Не пил. Был в гостях, шутками отделался.

Подходит к другому:

А вы?

Пока не пью. Но — боюсь. У меня и раньше было: с год не пью, а потом... как врежу.

Ходите на занятия. Очищайте сознание, закрепляйте. С конца лавки поднялся седой, тучный...

Был в командировке — не пил, а недавно сорвался. Выпил с друзьями. Но — спохватился, потом одумался.

Вы кем работаете?

Артист. Полгода занят делом, полгода — нет. Много свободного времени, в этом, пожалуй, причина.

Нет, не в этом. Держится запрограммированность. Ходите на занятия, освобождайтесь. Лицо у вас стало лучше. Осанка, взгляд... во всем жизнь, энергия. Ходите на занятия, ведите дневник, проявляйте активность. Все дело в затемнении сознания. Это вот как пасмурный день: давят тучи, моросят дождем. У вас еще нет уверенности — тут вся причина.

Один молодой человек (о нем Качан подумал: "тоже, как я, научный работник") сказал:

Был в командировке, пил три дня. Очень жалею. Приехал, живу неделю — не пью. Жду занятий... Бегу сюда, верите ли, как на праздник. Знаю: здесь мое спасенье.

Шичко поднял руку: внимание!

ВСПОМНИЛ ЭПИЗОД — хочу рассказать вам. Пришли ко мне два капитана 1 ранга — вместе учились в Морской медицинской академии. "Ставь, ставь бутылку. Давай выпьем!" А я им: друзей ядом не угощаю. Огорчились, но... не обиделись.

С заднего ряда поднялся мужчина в кожаной куртке.

— Ко мне тоже... пришел товарищ с вином. А я ему: "Нет, пить не будем". — "Ты что, с ума сошел!" — "Наоборот, вошел в ум..."

Все засмеялись...

Друзей теряем, — раздался чей-то голос.

Это не друзья, а собутыльники. Настоящие друзья вас поймут и останутся с вами.

В тот вечер Качан прямо из клуба зашел ко мне в номер. Попросил:

Расскажите, пожалуйста, о Шичко. Я знаю: он фронтовик, ранен в обе ноги и еще, мне кажется, плохо видит?..

Да, война не оставила на нем живого места. Осколком снаряда выбило берцовую кость, и он теперь может передвигаться только с помощью особого механического протеза. И глаза опалило огнем — врачи не верили, что будет жить, а он каким-то чудом выжил.

Профессор Иосиф Сергеевич Розенталь, ученик Павлова, говорил директору института, в котором Шичко работал много лет: "Не губите Геннадия Андреевича как ученого, поддержите его". Другой ученик Павлова, Николай Иванович Красногорский, дал письменный отзыв. "Работы Г. А. Шичко по исследованию второй сигнальной системы имеют большое значение для физиологии". Но... Геннадия Андреевича не берегли. Независимый характер, неумение и нежелание льстить дорого обходились ученому. Недоброжелатели только и ждали случая, чтобы избавиться от строптивого коллеги. И случай представился: подошел пенсионный возраст, и его "с почетом" проводили на пенсию... Но это, как говорится, другая тема...

Разрабатывая учение о второй сигнальной системе, Шичко невольно задел основы гипноза, пришел к смелому выводу: гипнозу не нужна мистическая основа — эффектные взмахи рук, страшные глаза и прочие театрализованные атрибуты. И совсем не нужен сонный пациент. Пусть бодрствует, пусть ясно мыслит. Задача гипноза в другом — в достижении высокой сосредоточенности. Раньше гипнотизер искал слабовольного, Шичко заявил: мне больше по душе человек сильный, умный, развитый. С ним скорее можно установить связь, взаимопонимание.

Выводы ученого были так неожиданны, что им, конечно, не поверили. Ну, говорили, вот, нашелся ниспровергатель! Сотни лет существуют гипноз и гипнотизеры, найдены методы и приемы — они приняты во всех странах, разработаны, отшлифованы, дают эффект — и вдруг все это побоку! Опыт народов, многих поколений...

Нужны были доказательства. И Шичко приступил к опытам. На ком? На живых людях — почти здоровых, почти нормальных... Мы говорим "почти". Потому что люди эти увлекались алкоголем. Шичко решил им помочь, а заодно проверить и свою новую теорию гипноза. Приходит к нему человек, желающий избавиться от привычки курения или пьянства. Шичко говорит: "Садитесь, пожалуйста. Настраивайтесь на мой голос". Сам продолжает писать. И хотя на пациента не смотрит, но чувствует его, "слышит" внутреннюю работу его второй сигнальной системы. Говорит: "Вам нужна сосредоточенность. Постарайтесь собрать все свое внимание, еще лучше, еще...". Сам продолжает писать и к пациенту не поворачивается. И когда тот психологически настроен (весь внимание), начинает беседу. Обыкновенную, без каких-либо внешних эффектов. Спросит: "Зачем вы курите?". Пациент пожимает плечами, старается ответить разумно, логично, но слов не находит. Как умный человек, понимает, что любой ответ будет несерьезен — он лишь унизит его, выставит безвольным, глупым. Многие предпочитают молчать. И тогда Шичко говорит: "Когда-то вам сказали "На, покури". И дали папироску. Вы затянулись, вам стало дурно, вы закашлялись и хотели бросить окурок, но вам настойчиво повторяли: "Кури!" — и вы курили. Выполняли чужую волю — злую, вредную. И, к сожалению, до сих пор не знаете, к каким ужасным последствиям ведет папироса. Ответьте мне на вопрос: сколько сигарет в день вы выкуриваете? Тридцать-сорок. А знаете ли вы, что каждая сигарета уносит пятнадцать минут вашей жизни? Нет, не знаете. И не верите. Тогда я вам прочту..."

Шичко закрывает книгу, смотрит в глаза пациенту. Тот спрашивает:

— Как высчитали цифру... пятнадцать минут жизни? Шичко протягивает пациенту книгу:

Здесь все рассказано.

Беседа длится двадцать-тридцать минут. Иногда час. Пациент, если хочет, придет и в другой раз, и в третий... Нередко после первой же беседы скажет: