов сообщал В.Ф. Маркову в письме от 11 июня 1957 г., что в ее салоне «царил кн. Волконский и на совершенно равной ноге с ним О. Мандельштам». Современники вспоминали, что Андроникова была как мадам Рекамье, у которой, как известно, был только один талант - она умела слушать, у Саломеи было два таланта - она умела и слушать и говорить.
В рассматриваемый период большое значение в культурной и политической жизни страны стали играть правомонархические салоны.
Становление консервативной идеологии в России приходится на конец ХIХ - начало XX века и связано с именами таких выдающихся мыслителей, как К.Н. Леонтьев, К.П. Победоносцев, Л.А. Тихомиров. В начале ХХ века правых политических убеждений придерживались многочисленные так называемые черносотенные партии, организации и движения. Они имели свои уставы, программы, руководящие органы и являлись жёстко структурированными организациями с определённым количеством членов.
Однако правая политическая мысль формировалась и развивалась не только в подобных организациях, но и в неформальных салонах, попросту говоря, за чашкой кофе на квартирах у влиятельных лиц, придерживавшихся черносотенных взглядов.
В связи с ростом национального самосознания русского народа и становлением правой идеологии в России к концу XIX столетия появляются собственно правомонархические салоны. Многие из них вышли из литературных кружков. Как правило, на таких вечерах обсуждались как проблемы литературы, так и политики.
Рассмотрим деятельность крупнейших право-монархических салонов. Один из них- салон князя Владимира Петровича Мещерского. Князь Мещерский приходился по материнской линии внуком писателя и историка Н.М. Карамзина, который ещё в самом начале XIX века организовал собственный политический салон. Жизнь В.П. Мещерского прошла в Петербурге. Он закончил Училище правоведения, затем служил полицейским стряпчим и судьёй, а позже являлся чиновником особых поручений Министерства внутренних дел. В 1872 г. князь основал «газету-журнал» «Гражданин». В.П. Мещерский был известен также как автор романов так называемого «салонного жанра», в которых описывалась жизнь великосветского Петербурга («Женщины петербургского большого света», «Мужчины петербургского большого света», «Один из наших Бисмарков» и др.). Помимо «Гражданина» он также издавал журналы «Добро», «Дружеские речи».
Ещё в юности В.П. Мещерский познакомился с членами императорской фамилии и на протяжении всей жизни находился в дружеских отношениях с Александром III. Князь слыл убежденным консерватором и монархистом, хотя по ряду вопросов (рабочему, еврейскому) его взгляды колебались в зависимости от политической ситуации.
Формированию правоконсервативных убеждений В.П. Мещерского способствовало, с одной стороны, его социальное происхождение и дружеские отношения с членами императорской фамилии, а с другой стороны, тесное общение с писателями-почвенниками. В своих публицистических произведениях В.П. Мещерский требовал прекратить либеральные реформы и усилить роль дворянства в жизни страны, считая это сословие главной опорой самодержавия.
Салон В.П. Мещерского появился в начале 1870-х гг. и первоначально существовал как литературный. Его посещали такие писатели и публицисты, как Ф.М. Достоевский, А.Н. Островский, Н.С. Лесков, Ф.И. Тютчев, Н.Н. Страхов, А.Н. Майков, А.К. Толстой и другие. Однако с течением времени литераторов постепенно стали вытеснять представители чиновничества и военные. Это объясняется тем, что князь стал отходить от литературной деятельности, а активно занялся организацией политических интриг. С изменением состава салона появились новые, преимущественно политические темы для обсуждения, которые постепенно вытеснили вопросы литературы.
Таким образом, уже с 1880-х годов кружок стал сугубо политическим. Салон собирался один раз в неделю - сначала по средам, а затем по пятницам. Число его постоянных посетителей составляло порядка двадцати-тридцати человек. В разные годы там бывали А.А. Половцов, К.П. Победоносцев, Н.Ф. Бурдуков, И.И. Колышко, Н.А. Маклаков и другие. Ряд из них своей карьерой обязаны В.П. Мещерскому.
Финансирование деятельности В.П. Мещерского, его газеты и салона, согласно мемуарным источникам, осуществлялось из секретных фондов Министерства внутренних дел. Вопросы, рассматривавшиеся на вечерах В.П. Мещерского, в основном касались внутренней и внешней политики Российской империи. Среди них можно назвать проекты реформы в структуре Департамента полиции, разработку закона о земских начальниках, проблему русско-французского сближения, «финляндский», «польский» вопросы.
Активно обсуждались слухи, циркулировавшие в правительственных кругах. В основном они были связаны с назначениями тех и иных лиц на высшие государственные должности. В салоне В.П. Мещерского занимались не только обсуждением политических проблем, но и готовили заметки в журнал «Гражданин». Тем не менее источники свидетельствуют о низкой популярности этого издания. Это объясняется не только увлечением представителей интеллигенции либеральными идеями, но скандальной известностью В.П. Мещерского, его гомосексуальными связями.
Издатель «Гражданина» был принят Николаем II за период с 1902 по 1916 двадцать раз[281]. Аудиенции длились в среднем от одного до двух часов. Это значительно больше по времени, чем встречи императора с организаторами других салонов. На основании мемуаров С.Ю. Витте, В.Н. Коковцова, камер-фурьерских журналов можно сделать вывод, что в отдельные периоды истории (1902 г., 1913-1914 гг.) Николай II прислушивался к мнению князя. С другой стороны, в 1905-1910 гг. В.П. Мещерский практически не оказывал никакого воздействия на политику императора. Причину этого исследователи справедливо видели в росте влияния противников князя, в частности А.М. Безобразова. Скандальная известность В.П. Мещерского не способствовала его влиянию в придворных кругах. Николай II всегда старался скрывать от общества свои отношения с князем. Помимо попыток оказывать воздействие на императора В.П. Мещерский не чуждался политических интриг. С переменным успехом боролся со своими противниками (А.М. Безобразовым и С.Ю. Витте).
Салон генерала Евгения Васильевича Богдановича[282] также является одним из крупнейших npaвомонархических салонов. Политические взгляды генерала и eгo жены мало чем отличались от воззрений В.П. Мещерского. Е.В. Богданович был убеждённым монархистом. Формированию консервативных убеждений способствовало, главным образом, религиозное мировоззрение, присущее ему в большей степени, чем В.П. Мещерскому.
Как В.П. Мещерский, Е.В. Богданович проявил себя в качестве незаурядного публициста. Ему удалось наладить выпуск дешевых изданий для народа под общим названием «Кафедра Исаакиевского собора», которые, по мысли издателя, должны были поддерживать монархические идеи в обществе. Однако далеко не все положительно отзывались об этой стороне его деятельности. К примеру, С.М. Волконский жестко критиковал Богдановича за «ура-патриотизм». Не удалось подтвердить факт субсидирования издательской деятельности Е.В. Богдановича правительством. Так, в 1909 году, в связи с 80-летним юбилеем из фондов Министерства императорского двора генералу было выделено 200 рублей[283].
Салон E.В. Богдановича появился, как установлено настоящим исследованием, еще в 1870-х годах. Заседания («завтраки» и «обеды») проходили буквально каждый день (а не раз неделю, как у В.П. Мещерского), число постоянных участников составляло порядка двадцати человек. Общее число лиц, когда-либо посещавших салоны, составляло несколько сотен. Организация салона была поставлена на широкую ногу. На «завтраках» или «обедах» могли одновременно присутствовать несколько десятков приглашённых.
Среди наиболее известных посетителей можно назвать П.Н. Дурно, А.А. Будбepга, В.К. Саблера, В.А. Дедюлина, H.Д. Чаплина, А.И. Дубровина, Л.А. Тихомирова и других государственных и общественных деятелей. Проблемы, рассматривавшиеся на «завтраках» и «обедах», касались, главным образом, внутренней и внешней политики России. Среди прочих - это аграрный, рабочий, национальный вопросы. Практически ни одно событие внутриполитической жизни империи (смена министров, перестановки в правительстве, новые назначения, деятельность Думы, противодействие революционному движению и т. д.) не оставалось без должного внимания. Участники салона на своих собраниях резко критиковали деятельность первой и второй Государственных дум и считали, что их работа «ведёт к анархии».
Среди внешнеполитических вопросов, обсуждавшихся у Е.В. Богдановича, отметим проблемы русско-германских отношений, а также русско-французского и русско-английского сближения. Посетители «завтраков» не всегда приходили к какой-то единой точке зрения по отдельным вопросам. Так, далеко не все положительно воспринимали реформы П.А. Столыпина, политику которого сам генерал в основном поддерживал.
Согласно камер-фурьерским журналам, в период с января 1902 по лето 1914 г. генерал удостоился одной получасовой аудиенции у императора (в марте 1907 года), ещё одной - у императрицы Александры Фёдоровны (6 июля 1903 г.) и ещё четыре раза приглашался к высочайшим завтракам и обедам как член Совета министра внутренних дел или же как «прежде служивший генерал»[284].
Царь прислушивался к предложениям Е.В. Богдановича, читал его письма, но тем не менее принимал самостоятельные решения, которые иногда могли совпадать с мнением генерала, а иногда - противоречить. Так, несмотря на настойчивые просьбы Е.В. Богдановича удалить Г.Е. Распутина из Петербурга, Николай II этого не сделал. Интриги Е.В. Богдановича против А.В. Кривошеина, а также желание генерала в 1914 году видеть в качестве Председателя Совета Министров И.Г. Щегловитова не привели к практическим результатам. Документы, переписка, дневники императора в целом свидетельствуют о том, что Николай II принимал независимые политические решения, руководствуясь собственными представлениями о власти, политики, морали и нравственности. Многочисленные попытки Е.В. Богдановича объединить разрозненные монархические организации остались неосуществлёнными. Это связано с тем, что политические программы черносотенных партий существенно отличались между собой, а их лидеры враждовали и часто не могли преодолеть личную неприязнь по отношению друг другу.
Салон графини Софьи Сергеевны Игнатьевой берёт своё начало в кружке её мужа, графа А.П. Игнатьева (кружок возник ещё в конце ХIХ века). В 1905-1906 гг. граф ставил далеко идущие цели, связанные с осуществлением в стране государственного переворота. Император часто принимал у себя графа; за период с января 1902 по 1906 г. он был принят Николаем II не менее 12 раз[285]. Встречи были продолжительными по времени. После трагической гибели А.П. Игнатьева салон возглавила Софья Сергеевна. Постепенно из сугубо политического кружок превратился в религиозно-политический. На вечера к графине приглашались, в первую очередь, священнослужители, а также юродивые, «старцы», среди которых, в частности, был Г.Е. Распутин. Салон также посещали епископы Алексей, Андрей, Гавриил, Евлогий, Никодим, Серафим, Гермоген, архимандрит Ювеналий, протоиерей Иоанн Восторгов, приват-доцент Б.В. Никольский, публицисты Л.А. Тихомиров, В.М. Скворцов. Общее количество участников составляло несколько десятков человек и было значительно меньшим, чем у В.П. Мещерского и Е.В. Богдановича. Политическая роль салона, вопреки утвердившимся в годы Первой мировой войны слухам, активно распространявшимся «общественным мнением» и либеральной прессой, была ничтожной. Данный факт установлен ещё Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, которая изучала личную переписку графини. С.С. Игнатьева, судя по всему, и не пыталась оказывать влияние на Николая II. Её контакты с представителями черносотенных организаций также не привели ни к каким практическим результатам. Как и Е.В. Богданович, она не смогла консолидировать монархические партии.
Салоны Александра Александровича Римского-Корсакова и Бориса Владимировича Штюрмера существовали в годы Первой мировой войны вплоть до Февральской революции 1917 года. Их владельцы также пытались оказывать влияние на внутреннюю политику императора.
На заседаниях салона Б.В. Штюрмера был поставлен вопрос о необходимости введения в стране военной диктатуры. Слухи о прогерманских симпатиях участников салона не находили документального подтверждения. Напротив, в их политической программе подчёркивалась необходимость победы стран Антанты в Первой мировой войне.