Исторический очерк политических событий

§§ 42-44. Первые республиканские учреждения. Магистратура

§ 42. Консулы. Rex sacrorum. Уничтожение царской власти вызвало наибольшие изменения, конечно, в той области, на которую простиралась эта власть. Вместо царя учреждена была должность двух чиновников, которые первоначально назывались praetores, a впоследствии consules. За исключением некоторых религиозных отправлений, власть консулов была так же велика, как и царская. Но она ограничивалась двумя обстоятельствами: во-первых, консулы выбирались только на один год; во-вторых, каждый из них имел совершенно такую же власть, как и его коллега, а потому мероприятия одного могли быть парализованы протестом (intercessio) другого. Консулы избирались в народном собрании, причем само собой разумелось, что занимать эту должность могут только патриции*(114).

Вместе с учреждением консулов установлена была особая религиозная должность - Rex sacrificulus, или R. sacrorum. Эта должность предназначалась только для некоторых чисто религиозных действий, которые прежде совершал царь (необходимые при государственном управлении ауспиции не были ему предоставлены; их совершали консулы). Занимавший эту должность не мог в то же время занимать никакой военной или политической магистратуры. С той же целью - отнять у этой должности всякое политическое значение - Rex sacrificulus был подчинен Верховному Понтифу (Pontifici Maximo), которому принадлежало право его избрания. Должность эта пожизненная*(115).

В этих первых республиканских учреждениях для нас неясно, какой потребностью тогдашней жизни вызваны двойственность консульской магистратуры и должность сакрального царя. Что касается первой, то наиболее вероятным представляется следующее объяснение ее. Согласно основной черте своего характера (см. § 4 и 5 о римской энергии) древние римляне всякую должность облекали возможной полнотой власти. Их характеру была противна та боязливость, которая, из опасения злоупотреблений властью, урезывает ее и тем самым нередко лишает должностное лицо возможности исполнить свое назначение. Предупреждать злоупотребления властью римляне стремились другими средствами. В рассматриваемом случае таким средством избрана была двойственность (или, точнее, коллегиальность) магистратуры: широкой власти консула они противопоставили такую же власть его коллеги, надеясь, что обе власти не будут мешать, а только поправлять друг друга. Такая оригинальная и смелая конструкция высшей магистратуры могла прийти в голову римлянам и оправдалась на практике (в первой половине республики), только благодаря другой вышеуказанной черте римского народа - строгой чистоте нравов, которая подчиняла личные страсти благу отечества.

Весьма возможно, что на мысль о коллегиальности, как о средстве против злоупотреблений властью, навели римлян их собственные древние учреждения, из которых многие носили двойственный характер (см. введение, § 4).

Учреждение должности сакрального царя с большой вероятностью объясняют религиозными воззрениями, которые не дозволяли поручать известные богослужебные действия магистратам, назначаемым на срок.

§ 43. Leges Valeriae Poplicolae. Только что описанная власть консулов вскоре подверглась ограничениям. Виновником их предание называет Публия Валерия, который, будто бы за старания на пользу народа, был назван Poplicola, или Publicola. Изданные по его инициативе законы были названы по его имени Leges Valeriae Poplicolae. Время издания точно неизвестно; но, во всяком случае, в первые годы республики.

Самый важный из Валериевых законов был Lex de provocatione. Он постановлял, что консул, приговоривший римского гражданина к смертной казни или телесному наказанию, не мог привести приговор в исполнение, если осужденный апеллировал к народному собранию*(116). Впрочем, провокация имела силу только в пределах города Рима и на расстоянии одной мили от него, и в последнем случае только тогда, когда консул не командовал войском. Вне города полководец, которым в то время мог быть только консул, имел прежнюю неограниченную власть*(117). Следует заметить, что закон о провокации не имел т.н. санкции, т.е. не было указано, какому наказанию подвергался магистрат, если он нарушил его. По словам Ливия (10, 9), в законе было только сказано, что нарушение его будет считаться improbe factum.

Цель этого закона очевидна: он ограничивал судебную власть консула. Но кроме этой прямой цели, он привел еще к другому результату. Усматривая в провокации унижение своего авторитета, консулы перестали сами судить дела, подлежавшие провокации. Они поручали суд квесторам, которые только для формы произносили приговор, а затем, так как на него всегда была провокация, являлись перед народным собранием для защиты его*(118). Таким образом возникло право квесторов творить уголовный суд и выступать обвинителями по уголовным делам в народном собрании.

Другой закон того же Валерия постановил, чтобы непосредственное заведование государственной казной из рук консулов было передано двум квесторам, quaestores aerarii*(119), у которых с тех пор были ключи от казначейской кладовой. Были ли эти quaestores aerarii те же самые чиновники, которые при царях заведовали уголовным следствием (т.е. quaestores parricidii, см. § 16), или это были две разные должности, для данного времени мы этого решить не можем.

Этот закон был новым ограничением консульской власти, ибо консул не мог уже так свободно распоряжаться казной.

§ 44. Диктатор. Вскоре после введения первых республиканских учреждений (по словам Цицерона, около десяти лет спустя) установлена была еще новая магистратура - dictator*(120). Отличительные черты ее следующие: власть диктатора так же полна, как и царская; она не ограничена провокацией*(121). Консулы действуют при нем только по его предписаниям, а не на основании собственной власти, которая при диктатуре теряет силу. Как царь мог назначить начальника всадников (tribunus celeram), так и диктатор имел то же право; при нем этот военачальник назывался magister equitum*(122). Но диктаторская власть, в отличие от царской, была срочной: диктатор должен был сложить с себя звание по окончании дела, на которое был назначен, и, во всяком случае, по истечении 6 месяцев*(123), хотя нужно заметить, что в римском государственном праве не было установлено законных средств, чтобы принудить его к этому. Назначался диктатор одним из консулов, который руководился при этом указаниями сената; но выбору в народном собрании диктатор не подвергался*(124).

Сведения о появлении диктатуры настолько скудны, что нам очень трудно сказать что-либо достоверное о том, какой потребностью вызвано это учреждение. Судя по тому, что диктаторы обыкновенно назначались или во время серьезной опасности от внешнего врага, или во время внутренних смут, например, когда патриции хотели силой сломить упорство плебеев, можно предполагать, что недостаток внутренней сплоченности в римском обществе побуждал патрициев стремиться к достижению последней путем временного сосредоточения всей власти в руках одного. Расчет при этом был тот, что диктатор, пользуясь неограниченной властью, успеет на время механически сплотить все общественные силы для устранения грозящей опасности.

Сенат

§ 45. Менее важным внешним изменениям подвергся другой орган государственного устройства - сенат. Из всех относящихся сюда сведений наших источников с большой вероятностью можно заключить, что при введении республики некоторые из знатных плебеев были приняты в число сенаторов*(125). Однако, как мы увидим далее, они не были вполне уравнены с патрицианскими сенаторами: они не были сделаны патрициями (как это было при Тарквинии Древнем) и потому не назывались patres; они были причислены или приписаны к сенату и потому назывались conscripti. С этого времени официальное обращение к сенату содержало в себе выражение patres et conscripti или просто patres conscripti.

Этой перемене в составе Сената нельзя придавать особенно важного значения. Допущение плебеев в сенат заключало в себе, правда, молчаливое признание за ними способности участвовать в деятельности такого государственного учреждения, которое с отменой царской власти становилось во главе римской политической жизни. При этом плебеи, конечно, могли до некоторой степени влиять на решения сената. Но не нужно забывать, что число плебейских сенаторов не могло быть велико и выбор их зависел от консула.

Гораздо важнее этой внешней перемены для значения сената была замена пожизненного царя годовой магистратурой. Царь в течение долгого управления мог приобрести столько опытности и авторитета, что во многих случаях мог обойтись без руководства и поддержки сената. Совершенно обратное должно сказать о консулах. Потому эти последние, хотя они юридически стояли над сенатом, в действительности во всех серьезных государственных вопросах должны были подчиняться его руководству. Сенат, как учреждение постоянное и притом медленно изменявшееся в своем составе, был средоточием политического опыта. Поэтому от него только магистраты могли узнать о целях римской политики и о средствах, которыми располагает правительство. Как учреждение, составленное из наиболее выдающихся членов народа, сенат мог оказывать огромное влияние на общественное мнение. Поэтому, только опираясь на авторитет сената, римские магистраты могли с успехом отправлять свою должность. Вследствие этих обстоятельств из всех органов государственного устройства сенат, с начала республики, приобрел первенствующее, руководящее значение.

В связи с причислением плебеев к сенату стоит вопрос о происхождении или изменении в т.н. auctoritas patrum. По поводу выбора царя было замечено, что вследствие противоречивости источников мы не можем сказать, подлежал ли выбор царя в народном собрании особому утверждению, называвшемуся auctoritas patrum. Но не подлежит сомнению, что во время республики всякое постановление народного собрания, будет ли то выбор магистрата или издание закона, должно было еще получить auctoritas patram, без которой постановление не имело законной силы*(126). По вопросу о том, кого должно разуметь под patres, новейшие писатели, по-видимому, все более склоняются ко взгляду Моммзена, что в древнем государственном праве Рима этим термином называли патрицианских сенаторов*(127). Таким образом, в республике auctoritas patram означает право патрицианской части сената утверждать или не утверждать решение народного собрания.

Спрашивается, когда возникло это право и какой потребностью оно было вызвано? Ответ может быть только предположительный и притом двоякий. Если признать, что auctoritas patrum существовала уже в царское время, как это утверждают римские писатели, то появление ее можно объяснить тем, что влиятельная часть патрицианских родов, представляемая сенатом, не находила в народной массе достаточной зрелости и выдержки, а потому и считала нужным подчинить своему контролю ее решения. Естественно, что, допуская в сенат плебеев, патриции, ввиду резкого различия сословных интересов, не решились допустить их к участию в auctoritas, и, таким образом, в начале республики право целого сената обратилось в право только патрицианской его части. Если же признать, что auctoritas patram в царское время не существовала, то возникновение ее скорее всего можно отнести к началу республики. Выше было указано, что с уничтожением царской власти сенат сделался первенствующим государственным органом: он руководил магистратами, а через них и народным собранием. Вынужденные допустить плебеев в сенат, патриции могли опасаться, что под влиянием плебейских членов политика сената примет направление, несогласное с сословными патрицианскими интересами. Вследствие этого они и выговорили себе право контролировать, через посредство наиболее опытных и авторитетных членов своего сословия, выборы всякого магистрата и издание всякого закона.

Народное собрание

§ 46. У римлян сохранилось предание, будто Сервий Туллий не успел провести в жизнь созданные им учреждения, а Тарквиний Гордый не считал нужным вводить их, так что их практическое осуществление началось только с введением республики*(128). Цицерон прямо говорит, что законы Валерия Попликолы были первыми законами, проведенными в центуриатном собрании*(129). На этих намеках источников можно, пожалуй, строить предположение, что т.н. политическая реформа Сервия Туллия была произведена именно при введении республики. За поддержку при изгнании царей плебеи получили доступ в сенат и народное собрание. Почему они были допущены именно в центуриатное, а не куриатное собрание, об этом было уже говорено раньше (§ 28).

Но если даже центуриатное собрание было создано и раньше республики, во всяком случае, с введением последней его значение увеличилось: оно каждый год избирало высших республиканских магистратов (консулов), чаще, чем в царское время, утверждало законы и получило право суда по всем уголовным делам, по которым закон Валерия Попликолы допустил провокацию. Едва ли можно сомневаться, что и объявление наступательной войны входило в число предметов его ведомства в то время. Несмотря, однако, на высокую важность этих предметов ведомства центуриатного собрания, политическая роль этого последнего была второстепенная: народ мог собираться и решать дела только по инициативе консулов, которые, в свою очередь, зависели от сената, и сверх того, сила постановлений собрания зависела от auctoritas patram.

Более подробных сведений о центуриатном собрании в начале республики у нас не имеется. Куриатное собрание осталось без перемены, кроме только того, конечно, важного обстоятельства, что из его ведомства были изъяты все только что названные предметы ведомства центуриатного собрания.

§ 47. Оценивая, с историко-юридической точки зрения, результат вышеописанных событий, мы должны повторить то, что было сказано в заключение очерка государственного права царского периода, т.е. что монархию сменила аристократическая республика. Действительно, в руках патрициев сосредоточились все существенные части политической власти: обе магистратуры (консульство и квестура), все религиозные должности и коллегии и преобладание в сенате. Если бы этих нормальных средств для господства оказалось недостаточно, патриции имели в запасе диктатуру.

Плебеи также извлекли некоторую выгоду из политических перемен. В силу права провокации они были защищены от крайних проявлений судебного произвола; участие в сенате и центуриатном собрании заключало в себе признание за ними некоторой степени политической правоспособности. Но право провокации исчезало с назначением диктатора, да и вообще консулы могли без особого затруднения нарушать закон о провокации, так как они за это не подвергались никакому наказанию (см. § 43). Допущение же в сенат и собрание большого практического значения не имело, потому что плебеи не имели там большинства голосов. Таким образом, для плебеев влияние первых событий в республике заключалось главным образом в том, что они должны были усилить в них желание и надежду улучшить свое положение.

Если мы сопоставим этот результат, во-первых, со стремлением патрициев пользоваться своим политическим господством для улучшения своего экономического благосостояния в ущерб плебеям и, во-вторых, с известной из последующей истории энергией плебеев, то мы получим ключ к уразумению событий, которые будут изложены в следующих параграфах.

§§ 48-49. Первое отшествие плебеев. Новые плебейские учреждения

§ 48. Первое отшествие. По римскому преданию, вскоре после введения республики, именно вслед за смертью Тарквиния Гордого, между патрициями и плебеями начался разлад, кончившийся восстанием значительной части плебеев, известным под именем первого отшествия. Следствием этого восстания было введение в римский государственный строй новых учреждений, которые должны были служить для ограждения плебейских интересов.

Разлад между сословиями возник вследствие того, что патриции, пользуясь своим преобладающим положением в государстве, держались узкосословной себялюбивой экономической политики и этим довели плебеев до крайнего обеднения и раздражения*(130). Главные причины обеднения плебеев заключались в недостатке земли и почти непрерывных войнах. Уже раньше было указано (см. § 10), что участки, находившиеся в частной собственности, были незначительны, так что единственный источник обогащения для земледельца представляли т.н. общественные земли, agri publici. Но к ним патриции не допускали плебеев, несмотря на то, что значительная часть их была завоевана при содействии этих последних*(131). К этому земельному недостатку присоединились последствия непрерывных войн: во время войны плебеи отрывались от обработки своих полей, а обработанные поля опустошались неприятелем, и несмотря на это плебеи должны были платить военный налог (tributum)*(132). Этот налог, в свою очередь, распределялся крайне неравномерно между сословиями. Он взыскивался с имущества, подлежавшего цензу, т.е., стало быть, преимущественно с частной поземельной собственности. Вследствие этого патриции не платили его с самой главной части своего имущества, с общественных земель, ибо они не подлежали цензу, а плебеи не только платили его со своих небольших участков, но при этом еще, по всем вероятиям, при оценке их имущества не вычитались долги, которые на них лежали*(133).

Находясь в таком бедственном положении, плебеи, чтобы продолжать хозяйство и платить военную подать, должны были прибегать к займам у патрициев за высокие проценты*(134). Эта долговая зависимость от патрициев довершила разорение и угнетение плебеев. Займы в то время совершались в особой форме, которая называлась nexum*(135). Должник, не уплативший долга в срок, становился в личную и имущественную зависимость от кредитора, по-видимому, вместе со всеми, кто был подчинен его власти. Имущество его кредитор мог продать, а его самого отвести в домашнюю тюрьму, наложить на него оковы, заставлять работать и даже подвергать побоям.

Доведенная опасными обстоятельствами до крайнего раздражения значительная часть плебеев удаляется на гору за реку Анио с намерением совсем выделиться из Римского государства. Это событие и носит название первого отшествия на Священную гору (primasecessio). По счету римлян, оно произошло в 260 г. от основания Рима. Патриции, испуганные возможностью лишиться значительной части населения и войска, решаются на уступки. Они вступают с плебеями в соглашение, которое положило начало государственным учреждениям, не только послужившим мощным средством для защиты плебейских интересов, но и оказавшим с течением времени огромное влияние на ход всей государственной жизни Рима.

§ 49. Leges sacratae. Новые плебейские учреждения. Посмотрим теперь, как отразились описанные события на государственном праве.

Договор между патрициями и отделившимися плебеями, за отсутствием какой-либо власти, которая бы гарантировала его исполнение, был подкреплен с обеих сторон клятвой, т.е., другими словами, поставлен под охрану богов, так что нарушитель его делался homo sacer (см. § 12)*(136). Вероятно, вследствие этого договор и назван был Lex sacrata или Leges sacratae. Римские историки рассказывают, что в силу договора все восставшие плебеи получили амнистию, и со стороны патрициев сделаны были значительные уступки по вопросу о взыскании долгов. Но нам трудно проверить достоверность этих сведений, которые притом имеют для истории права второстепенный интерес, так как касаются временных мер. Гораздо важнее для нас постоянные учреждения, введенные на основании Lex sacrata.

Самый важный пункт договора заключался в том, что плебеи по лучили право избирать особых сословных представителей, плебейских трибунов (tribuni plebis). Назначение их заключалось в том, чтобы оказывать плебеям помощь против распоряжения консулов, т.е. auxili ilatio*(137). Для этого трибун, по жалобе плебея, имел право вмешаться (непременно самолично) в распоряжение консула (intercedere, intercessio)*(138) и запретить его. Чтобы трибуны могли с успехом исполнять свое назначение, они и были признаны sacrosancti, т.е. нарушитель их неприкосновенности становился homo sacer (см. с. 63, прим. 2). Первоначально право трибунов заключалось в том, что они могли парализовать консульское распоряжение по отношению к отдельным плебеям и вообще в отдельных, конкретных случаях, например, когда консул производил набор, трибуны могли препятствовать взятию каждого отдельного плебея, но не могли уничтожить общего распоряжения о производстве набора. Вероятно, потому их функции и были названы auxilii latio, оказание помощи отдельным лицам. Но постепенно, опираясь на свою неприкосновенность и неопределенность Legis sacratae, трибуны начинают присваивать себе право устанавливать общие распоряжения и притом не только консулов, но всякой власти, т.е. и других магистратов, и сената, и народных собраний. В этом более широком виде право вмешательства трибунов получает название intercessio.

Тем же самым путем постепенного присвоения плебейские три буны приобретают и другие права, о которых едва ли было упомянуто в Lex sacrata, а именно право созывать плебейское собрание для постановления какого-либо решения (jus cum plebe agendi) и право ареста (jus prensionis) не только частных граждан, но и магистратов, не исключая консула.

Первоначальное число трибунов неизвестно. С 283 г. от основания Рима их было пять, а с 297 г. десять. Срок, на который избирались трибуны, был годовой. Избираться в трибуны и обращаться за помощью к трибунам (appellare tribunos) могли только плебеи*(139). Последнее, впрочем, соблюдалось недолго: уже с очень раннего времени и патриции обращаются за помощью к трибунам*(140).

Некоторые из римских писателей рассказывают, что кроме трибунов Leges sacratae ввели еще новую плебейскую должность - aediles plebis. По-видимому, первоначальная компетенция их (т.е. предметы ведомства) не была точно определена: они предназначались в помощники трибунам*(141). С течением времени они имели полицейский надзор за рынками и торговлей в Риме. По-видимому, они также признаны были sacrosancti.

Наконец, можно предполагать, что в то же время учреждена была плебейская судебная коллегия - judices decemviri (которые позднее называются decemviri stlitibus judicandis). Предположение это основывается на том, что после второго отшествия плебеев при восстановлении Lex sacrata, т.е. договора, заключенного при первом отшествии, гарантия неприкосновенности была дана трибунам, эдилам и judicibus decemviris*(142). Отсюда заключают: восстановлять можно только то, что было прежде; первые две должности, несомненно, были прежде; становится в высшей степени вероятным, что и третья должность была создана одновременно с ними. По-видимому, назначение этой коллегии состояло в том, чтобы судить гражданские тяжбы между плебеями в тех случаях, когда спор касался важных частных интересов, например, собственности или семейного положения тяжущихся. Плебейский состав суда должен был служить гарантией беспристрастного решения, на что плебеи не могли надеяться, если бы приговор постановлял консул.

Из всего вышеизложенного видно, к какому важному результату привело первое отшествие плебеев. Важнее всего было учреждение трибунов. Эта должность получила в римском государственном устройстве совершенно особое положение. Она не только нарушала стройность здания аристократической республики, но вводила в государственное устройство новую отрицательную власть, которая могла приостанавливать всякое политическое действие других властей, а сама не подлежала никакому контролю, кроме вмешательства других трибунов. Такое построение трибунской должности можно объяснить себе только теми же чертами древнеримского характера, которыми мы пытались объяснить и постановку консульской должности (§ 42). Ими же только можно объяснить, что плебейские трибуны в течение нескольких веков употребляли свою власть с большой умеренностью и притом в общих интересах: сначала плебейских, а потом общегосударственных. Только когда римляне, во второй половине республики, стали утрачивать ценные черты своего национального характера, стала обнаруживаться опасность трибунской власти для самого существования Римской республики.

Имея в руках такое средство борьбы, плебеи могли гораздо успешнее добиваться улучшения своего положения. Это мы и видим на событиях, следовавших за первым отшествием.

§§ 50-52. События после первого отшествия и до издания XII таблиц

§ 50. При скудости источников и краткости нашего изложения невозможно проследить все моменты борьбы сословий в первые десятилетия по введении трибуната. Ограничимся самым необходимым*(143).

Первые годы трибуны направляют свои усилия к тому, чтобы путем прецедентов присвоить сословному плебейскому собранию право делать постановления, обязательные для всех римлян, не исключая и патрициев. Разумеется, в такой короткий промежуток они не добились этого права; но для нас их попытки интересны потому, что показывают, каким путем плебейское собрание в конце концов получило желаемое.

Первое время, когда трибуны созывали плебейское собрание, патриции, не имея возможности посягнуть на самую личность трибуна, мешали ведению дел в собрании тем, что поднимали кругом его такой шум, который мешал председателю продолжать речь. Ввиду этого уже в 262 г. от основания Рима трибун Ицилий провел в плебейском собрании следующее постановление: кто будет прерывать трибуна в собрании, того этот последний может приговорить к штрафу; если обвиняемый не представит поручителей в уплате штрафа, то он подлежит смертной казни; на приговор трибуна он может жаловаться плебейскому же собранию, которое уже решает окончательно. Хотя этот plebiscitum Icilium (или Lex Icilia) и не был формально утвержден сенатом (только при этом условии он мог сделаться общеобязательным), но молчаливо он был признан; это видно из того, что он применялся на практике. Он имеет для нас интерес как попытка присвоить плебейскому собранию законодательную власть и право уголовного суда над гражданами, а трибуну - право налагать штраф на граждан и выступать обвинителем их перед плебейским собранием.

В следующем (263-м) году трибуны привлекают Марция Кориолана к суду плебейского собрания за попытку уничтожить плебейские учреждения, созданные Lege sacrata. Кориолан был осужден и удалился в изгнание. После большого промежутка, в течение которого плебеи терпели неудачи в борьбе с патрициями, начиная с 278 г., трибуны возбуждают перед плебейским собранием ряд уголовных процессов против консулов за действия, вредные, по мнению трибунов, для народных интересов. Эти процессы представляют уже практическое осуществление тех притязаний на право уголовного суда, которые были высказаны в плебисците Ицилия.

Однако эти процессы вызвали такое раздражение среди патрициев, что они, дабы запугать плебеев, решились на убийство: один из более энергичных трибунов, Генуций, накануне того дня, когда он должен был выступить с обвинением против одного из консулов, был тайно убит в своем доме. Долгое время после этого трибуны не решались не только заявлять новых притязаний, но даже пользоваться интерцессией для защиты отдельных плебеев. Эта слабость трибунов вызвала среди плебеев мысль о необходимости изменить порядок избрания трибунов. Каков был раньше этот порядок, точно неизвестно. Ливии говорит (2, 56), что патриции имели возможность влиять на выбор через своих многочисленных клиентов. По предположению Моммзена*(144), первоначальные собрания плебеев совершались по куриям, в которых могли принимать участие и клиенты, и безземельные, бедные плебеи, жившие в городе и занимавшиеся ремеслами. Те и другие легко поддавались влиянию патрициев. В 283 г. (urb. cond.) трибун Publilius Volero провел в плебейском собрании, после упорной борьбы с патрициями, постановление, по которому выбор трибунов и эдилов (по всем вероятиям, и всякие другие решения, т.е. суд и издание законов) должны происходить в собрании плебеев по трибам*(145). Этот плебисцит называется у римлян Lex Publilia Voleronis.

Важность его видна будет из того, что из 21 трибы только 4 было городских, а остальные 17 были сельские. К этим последним принадлежали землевладельцы, т.е. люди зажиточные, а иногда и богатые, и потому гораздо более независимые, чем городские ремесленники. Так как каждая триба имела один голос, то большинство в собрании принадлежало независимой части плебеев, которая могла выбирать в трибуны более энергетических защитников плебейских интересов. Как мы увидим, последующие события действительно оправдали надежды Публилия Волерона.

Закон Публилия имеет для нас еще другой интерес: во-первых, он представляет новый прецедент к образованию законодательной власти плебейского собрания. Хотя он не был формально признан сенатом, тем не менее сила его не оспаривалась патрициями. Во-вторых, со времени закона Публилия в римском государственном устройстве, несомненно, уже существует новый вид народного собрания (сословного) concilium plebis tributum.

§ 51. Ближайшим по времени действием Публилиева закона была так называемая Terentilia rogatio. В 292 г. плебейский трибун К. Терентилий Арза обнародовал проект закона, который он намеревался представить на утверждение плебейскому собранию. Проект гласил: должна быть составлена комиссия из пяти человек для написания законов, которыми бы должны были руководиться консулы*(146). По-видимому, проект этот был принят плебейским собранием*(147). Но постановление этого последнего не могло быть обязательно для всего римского народа. Для этого оно нуждалось в предварительном согласии сената. Из рассказа Ливия и Дионисия нельзя выяснить, добивались ли трибуны этого согласия (хотя бы и последующего) или хотели прямо составить комиссию. Видно только, что патриции очень боялись осуществления их плана и противились этому всеми средствами.

Чтобы понять всю важность Терентилиева проекта, необходимо припомнить сказанное об источниках права в первом периоде (§ 32). Юридические правила состояли в то время главным образом из обычаев, которые создавались или в целом народе, или в классе должностных лиц. Первые были по необходимости неопределенны, вторые могли быть в подробности известны только патрициям, которые одни имели доступ и к светским и к духовным должностям, и, понятно, старались скрывать от плебеев те источники, из которых они черпали свои юридические сведения. Благодаря такому состоянию права консулы в своих судебных приговорах имели возможность действовать совершенно произвольно, по крайней мере относительно плебеев, чем они, конечно, и пользовались в интересах своего сословия. Понятно поэтому, что осуществление Терентилиева проекта должно было доставить плебеям великое облегчение и, напротив, отнять у патрициев одно из верных средств держать плебеев в своих руках.

Неудивительно, что между сословиями из-за этого проекта поднялась ожесточенная борьба, которая, впрочем, в течение нескольких лет велась бесплодно для обеих сторон. Пять лет подряд плебеи выбирали одних и тех же трибунов, которые каждый год возобновляли Терентилиево предложение. Патриции под конец были до того ожесточены упорством плебеев, что сделали попытку (впрочем, неудавшуюся) насильственным путем принудить плебеев отказаться от всех прав, которые они получили в силу Leges sacratae. Но все их усилия разбились о стойкость плебеев.

Тогда патриции сделали плебеям несколько уступок, вероятно, надеясь этим заставить их отказаться от главного требования. Уступки были приняты; но от требования своего плебеи не отказались. Прежде чем идти дальше, мы рассмотрим эти уступки.

В 297 г. плебейское собрание постановило, чтобы впредь было избираемо ежегодно не 5, а 10 плебейских трибунов. Сенат дал согласие на проведение этого плебисцита*(148). Цель его заключалась в том, чтобы трибуны могли оказывать плебеям помощь в большем числе мест.

Вторая уступка состояла в том, что требования плебеев относительно раздела общественной земли были до некоторой степени удовлетворены, а именно сенат согласился на проведение так называемого plebiscitum Icilium de Aventino publicando (298 u.е.). Этот плебисцит постановлял, чтобы общественная земля (ager publicus), находившаяся на Авентинском холме, была предоставлена плебеям для возведения домов*(149). Разумеется, эта уступка не имела серьезного значения: небольшой кусок городской земли не мог удовлетворить земельной нужды сельского плебейского населения. Наконец, третью уступку, более серьезную, представляет Lex Aternia Tarpeja 300 г. u.с. Этот закон, проведенный консулами через центуриатное собрание, постановил: 1) что право налагать имущественные штрафы (multae dictio) должно принадлежать всем магистратам, т.е. и плебейским трибунам, и эдилам (относительно квесторов сомнительно), тогда как прежде оно принадлежало только консулам; 2) что при наложении штрафа должна быть соблюдаема известная постепенность, так что нельзя было прямо назначать высшую сумму; 3) что штраф, налагаемый магистратом окончательно, т.е. без права провокации, не может идти выше известного предела, именно двух овец и тридцати быков*(150). Значение этого закона понятно из того, что было сказано о мотивах Терентилиева проекта.

Несмотря на эти уступки плебеи в том же 300-м году снова выдвинули Терентилиев проект. На этот раз, благодаря взаимным уступкам, между сословиями состоялось соглашение: патриции допустили самую мысль о составлении законов, а плебеи согласились, чтобы необходимая для этого комиссия была составлена исключительно из патрициев*(151). Предварительно три патриция были отправлены в Грецию для ознакомления с тамошним законодательством. По возвращении их в 303 г. решено было для составления законов избрать на один год комиссию из десяти патрициев, т.н. decemviri legibus scribundis, с тем чтобы ей вместе с тем предоставить всю полноту власти для управления государством. В течение этого года не должно было выбирать ни консулов, ни трибунов. На децемвиров не могло быть провокации. Плебеи согласились на установление такой власти под условием, чтобы Leges sacratae не считались отмененными*(152). В том же году был готов сборник законов, которые и были написаны на 10 досках. Но так как оказалось необходимым сделать к этому сборнику некоторые дополнения, то власть децемвиров была продолжена на следующий 304-й год, в течение которого было написано еще две доски законов, вследствие чего весь сборник и получил название Lex XII tabularum. Законы эти были утверждены центуриатным собранием, и доски, на которых они были награвированы, выставлены на площади во всеобщее сведение.

§ 52. Второе отшествие плебеев. Leges Valeriae Horatiae. Учреждение децемвирата оказалось весьма благоприятным для плебеев: законы XII таблиц должны были в значительной степени уменьшить произвол патрицианских магистратов. Однако к концу 304 г. стало ясно, что децемвиры второго призыва своим образом действий грозили обратить в ничто гарантии, которые предоставляло определенное законодательство. Вдохновляемые Аппием Клавдием, они задумали удержать навсегда власть в своих руках; перестали созывать сенат и народное собрание; по взаимному уговору перестали пользоваться правом интерцессии, т.е. правом налагать veto на неправильные распоряжения своих коллег, и так как они были magistratus sine provocatione, т.е. на их судебный приговор нельзя было жаловаться народному собранию, то оказалось, что римский народ очутился в положении худшем, чем при последнем царе, ибо теперь у него было 10 царей сразу. Говоря словами Ливия, который влагает их в уста патриция Л. Валерия Потита, децемвиры, "избранные для издания законов, на самом деле не оставили в государстве и следа права" (legum ferundaram cause creati nihil juris in civitare reliquerint). Несмотря на то, что в числе децемвиров были и плебеи, произвольные и насильственные действия олигархов с особенной силой обрушивались именно на плебейское сословие*(153).

Такой образ действий децемвиров вызвал сильное раздражение в обоих сословиях, так что не хватало только какого-нибудь повода для восстания. По словам римских писателей, таким поводом послужило покушение Аппия Клавдия на женскую честь плебеянки Вергинии и совершенное по приказанию децемвиров убийство одного заслуженного плебейского офицера. Плебеи, собранные в это время под знамена для похода, совершили вторично отшествие на Священную гору и, сверх того, укрепились и на Авентине, откуда они могли грозить и самому Риму. Тогда децемвиры сложили с себя власть, а патриции вступили с восставшими пле<