Социальная классификация захоронений в церкви и на кладбищах

(в процентах по каждому приходу отдельно)

Место погребения Всего Дворяне и Цеховые Подмастерья

похоро- чинов- мастера и и

нено ники¹ купцы* неизвестные*

Сент-Этьен (1692):

церковь 64 38 51 10

кладбище Сен-Совёр 36 – 33 46+20(дети)

Дорад (1698):

церковь 48 20 60 6

Графское кладбище 21 – 60 30

кладбище Всех Святых 31 – 34 50

Дорад (1699):

церковь 37 20 68 12

Графское кладбище 26 12 (дети) 60 17

кладбище Всех Святых 37 – 26 54+18(дети)

Дальбад (1705):

церковь 49 9 68 13

кладбище 51 6 (дети) 48 46

----------------------

*Процент захоронений лиц той или иной социальной категории отдель­но в церкви и на кладбище или на одном из двух кладбищ.

Нельзя не заметить при изучении этой таблицы преобла­дающего значения погребения в церкви, что подтверждает­ся также всем нашим предшествующим анализом. На церковь приходится всегда больше трети, около половины или даже больше половины всех захоронений в приходе. Это означает, что привилегия быть погребенным в церкви распространялась в конце XVII в. уже не только на знать и духовенство, но и на значительную часть средних слоев об­щества.

В аристократическом приходе Сент-Этьен удельный вес захоронений в церкви намного превышал их долю на клад­бище. Интересно, что отмеченная здесь пропорция очень близка той, которую установила исследовательница А.Флё­ри, изучая завещания зажиточной части парижан XVI в.: 60% приходится на церкви и 40% – на кладбища. Эту пропорцию можно считать, следовательно, устойчивой ха­рактеристикой богатых и аристократических приходов. В Дальбаде захоронения распределены между церковью и кладбищем равномерно. В Дораде ситуация существенно меняется на протяжении двух лет: в 1698 г. пропорция сов­падает с той, которую можно наблюдать в Дальбаде в 1705 г., а в 1699 г. она прямо противоположна пропорции, сущест­вовавшей в 1692 г. в Сент-Этьен. Именно в Дораде на исхо­де XVII в. 63% захоронений было совершено на обоих кладбищах и только 37% в церкви.

Предложенная социальная классификация, разумеется, условна и приблизительна. Она не учитывает, например, того, что некоторые купцы ничем не отличались по своему образу жизни и притязаниям от судебных чиновников («дворянство мантии»), а иные цеховые мастера жили как ремесленники самой низшей категории. Тем не менее и эта классификация дает достаточное представление о распреде­лении захоронений в церквах и на кладбищах по социаль­ному признаку.

Один факт сразу бросается в глаза. Лиц высших слоев общества на кладбищах нет, если не считать нескольких детей этих семей. (К вопросу о детях мы еще вернемся ни­же.) Захоронений дворян и чиновников в церкви больше всего в аристократическом приходе Сент-Этьен (38% всех захоронений в приходской церкви), значительная доля в приходе Дорад (20%) и совсем мало в Дальбаде (9%). Во всяком случае, ясно, что знатных, высокопоставленных, богатых хоронили в церквах. Те из высших мира сего, кто в своих завещаниях из благочестия и смирения выбирал кладбище или даже общую могилу для бедных, в тулузской статистике за эти годы не встречаются, хотя мы и не долж-

ны забывать, что они не перестали существовать ни в XV, ни в XVIII в.

Интересно, однако, что и доля захоронений «маленьких людей» в церквах не столь уж незначительна: в среднем около 10%. Среди них были подносчики камней на строй­ках, жены рабочих, городские стражники, кучера, мальчи­ки, помогавшие в булочных, и прочие, чьи занятия священник в реестре не приводит. Дочь повара в приходе Сент-Этьен похоронена в церкви якобинцев. Дети солдат – у кордельеров. Церкви нищенствующих орденов часто включали в себя часовни отдельных религиозных братств, и, может быть, именно поэтому все эти простые люди с их женами и детьми обретали свое последнее пристанище внутри церквей. Разумеется, то, что у них были могилы в церквах, вовсе не значит, будто у них были обязательно надгробия или эпитафии.

И все же большинство захоронений в церквах приходится на вторую социальную категорию: от 50 до 70%. Купцы, це­ховые мастера и их семьи: портной, мебельщик, витражный мастер, сапожник, булочник, аптекарь, парикмахер, пекарь, каменщик, ножовщик, плотник, свечник и еще многие дру­гие – они также часто принадлежали к определенным брат­ствам. Можно заметить, что сапожников чаще хоронили в церкви кармелитов, портных – в приходской церкви Сент-Этьен, купцов – у кордельеров. Таким образом, церковные захоронения включали в себя почти все дворянство и чинов­ников и больше половины цеховой буржуазии.

Обратимся теперь к социальному составу кладбищ. Те, ко­го предали земле на кладбище Сен-Совёр, состояли на 60% из людей простых и бедных и на 33% – из лиц, принадлежав­ших к средним слоям общества. В эти 60% входили и случай­ные путники без имени и звания, и подкидыши, и всякого рода прислуга, носильщики портшезов, солдаты ночной стражи. Погребенные же на кладбище цеховые мастера мало чем отличались от тех, кого положили после смерти в церк­ви. Если в приходе Сент-Этьен простолюдинов похоронено на кладбище в два раза больше, чем цеховой буржуазии, то на кладбище в Дальбаде между этими двумя категориями на­блюдается примерное равновесие.

Можно ли сделать вывод, что чем аристократичнее при­ход, тем в большей степени кладбище закреплялось за низ­шими классами, а чем приход демократичнее по составу жителей, тем слабее был социальный контраст между захо­ронениями в церкви и на кладбище? Здесь особенно интере­сен пример двух кладбищ прихода Дорад, позволяющий уточнить позицию ремесленного сословия в выборе места погребения. Графское кладбище, как уже говорилось, более

старое и престижное, приютило более половины умерших (60%), относившихся к средней социальной категории. На­против, кладбище Всех Святых «населено» преимуществен­но простонародьем: 50% в 1698-м и 72% в 1699 г. На Графском кладбище преобладали индивидуальные погребе­ния, кладбище же Всех Святых состояло по большей части из общих ям для бедных. Итак, граница сословной пре­стижности, разделявшая церковь и кладбище, проходила не между «благородными» и цеховой буржуазией и не меж­ду последней и простонародьем, а внутри самого «среднего класса». Его высший слой покоился после смерти в церк­вах, рядом со знатью, с «дворянством мантии», с самыми богатыми купцами. Обычные же цеховые мастера мало от­личались от своих же подмастерьев и других «маленьких людей», которым уготовано было лежать на кладбище.

Но между церковью и кладбищем существовала и иная граница, нежели социально-сословная: граница возраст­ная. Кладбище предназначалось не только для бедных, но и юных.

Таблица III.