Огонь на ладони и руны на теле
Автор: green, 25.3.2004
Я вроде как обучаюсь магии. Кто‑то меня обучает, но я его не вижу, все делаю сам. Вызываю пламя, горящее на раскрытой ладони. Когда оно получается, я подолгу его рассматриваю. Получается по разному, то маленькое, то большое. Иногда очень легко, иногда это требует огромного напряжения. Напряженные мышцы, сведенное от усилия лицо, не могу понять, это я, или кто‑то еще, вид со стороны. Иногда я оставляю попытки, и жду неких более благоприятных условий. Потом мне открывается некое осознание, теперь огонь получается легко. Спрашиваю у учителя удивленно, так что, каждый человек так может? Он что‑то многословно начинает говорить, мне кажется что это хор голосов, я не понимаю ничего. Потом я понимаю что он молчит.
Место меняется. Что‑то вроде поверхности в клетку, квадратные ячейки между поверхностью – это ямы разной глубины. Это не земля, в некоторых провалах, далеко внизу, видны облака. Некоторые ямы неглубокие, пару метров, завалены мусором. Это вроде как испытание, надо прыгнуть туда вниз, и телепортироваться вверх. Если скорость и расстояние телепорта превысит ускорение падения – все нормально. Вижу как люди прыгают, поднимаются наверх не все. Страшновато. Прыгаю. Вытянув руку вверх, начинаю телепортироваться. Сначала чувствую напряжение, тяжело дается, но потом осваиваюсь. Возвращаюсь через пролом, теперь могу таким образом летать свободно.
Место снова другое, открытая большая площадка, столики. Вроде как банкет. Хожу там, общаюсь с людьми ни о чем, в руке бокал с чем‑то. У площадки нет поручней, она висит где‑то высоко в небе.
Неожиданно что‑то случается, девушка непонятным образом срывается вниз. Я прыгаю за ней, легко нахожу ее, догоняю. Схватив, начинаю магически тормозить, дабы начать подъем обратно. Вдруг понимаю что упал еще кто‑то. Девочка. Я отцепляюсь, и устремляюсь к земле. Я стремительно лечу вниз разгоняясь изо всех сил. Замечаю ее. Поверхность уже близко, очень быстро приближается поворачиваясь. Понимаю что не успею. Выкидываю руки вперед, и мы втроем падаем на заснеженную поверхность. Вспыхивает что‑то желтое, какая‑то защитная магия. Меня слегка оглушает, но в остальном мы все впорядке. В месте приземления – три большие вмятины, как отпечатки огромных линз.
Я на снегу, уже один. Хочется сделать что‑то эдакое. Решаю приземлить всю банкетную площадку. Она где‑то за облаками, километров десять. Видение меняется, не могу объяснить. Вижу как площадка быстро падает, нужно приземлить ее. Это требует большого внимания, и процесс занимает меня полностью. Делаю движения руками и пальцами, тысячи мелочей требуют одновременного внимания.
Ощущение абсолютно непередаваемое. Работа ювелирная, каждое движение идеально. В этот момент я чувствую что мне подвластно все.
Я на севшей площадке, люди удивляются, быть на земле для них в новинку. Кто‑то из знакомых показывает мне, как я выглядел сверху во время посадки. Все сиренево‑фиолетовое, странное лицо, какая‑то фиолетовая воронка, потусторонние свистящие звуки. Сейчас, вспоминая это, все это кажется жутковатым.
Я дома, беседую с девушкой. Занимаемся с ней любовью. Потом она мне рассказывает, что на ней какие‑то руны, и по ним ее кто‑то найдет. Действительно, на ее теле видны угловатые знаки. Они смотрятся пожалуй красиво на ней. Знаю что снять их нельзя. Решаю их поменять, рисую на ней какие‑то знаки, подрисовываю к имеющимся. Рисунок меняется, говорю ей что теперь ее не найдут. Подхожу к окну, там ночь, льет дождь, молнии сверкают. Кладу ладони на стекло, прижимаюсь к нему лбом. Слабое фиолетовое свечение, впитываю энергию грозы.
Огонь во льду
Автор: Gothic, 5.12.2006
Этот сон – продолжение "Град и цветы". Снилось мне, что идем мы с друзьями по лесу и собираем ягоды. Главное, никак не поймешь, что за время года – вроде бы и ягод и цветов навалом, и травка зеленеет, только что солнышко не блестит – оно за плотными облаками прячется, да вот только вся красота эта летняя снегом покрыта. Помню куст, небольшой такой, молоденький, с ярко‑зеленой молодой листвой, усыпанной снегом. Красиво! Нашли мы куст черники, сидим, едим, только неудобно – каждая ягодка во льду. Он совершенно прозрачный, его почти невидно, поэтому нужно быть осторожнее – не забыть ягодку в руках подержать, чтобы лед расстаял, а то он твердый, неприятно на зубах хрустит…
Поев черники, мы пошли дальше и набрели на озеро. Лед на нем тоже прозрачный, через него можно водный мир наблюдать – водоросли, подводные цветы, щука охотится на стайку аквариумных золотистых рыбок, но крепкия – бери коньки да катася! Вот коньки у нас и оказались на ногах вместо ботинок. Стали кататься.
Потом, помню, мы с другом перестали кататься, сели на берег передохнуть. Я говорю ему: "Хороший сегодня день, только грустно, что солнышка нет". А он скатал из снега небольшой ком, и он превратился в лед. Такая ровная сфера изо льда вышла. Друг мой как‑то сделал ее полой, и говорит мне: "У тебя спички есть? Зажги одну! " Я взяла спичку, чиркнула и зажгла огонь. Друг взял ее у меня и засунул в сферу. Огонь вместо того, чтобы потухнуть, еще больше засиял. Все вокруг засверкало золотистыми бликами! Красота! Это не описать словами, это надо видеть! А мне и радостно на душе, и грустно… какое‑то щемящее ощущение.
Огонь
Автор: Настёна, 5.1.2007
Я иду по улице. На другой стороне дороги резко тормозит машина. Я поворачиваюсь в ту сторону и вижу, как вспыхивает трамвай. Горит весь полностью, а в нем люди. Некоторые из них тоже горят прямо у меня на глазах.
Ночные огни в горах
Автор: Aksie, 19.9.2007
Я с приятелем иду по горной дороге ночью. Дорога хорошо освещается. Но мы боимся, что нас таким образом могут увидеть преследователи. Предлагаю идти по пересечённой местности. Приятель говорит.
– Но там ведь темень непроглядная.
– Сейчас сделаю освещение.
Силой мысли делаю такое освещение в горах, что нас преследователи не видят. Но у меня получаются огоньки, разбросанные по тёмным горам, как круглые лампочки. Все лампочки светят одинаково и расположены строго по рядам на одинаковом расстоянии друг от друга. Идём по пересечённой местности. Но, поскольку, все лампочки расположены одинаково, они не дают нам никакого ориентира. И мы совсем заблудились в этих горах даже с моим не очень удачным освещением.
Огонь
Автор: ilin, 18.10.2007
Вернее отсутствие огня. Приснилось, будто мне надо сжечь какие‑то шарики в печке, и я не могу разжечь огонь – газета не горит и спички зажигаются и сразу тухнут, не догорев до середины. Всё действие происходит в тёмной комнате, и я испытываю чувство досады от бессилия. Всё вроде бы должно быть, а не получается.
Огонь
Автор: julialog, 3.11.2009
День добрый! Прошу растолковать такой сон: дейсвие происходит в деревне (у родной бабушки) на улице. Я иду по улице к дому своей бабушки и вижу как с холма (такой есть на самом деле), накатывается по типу лавины огонь, уже под самые ноги, и я успев зайти во двор, гляжу как дальше по всей улице эта огненная лавина прокатываясь, сжигает все на своем пути. После того как она исчезла из виду, я вышла просмотреть в каком состоянии остался сад, выхожу и вижу обгоревшие деревья, землю всю в пепле. Что бы это заначило?
Благодатный огонь
Автор: firescorp, 11.5.2010
Мне под утро приснился странный сон. Вообще я верующий, но в церкви с целью молитвы никогда не был. Приснился мне в эту ночь, причём прямо перед пробуждением такой сон. Я в какой‑то пещере, серо‑синего затемнённого цвета. В пещере темно. У меня создаётся впечатление, что она имеет какую‑то связь с чем‑то инопланетным. В это время я вижу на большом валуне чашу, в чаше синее свечение, слабое, я кладу в неё какую‑то серую вату и свечение начинает разгораться, из чаши начинает бить фонтан синих огоньков, они взмывают вверх к потолку пещеры. Я понимаю, что это благодатный огонь и начинаю молиться"Господи прости". Молиться до иступления, и в испуге просыпаюсь с ощущением, что я был свидетелем чего‑то тайного и прекрасного.
Огоньки
Автор: ash, 30.11.2009
Ночь… тишина. Тихо потрескивает костер. Я лежу и смотрю, как поднимаются и исчезают в темноте искры от костра… Как пляшут огоньки и их тени на кронах деревьев… смотрю на звезды… холодные и далекие… Кто есть там… далеко… в обжигающем холоде космоса… непостижимый человеческому разуму, бесконечный и бессмертный. Ему все равно что с нами будет. Когда‑то человек был создан из глины и ползал как червяк. Над нами сжалились и вдохнули в нас божественную искру. Прошло много веков. Мы научились укрощать огонь, научились летать, начинаем осваивать космос… Им по‑прежнему все равно что с нами будет… И по‑прежнему искра живет в нас. Иногда эта искра светит ярче, превращается в огонек… сливается со светом другого огонька… мы любим. Кому светит твой огонек?
Потушил огонь
Автор: papus, 23.8.2010
На окраине города, где когда‑то жил, тушил огонь в лесу, сразу несколико маленьких очагов. Когда управился подумал, хух вовремя я тут оказался, а иначе беда была бы.
Огонь
Автор: ireha71, 24.1.2010
24 января мне приснился страшный сон: как будто под водой какие‑то существа похожие на людей (но я понимала, что это не люди) окружили водолаза и что‑то сделали, не прикасаясь к нему и он загорелся. Он горел (огонь вверх), но не обугливался, а плавился. Его будто загипнотизировали: плавятся глаза, он говорит, как с восторгом: мой глаза и так в перечисляет все части тела, которые плавятся. Проснулась еле‑еле.
Не могу разжечь огонь
Автор: Aleph, 10.10.2011
Мы едем с мамой на дачу, она мне говорит что я должен буду присмотреть за детьми. Приезжаем в маленький дом, во круг него забор. Дом больше напоминает маленькую дачу, где вместо стен одни окна. Там маленький мальчик и ещё меньше девочка. Мама мне говорит что горит огонь который нужно поддерживать постоянно. Я вижу два горящих костра. Мама уходит, я остаюсь с детьми, вижу как огонь начинает потухать, костры кстати находятся уже в доме. Я подхожу к одному из потухших костров и вижу горели игрушки, я пытаюсь разжечь огонь снова, зажигаю спичками мягкую игрушку, но она быстро тухнет, я пытаюсь разжечь огонь снова, но погорев некоторое время он всё таки потухает, дети наблюдают за мной и я просыпаюсь…
Черный огонь (часть 2)
Автор: Скайлар, 14.2.2011
Я обнаружила себя бегущей по дороге из участка вокруг Интерната. Чтобы выбраться оттуда с помощью окружного пути, мне пришлось пробежать несколько метров до вторых ворот, затем спуститься по недавно восстановленным ступенькам (а когда‑то это были просто камни, по которым было особо весело скакать), погрузившись обувью в песок, на этот раз желтоватого цвета, пересечь игровую площадки по ее ширине, а затем вновь я оказалась на асфальте. Все еще держа в памяти тот факт, что существо отправилось куда‑то явно по направлению к моему дому (оно могло направляться и куда‑то еще, но путь его пролегал как раз мимо моего дома), я решила не спешить и не возвращаться домой вот так сразу. Мне не давала покоя мысль о том, что оно могло поджидать меня возле дома. Мне не хотелось снова встречаться с этим созданием, потому я зашла за второй дом на нашей горе (на горе стоит три дома: мой третий от местного супермаркета и первый от автостоянки; то место, где стоят дома, и правда является горой – не очень высокая, но достаточно внушительная для того, чтобы, потеряв равновесие на ее краю, упасть и сломать себе шею), где всегда было темновато и холодновато – совсем не так, как на внутренней части, где все время солнечно и тепло. Нужно было переждать какое‑то время. И я не могла бы выбрать места лучше, чем рядом с деревом, а деревья росли в ряд параллельно дороге, по которой еще недавно я сама шла. Я опустилась на землю и открыла блокнот на той странице, на которой зарисовала тот рисунок, что вычертил на земле огонь. Никогда прежде я не видела ничего подобного. Разве что если порознь мне встречались и пентаграмма, и звезда Давида, и окружности. Но вот все вместе… они представляли себе тайну, которую мне безумно хотелось разгадать. Поскольку во всем этом мог заключаться какой‑то смысл… Я думала о том, что, быть может, этот рисунок как‑то связан с тем, что мы оказались тогда возле Интерната и с существом, с которым я столкнулась несколькими минутами ранее. И я была почти уверена в этом. Может быть, я просто строила перед собой иллюзию того, что все это не может быть случайностью, а между тем это было как раз сущее совпадение. Может быть, и не должны были мы – я и ребята – тогда оказаться в том месте. Может быть, тем, что были там, мы кому‑то помешали что‑то сделать. И этот кто‑то захотел наказать нас за то, что мы очутились не в том месте совсем не в то время, в котором нам можно было бы туда прийти. Но вся загвоздка состояла как раз в том, что, сколько не напрягала я свою память, мне никак не удавалось вспомнить, что побудило меня к тому, чтобы покинуть свою квартиру и прийти к Интернату. Никогда прежде я не оказывалась рядом с этим строением рядом просто так. Надо сказать, это было не самое лучшее место для прогулки. Тем более участок, огороженный забором. Я могла также поклясться, что и ребята тоже не помнят, что они там делали. Единственное, что сохранилось в моей памяти, было то, что мы оказались рядом друг с другом. И скорее даже, не по своей воле. Но почему мы ничего не помнили о том, как добирались сюда? Откуда был Робин и почему у него было такое странное имя? Может быть, он даже из другого города? Или из другой страны? А другие дети? Что с ними? Где жили те две девочки прежде, чем оказаться здесь? А тот мальчик?… Может, он тоже был не местным? Все эти вопросы просто раздирали мою голову на мелкие части. Я попыталась сосредоточиться на рисунке. Итак, мы стояли внутри малого из кругов. Всего нас было пять человек. Почти наверняка кто‑то из нас находился на пентаграмме. По крайней мере, на большем из ее лучей, поскольку она была смещена от центра окружности в сторону. Однако между пентаклем и кругом оставалось некоторое место. И там тоже кто‑то стоял. Я помнила, что мы стояли, пусть и близко друг к другу, но так, что каждый был сосредоточен в определенной части окружности. Как будто кто нас так поставил и оставил стоять. Получается, кто‑то стоял на большем из лучей – на правом, кто‑то находился в области верхнего луча пентаграммы, кто‑то – между двумя нижними ее концами (они были непомерно малы по сравнению с остальными лучами), кто‑то – на левом луче, а кто‑то… Кто‑то другой вполне мог стоять и в центре пятиконечной звезды. Но кто стоял в центре? Ответить на этот вопрос было практически нереально. Тогда я не сильно думала о том, чтобы запоминать подобные детали. Ведь я пыталась сориентироваться в пространстве, что было довольно нелегко, учитывая мои провалы в памяти. Совершенно точно, большая часть ребят была в левой части круга, а меньшая – в правой. Может статься, что лишь один из нас был в правой части. Ведь в правой части был самый большой луч звезды. Может быть, в этом и есть разгадка? Что если кто‑то таким образом "пометил" этого ребенка? Может быть, как раз его и хотели убить? Или же разгадку стоит искать в центре пентакля? Кто стоял в центре… Там, определенно, кто‑то был. Но без помощи ребят мне вряд ли удастся выяснить больше. Пока я думала обо всем этом, начался дождь. Окрестности сразу же будто бы окрасились в серый цвет, от которого, несмотря на то что температура воздуха была довольно приемлемой, мне стало внезапно холодно, точно дело было зимой. На лист бумаги упала первая капля (от большинства из них я спаслась лишь потому, что дерево, возле которого я сидела, было в густой листве), и почти в то же время боковым зрением я заметила какое‑то движение слева. Позже я поняла, что это было то существо в черном плаще. Да, это было оно, оно быстро пронеслось над дорогой, которая находилась в километре от меня, но, пусть я и не отличаюсь остротой зрения, я увидела, что в полете оно посмотрело на меня. Будто бы догадывалось о том, что я так и не оставила своих попыток узнать истину. Впрочем, создание быстро растворилось в струях сильного дождя – настоящий ливень разыгрался в небе и обрушился на землю. Взгляд его в мою сторону продолжался лишь какую‑то долю секунду, но за эту самую секунду мне стало так страшно, как никогда еще не было страшно. Чтобы сбросить с себя противную дрожь, я дернулась, как будто хотела встать. Но помешал мне подняться голос, донесшийся из‑за ствола дерева, на кое я оперлась спиной. Этот голос назвал меня по имени (на самом деле по моему авторскому псевдониму) вопросительной интонацией, словно говорящий не был до конца уверен, я ли это или кто‑то совсем другой. А после добавил:
– Нам нужно поговорить. Еще до того как я обернулась, я поняла, что голос принадлежал не существу в черном плаще, и одно лишь это сумело подтупить мою бдительность. Я посмотрела назад и увидела мужчину в плаще (если на существе плащ выглядел как некое подобие мантии, то на мужчине был самый обычный плащ) цвета буйволовой кожи и темно‑коричневой шляпе. У него были седые волосы средней длины, которые забавно топорщились у низа, серые глаза и острый длинный нос. Он производил впечатление уставшего от всего и вся человека, которому надоела жизнь, с коей, впрочем, отчего‑то он не мог и не хотел пока расставаться. Я не знала этого человека. Но даже невзирая на это, я согласилась уделить ему немного своего времени.
Черный огонь
Автор: Скайлар, 13.2.2011
В самом начале у меня сложилось впечатление, что я нахожусь недалеко от своего дома (на этот раз дом был действительно мой, а не какой‑то такой, какой я видела впервые, но все равно почему‑то принимала за свой), а именно на участке Интерната для слабо слышащих детей (о, какие только достопримечательности не располагаются возле моего дома: и этот Интернат, и дом для престарелых). Летом здесь все было утоплено в густой зеленой траве, даже осенью здесь можно было встретить желтые кустики не‑пойми‑чего. Но на этот раз моим глазам открылся совершенно непривычный пейзаж: вокруг был песок, коричневато‑серый мелкий песок. И участок этой земли оказался много больше, чем в реальности. Он был огорожен невысоким забором, который почему‑то имел ворота в противоположной стороне от места, где я стояла (забор есть на самом деле, но ворот он не имеет).
Сначала я рассматривала место, где оказалась. И только потом я заметила рядом с собой четырех ребят примерно моего возраста. Точно не смогу сказать, кто был среди них. Кажется, два мальчика и две девочки, но я могу ошибаться, поскольку запомнила я их очень плохо. Я только помню, что сразу подумала о том, что никогда их раньше не видела. Они были мне совсем не знакомы. И я очень удивилась тому, что они оказались здесь, рядом со мной. Это казалось как‑то неправильно, как‑то… даже нелепо. Мы стояли довольно близко друг к другу. Я обратила внимание на то, что они тоже осматриваются. И, как и я, ребята пытались понять, как здесь оказались. Лично я не помнила ничего. Как будто тот момент, когда я пересекла ворота, начисто был стерт из моей памяти.
Поначалу мы даже не были напуганы. Просто немного растеряны, но страха никакого не было. Однако мы не разговаривали друг с другом, хотя мне очень хотелось расспросить их о том, кто они такие и помнят ли они, почему мы здесь. Но, кажется, ребята не знали друг друга, подобному тому как и я не догадывалась о том, кем они могут быть. Мне подумалось, что это очень странно, во сне мне это совсем не понравилось, и я сделала шаг для того, чтобы направится прочь отсюда. Подальше от этого мрачного места. Но как раз в этот момент по краям от нас вспыхнул огонь. Почти сразу же он превысил рост каждого из нас и пришел в движение. Как догадались мы позже, он шел по кругу и собирался замкнуть его, тем самым как бы словив нас всех и не дав нам возможности сбежать.
Мы не медлили. Как будто прочитав мысли друг друга, мы бросились бежать. Но огонь был быстрее. Неумолимо он окружал нас и преграждал нам дорогу своими струями, заставляя отшатываться назад и искать другие пути к спасению. Огонь шел на нас. Мне казалось, что мы погибли. Хотелось просто остановиться и прекратить это лихорадочное мельтешение туда‑сюда: огонь обвел вокруг нас ровную окружность и теперь плясал над нашими головами, но перестал двигаться на нас, словно бы ему нужно было лишь поймать нас, но не убить. Мы оказались в ловушке, из которой не было выхода. Можно было мне подумать, сообразно ребятам, о том, что мы не умрем, но я не стала делать этого: что‑то подсказывало мне, что земля загорелась не просто так. И я оказалась права. Стена огня двинулась к нам со всех сторон, так что нас стало зажимать в центр круга. Это было ужасно, мое сердце рухнуло в пятки. Я уже почти смирилась с тем, что сейчас умру в огне, но тут один из нас – мальчик – крикнул: "Туда! ", и мы безрассудно бросились бежать в том направлении, куда он показал. Было даже все равно, куда именно, просто нужно было бежать, чтобы огонь не сумел нас настигнуть.
Только добравшись до того места, куда нас вел этот мальчик, я поняла, зачем он это сделал. Здесь оказалась своего рода прореха – место, где огонь лишь изредка показывал свои языки из‑под земли. Именно благодаря ей мы и сумели покинуть круг.
Конечно, мы сразу же бросились к воротам. Никому не хотелось оставаться здесь. До ворот мы добрались без особых приключений – но смогли вздохнуть свободно лишь тогда, когда удалились от участка рядом с Интернатом на несколько километров.
До сих пор не могу воспроизвести в памяти, как и каким образом, а главное когда, но мы – я и ребята – оказались в каком‑то кафе. Я села за один стол с тем мальчиком, который сумел найти путь из огня и вывел нас из того страшного места. Я не помню, как он выглядел: лицо его я различала довольно смутно. Я только знала, что его зовут Робин (но он просил называть себя Роб), правда, я нисколько не удивилась, что его так зовут: для меня во сне это было нормально, хотя это совсем не русское имя.
Уже тогда мы знали, что вышли газеты, где рассказывалось о странном пожаре рядом с Интернатом. Газетчики строили различные версии того, что там могло случиться. Никто и не думал винить нас в пожаре. Все только гадали, как на участке без единой травинки мог разгореться огонь такой силы (какая‑то женщина поделилась с журналистом, что видела из окна своего дома языки пламени, которые, как она утверждала, в высоту превышали четырехэтажный дом, но это было не так в действительности: огонь был выше каждого из нас, но не так, чтобы настолько). После случившегося я не стала обсуждать с ребятами все, что с нами было. Я даже не спросила, как их зовут. А имя Робина узнала лишь потому, что он сам мне его назвал, но не могу сказать, что мне это было так уж интересно. Кажется, я предпочла не называть свое имя. Не знаю почему. Просто не хотела и не считала, что обязана это делать.
На столе рядом со мной стояла вазочка с каким‑то мороженом и чашка давно остывшего чая. Но я не притронулась ни к тому, ни к другому. Я была слишком расстроена, чтобы есть. Ни тогда – во сне, ни сейчас я не смогла бы сказать, почему я была расстроена. Я должна была быть в ужасе после всего этого! Но я просто испытывала грусть. Непонятную, но сильную грусть. А еще я смотрела в окно. И видела отчего‑то лиловое небо, хотя вроде бы был не поздний час и уж точно не ранее утро. А под ним было море, а в море плыли киты, но почему‑то меня это совсем не изумило. Для меня все это казалось довольно естественным, словно бы я привыкла к подобному.
Я начала вспоминать о том, что было написано еще в газетах о той беде, в которой мы оказались. Газетчики делали предположения о том, что это могло быть подстроено. Кажется, речь шла о том, что нас кто‑то хотел убить таким образом. Разумеется, поскольку никак больше объяснить возникновение пожара в месте, где это было невозможно, не получалось. Один журналист сделал особый акцент на том, что убить могли хотеть кого‑то одного из нас, а остальные дети были нужны для отвода глаз. Почему‑то я все больше склонялась к этой версии, но для меня было совершенной загадкой, кого именно из нас хотели убить. А еще я мучилась вопросом: зачем это кому‑то надо было делать.
Я спросила у Робина об этом. Он пожал плечами (я поняла, что ему не хочется об этом говорить) и вместо ответа достал из своего рюкзака блокнот и простой карандаш. Он сказал:
– Давай проанализируем то, что мы знаем и что видели.
Молча я согласилась с тем, что это совсем не помешало бы, и подумала:
"Но это что‑то должно быть странным"… Робин открыл блокнот и в нем сделал такую запись:
"1. Вороны".
Думаю, нужно объяснить, какое отношение вороны имели к моему сну. Дело в том, что, когда Роб показал мне эту запись, я вспомнила, что и я видела ворон. Они оккупировали единственное дерево, которое росло на участке рядом с Интернатом. Их было много, по‑настоящему много.
– Не знаю, как ты, – сказал Робин, делая печальный вздох, полный трагизма, – но мне казалось тогда, что они уставились прямо на меня. Они смотрели осознанно, как будто следили за мной. Хотя не могу сказать, что именно за мной они наблюдали – возможно, они смотрели на всех нас.
У меня тоже создалось такое чувство, что вороны сверлят меня взглядом. Дерево было черное от их тел и крыльев. Эти птицы казались мне чем‑то зловещим. И вызывали у меня дрожь.
Следующее, что написал Робин, было:
"2. Туман".
И только тогда, когда он написал, я, как тогда, увидела туман. Он был необычного цвета – не светло‑серый и даже не белый, а какой‑то темно‑серый, почти черный. Он стелился только по земле и не уносился ввысь. Его присутствие казалось ненормальным, впрочем, как и все, что мы пережили.
– И огонь, – Роб черкнул карандашом по бумаге и вывел ровным почерком: "Черный огонь". Видя, что я не понимаю, о чем он, Роб пустился в объяснения: – Когда мы убегали через ворота, я обернулся и посмотрел на огонь. Ты не поверишь, что я увидел! Огонь умерил свою силу и приобрел черный оттенок. Мне не могло показаться – я просто уверен, что все так и было.
Я не стала с ним спорить. Итак, в списке странностей этого дня оказались вороны, туман и огонь. Как все это связать вместе, я и Роб не имели понятия.
И все же я хотела докопаться до правды. И поэтому предложила ему вместе со мной вернуться к Интерната и осмотреть все внимательно. Мне казалось, что так мы намного быстрее приблизимся к разгадке, чем если будем бездействовать и забудем об этом. Ведь если хотели убить кого‑то из нас, вряд ли убийца остановится, потерпев поражение. А раз так, одному из нас или даже, может быть, нам всем грозила опасность.
Но Робин, на удивление, отказался. Он сказал, что не желает больше видеть это место и что никакая сила не заставит его вернуться туда. Я не стала его уговаривать, хотя одной мне было бы страшно пойти туда снова. Но у меня не оставалось выбора: по какой‑то причине я не стала просить других ребят сопроводить меня туда. Я подумала о том, что они откажутся так же, как Робин. Но я не винила их. Все мы тогда пережили настоящий ужас, так что даже думать об этом не имелось решительно никакого
Желания.
Итак, как я изъявила намерение вернуться к участке рядом с Интернатом, так я и сделала, не изменив своему слову. Я понимала, что необходимо узнать как можно больше о том, что с нами было и почему это с нами случилось (почему это случилось именно с нами, а не с кем‑то другим). Почему‑то я была уверена в том, что все это имеет какой‑то смысл. Решительно отвергла я мысль о том, что все это, может быть, было лишь глупой случайностью: то, что я и ребята оказались тогда там и что огонь появился не‑пойми‑откуда, хотя, признаюсь, сразу после произошедшего я именно так и думала – это не могло быть просто так. Вместе с Робом я пришла к выводу, что все это было подстроено – и не важно, для кого именно: для всех нас или для кого‑то в особенности. Главное было докопаться до истины, что я и вознамеривалась сделать, переступая границу ворот участка.
Я никогда не могла назвать себя особо храброй и не могу сказать, что не ощущала дрожи, оказавшись здесь снова. На самом деле я умирала от страха: все боялась, что вот‑вот и огонь снова загорится, поймав меня в ловушку. Наверное, меня пугал не столько огонь, сколько возможность погибнуть. Огня я никогда не боялась: в детстве я любила зажигать спички и смотреть на огонь, когда мой класс собирался в поход и мы разжигали костер, я с упоением смотрела в пламя и думала о чем‑то своем. Огонь меня завораживал. Должно быть, поэтому, находясь рядом с огнем, я никогда не боялась обжечься.
С собой я взяла карандаш и блокнота Робина, что великодушно мне их одолжил. Наверное, он подумал, что мне они будут все равно нужнее: скорее всего, этот мальчик был из семьи, которая никогда ни в чем не нуждалась. По какой‑то неясной причине в голову мне не пришло зайти домой и взять сумку, чтобы положить их туда, посему я держала их в руке, как будто приготовившись в любой момент дать деру.
Место, где чуть было не случилось непоправимое, я нашла довольно быстро. И тут совсем не дело в том, что я умею хорошо ориентироваться на местности (на самом деле и не умею) или просто хорошо запомнила особые приметы того места, где мы спасались от огня. Обнаружить его мне помогли черные полосы, оставшиеся от него. Когда я шла к Интернату, я не совсем понимала, что хочу найти. Но теперь, когда я вновь очутилась здесь, я уразумела, для чего. Раньше мне казалось, что огонь шел строго по кругу, но теперь, когда я могла обследовать место возгорания без спешки, я увидела, что внутри черного по контуру круга присутствуют и какие‑то еще линии. Кажется, они складывались в какой‑то узор или даже узоры. Я решила, что будет не лишним зарисовать их и потому начала с круга. Сразу после чего я нарисовала еще один круг, который был немногим больше первого – первый находился как раз в него; обе окружности напоминали мне концентрические, хотя, возможно, так все и было (если меня не подводил глаз). Чтобы разобраться в хитросплетениях остальных линий, мне пришлось несколько раз менять угол зрения и ходить туда‑сюда по песку, ища наиболее удобное место для того, чтобы рассмотреть получающиеся фигуры как можно более лучше. Под конец я даже забралась на забор, выпрямилась на нем в полный рост, и только тогда сумела закончить свой рисунок. Внутри малого круга оказалась пятиконечная звезда, чуть смещенная от его центра, в свою очередь, в центре звезды обнаруживалась звезда Давида (шестиконечная звезда: состоит из двух треугольников, один из которых вершиной направлен вверх, а другой – вниз; своими вершинами образуют лучи звезды).
Рисунок вышел крайне странный. Интуицией я решила, что он, по всей видимости, должен был что‑то означать. Но подумать об этом стоило уже не здесь, а в другом месте – менее опасном и более подходящим для этого. К тому же не исключено, что мне понадобилась бы дополнительная литература, чтобы понять смысл знака.
Оставшись удовлетворенной тем, что я "накопала", я решительно отправилась к воротам, чтобы покинуть это место. На этот раз, возможно, навсегда, однако что‑то мне подсказывало, что я еще вернусь сюда однажды. Впрочем, мысли об этом не казались мне теми, которые приятно крутить в голове, и я попыталась избавится от них. Все то время, что я шла к воротам, я задавалась вопросом, почему родители еще ничего не знают о том, что со мной приключилось. Я должна была рассказать им все, но почему‑то не хотелось. В конце концов, я решила, что им совсем необязательно знать обо всем этом: незачем было нервировать их тем, во что с трудом можно было поверить: некоторые журналисты отозвались довольно скептически насчет этой истории. Они очень сомневались в том, что огонь мог возникнуть "сам по себе". А поскольку мы – я и ребята – не могли сказать, что видели кого‑либо, кто поджег бы, по всей видимости, загодя приготовленный порох или даже бензин (участок был как на ладони: мы не могли бы не заметить рядом с собой человека), многие из газетчиков не стали публиковать рассказ о нас. Но я не печалилась по этому поводу. Мне совсем не хотелось, чтобы мое имя красовалось где‑то в такой странной истории. Меня и так считали "слишком правильной – и странной", чтобы еще раз все убедились в этом.
Я вышла за ворота и на всякий случай прикрыла их за собой. И хоть те, кто жил в Интернате, никогда не ругались на нас – тех, кто заходил иногда сюда, мое проникновение на эту территорию мне чудилось не совсем законным. И все же, когда я совместила металлические дверцы друг с другом, я испытала настоящее облегчение. Когда я повернулась к участку спиной и по инерции сделала шаг вперед, из пустоты выступила фигура, завернутая в черный плащ. Мое сознание взывало в тот миг: "Ну почему они всегда в черном?! ", хотя мое подсознание – то есть та я, что была во сне, пока не почувствовала ничего особенного. Совершенно не ожидавшая, что тут есть кто‑то, кроме меня самой, я натолкнулась на эту фигуру и выронила из рук карандаш и блокнот. Вот тогда, когда я врезалась в нее, мое сердце в первый раз тревожно забилось. Мозг еще не осознавал опасности, но шестое чувство уже во всю трубило о ней.
– Извините, – пробормотала я и присела, чтобы дотянуться до карандаша и блокнота. Про себя я отметила, что человек в плаще накинул на свою голову глубокий капюшон, под которым невозможно было разобрать его лица. Рукава же плаща были настолько длинными и широкими, что и руки рассмотреть не представлялось возможным. Впрочем, меня этот человек не сильно волновал: мне просто хотелось побыстрее покинуть участок Интерната и оказаться дома.
Зажав в руках вещи Робина, я поднялась и хотела было удалиться, как человек в черном плаще схватил меня за руку. Мне пришлось остановиться. Дрожащим голосом я пролепетала:
– Отпустите меня… немедленно.
И замолкла. Поскольку в следующий миг заговорил он. Он сказал:
– Созерцатель, – таким тоном, что внутри меня все перевернулась.
Немного ошалевшая от услышанного, непослушным языком я шепнула:
– Простите?
– Созерцатель, – снова повторил человек. В эту секунду я опустила глаза на руку, зажатую в его руку. Глаза мои расширились: руки незнакомца не было видно! Я видела только свою руку, а ее словно бы держала пустота, протянувшаяся из‑под рукава плаща. Оказавшись близко к этому человеку (с невидимой рукой), я попыталась заглянуть под капюшон и обнаружить хоть какие‑то признаки человеческого лица. Но я не увидела ничего. Только мрак словно клубился под капюшоном, а между тем, как до меня дошло, а доходило до меня довольно долго, если у него и было лицо, то различить его глазом было невозможно. Потому, что, казалось, и его вовсе не существовало, как руки этого существа!
– Созерцатель – это наблюдатель, – между тем продолжал странный во всех отношениях человек, сжимавший мою руку ледяными пальцами (я подумала о том, что пытаться высвободиться будет трудно, так как я даже не видела этой руки!), – наблюдатель смотрит на мир, но не может его изменить. Ты – глаза человечества, смотри и не вмешивайся в то, что происходит вокруг тебя, – существо притихло, но потому как я так и не проронила ни звука (казалось, язык запал мне в горло), почти сразу нарушило молчание, витавшее вокруг нас: – Ты не должна была сюда приходить. Тебе здесь не место.
На его последних словах я отдернула руку к себе и почувствовала, что его пальцы скользнули по моей коже. Я освободилась и, решив воспользоваться моментом, обратилась в бег. В спину мне летел шепот незнакомца:
– Ты можешь наблюдать, но ты не можешь влиять на события, разворачивающиеся вокруг тебя и таких, как ты. Наблюдай и не вмешивайся.
На бегу я умудрилась повернуть голову и посмотреть назад. С территории Интерната было два выхода, ведущих к моему дому: один прямой и другой – окружный. Я бросилась б