ГЛАВА 17. Тайна Бога в человеке
Проклятые (ариане) говорят: “Несомненно, мы тоже можем стать сынами Божьими, как стал он [Христос]”.
Епископ Александр из Александрии, четвертый век*
В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ В НАЧАЛЕ ЧЕТВЕРТОГО ВЕКА, когда епископ Александр Александрийский толковал понятие Троицы своей пастве, зародилось богословское цунами.
Высокий, худой ливийский пресвитер по имени Арий, чьи длинные седые волосы спадали до плеч, поднялся и задал следующий простой вопрос: “Ежели Отец породил Сына, имеет ли тот, кто порожден, начало существования?” Другими словами, если Отец является родителем Сына, не значит ли это, что Сын имел начало? Ведь, как сказал Арий, “было время, когда Сына не было”1
Очевидно, никто прежде не ставил вопрос таким образом. Для многих епископов высказывание Ария о том, что у Сына было начало, звучало как ересь. Разразились дебаты между Арием с одной стороны и Александром и диаконом Афанасием— с другой. Афанасий стал примерным бойцом церкви, закаленным в борьбе, длившейся всю его жизнь. Рыжая борода Афанасия и его телосложение, напоминавшее телосложение карлика, составляли почти комический контраст строгому Арию, который по возрасту годился Афанасию в деды.
В 320 году Александр собрал в Александрии Совет, который должен был осудить заблуждения Ария. Но это не остановило полемики. Арий обратился к простым людям, излагая свои мысли в легко запоминавшихся песнях. Приливная волна его слов захлестнула империю, песни звучали повсюду — от Александрии до Константинополя (ныне Стамбул). Песня “Было время, когда Сына не было” на греческом обладала достоинствами лирического стихотворения. Вскоре всякий торговец стал богословом. Целые города, от менял до банщиков, обсуждали, имел ли Сын начало.
Спор чуть не вызвал раскола церкви, когда полемика достигла слуха римского императора Константина. Он решил покончить с этим, предприняв шаги, навсегда изменившие курс христианства.
О чем же был спор? Какая разница, имел ли Сын начало или нет?
Представители ортодоксальной церкви обвиняли ариан в намерении принизить Сына утверждением, что он имеет начало. В действительности же ариане ставили его весьма высоко, почитая “как первого среди всех созданий”.2 Арий называл Сына тем, кто стал “совершенным Богом, единородным и непреходящим”, но также утверждал, что у него было начало. “Нас преследуют, — писал он, — за то, что мы говорим, что Сын имел начало”.3
Но если статус Сына не подвергался нападкам со стороны ариан, какова же была их цель? На самом деле спор касался только вопроса человеческой природы и способа нашего спасения. Он затрагивал два представления об Иисусе Христе: либо он был Богом, который был Богом всегда, либо человеком, который стал Божьим Сыном.
Если он был человеком, который стал Божьим Сыном, значит и другие люди также могут стать Сынами Бога. Эта идея была неприемлема для ортодоксов, отсюда их настойчивые уверения в том, что Иисус всегда был Богом и во всем отличается от остальных тварных существ. Как мы увидим в дальнейшем, такая теологическая позиция церкви была частично продиктована ее политическими нуждами. А концепция Ария потенциально могла подорвать авторитет церкви, поскольку давала понять, что душа не нуждается в церкви для того, чтобы достичь спасения.
Тело и душа
Исход споров с арианами был крайне важен для определения церковью своей позиции как по отношению к реинкарнации, так и по вопросу о возможности для души стать единой с Богом. Чтобы понять арианскую полемику, следует вернуться к тому времени, когда, как мы узнали из четвертой главы, церковь постановила, что человеческая душа не является и никогда не была частицей Бога, а напротив, принадлежит материальному миру и отделена от Бога огромной пропастью.
Ориген и его предшественник Климент Александрийский жили в мире идей Платона. Они воспринимали как данность существование невидимого духовного мира, который вечен, и видимого материального мира, который преходящ. По их взглядам душа принадлежит духовному миру, в то время как тело — миру материальному.
По убеждениям платоников мир и все, что в нем есть, не создается, а является эманациями Бога, Единого. Души приходят из Божественного Разума и, даже заключенные в телесную форму, сохраняют связь со своим Истоком.
Климент утверждал, что человек является “божественно рожденным, будучи растением небесного происхождения”.4 Ориген учил, что человек, сотворенный по “образу и подобию Бога”, имеет “некоторое сродство с Богом”.
В то время как Климент и Ориген учительствовали в Александрии, другая группа отцов церкви разрабатывала контртеологию. Они отвергли греческую концепцию души, отдав предпочтение новой неслыханной идее: душа вовсе не является частью духовного мира, а, подобно телу, представляет собой часть изменчивого материального мира.
Свою богословскую концепцию эти теологи обосновывали изменчивостью души. Как же считать душу божественной и бессмертной, спрашивали они, если она может быть изменчивой, падшей и грешной? Душа, подверженная изменениям, не может быть подобна Богу, который неизменен, — рассуждали они.
Ориген признавал проблему изменчивой природы души, но предложил другое ее решение. Он выдвинул предположение, что душа была создана бессмертной и, даже несмотря на падение (чему Ориген предлагает несколько вариантов объяснения), у нее все еще есть силы возродиться к своему изначальному состоянию.
Он считал, что душа колеблется между Духом и материей и способна выбрать союз с любым из них: “Воля этой души составляет нечто среднее между плотью и духом и, без сомнения, служит и повинуется одному из двух, чему изберет служить”6 Если душа изберет союз с духом, — писал Ориген, — “дух станет единым с ней”7
Мое определение души похоже на определение Оригена. Я бы охарактеризовала ее как живой потенциал Бога. Она наделена свободной волей и может принять стезю смертности или бессмертия — низкий путь или высокий. Но какой бы выбор она ни сделала, по своему происхождению душа является несомненно божественной А посему способна избрать достижение единства с Богом на стезе дисциплины, которая ведет к совершенству души.
Несмотря на то, что душа отпала от Бога в результате применения своей свободной воли, она может достичь бессмертия и освобождения от круга перерождений, вновь соединившись с божественной искрой, самой сутью Бога внутри [человека].
Если бы Бог не позволял нам делать такой выбор, мы были бы попросту роботами. Не обладая свободной волей, мы не смогли бы избрать стремление к единству с Богом или радоваться достижению этой цели.
Татиан, богослов второго века, считал, как и греки, что душа обладает потенциальной возможностью стать бессмертной. Но он перевернул вверх дном столетия греческой мысли, утверждая, что источники души и Духа различны— душа приходит “снизу”, а Дух “свыше”. Таким образом, душа в большей степени принадлежит материальному миру, чем духовному. Следовательно, делали затем вывод богословы-ортодоксы, человек не способен перейти в духовный мир без помощи церкви.
Такая богословская концепция, приковывающая душу к телу, вела к исключению возможности предсуществования. Если душа материальна, а не духовна, значит, она не могла существовать прежде тела. Григорий Нисский писал: “Ни душа не существовала до тела, ни тело отдельно от души, но... у обоих есть лишь один источник”9
Когда же в таком случае создается душа? Отцы церкви предложили невероятный ответ: одновременно с телом— в момент зачатия. “Бог творит души каждый день”, — писал отец церкви Иероним.1 Если же души и тела создаются одновременно, то не стоит и говорить о предсуществовании и реинкарнации, поскольку они подразумевают, что души существуют прежде тел и могут последовательно входить в разные тела.
Католическая церковь и сейчас учит, что душа создается в одно время с телом, а следовательно, душа и тело неразделимы.
Такая позиция и привела к арианской полемике. Итак, отрицая возможность существования души до тела и принадлежность ее к духовному миру, церковь также отрицала и то, что души, тела и тварный мир произошли от Бога.
Бездна
Отвергнув идею бессмертной и духовной души, что являлось неотъемлемой принадлежностью христианской мысли во времена Климента и Оригена, отцы церкви развили концепцию creatio ex nihilo — создания из ничего" Если душа не является частью Бога, рассуждали ортодоксальные богословы, она не могла быть создана из Его субстанции.
Поэтому, заключали они. Бог, должно быть, создал души — наравне с телами и остальной материальной вселенной — абсолютно из ничего. По описанию отца церкви Тертуллиана Бог “создал всю эту материю со всеми составляющими ее элементами, телами, духами... из ничего во славу Своего могущества”.12 Душа, сотворенная таким образом, не имеет в себе частицы Бога.
Эта доктрина бытует по сей день. Клод Тремонтан, современный католический богослов, утверждает: “В соответствии с ортодоксальной теологической концепцией человеческая душа является тварной и не состоит из божественной субстанции”.13 Поэтому душа слаба, а это означает, что она никогда не обладала [достаточной] силой, чтобы существовать сама по себе. Она полностью зависима от Бога и отлична от Него. Вот что говорится в “Новой католической энциклопедии”:
“Между Творцом и творением существует глубочайшее различие. Бог не является частью мира. Он не является даже высшей точкой реальности. Между Богом и миром пролегает бездна...
Быть сотворенным— означает [быть сотворенным] не самим собой, а кем-то другим. Это означает быть не самодостаточным. Это означает, что глубоко внутри она [душа] пребывает в состоянии крайней нужды, абсолютной зависимости... А значит, следует признать тот факт, что у мира нет другой реальности, кроме той, о которой мыслит и которой желает Бог”.'4
Иными словами, не существует, как верили платоники, великой цепи бытия, соединяющей творение и Творца и дающей творению возможность вернуться к Нему. Нет божественной искры ни в одном сердце. Вместо этого есть бездна между Творцом и творением.
Это новое видение наших взаимоотношений с Богом не вселяет надежды. Нам сообщают, что мы, человеческие существа, пресмыкаемся в нищете на краю огромной бездны. Мы смотрим вниз, в ничто и тщетно стараемся разглядеть противоположную сторону, где вечно царствуют Бог и Его Сын. Единственный мост, перекинутый через бездну, — церковь, ворота ее надежно охраняются. Некоторых из нас впускают в ворота и переправляют на другую сторону. Те же, кто пытается перебраться сам, беспомощны и срываются в пропасть.
Как же сильно отклонились ортодоксальные философы от [философии христианства] времен Климента, утверждая, будто человек был создан из ничего! Климент возвысил человека словами: “Человек является величественным гимном Богу, бессмертный, созданный в праведности, предсказания истины начертаны на нем”.15
Отрицая божественное происхождение и божественный потенциал человека, доктрина сотворения человека из ничего исключает и предсуществование, и реинкарнацию. Как только церковь приняла эту доктрину, отказ от учений Оригена и Ария стал лишь вопросом времени. По сути спор с арианами был только одним из залпов в битве, целью которой было истребление мистической традиции, которую представлял Ориген.
Арианская полемика
Рождение Ария почти совпало по времени со смертью Оригена. И, подобно Оригену, он стал исключительно вдохновенным учителем, повторявшим идеи и стиль своего предшественника. Тем не менее он не мог разделять всех взглядов Оригена, поскольку был вынужден действовать в рамках существовавшей тогда теологии, включавшей в себя и доктрину о “сотворении из ничего”.
Когда Арий спросил, имел ли Сын начало, он тем самым указал на основной изъян этой доктрины. В ней не разъяснялась природа Христа. Вот и возникли вопросы:
если между Творцом и творением пролегает бездна, чему принадлежит Христос? Был ли он сотворен из ничего, подобно остальным созданиям? Или он является частью Бога? Если так, то как и почему принял он человеческую форму?
Церковь уверяет нас, будто арианская полемика была борьбой с богохульниками, говорившими, что Христос не был Богом. Но основным предметом спора был вопрос: как человек обретет спасение — подражая Иисусу или поклоняясь ему?
Ариане утверждали, что Иисус стал Божьим Сыном и тем самым продемонстрировал универсальный принцип, которому могут следовать все тварные создания. А ортодоксы заявляли: он всегда был Божьим Сыном, состоял из той же субстанции, что и Бог (а следовательно был Богом), и простые создания, лишенные Божественной субстанции, не могут подражать ему. Обрести спасение можно, только получив с помощью церкви милость Божью.
Ариане считали, что Иисус был признан Сыном Божьим при своем воскресении и что человеческие существа, благодаря подражанию Христу, тоже могут быть признаны Сыновьями Божьими. Они учили, как пишут исследователи Роберт Грегг и Деннис Грох в “Раннем арианстве”, что “Христос завоевывает и поддерживает свой статус Сына так же, как и все остальные творения”.1 По убеждению ариан воплощение Христа было задумано, дабы продемонстрировать нам, что мы можем последовать за Иисусом и стать, как говорил Павел, “сонаследниками Христу”.17
Ориген согласился бы с идеей ариан, что целью Сына было — помочь другим созданиям достичь божественности, помочь остальным творениям “стать Богами”. Он утверждал, что Иисус пришел дать людям “способ, благодаря которому они могут сделаться божественными”.18
Ортодоксальная церковь, создавая между нами и Иисусом пропасть, отрицает нашу возможность стать Сыновьями таким же образом, каким стал он. Афанасий, критикуя ариан, говорил: “Слыша, что называются Сынами, люди приравнивают себя к истинному и настоящему Сыну... В своем высокомерии они предполагают, что, как Сын существует в Отце и Отец в Сыне, так и они будут”. Более того, Афанасий видел в непорочном рождении доказательство того, что Иисус отличался от остальных людей. Он был единственным настоящим Сыном Бога, зачатым не человеческим отцом, но Духом Святым.
“Cue есть тело мое...”
Причина, по которой Афанасию так трудно было видеть в Иисусе человеческое, крылась в его неспособности понять, как можно быть одновременно и человеком, и богом. В его представлении — могло быть либо так, либо этак. Либо природа Иисуса была человеческой (следовательно, преходящей), либо божественной (следовательно, непреходящей).
Тот факт, что ортодоксия видит в Иисусе только Бога, частично базируется на неверном понимании Евангелия от Иоанна. В нем говорится: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть”. Далее Иоанн рассказывает о том, как “Слово стало плотию и обитало с нами”.20 Из этого отрывка ортодоксы сделали заключение, что Иисус Христос является Богом — Словом, ставшим плотью.
Но они не понимали того, что, называя Иисуса “Словом”, Иоанн обращался к греческой традиции Логоса. Когда Иоанн говорит, что все сотворено Словом, он использует греческий термин, обозначающий Слово, — Логос. По представлениям греков Логос соответствует части Бога, которая действует в нашем мире. Филон называл Логос “подобием Бога, которое создало весь космос”.21 Ориген называл его душой, что делает вселенную единой.
Филон полагал, что великие человеческие существа, подобные Моисею, могли воплощать в себе Логос. Таким образом, когда Иоанн пишет, что Иисус является Логосом, он не имеет в виду, что человек Иисус всегда был Богом — Логосом. Иоанн сообщает нам, что Иисус-человек стал Логосом.
Некоторые богословы древности считали такую возможность принадлежностью каждого. Климент утверждает, что каждый человек несет в себе “образ Слова [Логоса]” и именно по этой причине в “Бытии” говорится, что человек сотворен по “образу” и “подобию” Бога. Итак, Логос является искрой божественности, семенем Христа в наших сердцах. Очевидно ортодоксы либо отвергали, либо игнорировали это учение.
Мы должны понять — Иисус, став Христом, стал Логосом. Но это вовсе не означало, что он был единственным, кто способен на это. Иисус разъяснил это таинство, когда преломил хлеб во время Тайной вечери. Он взял один хлеб, символизирующий единый Логос, единого Христа, и преломил его, сказав: “Сие есть Тело Мое, за вас ломимое”.
“И взяв хлеб,.. преломил и подал им, говоря: cue есть Тело Мое”. Что он хотел этим сказать? Хлеб мог служить символом Тела Божьего - Слова (или Логоса), которое по верованиям мистиков заключено в каждом. И как мистик, не велел ли Иисус своим ученикам усвоить эту живущую в них частицу божественности, стать едиными с нею?
Он наставлял учеников в том, что существует один совершенный Бог и один Вселенский Христос, или Логос, но что тело этого Вселенского Христа может быть преломлено и каждый кусочек сохранит все качества целого.
Иисус говорил им, что в них заложено семя Христа и он пришел пробудить это семя к жизни, что Христос не умаляется, сколько бы раз ни преломлялось его тело. Наименьшая из частичек Бога, Логоса, или Христа, содержит в себе всю природу Христовой божественности, которую, и по сей день, он хотел бы сделать нашим достоянием.
Приверженцы ортодоксальной традиции превратно поняли учения Иисуса, так как были неспособны признать реальность того факта, что всякое человеческое существо наделено и человеческой, и божественной природой, а также потенциальной возможностью стать полностью божественным. Они не постигли человеческого и божественного в Иисусе, а посему не могли понять человеческого и божественного в себе. Наблюдая слабость человеческой природы, они почитали своей обязанностью отрицать божественную природу, что иногда проблескивает даже в самых приземленных человеческих существах.
Процесс вобожествления
Церковь не понимала (или не могла принять), что Иисус приходил, дабы продемонстрировать процесс, благодаря которому человеческая природа трансформируется в божественную. Ориген же легко нашел этому объяснение. Он считал, что человеческая и божественная природа могут переплетаться друг с другом изо дня в день. По его мнению в Иисусе “началось такое взаимопроникновение божественной и человеческой природы, что человеческая природа, благодаря своему единению с божественной, сама должна была стать божественной”. Ориген был убежден, что возможность трансформации человеческого в божественное доступна не только для Иисуса, но “для всех, кто с верой станет жить как учил Иисус”24
Ориген не ведал колебаний, описывая связь человеческих существ с Сыном. Он верил в то, что мы несем в себе ту же природу, что Отец и Сын: “А потому у нас, созданных по его образу, есть Сын, как принцип благородных качеств, что заложены в нас. И мы для Сына — то же, что Сын для Отца, который есть истина”.25 А поскольку мы несем в себе благородные качества Сына, то можем пройти и процесс вобожествления.
Рукопись, найденная в Химисе, в которой записаны предания о пребывании Иисуса в Индии (см. главу 8), также указывает на это. В ней говорится о том, что Иисус пришел, чтобы указать нам “средства и способы соединения с Божественным” и “своим примером показать, как можно достичь... того уровня совершенства, что необходим для восхождения в непреходящее Царство Небесное”.26 Предполагается, что мы пойдем по стопам Сына, отождествляясь с Отцом.
Описывая взаимоотношения Иисуса и Отца,27 Ориген использовал Иисусово изречение “Я и Отец — одно”.28 Иисус — человеческое существо — мог сказать нам, пребывая в ненадежном человеческом теле, о своем единстве с Отцом, ибо он знал, что в нем есть вечная часть, которая всегда едина с Отцом.
Целью его жизни было научить нас тому, как, объединяясь с Богом, часть души может ежедневно становиться бессмертной. Я считаю, что мы тоже можем сказать: “Я и Отец — одно”, — и день за днем крепить это единство своим трудом. Как говорил Иисус: “Отец мой доныне делает, и Я делаю”.29
Ариане считали процесс вобожествления существенно важным для спасения; для последователей ортодоксальной традиции он был ересью. В 324 году римский император Константин, уже двенадцать лет как принявший христианскую веру, вмешался в арианскую полемику. Он написал письмо Арию и епископу Александру, увещевая их уладить разногласия, и послал епископа Осию Кордовского доставить это послание в Александрию. Но оно не смогло утишить бурю, что разразилась по вопросу о природе Бога и человека. Константин понял: чтобы выйти из этого тупика, ему придется сделать нечто большее.