В) Опыты с пониманием текста
Близкое к только что описанным опытам место занимают опыты с пониманием содержания текста. В них больному читается отрывок, смысл которого нужно проанализировать. Обычно выбирается такой отрывок, который содержит ряд как существенных, так и побочных деталей, так что перед испытуемым возникает задача подвергнуть это содержание анализу, выделить его существенные звенья, соотнести их друг с другом и, таким образом, понять его основной смысл.
Так же, как это имеет место в опытах с пониманием сюжетных картин, нарушение ориентировочной основы действия и невозможность затормозить возникающие побочные ассоциации неизбежно приводит к возникновению импульсивных, неадекватных суждений, неправильно отражающих смысл отрывка.
Отличие опытов с пониманием текста заключается в том, что они целиком протекают в словесном плане. Испытуемый должен иметь дело либо со следами словесных связей, оставшихся от прочитанного ему отрывка, либо же с его письменным текстом, если у него сохраняется возможность самостоятельно читать этот текст.
Опыты с пониманием текста распадаются на ряд этапов. Обычно эти опыты начинаются с анализа того, насколько испытуемый может понимать логико-грамматические конструкции и насколько он схватывает переносный смысл. Методы исследования понимания логико-грамматических конструкций уже были описаны выше; методы исследования понимания переносного смысла должны быть изложены специально.
Исследование понимания переносного смысла имеет особое значение: именно в понимании переносного смысла испытуемый должен выйти за пределы простой номинативной функции речи и перейти к тому скрытому смыслу, который то или иное выражение может приобрести в известной ситуации; поэтому исследование понимания переносного смысла всегда с полным основанием рассматривалось как один из основных приемов исследования мышления (Л.С. Выготский, 1934, 1956; Б.В. Зейгарник, 1961; В.Я, Василевская, 1960 и др.).
Именно в связи с этим каждое нарушение уровня системы связей испытуемого неизбежно должно отразиться на понимании переносного смысла.
Это исследование начинают обычно с того, что больному предлагают ряд известных метафор (типа «золотая голова», «каменное сердце», «железная рука») или ряд хорошо известных пословиц («не все то золото, что блестит», «цыплят по осени считают», «мал золотник, да дорог») и просят разъяснить, что означают эти метафоры или пословицы. Если больной затрудняется определить значение метафор или пословиц, ему задают наводящие вопросы и предлагают сказать, может ли соответствующая метафора быть отнесена к человеку с теми или иными качествами и может ли быть пословица применена к предмету или лицу, непосредственно не обозначенному в ней. Специальный прием, дающий возможность глубже проникнуть в характер тех операций мышления, которые связаны с переносным смыслом, заключается в том, что больному предлагается пословица, сопровождаемая несколькими фразами, одни из которых содержат близкие к пословице слова, но имеют иной смысл, а другие – выражают смысл пословицы иными словами. Испытуемый должен выбрать ту фразу, смысл которой совпадает со смыслом пословицы.
Примером такого опыта могут быть следующие комбинации:
Пословицы Фразы Кузнец работал целый день. Куй железо, пока горячо. Золото тяжелее железа. Не откладывай дела в долгий ящик Человек должен ответственно выполнять свои обязательства. Взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Гужевой транспорт может перевезти больше груза, чем несколько людей. Коллективными усилиями легко справиться со всякими трудностями.
Если больной не может выполнить задачу самостоятельно, исследующий помогает ему, разъясняя на одном примере соответствующий смысл, и проверяет затем, может ли больной перенести принцип объясненной задачи на другой пример.
Следует обращать особое внимание на то, насколько быстро и уверенно больной выполняет эту задачу, пытается ли он найти внутренний смысл метафоры или пословицы или ограничивается ее узким конкретным значением, может ли перенести усвоенный принцип на новое содержание и насколько критически он относится к своим ошибкам.
За этой серией опытов следуют опыты с пониманием значения текстов, в частности литературных отрывков. Для этой цели обычно используют относительно короткие отрывки, простые по своей грамматической структуре, но имеющие скрытый смысл и требующие, чтобы испытуемый выделил существенные компоненты текста, сопоставил их друг с другом, затормозил преждевременные суждения и на основании такой аналитико-синтетической работы понял общий смысл отрывка.
Примером таких отрывков могут служить тексты Л.Н. Толстого, взятые из его книги для начального чтения.
«Курица и золотые яйца. У одного хозяина курица несла золотые яйца. Захотелось ему сразу получить побольше золота и он убил курицу. А внутри у нее ничего не оказалось, была она, как все курицы».
«Галка и голуби. Галка услыхала, что голубей хорошо кормят, побелилась в белый цвет и влетела в голубятню. Голуби подумали, что она голубь, и приняли ее. Но она не удержалась и закричала по-галочьи. Тогда голуби увидели, что она галка, и выгнали ее. Она вернулась к своим, но те ее не признали и тоже не приняли».
Подобные тексты либо читают вслух несколько раз, либо же (если чтение у больного сохранно) дают ему в напечатанном виде. Больной должен повторить отрывок и рассказать, в чем состоит его смысл. С этой целью ему задают ряд дополнительных вопросов (к первому отрывку: Что сделал хозяин? Правильно ли он сделал? Какая мораль отрывка? Ко второму отрывку: Почему галка покрасилась? Почему голуби ее выгнали? Какой общий смысл отрывка? Можно ли его применить к человеку?).
Исследующий прослеживает, может ли больной легко усвоить отрывок и связно воспроизвести его, не распадается ли отрывок на фрагменты, связывает ли больной детали в одно целое, понимает ли он переносный смысл отрывка и легко ли он пользуется помощью, если она ему предлагается.
В отдельных случаях применяют отрывки, включающие детали, значение которых может стать явным лишь при понимании скрытого смысла. К таким относится, например, следующий отрывок.
«Лев и лисица. Лев стал стар. Он не мог ловить зверей. И задумал лев жить хитростью. Лег в пещере и притворился больным. Стали звери его навещать. Но лев хватал и съедал каждого, кто приходил в пещеру. Приходит к нему лиса. Стала у входа в пещеру и спрашивает: «Как поживаешь?» – «Плохо. Да чего же ты не войдешь ко мне?» А лисица отвечает: «По следам вижу. Входило к тебе много зверей, а не выходил никто».
Понимание скрытого смысла последней фразы требует выхода за пределы текста и усвоения общей мысли всего отрывка.
В отдельных случаях больному предлагают более сложные (учебные или научные) тексты, требующие выделения причинно-следственных связей, которые нужно подвергнуть анализу. Наконец, для той же цели исследования возможности выделить существенные связи и затормозить побочные ассоциации больному можно предложить рассказать содержание какого-либо произведения, которое ему достаточно хорошо знакомо (например, содержание «Евгения Онегина», «Пиковой дамы» и т.п.).
Ценный прием, который может дать важную дополнительную информацию, заключается в том, что больному предлагается не передать предложенный ему или составляемый им рассказ, а составить его план, этот прием дает возможность узнать, может ли больной выделять существенную смысловую схему текста и следовать этой 'схеме при дальнейшем пересказе. Как мы увидим ниже, получаемые особенности могут иметь существенное диагностическое значение.
Передача содержания текстового отрывка требует, как мы уже указывали, детального анализа и сопоставления входящих в него компонентов с выделением ведущей системы связей и обобщением того основного смысла, который лежит за текстом. Поэтому естественно, что при патологических состояниях мозга этот процесс может страдать и больной далеко не всегда оказывается в состоянии понять смысл отрывка с той глубиной, которая требуется.
Больные с общими, органическими поражениями мозга (разлитые явления артериосклероза, атрофические процессы, олигофрения и т.д.) не могут ни проделать нужную работу по анализу заключенных в тексте связей, ни выйти за пределы конкретного значения его отдельных фрагментов. Поэтому, как правило, их пересказ не выходит за пределы отдельных фрагментов, а понимание его остается в пределах непосредственного отражения отдельных конкретных деталей текста (Б.В. Зейгарник, 1959, 1961; В.Я. Василевская, 1960).
Близкие к этому нарушения встречаются и при общемозговых изменениях, наступающих в результате острого гипертензионно-гидроцефального синдрома; но в отличие от только что описанных форм органического снижения интеллектуальной деятельности, они не носят характера устойчивого снижения уровня интеллектуальных процессов. Нередко они связаны с дефектами удержания всего материала, резко возрастающими с увеличением объема текста и значительным затруднением систематической работы над анализом содержания и сопоставлением элементов отрывка. Все эти нарушения не носят устойчивого характера, уменьшаются при предъявлении коротких отрывков и резко увеличиваются при истощении.
Значительные затруднения в понимании текста возникают как при так называемой семантической афазии, так и при других формах амнестико-афатических расстройств.
В первом из этих случаев границей для понимания, естественно, является объем отрывка, количество сообщаемых деталей и сложность тех логико-грамматических отношений, в которые включаются эти детали. Поэтому при сужении того объема, которым больной может оперировать, и затруднении в схватывании логических и грамматических отношений, естественно, возникают значительные трудности и больной оказывается не в состоянии сразу схватить основной смысл текста. Однако, как правило, такой больной пытается компенсировать эти трудности длительным и систематическим анализом текста и, не обнаруживая первичных затруднений в понимании переносного смысла, может в результате этой работы усвоить общую мысль текста или его «подтекст». Препятствия к этому возникают, если в структуру этого текста включены сложные логико-грамматические отношения, усвоение которых вызывает у больного непреодолимые затруднения, описанные нами выше.
В случаях амнестико-афатических нарушений трудности передачи и понимания сколько-нибудь длинного текста осложняются дефектами в понимании слов (если дело идет о случаях височных акустико-мнестических расстройств) или общим не удержанием длинной цепи фраз. Попытки понять нужный текст приводит к успеху, лишь если больной начинает использовать ряд вспомогательных средств (записывает отдельные детали рассказа, сопоставляет их на бумаге) 'и тем приобретает опоры, компенсирующие его основной недостаток. В обоих случаях, однако, процесс анализа текста носит характер длительных и систематических попыток ориентировки в предложенном содержании; деятельность больного сохраняет свою избирательность и нередко, не удерживая отдельных деталей, больной схватывает общий (иногда отвлеченный) смысл текста или его эмоциональный подтекст. Поэтому, как показали опыты Л.С. Цветковой (1966), такие больные, оказываясь не в состоянии плавно передать текст рассказа, знают, однако, о чем шла речь и могут составить его план.
Резко отличается от этого процесс понимания текста у больных с поражением лобных долей мозга. Как мы уже показали выше, у этих больных нарушается основное условие, необходимое для выполнения этого задания, – устойчивая деятельность, направленная на анализ содержания текста, сопоставление деталей и проверку возникших гипотез. Именно в связи с этим больной с отчетливым «лобным синдромом» фактически заменяет систематический анализ текста импульсивными догадками, возникающими в результате схватывания отдельных фрагментов; нередко к этому присоединяются неконтролируемые побочные связи и инертные стереотипы, которые возникли в предшествующих операциях. Именно в силу этих условий вместо избирательного анализа отрывка появляется неизбирательная серия фрагментарных связей, побочных ассоциаций и персевераций, нередко делающих полностью невозможным адекватное понимание отрывка. Естественно, что понимание переносного смысла у этих больных оказывается возможным только в тех случаях, когда соответствующие связи настолько прочно усвоены в прошлом опыте, что их не надо активно выделять из более сильных непосредственных связей. Однако, как это бывает относительно часто, переносный смысл (особенно оценка смысла пословиц в опыте с сопоставлением их со смыслом различных фраз) не выделяется этими больными. Поэтому непосредственное значение данных словесных структур, упроченное в прежнем опыте, оказывается здесь явно преобладающим. Столь же трудным оказывается и усвоение общего смысла отрывка; нередко он возникает в формулировках больного, но тотчас же замещается побочными ассоциациями или стереотипами.
Своеобразные нарушения в передаче содержания рассказа имеют место у больных с поражением задне-лобных отделов мозга и общим синдромом инактивности.
Такие больные оказываются не в состоянии самостоятельно передать содержание рассказа, отмечают, что им ничего не приходит в голову и обычно ограничиваются эхолалическим воспроизведением одной фразы. Однако если им предлагаются отдельные вопросы по рассказу, обнаруживается, что содержание рассказа усвоено ими, и, будучи не в состоянии связно передать содержание текста, они легко и четко отвечают на отдельные поставленные перед ними вопросы, лить иногда обнаруживая трудности в переключении с одного вопроса на другой.
Поэтому нередко такие больные часто дополняют рассказ нефигурировавшими в нем деталями (например, передавая содержание рассказа «Курица и золотые яйца», говорят: «Хозяин имел большое хозяйство и торговал яйцами» и т.п.) и смешивают смысл прочитанных отрывков (например, передавая содержание рассказа «Галка и голуби», начинают вплетать в него элементы ранее прочитанного рассказа «Курица и золотые яйца»). Как и в случае передачи содержания сюжетных картин, больные относятся к своим ошибкам без нужной критики и лишь в редких случаях исправляют их.
Характерно, что больные с различными вариантами «лобного синдрома», которые относительно легко начинают передавать содержание рассказа, оказываются совершенно не в состоянии составить план предложенного рассказа. Выделить существенные смысловые элементы рассказа, затормозить непроизвольно всплывающие побочные ассоциации оказывается для них непосильной задачей, и, как было показано в специальном исследовании (Л. С. Цветкова, 1966), они легко начинают замещать составление плана прямым (иногда эхолалическим) воспроизведением текста.
Таким образом, несмотря на то что анализ сюжетной картины и понимание смысла текста являются сложнейшими видами деятельности, нарушение которых возникает при любой форме мозговых страданий, исследование процесса выполнения этих заданий может быть использовано в целях топической диагностики мозговых поражений.