Смутился от своего вопроса.
- Этого я вам не скажу, - заметив его смущение, ответил маркиз.
- Так вот! - продолжал аббат. - Вы могли бы попробовать сделать себе из
него секретаря: у него есть и энергия и ум - словом, попробовать стоит.
- Почему бы и нет? - ответил маркиз. - Но только не такой ли это
Человек, который способен польститься на взятку от начальника полиции или
еще кого-нибудь и станет тут у меня шпионить? Вот, собственно, единственное
Мое опасение.
Когда аббат Пирар успокоил его на этот счет весьма благоприятным
Отзывом о Жюльене, маркиз вынул тысячефранковый билет.
- Пошлите это на дорогу Жюльену Сорелю, и пусть он явится ко мне.
- Поистине только привычка жить в Париже, господин маркиз, могла
Привести вас к столь приятному заблуждению, - отвечал аббат Пирар. - Вы
Стоите столь высоко, что даже понятия не имеете, какая тирания, тяготеет над
Нами, бедными провинциалами, особенно над священниками, которые не дружат с
Иезуитами. Они не пожелают отпустить Жюльена Сореля и сумеют отделаться
разными искусными отговорками: ответят мне, что он болен, что письмо
Затерялось на почте, и так далее, и так далее.
- Я на днях возьму у министра письмо к епископу, - сказал маркиз.
- Я забыл одну подробность, - сказал аббат. - Этот молодой человек,
Хоть он и весьма низкого происхождения, душу имеет высокую. Никакого проку
Вашим делам от него не будет, если вы заденете его гордость; вы превратите
Его этим в тупицу.
- Это мне нравится, - сказал маркиз. - Я сделаю его товарищем моего
сына. Достаточно этого?
Спустя некоторое время Жюльен получил письмо, написанное незнакомым
Почерком; на конверте стоял штемпель города Шалона, и к письму был приложен
Чек на имя одного безансонского торговца. Письмо было подписано вымышленным
именем, но, развернув его, Жюльен затрепетал: громадная клякса красовалась
Посреди страницы на тринадцатом слове - это был знак, о котором они
Условились с аббатом Пираром.
Не прошло и часа, как Жюльена позвали к епископу, где он был принят
Поистине с отеческой добротой. Не переставая цитировать Горация, его
Преосвященство в весьма изысканных выражениях поздравил Жюльена с прекрасной
Будущностью, открывающейся перед ним в Париже, ожидая, по-видимому, услышать
В благодарность кое-какие разъяснения по этому поводу. Но Жюльен ничего не
Мог ему сказать, прежде всего потому, что сам ровно ничего не знал, - и его
Высокопреосвященство проникся к нему истинным уважением. Один из должностных
Священников епископского подворья составил письмо к мэру, который поспешил
Сам принести подписанную подорожную, в которой было оставлено чистое место
Для имени путешественника.
В двенадцатом часу ночи Жюльен явился к Фуке, который, как человек
Здравомыслящий, выразил больше удивления, чем восторга, по поводу
Перспектив, которые, казалось бы, открывались перед его другом.
- Для тебя это кончится не иначе как какой-нибудь казенной должностью,
- сказал ему этот приверженец либералов, - и это рано или поздно приведет
Тебя к чему-нибудь такому, за что тебя в газетах с грязью смешают. Я о тебе
Здесь услышу только тогда, когда ты осрамишься. Припомни мои слова. Даже с
Чисто финансовой точки зрения лучше зарабатывать сто луидоров честной
Торговлей лесом и быть самому себе хозяином, чем получать четыре тысячи
Франков от правительства, хотя бы во главе его стоял сам царь Соломон.
Но Жюльен в этих рассуждениях усмотрел только мелочную ограниченность
Деревенского богача. Наконецто пришло для него время появиться на арене
Великих событий. Ему хотелось поменьше такой сытой уверенности и побольше
Широких возможностей. В душе его не было сейчас ни малейшего страха перед
Голодной смертью. Попасть в Париж, который представлялся ему населенным
Умными, выдающимися людьми, страшно хитрыми и лицемерными, но чрезвычайно