Человек не понимает психики животного, а животное психики человека.

И от этого часто человек не может добиться от животного того, чего он хочет.

Мой способ дрессировки основан на изучении и понимании психики животного. Искусство этого обучения животных в том и состоит, чтобы правильно понимать психику животного.

Но каким образом познается животное? Для этого, кроме длительного наблюдения и тщательного изучения индивидуальных особенностей данного животного, необходимо прежде всего, во-первых, знакомство с естественной средой, среди которой рождается животное и где протекает его жизнь (ибо внешние условия его жизни накладывают отпечаток на внутренние его свойства), и, во-вторых, научное знакомство с его «историей», а также с теми явлениями, в его поведении, которые объясняются атавизмом. Атавизм, т.-е. проявление у потомков особенностей их предков, помогает нам разобраться в иных поступках животных, которые не вызываются данной обстановкой, но которые с первого взгляда, могут вызывать резко-несправедливое заключение об уме животного. Например, собака, перед тем, как ей лечь на диван, вертится несколько раз, свертывается в клубок и затем уже ложится на этом месте. С первого взгляда вам кажется, что с собакой что-то случилось. Вы при всем, желании не можете найти объяснения ее действиям и называете собаку глупой. Вот тут-то вам и приходится воспользоваться вашим знанием истории происхождения данного животного. Закон проявления атавизма помогает вам разъяснить многое, на первый взгляд неразъяснимое. Отдаленные предки собак, жившие в диком состоянии в степях или на полях в высокой траве, кружились на одном месте, дабы своим телом смять траву и устроить, таким образом, себе логовище для спанья. Еще пример несправедливого заключения об уме животных. Лошадь испугалась бумажки, лежащей на дороге, понесла и разбила вдребезги экипаж. Вы говорите, какая глупая лошадь и чего она испугалась? Человек обвинил лошадь, назвав ее глупой. Давайте же попробуем разобраться. Глупа ли она на самом деле? Природа, которая умнее всех вместе взятых, устроила так: одним животным подарила прекрасное зрение, но зато слабое обоняние, – другим, наоборот, слабое зрение и превосходное обоняние. Лошадь имеет по природе слабое зрение и хорошее обоняние. Она, вследствие своего природного недостатка, пугается какой-то бумажки, зато в туманную погоду, когда ни зги не видно, она вас довозит до самого дома. Итак, лошадь испугалась и понесла. Почему понесла?

Природа распределила животных на убегающих и защищающихся. Убегающие: лошади, олени, лани, газели и др., защищающиеся: быки, коровы, буйволы, бизоны и др. Первобытное место нахождения лошади – степь, простор, где она всегда могла спастись от опасности бегством.

Человек взнуздал лошадь, впряг ее в экипаж, стянув со всех сторон, и в городах по узким переулкам заставил возить тяжести. Но вот испуг (прирожденное чувство) и... проснулось прежнее забытое, заглохшее чувство свободы. И лошадь, ничего не видя, бросилась как вихрь вперед, ломая все на своем пути, и часто разбиваясь сама. Виновата ли лошадь, и можно ли за это назвать ее глупой? Лошадь, как было выше упомянуто, по природному инстинкту ищет спасения от опасности в бегстве.

У меня часто спрашивали дети: «Как это вы выучили глупых скотов?» Да глупы ли они, спрошу я вас? С точки зрения животного мы, люди, может быть, иногда бываем куда глупее их. И у них может быть такой же односторонний взгляд на нас, как и у нас на них, – шутил я. Кошка, может быть, в душе смеется, когда увидит, как люди мечутся одни с железными кочергами по комнате, а другие вскакивают «а стол или падают в обморок, при виде малюсенького мышонка. А маленький зверек с сильно бьющимся сердечком ищет только выхода, куда бы удрать от вооруженных «великанов». Кошка смотрит и удивляется: «Стоит, мол, мне лапой цап, – и нет мышонка». Кто здесь умнее из троих: человек, кошка или мышонок? Судите, дети сами.

Боязливое чувство к крысам и брезгливость, ни на чем разумном не основанная, к в высшей степени чистоплотным грызунам, по-моему, у человека происходит вследствие неправильного понимания. Подробнее о крысах я скажу ниже.

Часто мне задают вопрос: «какое, по-вашему, самое умное животное»? Самый вопрос я считаю неправильно поставленным. Каждое животное умно по-своему Я даже не скажу, как это ни будет парадоксально, что человек «умнее» животного: он умен по-своему, а оно по-своему. Это не поддается сравнению. Не поддается сравнению и ум различных животных, ибо невозможно установить общий критерий, которым можно бы измерить ум животных. Но если вы меня спросите, «какое животное легче поддается дрессировке?», то этот вопрос будет задан правильно.

Из нескольких сотен различных пород животных, которых мне приходилось дрессировать, конечно, поддаются скорее и легче те, которые ближе стоят к человеку и более обезволены отбором и воспитанием (доместикацией), например, собаки.

Но различные породы собак также различно реагируют на приручение и воспитание.

Какие породы наиболее восприимчивы к дрессировке? Вполне прав Брем, когда он говорит: «Одного мы не должны забывать – влияния воспитания на характер животного». Животные точно так же, как люди, могут быть образованными, благовоспитанными, или необразованными и грубыми, невоспитанными.

Воспитатель имеет очень сильное влияние на животное и, без сомнения, наилучший для него воспитатель это человек. Для примера возьмем наше лучше всего воспитанное животное – собаку. С течением времени она становится во многих отношениях похожей на своего господина. Она усваивает, так сказать, его характер: охотничья собака усваивает характер охотника, собака моряка – его характер, собаки лопарей, эскимосов, индейцев – характер их владельцев, и действительно: ограниченный круг мыслей у борзой направлен почти исключительно в сторону охоты, пудель тратит значительную часть своих способностей на то, чтобы угадать намерение и желание хозяина.

Каждая порода обладает свойственными ей особенностями характера.

Универсальнее всех, по-моему, дворняжка, у которой все стороны характера развиты более равномерно, и которую тяжелая жизнь и самостоятельная борьба за существование наделили богатым опытом.

Первая из дрессированных мною собак была дворняжка «Каштанка». Один эпизод из ее жизни послужил сюжетом для рассказа незабвенного Антона Павловича Чехова.

Итак, изучив индивидуальные особенности животного, с которым вы имеете дело, среду, его воспитавшую, и считаясь с явлениями атавизма, вы, как в открытой книге, можете читать в его душе. Вот самый простой пример:

Речь собаки.

1) Собака отрывисто один раз (приподняв одно ухо) лает – «Ам» – это означает вопрос.

2) Поднятая кверху морда, протяжное, горловое – «Ау-у-у-у» – тоска.

3) Несколько раз повторенное нытье – «Мм-Мм-Мм» – просьба.

4) Рычание с оскаливанием зубов – «Рррр» – угроза.

5) Рычание с лаем – «Ррр-ам» – вызов на бой.

6) Виляние хвостом – радость.

7) Особое оскаливание зубов, похожее на смех у некоторых собак – благорасположение к хозяину и радость.

8) Переступание с ноги на ногу – выражает нетерпение.

9) К низу опущенные голова и хвост – горе, виноватость (а иногда и просьба ласки).

10) Тяжелый вздох – грустное настроение, м. б., воспоминание, мысленное переживание неприятного.

11) Зевота с визгом – тоска.

12) Гордо поднятая голова и задранный кверху качающийся хвост – кокетство, заигрывание, сознание силы перед противником, и т. д.

Все это: мимика, движение, голос, взгляд, составляют как бы своего рода речь собаки.

Как теперь дать животному понять себя?

Собака, положим, просится из комнаты в сад. Царапает дверь и вопросительно оглядывается на меня. Ясно, что она выражает желание, чтобы я встал из-за стола и открыл ей дверь. Я встаю, подхожу к двери и произношу с одной и той же интонацией слово: «гулять, гулять», и выпускаю ее.

После нескольких повторений стоит мне произнести слово «гулять», как она бежит к дверям. Я понял язык собаки, и она начинает меня понимать. Сначала запечатлевается в голове животного однообразная интонация, с которой произносится известное слово. А потом, уже это слово запоминается собакой, как таковое.

Произносите со временем это слово, другой интонацией – собака его узнает и поймет. Это действие я назову «интонировкой». Приучить интонацией – «интонировать».

Вот вам первоначальная азбука дрессировки животных. Чем больше вы будете «разговаривать» с собакой, тем лучше для нее. То же самое и с ребенком. При рождении он маленькое животное, которое не умеет говорить и учится этому от нас. Незаметно, все больше и больше он развивается и приобретает все больше и больше слов и понятий.

Приведу теперь пример взаимного непонимания человека и животного.

Собака натворила что-нибудь в комнате. Вы приходите и замечаете это.

Собака спокойно лежит под диваном. Вы приходите к ней с выговором, вам одному понятным, и ударяете ее. Она недоумевает, за что вы ее бьете, ибо между совершением ее «проступка» с вашей точки зрения и вашим приходом прошло продолжительное время, в течение которого она успела позабыть свои действия, так как в ее поступке была лишь естественная необходимость.

Следующий раз опять та же история. Вы приходите, хватаете ее уже за шиворот, причиняя боль, тащите к месту преступления. Собака, не понимая ваших действий, инстинктивно упирается лапами и старается освободиться от мучительной боли. Вы тоже как бы теряете рассудок и, не помня себя от озлобления, бьете ее куда и как попало. Собака визжит, недоумевая, за что любимый ею человек причиняет ей такую боль. Но вот новый удар сильнее прежнего заставляет ее уже не рассуждать, а в страхе избежать болевых ощущений. Собака теряет рассудок. Умолкает. Но на нее сыпется вновь удар за ударом. Страх, заставивший ее вырываться, притупляется и уступает место уже чувству самозащиты. Она начинает инстинктивно огрызаться. Еще удар, и собака на вас бросается. Вы разжимаете руку, ее державшую, и злость у собаки немедленно опять заменяется трусостью. Тяжело дыша, высунув язык, она забивается в угол, избитая и угнетенная, с полным непониманием всего происшедшего. Так человек и животное не сближаются, а расходятся, не понимая друг друга. Виноват, конечно, прежде всего человек.

Как же я поступаю, когда собака провинится? Если собака ведет себя неучтиво не в моем присутствии, я на это совершенно не реагирую.

Если же это происходит при мне, то я, во время совершения собакой «проступка» (с человеческой точки зрения), произношу протяжный звук «тссссс»..., при чем смотрю ей прямо в глаза и делаю угрожающее движение всем туловищем. Можно применять для порицания и другие звуки и движения, но необходимо, чтобы они всегда были одни и те же. По глазам собаки, по их выражению, по движению ушей и хвоста, я вижу, (!!!стоит печать!!!) собака, и затем однотонно повторяю какое-нибудь слово несколько раз подряд, предположим: «нельзя». Собака поджимает хвост, опускает низко голову и виновато отходит. Это значит, она поняла. Я продолжаю ее укорять: «как тебе не стыдно», или какой-нибудь другой фразой. Если собака совершила «проступок» во второй, третий раз, даже не в моем присутствии, я указываю ей на «место преступления» и восклицаю: «Это что значит?», производя в то же время звук «тссссс...». И опять укоризненный выговор с прежней интонацией, и мы уже друг друга понимаем. Это не все. Ранее или одновременно приучают собаку ходить на дворе, выводя ее через некоторое время после кормления.

Многие люди не только не понимают психологии животных, но не понимают даже души ребенка. За примерами ходить недалеко.

Няня ведет за руку ребенка. У ребенка есть потребность поднести камушек ко рту. Няня резко вырывает из его рук камушек, причиняя тем невольно боль ребенку. Хотя слегка, но все же бьет по ручкам. Ребенок начинает реветь и не слышит причитаний няньки. Подымающийся шум нежелателен няне. Она старается перекричать ребенка, заглушить его плач. Ребенок уже хрипит от крика. Няня и ребенок друг друга не поняли.

Я решительно отказываюсь понимать тех дрессировщиков, которые во многих случаях прибегают к насилию, желая научить чему-нибудь животное.

Дрессировщики мучают себя и животное. В этом случае они мне напоминают няньку с ребенком. И если животные все-таки у них исполняют что-нибудь, то не из сознательного повиновения, а механически.

Механическая дрессировка. (Общепринятый способ).

Я разделяю искусство дрессировки животных на два способа: поощрительный и болевой – механический. Первым способом я называю способ, который, к несчастью, исключительно применяю, пока только я один – способ основанный на тщательном изучении психики животного, и ему, этому способу[4], посвящается большая часть моей книги.

Но чтобы виднее были все его преимущества, я считаю необходимым сначала познакомить читателя со старым общепринятым

Возьмем, например, обыкновенную упряжную лошадь. Кучер, или извозчик ударяет лошадь кнутом по спине, при этом произносит «но-о». Понятно, что лошадь идет вперед, как бы уходя от удара. Если это действие происходит часто, то лошадь достаточно привыкает. Довольно уже произнести «но-о» и замахнуться кнутом, как лошадь уже бежит вперед. Извозчик тянет за вожжу и гнет лошадиную голову направо, при этом ударяет кнутом, лошадь бежит направо. Здесь поощрительной дрессировки и помину нет.

Возьмем цирковую лошадь. Предположим дрессировщику нужно выучить лошадь «маршировать». Дело происходит на арене. Учит дрессировщик и два кучера. Первый кучер держит лошадь под уздцы, стоя у барьера. При малейшей попытке рвануться вперед, дергает лошадь за узду, причиняя боль губам. Лошадь пятится назад. Второй кучер ударяет сзади шамберьером[5], а дрессировщик методически бьет лошадь хлыстом по левой стороне груди.

Кончик хлыста сечет одно и тоже место. Лошадь, желая освободиться от боли хлыста, рвется вперед, получает удар от первого кучера по носу и боль от уздечки, пятится назад, получает удар шамберьером от второго кучера. И ровные, методические, как часы, удары хлыста, не переставая, секут левую сторону груди. Лошадь вся в мыле, топчется на одном месте.

Дрессировщик же продолжает бить хлыстом по одному и тому же месту до тех пор, пока она рефлекторно, сокращая мускулы, не поднимет левую ногу, чтобы закрыть и защитить наболевшее место. Хлыст сразу перестает действовать, опускается, но... не на долго. Лошадь, тяжело дыша, стоит как вкопанная, но вот опять хлыст поднимается и сечет по прежнему месту. Опять старая процедура. Лошадь рвется вперед (боль от уздечки) и назад (от шамберьера), а хлыст делает свое дело. Лошадь опять поднимает ногу и опять временно прекращается сечение. Чем дальше, тем чаще лошадь поднимает ногу, с силой ударяя копытом о землю, как бы этим движением прекращая мучительное сечение. Дрессировщик хлыстом бьет ее уже по другой стороне груди до тех пор, пока лошадь не поднимет правую ногу. И это происходит каждый день в одно и тоже время методически, аккуратно. Лошадь вся в мыле. Дрессировщик и кучера устали. Короткий отдых и опять лошадь, при виде поднятого хлыста, вздрагивает и, не дожидаясь удара, поднимает моментально левую ногу, затем хлыст опускается, приближаясь ближе к лошади, снова приподнимается, как бы для удара, но правой стороне груди, и... лошадь быстро поднимает правую ногу и т. д., – получилась ассоциация по смежности.

Когда лошадь твердо усвоит движение хлыста и безошибочно поднимает то правую, то левую ногу, тогда, при щелкании языком дрессировщика, первый кучер делает шаг вперед так, чтобы поднятая нога лошади ступала на землю на аршин вперед. При опускании правой ноги проделываете то же самое. И вот номер маршировки почти готов. Лошадь по движению хлыста марширует сначала с помощью кучеров, а потом уже и одна.

В этом же роде производятся в цирках почти все манипуляции с лошадьми и другими животными. Школа эта с различными вариациями введена очень давно во всех цирках преимущественно немцами и итальянцами. Дрессировщик, чем больше сам превращается в машину, тем успешнее его работа.

Главный помощник такого дрессировщика – шамберьер.

Кончик шамберьера указывает, куда лошади бежать. Если конец древка сзади лошади, находящейся у барьера, лошадь бежит от него вперед. Если впереди лошади появляется шамберьер, лошадь делает шанже, т.-е. перебегает на другую сторону манежа. А если конец древка шамберьера появляется почти одновременно и сзади и спереди и опять сзади лошади, то она делает вольте (пируэт).

Бич для диких зверей играет почти ту же самую роль, что шамберьер для лошади, только он грубее и примитивнее. Шамберьером можно тушировать[6], а бичом это очень трудно сделать.

«Тушировка» на цирковом жаргоне значит такой удар шамберьером, чтобы лошадь почувствовала боль совершенно с другой стороны от дрессировщика, а именно: если дрессировщик ходит в центре манежа правым плечом вперед, лошадь бежит у барьера вправо, то дрессировщик бьет шамберьером так, чтобы кончик бича попал по правому боку лошади. Шнур шамберьера обвивается кругом зада лошади, и конец его врезывается в кожу лошади с противоположной стороны от дрессировщика. Получая удар сзади, лошадь подбегает к дрессировщику на средину арены. Он бьет хлыстом лошадь по ногам ниже колен, и лошадь подгибает ноги, становится на колени, желая тем защитить наболевшие места от нового удара. Все это относится к механической дрессировке.

Укротители зверей. Еще пример: в Гамбурге, в зоологическом парке известного поставщика зверей на все мировые рынки, Карла Гагенбека, каждый год в известные периоды нарождаются новые поколения диких животных. Гагенбек составляет заранее намеченную им группу зверей: из молоденьких львят, тигров, белых медвежат и др. К каждой такой группе назначает одного из своих испытанных служащих. Выбранный и законтрактованный на несколько лет служащий должен в будущем играть роль укротителя зверей, разъезжать по всему земному шару с животными Гагенбека как бы самостоятельно, давать представления. Укротитель ежедневно аккуратно является в клетку к своей группе, состоящей из молоденьких, четырехмесячных котят, и первая обязанность его – бить и гонять из одного угла клетки в другую, методически одним и тем же бичом всю свою группу молоденьких зверенышей. Звери растут под постоянным впечатлением и с одним сознанием, что человек, приходящий к ним ежедневно, держит в руке сильного, страшного зверя, бич, от которого они должны бегать из одного конца клетки в другой, чтобы избежать ударов. При появлении укротителя со своим хлопающим бичом, звери, как шальные, шарахаются в отдаленный конец клетки.

Укротитель подходит к ним, звери от него – в другой конец клетки. Первый номер готов. Теперь дальше. Снаружи в клетку вдвигается глухой барьер. Звери сначала, боясь нового предмета, сбиваются в кучу, но вот приходит в действие бич, и котята, забыв все на свете, прыгают волей-неволей через препятствие. Группа, перелезая и прыгая через барьер, удирает от самого ужасного с их точки зрения – от бича. Второй номер готов. Сам укротитель не так страшен, но бич в его руках – это «все». Когда укротитель, бросая бич, грубо и больно ласкает зверей, так, чтобы зверь чувствовал тяжесть и силу руки, они неохотно, но по привычке терпят эту якобы ласку. Стоит появиться бичу в руках укротителя, как звери прижимают уши и удирают подальше в угол, или жмутся к стенкам клетки.

Под таким впечатлением, не сознавая своей силы, и растет хищник. В последующие дни к сдвинутому барьеру сверху прикладывают железный обруч, обвернутый войлоком, пропитанный керосином или спиртом. Сначала бич заставляет зверей прыгать в обруч, иной ведь дороги нет, а затем обруч зажигается, и звери, как сумасшедшие, прыгают в горящий обруч – «мимо не пробежишь, попадешь под бич. А бич для нас страшней огня, страшней всего на свете». Бич – это тот же кнут для извощичьих лошадей и шамберьер – для цирковых животных; бич – гроза для хищников, делает свое дело до тех пор, пока звери беспрекословно, поджав трусливо хвосты и опустив головы, не садятся на свои места. Но этот номер не готов. Таких покорных и трусливых зверей показывать публике не годится: забитые, запуганные, послушные хищники произведут неприятное впечатление. Надо продать номер иначе, т. е. заставить публику дрожать за жизнь укротителя и тем именно произвести известный эффект. Для этого некоторые дрессировщики поступают так: чтобы обмануть публику, надо раньше обмануть животное. Укротитель берет в левую руку (в правой у него бич) железную короткую вилку. Этой вилкой укротитель на репетиции слегка колет хищника, который сначала убегает, или уходит прочь.

Укротитель медленно подвигается к хищнику и опять слегка колет.

Лев, видя бич опущенным, без действия, открывает пасть, как бы угрожая железной вилке – новому предмету, появившемуся впервые в клетке. При рычании и открытой пасти, вилка принимается прочь. Через несколько времени опять легкое покалывание – опять угроза со стороны хищника, и вилка бросается в сторону. В следующий раз дрессировщик более чувствительно покалывает хищника, на что зверь иначе реагирует: грозно рыча, ударяет лапой по железной вилке, что и требовалось доказать. Этот прием назову «трусообман». И так, исполняя приказание, лев все-таки изредка рычит и машет лапой, как будто на укротителя, а на самом деле только на железную вилку. Возможно, что в сознании животного, вилка – это самостоятельное существо, которого оно боится, но от которого можно отмахнуться, или его поцарапать, пока бича нет.

Животное обмануто – обманут и зритель, но все-таки этого мало. Надо показать еще нагляднее и убедительнее, что укротитель подвергается смертельной опасности. Во время представления со зверями публика уже наэлектризована тем, что львы злобно рычат и замахиваются на проходящего мимо укротителя. Когда же кончается номер, и он, выскакивая из клетки, быстро захлопывает за собой дверцу, звери разъяренные бросаются вслед за укротителем к закрывшейся двери, ревут и когтями царапают железные прутья решетки. Публика ахает и облегченно вздыхает, когда невредимый, спокойный, торжествующий укротитель победоносно раскланивается вне клетки.

Шумное нервное «браво» провожает укротителя. Произведен известный фурор. Как же достигается этот эффект? А вот как: на репетиции, когда посторонних не пускают, мы видим укротителя, находящегося в клетке, со своей группой. Но обыкновенно он гоняет зверей бичом, грубо ласкает так, чтобы зверь чувствовал тяжесть и силу руки. Затем быстро выходит из клетки, и как только за ним захлопывается дверь, помощники укротителя просовывают в клетку длинные деревянные пики, дразнят ими зверей, колют острым древком до тех пор, пока животные не бросятся на древки и не станут их грызть. Тотчас же служащие убирают пики. Больше всего стараются дразнить животных через дверцы, поэтому то хищники, по уходе укротителя, бросаются к дверце авансом. Ревут, дабы напугать пики, а не укротителя, который здесь не при чем.

Обман á la дрессировка.

Укрощения горячим раскаленным железом или электрическим током я за всю долгую жизнь в цирках никогда не видал. Это ни на чем не основанное предположение публики. Да этого и не требуется. Правда, некий X и еще У когда-то устраивали нечто подобное, даже, пожалуй, и хуже, но эти два субъекта остались за всю мою жизнь, к счастью, без подражателей. Но иногда под видом особенно изумительных результатов дрессировки публике показываются фокусы, ничего общего с дрессировкой не имеющие.

Вот два примера:

Клоун X афишировал свой номер так: «Дрессированная лягушка, которая по приказанию под музыку будет канканировать». При этом X распустил слухи косвенно через прессу, что за слишком вульгарные позы лягушки, одно время был* запрещен этот номер. Номер состоял в следующем: на арене помещался экран, на котором посредством волшебного фонаря отражалась живая лягушка в увеличенном виде. По команде X оркестр играл какой-то танец и лягушка начинала отчаянно дрыгать своими лапами. Музыка останавливалась и лягушка одновременно приходила в неподвижное состояние.

Номер этот исполнялся так: в волшебный фонарь вставлялся маленький узкий стеклянный аквариум с крохотной лягушкой. В аквариум был пропущен электрический ток. По желанию X замыкал и размыкал его, и лягушка, страдая, дрыгала ногами.

Клоун У несколько лет тому назад в Петербурге показывал кошачий концерт. На столе, закрытом со всех сторон, был посажен ряд котов, тоже закрытых сверху особым футляром. Стол вносился на арену, футляр поднимался и по приказанию У каждая кошка поочередно издавала душу раздирающие звуки. Затем, как бы по мановению палочки клоуна, все коты сразу вместе кричали. Закулисная сторона этого номера следующая: в столе под каждым сидящим котом (самок среди них не было) были сделаны незаметные отверстия, в которые продевались жильные струны. Каждый кот был заранее привязан струной к тестикулам, другой конец струны прикреплялся под столом к перекладине, на которой была изображена нумерация. Человек, сидящий под столом и скрытый от глаз публики скатертью, дергал по очереди за струны, производя тем страшную, неописуемую боль котам, которые, не будучи в состоянии оторваться, издавали душу раздирающие звуки, прежде поодиночно, а потом и все вместе, согласно желанию истязателей. Все вышесказанное на цирковом жаргоне тоже называется дрессировкой.

Если поглубже посмотреть, то все эти механические способы одинаковы, разница между ними в более или менее сильном или слабом причинении страданий и разного рода неприятных ощущений животным. Это все, между прочим, считается профессиональной тайной дрессировщиков.

Не могу не отметить, что эти тайны фактически причиняют громадный вред, вводя в заблуждение иногда даже серьезных ученых. Вот пример: в своей книге «Социальная жизнь животных», опыт сравнительной психологии с прибавлением краткой истории социологии А. Эспинаса (пер. с франц.), на стр. 158, «Случайные общества», ученый пишет в примечании:

«Мы не говорим о слишком случайных обществах, устанавливающихся между жвачными животными и человеком, и которые, не переживая первого поколения сообщников, по большей части исключают возможность воспроизведения или уничтожают его плоды. Нет ни одного животного, которое страхом, лаской, настойчивостью или уходом за ним нельзя было бы покорить и довести до того, что оно будет нам оказывать какие-либо услуги. Типом этих животных может быть слон. Известно, каких результатов достигают некоторые укротители свирепых животных, «заклинатели» змей, обучатели птиц, и всякий из нас еще помнит дрессированных блох, выделывающих разные штуки. Лебок показывал осу, которую ему удалось приучить, а Руже приучил к себе целое гнездо шершней. Эти единичные или, по меньшей мере, отрывочные факты, конечно, не заслуживают изучения в качестве социальных явлений, но на них можно указать, как на добавочные штрихи, служащие к уяснению первых шагов по пути приучения. Нет ни одного умственно одаренного вида, который бы не подвергался подобным опытам, производившимся с большей или меньшей настойчивостью, смотря по ожидаемой выгоде и полученным результатам».

Не буду вдаваться в критическую оценку сущности проводимых идей маститого ученого, но не могу не остановиться с горькой улыбкой на факте введения в заблуждение ученых Профессиональными тайнами дрессировщиков.

Здесь налицо один из этих фактов. Обращаю ваше внимание на приводимые примеры А. Эспинасом приручения и дрессировки блох, осы и шмелей. Если считать, что приручение есть дрессировка (нач. стадия), то глубоко ошибается ученый, прочитав афишу «Цирк дрессированных блох».

Позволю осветить сущность процесса «дрессировки блох». Предприимчивый немец, а он, как говорят, выдумал обезьяну, предварительно берет осторожно блоху, благодаря случайному обществу, установившемуся между насекомым – блохой и предпринимателем-человеком, осторожно, с помощью увеличительного стекла, пинцетиком придерживает ее за талию, а затем тонким металлическим волоском привязывает блоху к бумажной карете. Пущенное на стеклянной поверхности насекомое, не имея возможности прыгать, старается освободиться от навязанной ей ноши и продвигается своими лапками, – номер готов, блоха приручена и выдрессирована. Волею судеб сделалась артисткой.

Номер второй: надо заставить танцевать госпожу «блоху». Опять применяются инструменты часовых дел мастера, и на блоху надевается бумажная юбочка. Шевелится «счастливая» блоха по стеклу, крутится на одном месте в бурном вальсе, и не падает, благодаря устанавливающей баланс бумажной конусообразной юбочке. Второй экстраординарный номер цирковой программы готов.

Перейдем к третьему: немец с теми же материалами привязывает за талию «мадемуазель» блоху спиной к шляпной булавке, за острый конец булавки держится немец, на другом конце ее вертикально висит «мадемуазель» блоха. Своими длинными и цепкими ножками перебирает она по воздуху, как ученик пальцами в первом упражнении на рояле. Тут немец подносит к цепким ножкам «счастливой» блохи заранее приготовленную бумажную мельницу, и блоха с радостью, почуяв опору, начинает вертеть крылья в бумажной ветряной мельнице.

Третий номер воздушной гимнастики готов. Пора открывать цирк. И вот на вывеске магазина красуются саженные слова: «Цирк блох». Первый раз в России «дрессированные» блохи. Цена такая-то. И идет весь мир людской и ученые сего мира в магазин, становясь в очередь, а потом в своих уважаемых и ценных в высшей степени трудах уделяют место в миг испеченным черным артистам, приписывая им смышленость и разумность, обеспечивающие за человеком их добровольное сотрудничество, и не могут никогда забыть, благодарные профессора «дрессированных» блох, выделывающих разные штуки, для удовольствия и науки.

Не могу не вспомнить имевший место в одном из таких магазинов «дрессированных» блох случай с одним из недавно вымерших типов, замоскворецким купцом. Протиснув себя поближе к стеклянному столу, к арене блох, купец в длиннополом засаленном сюртуке, с отвисшим пузом и с трехэтажными складками на жирной шее, сопя, перегнувшись, с любопытством следит за медленно двигающимися по стеклу усталыми артистами. На губах у купца показалась слюна, с трудом разогнувши спину, купец спрашивает предпринимателя: «Немец, почем блоха»? Антрепренер сначала уверяет, что блохи ученые и он ими не торгует, а затем, видя оттопыренный лежащий в боковом кармане толстый бумажник купца, съезжает тоном ниже и на настойчивое требование продать, отвечает: я их кормлю собственной своей кровью, а потому менее ста рублей за штуку взять не могу. Оценивая свою кровь в сто рублей, немец упорно стоял на своем. Поторговавшись по привычке, купец вытащил свой бумажник и, отсчитав сто новеньких рублевок, бросил их на стеклянную арену. Окружающие посетители с возрастающим интересом следили за оригинальной торговлей, ожидая с нетерпением разрешения вопроса: для чего нужна купцу блоха? Купец Тит Титыч осторожно пухлыми пальцами правой руки взял блоху и положил ее на ноготь большого пальца левой руки. Прихлопнув другим ногтем большого пальца блоху, сказал: «умри, окаянная», и, подобрав обратно повисшие слюни в рот, удовлетворенный и облегченный вышел из магазина, мимоходом стерев о задний карман сюртука немецкую кровь.

Так погибла одна из знаменитых артисток.

И с тех пор, блохи всего мира носят по ней траур. Вот почему все блохи черные. – Извиняюсь за мою шутку.

Эмоциональная дрессировка[7]

(мой способ дрессировки).

Основание его. Мой способ дрессировки, который я называю эмоциональным, т.-е., воздействующим непосредственно на разум, сознание животного, построен на другом принципе. Принцип этот, наталкивание животного на определенное движение, – творчество, то активное, светлое творчество, которым жизнь идет вперед по пути своего развития. Но творчество задерживается страданием. Оно возбуждается радостью. Поэтому мой способ не допускает болевых ощущений, ибо боль заставляет тупеть сознание, что ни в коем случае не допустимо. Малейшее отступление в сторону меняет мое эмоциональное поощрительное на механическое и желаемый результат не достигается.

Вся суть в том, чтобы сознание, ум животного был свободен от чувства подавленности, проистекающего часто от внешнего давления. Старое человеческое бурсачье воспитание говорит за это: учеников били по темени линейкой, пороли и т. п. Они задалбливали непонятное и, не перерабатывая затем в мозгу, отвечали несуразное, а сами впоследствии тупели.

Наоборот, следует создавать бодрящую, светлую обстановку, вызывающую чувство подъема[8]. Мои ученики, почти каждый раз за исполнение задания, в виде поощрения, получают лакомство, что и заставляет их охотно, несколько раз подряд, исполнять заданное. Назовем это действие вкусовым поощрением или сокращенно: вкусопоощрением.

Некоторые наблюдатели, интересующиеся моим способом, ложно предполагают, что можно воздействовать на животное голодом, видя, как я, за каждый сделанный трюк,, угощаю чем-то животное.

Голод, как и боль, одинаково отрицательно действуют на психику животного. Внимание голодного животного будет направлено исключительно на еду, что опять-таки, как и чувство боли, громадный минус для моего способа.

Я не допускаю, чтобы переполнение желудка тоже содействовало развитию внимания. Голод вреден не только животному, но и человеку, трудящемуся и работающему мозгами. Голод или жажда, например, у крыс, совсем недопустимы. Один мой подражатель, поверхностно узнав мой прием дрессировки крыс, вздумал завести себе таких крыс и их не кормил и не поил несколько часов и получилось следующее: крысы бросились на слабейших, загрызли их и выпили кровь у товарищей, утолив свою жажду. Попробуйте не кормить собаку, предположим, двое суток и начинайте дрессировать. Возьмем хотя бы несложную задачу, задачу первоначально азбучную. Нужно выучить, чтобы собака по слову «садись» опустила бы зад и села у ваших ног.

На столе стоит тарелка с мясом, вы ее берете. Собака охотно бегает за вами. Тогда вы ставите тарелку на стол, и приказываете: «Трезор, садись!» Собака с жадностью смотрит не на вас, а на тарелку с мясом и как бы не слышит, что вы ей говорите. Вы возвышаете голос, поднимаете руку, топаете ногой, собака не спускает глаз с тарелки, внимание ее направлено на мясо, слюнки текут и она как бы глуха и слепа. Вы для нее – ничто. Напрасно вы сердитесь на нее, наконец, пробуете спрятать мясо и ставите его на шкаф. Собака следит за вашим малейшим движением и начинает прыгать на шкаф, жалобно визжа. Вы пробуете прятать мясо в карман. Собака не спускает глаз с вашего кармана. Ваш возглас: «Трезор, садись!»— напрасен. Вы делаете шаг назад, собака за вами, вы начинаете приближаться к ней, она пятится задом от вас, не спуская ни на секунду глаз с вашего кармана. Тогда вам приходит в голову насильно, посредством нажима рукой на спину, заставить Трезора сесть. Трезор, как только вы прикоснулись к его, спине, считает ваше движение за ласку, моментально бросается к вашему карману и тычет мордой или рвет когтями ваш карман. Вы толкаете его ногой и насильно кладете на пол. Тут уже конец вашему терпению, и начался болевой, механической способ дрессировки. Вот вам голод не помог, а наоборот.

Итак, основным условием моего метода является бодрое, творческое настроение животного. Ни боль, ни голод, ни переутомление не допустимы.

Таков основной тон. Но что же дальше?

Животное находится в требуемом творческом настроении. Но как же теперь заставить его слушаться, т.-е. творить в нужном для нас направлении?

Исходная форма воздействия.

Я убежден, что основанием воздействия на животное в моем способе является то еще не достаточное изученное нами влияние, которое мы называем внушением, а иногда гипнозом.

Когда мы разговариваем с людьми и стараемся передать им наши мысли, то мы тоже, в сущности, внушаем им. Но не об этом сознательном словесном внушении я говорю здесь.

Пом<

Наши рекомендации