Психология — наука изобретения слов для обозначения несуществующих вещей.

Эразм. «Размышления о чувствующих биологических объектах»

В залитом солнечным светом ботаническом саду грандиозной виллы Эразма Серена Батлер срезала увядшие цветы и листья, ухаживая за растениями в клумбах и вазонах. Серена дожидалась своего часа, оказывая роботу молчаливое сопротивление, выполняя при этом обычную для рабыни работу, хотя Эразм постоянно наблюдал за ней, как за любимым домашним животным. Он был ее тюремщиком и надзирателем. Серена носила черную рабочую одежду, длинные янтарно-каштановые волосы были стянуты в конский хвост. Работа позволяла ей думать о Ксавьере, об их взаимных клятвах, о любви, которой они предавались во время драматической охоты на вепря, а потом в спальне Серены накануне ее отлета на Гьеди Прайм.

Каждое утро, приходя в сад робота, Серена была рада, что никто не станет мешать ей думать о побеге с Земли. День за днем она обдумывала возможности бегства — хотя препятствия казались непреодолимыми — или причинения значительного вреда мыслящим машинам, хотя и понимала, что любая попытка саботажа будет стоить жизни и ей, и ее будущему ребенку. Может ли она так жестоко обойтись с Ксавьером?

Она не могла даже представить себе всей глубины того горя, какое пришлось ему испытать. Когда-нибудь она найдет способ вернуться к нему. Она должна сделать это ради него, ради себя, ради их дитя. Она надеялась, что Ксавьер будет держать ее за руку, когда она будет рожать ребенка. Сейчас он был бы уже ее мужем, их жизни переплелись бы, образовав союз много прочнее, чем простая сумма их личностей, их брак стал бы бастионом, о который разбился бы натиск мыслящих машин.

Но он даже не знает, что она жива.

Она погладила ладонью свой округлившийся живот. Она чувствовала, как ребенок растет в ее чреве, и это преисполняло ее предчувствиями. Пройдет еще два месяца и дитя родится на свет, но что будет делать после этого Эразм? Она видела запертые двери зловещей лаборатории, с отвращением и ужасом смотрела на грязные бараки рабов.

Но робот продолжал занимать ее своими цветами и растениями.

Эразм часто неподвижно стоял рядом с ней, пока она работала. Его овальная маска ничего не выражала, когда он заговаривал с ней, вызывая ее на споры.

— Взаимопонимание надо устанавливать с самого начала, — сказал он однажды. — Я должен построить фундамент, прежде чем смогу хоть что-то понять и оценить.

— Но как ты используешь полученные знания? — Она с силой выдернула из земли сорняк. — Придумаешь более экстравагантные способы мучений и издевательств над несчастными рабами?

Робот помолчал, в его зеркальной маске появилось искаженное отражение лица Серены.

— Нет, у меня иная цель.

— Но тогда почему ты держишь рабов в таких ужасающих условиях. Если ты не хочешь делать их несчастными, то почему не позволяешь им жить в чистоте? Почему ты не обеспечиваешь их лучшей едой, не даешь им образование и не предоставляешь медицинской помощи?

— В этом нет никакой необходимости.

— Для тебя, может быть, и нет, — сказала она, сама удивляясь своей дерзости. — Но они станут счастливы и будут лучше выполнять свою работу.

Серена видела, в какой роскоши купается сам Эразм — это было явное излишество, так как робот не мог во всем этом нуждаться, — но домашние рабы, а особенно рабы в бараках жили в страхе и грязи. Останется она здесь на положении пленницы или нет, но она обязана сделать хоть что-то для облегчения их участи. Если не удастся сделать ничего иного, то даже это можно будет считать победой над мыслящими машинами.

Она продолжала:

— Требуется быть поистине сложной мыслящей машиной, чтобы понять, что улучшение качества жизни рабов приведет к повышению производительности их труда и одновременно к повышению доходов их владельца. Рабы могут и сами поддерживать свои жилища в чистоте, если их обеспечить необходимыми для этого вещами.

— Я подумаю об этом. Составь мне детальный список.

Сделав роботу это предложение, Серена не видела робота два дня. Охранные роботы надзирали за рабами, пека Эразм пропадал в лаборатории.

Сквозь наглухо закрытые звуконепроницаемые двери лаборатории не доносилось ни одного звука, но странный гнилостный запах и исчезновение людей из бараков наводили Серену на тяжкие раздумья.

Однажды другая рабыня сказала ей:

— Тебе не следует знать, что там происходит. Благодари судьбу, что тебе не приходится там убирать после его опытов.

Серена рылась голыми руками в рыхлой черной земле, прислушиваясь к тихой классической музыке, которая всегда звучала как фон в имении Эразма. Спина болела, а суставы опухли из-за срока беременности, но она не сдавалась и продолжала работать, как всегда.

Эразм подошел так тихо, что она не услышала его приближения. Подняв глаза, она вдруг увидела его блестящее зеркальное лицо, обрамленное древним жабо. Она быстро выпрямилась, стараясь скрыть испуг, и вытерла руки о комбинезон.

— Ты узнаешь больше, когда шпионишь за мной?

— Я могу шпионить за тобой в любое время, когда мне заблагорассудится. Но больше я узнаю, когда задаю прямые вопросы.

Зеркальная лицевая пленка сложилась в маску умиленной радости.

— Сейчас я хочу, чтобы ты выбрала цветок, который считаешь самым красивым. Я хочу видеть, что ты выберешь.

Эразм и раньше играл в такие игры. Кажется, он был не способен понять субъективные решения, желая подогнать под них количественные критерии субъективного мнения и личного вкуса.

— Каждое растение красиво на свой манер, — сказала в ответ Серена.

— Тем не менее выбери одно. Потом объясни мне, почему ты выбрала именно его.

Серена пошла по садовой дорожке, разглядывая цветы. Эразм шел за ней, отмечая каждый момент, когда она в раздумье останавливалась возле очередного цветка.

— Есть поддающиеся наблюдению внешние признаки, такие как цвет, форма и тонкость строения, — сказал робот, — и множество других эзотерических переменных, таких, например, как аромат.

— Не следует пренебрегать и эмоциональной составляющей.

В голосе Серены проскользнули тоскливые нотки.

— Некоторые из этих растений напоминают мне о доме на Салусе Секундус. Есть цветы, которые окажут эмоциональное воздействие только на меня, но оставят других людей равнодушными. Может быть, глядя на цветок, я вспомню, что букет таких цветов подарил мне любимый человек. Однако тебе недоступны такие ассоциации.

— Ты слишком задержалась. Выбирай.

Серена указала на громадный слоновий цветок с яркими оранжевыми и красными полосами, в центре которого выделялись роговидные рыльца.

— Сейчас мне кажется самым красивым этот цветок.

— Почему?

— Моя мать выращивала такие цветы у нас дома. В детстве я не находила их особенно красивыми, но теперь они напоминают мне о счастливых днях — до того, как я встретилась с тобой. — Она сразу же пожалела о сказанном, так как ее слова слишком явно выдали ее сокровенные мысли.

— Очень хорошо, очень хорошо.

Робот не обратил ни малейшего внимания на обидные слова Серены и уставился на слоновий цветок, анализируя все его свойства с помощью набора своих сенсоров. Подобно знатоку вин, он принялся описывать достоинства его аромата. Для Серены этот анализ звучал, как разбор клинического случая, разбор, лишенный тонкостей эмоционального восприятия. Но ведь именно эти тонкости и определили ее выбор.

Самое странное заключалось, однако, в том, что Эразм, кажется, признал свое поражение.

— Я знаю, что в каком-то смысле люди умнее машин, по крайней мере пока. Однако машины располагают более мощным потенциалом для того, чтобы превзойти людей во всех областях. Вот почему я хочу понять все аспекты чувств биологических объектов.

Непроизвольно содрогнувшись, Серена вспомнила о запертой лаборатории, интуитивно понимая, что там робот Эразм занимается вовсе не оценкой цветочных ароматов.

Эразм же думал, что она заинтересовалась его наблюдениями.

— Если правильно развить способности мыслящих машин, то они смогут превзойти человека интеллектуально, творчески и духовно. При этом машины будут обладать такой умственной свободой и размахом мышления, которые и не снились биологическому человеку. Я вдохновлен возможными достижениями — а они стали бы возможны, если бы Омниус не принуждал другие машины к конформизму.

Серена внимательно слушала, надеясь, что он непроизвольно выдаст ей важную информацию. Неужели она правильно поняла, что между Эразмом и всемирным разумом назревает конфликт?

Робот между тем продолжал говорить.

— Ключевая проблема состоит в способности накапливать информацию. Машины научатся усваивать не только сырые факты, но и чувства, как только мы поймем, что это такое. Когда это произойдет, мы научимся любить и ненавидеть более страстно, чем люди. Наша музыка будет куда величественнее, наша живопись более красочной. Когда же мы овладеем самосознанием, мыслящие машины создадут самое великое возрождение за всю историю.

Серена нахмурилась, слушая высказывания Эразма.

— Вы можете беспрестанно и до бесконечности совершенствовать себя, Эразм, но мы, люди, пользуемся лишь небольшой частью нашего мозга. Мы тоже обладаем огромным потенциалом в отношении развития новых способностей. Ваши способности к обучению не больше наших.

Робот застыл в изумлении.

— Совершенно верно. Как я мог пропустить столь важную деталь?

Лицо его изменило выражение. Он изобразил глубокое раздумье, а потом зеркальная маска расплылась в широкой, довольной улыбке.

— Дорога к усовершенствованию будет долгой. И она потребует множества дополнительных исследований.

Внезапно он сменил тему разговора, словно специально для того, чтобы подчеркнуть уязвимость Серены.

— Что насчет твоего ребенка? Расскажи мне, какие эмоции ты испытываешь к его отцу, и опиши мне акт физического совокупления.

Стараясь остановить захлестнувший ее поток мучительных воспоминаний, Серена промолчала. Эразм нашел ее упрямство очаровательным.

— Ты не испытываешь физического влечения к Вориану Атрейдесу? Я провел тестирование этого красивого молодого человека. Он подходит для выведения хорошей человеческой породы. Ты не хочешь, чтобы после того, как ты разрешишься от бремени, я повязал тебя с ним?

Серена бурно вздохнула, стараясь запечатлеть в памяти образ Ксавьера.

— Повязать? Сколько бы вы ни изучали нас, есть в нашей человеческой натуре много такого, чего никогда не поймут ваши машинные мозги.

— Мы подумаем об этом, — безмятежно ответил робот.

***