Проявляться в открытом поле ситуации. Проявляться в открытом поле ситуации есть, таким образом, операция активного и в то же время принимающего самораскрытия
Проявляться в открытом поле ситуации есть, таким образом, операция активного и в то же время принимающего самораскрытия, операция в медиальном залоге, как сказали бы Перлз и Гудмен. Ситуация и событие нередко противопоставлялись: в нашем случае,
24 Под «предельным опытом» в философской литературе понимается попытка достичь такой точки жизни, которая была бы возможно ближе к тому, чего нельзя пережить. Задача «предельного опыта» заключается в том, чтобы вырвать субъекта у него самого и не позволить ему быть тем, что он есть. — Прим. пер.
Быть в присутствии другого 105
т. е. применительно к психотерапевтической ситуации, можно было бы сказать, что ситуация создает событие и что событие мало-помалу будет трансформироваться. «В акте чувствительного восприятия разворачиваются параллельно будущее субъекта и событие мира. Я становлюсь каким-то только тогда, когда случается нечто, и для меня нечто случается только тогда, когда я становлюсь каким-то» (Э. Страус).
Но реальное существует только для того, кто сталкивается с ним в факте его проявления. «Реальное — это ,то, чего не ждали», — писал Мальдини25. Но как соблазнительно рассматривать реальное как ожидаемое! И психотерапия обращается сначала к взгляду, чтобы затем перейти к речи. «Взгляд такого рода, что его говорят», который упоминал поэт Франсис Понж.
«Другой человек как лицо не может быть дан напрямую. Он раскрывается и не раскрывается. Он открывается в разрыве своей непрозрачности, выступает в день этого разрыва. Но он показывает свое реальное лицо только взгляду другого. Взгляду, а не под взглядом»26.
Я хотел бы закончить словами того же Анти Мальдини, а именно теми, в которых говорится о его понятии «transpassibilite» и которые имеют большой смысл для психотерапевта:
«Мы подлежим (passibles) непредвиденному. Transpassibilite — это бесконечная способность открывать, присущая тому, кто «ждет, ждет и не ждет»»27.
Maldiney H. Regard - Parole - Espace. Lausanne, 1973. Idem. Penser l'homme et la folic 1991. Ibidem, p. 419.
Быть в присутствии другого 107
4.От поля к ситуации
В течение многих десятилетий (в частности, под влиянием Фрейда) психоанализ и возникшие из него различные психотерапевтические практики строились по модели, которую было принято считать научной. Эта модель ставила наблюдателя в позицию постороннего человека в поле опыта.
С такой точки зрения терапевтические отношения легко сводились к проблеме переноса, перенос — к явлению внутрипсихических конфликтов, внутрипси-хические конфликты — к истории детства. Эти последовательные редукции, может быть, и позволяют терапевту построить некоторое число гипотез по поводу человеческой психики, однако не дают настоящей возможности приблизиться к пониманию конкретной терапевтической ситуации.
С моей точки зрения, психотерапия поставлена перед необходимостью выбора:
— либо она опирается на модель индивидуальной психологии (например, на модель классического психоанализа), которая отводит психотерапевту
определенную роль присутствующего и участвующего лица; — либо вписывается в психологию взаимодействия двух лиц (модель, открытую Ференци и развитую Балинтом, Винникотом и многими другими); и тогда терапевт не является больше посторонним человеком в поле опыта.
Наши отцы-основатели оставили труд, запечатлевший их колебания между двумя сказанными позициями. Влияние Перл за и его понимание контакта в терминах «пойти и взять» можно сравнить с теорией «поиска объекта» (сравни, например, object seeking у Фер-брейна). И это еще не подразумевает полного эпистемологического разрыва с теорией драйвов Фрейда.
Влияние Гудмена, напротив, осуществляется через его подход к пониманию контакта как творческого приспособления, как конструирования смысла переживаемого опыта в поле организм/среда.
Оба автора охотно сходятся в значении поля и его прямых следствий — особой теории self. Но вследствие различия исходных предпосылок поле и self у Перлза часто будут объектами овеществления, тогда как у Гудмена они, скорее всего, будут рассматриваться как процесс непрерывного становления.
Что значит «поле»?
Вот почему до сегодняшнего дня гештальтисты понимают поле совершенно разными способами. Для одних упоминание поля будет только признанием того, что у клиента есть среда, культура, история, сеть отношений с другими людьми и что все это надо принимать в расчет. С такой точки зрения, фигуры, которые должны возникать по ходу терапии, связаны со средой как
108 |
Жан-Мари Робин
с фоном; понятия фона, среды и поля при таком рассмотрении быстро делаются взаимозаменяемыми. Со своей стороны я скорее назвал бы это «контекстом»28.
Для других больший смысл имеет ссылка на Курта Левина. Однако, если я правильно понимаю, то и его подход далеко не однороден. Поле у него рассматривается как «поле сил», которые воздействуют на субъекта. Использованная аналогия магнитного поля — интересная метафора, когда речь идет о психологии личности; она становится более рискованной, когда мы имеем дело с двумя и более лицами, и если мы говорим о межличностном поле или поле группы, то тогда трудно не начать рассматривать его как некую самостоятельную вещь. Кроме того, если, как это настойчиво рекомендует Левин, мы включаем наблюдателя в поле, то в таком случае поле, воспринимаемое наблюдателем А, и поле, воспринимаемое наблюдателем Б, окажутся разными и будут подчинены субъективной оценке. Если так рассуждать о поле (как поле наблюдателей А и Б), пропадает возможность использовать это понятие в том же смысле применительно к полю двух лиц или группы.
Наконец, третья точка зрения (если свести бытующие употребления понятия поля к этим трем совокупностям точек зрения) ближе к феноменологии, в которой ста-
28 Чтобы дополнить дифференциацию затронутых понятий, я с удовольствием принимаю уточнения, которые предлагает Барвайз (Barwise J. The Situation in Logic. Stanford, 1989, p. 149-150):
— контекст образует то, что позволяет наделять смыслом «артикулированные компоненты» информации, которую сообщает ситуация;
— бэкграунд (или задний план, фон) складывается из элементов и служит артикуляции «неартикулиро-ванных компонентов» этой информации;
— обстоятельства помогают определить «неартикули-рованные компоненты» информации.
Быть в присутствии другого 109
вятся вопросы о поле сознания и поле опыта. При таком рассмотрении, которое можно квалифицировать в качестве «субъективного» или «опытного», поле будет пониматься как пережитое «пространство» восприятий и действий, чувств и значений данного индивида. Согласно этому определению, то, что создает «поле» рассматриваемого индивида, едва ли может быть пережито кем-то еще; к нему можно только приближаться посредством эмпатии, понимания, интуиции, умозаключений или иного способа, который обычно используется, чтобы приблизиться к субъективному опыту другого.
Говоря о контакте и других феноменах поля, Перлз и Гудмен по-разному различают «нахождение в поле» и «принадлежность к полю». Разговор о субъекте, организме, контакте как событиях, принадлежащих полю, а не совершающихся в поле, проясняет противопоставление двух главных способов использование понятия поля — в одном случае следствием будет овеществление; другое употребление сохранит для нас понимание поля как процесса протекания событий.
Чтобы лучше разобраться в явлениях с точки зрения поля, я могу употреблять некоторые инструменты и понятия, сформулированные в разных подходах к пониманию поля (и даже таких, которые я не упомянул, например, в теории морфогенетических полей). Все они так или иначе касаются того, что является одним из главных пунктов нашего интереса, а именно вопроса о том, как поля могут создавать формы, оформлять наш опыт и т. д. И мы должны двинуться дальше в исследовании когерентности.
Терапевтическая ситуация
В самом деле, как мы можем говорить о том, что называется «единым полем», которое по идее долж-
110 |
Жан-Мари Робин
ны образовывать пациент и терапевт? Хотя Перлз и Гудмен ставят вопрос о поле в центр разрабатываемой ими теории, мы должны заметить, что непосредственно о поле они говорят довольно редко. Если внимательно почитать их текст, то выяснится, что понятие ситуации они употребляют, наоборот, очень часто. Я хотел бы на нем немного остановиться, так как, с моей точки зрения, это понятие представляет существенный шанс для уточнения и прояснения открывающейся перспективы.
Механизм терапии, каким бы он ни был, прежде всего, определенный тип ситуации. Осознание того, каким образом ситуация воздействует на нас сейчас, способствует лучшему пониманию, каким образом воздействовали на нас некоторые ситуации в нашем прошлом. Осознание того, каким образом мы можем создавать или участвовать в создании ситуаций здесь и теперь, точно так же ведет к восстановлению и укреплению наших способностей к творческому приспособлению.
Отправным пунктом моих вопросов по поводу понятия «ситуации» и сюрпризов, которые они мне преподнесли, стала одна «маленькая» фраза, брошенная Перлзом и Гудменом. Перлз и Гудмен упоминают «id ситуации», но не слишком развивают свою мысль! (Еще раз повторю, что речь идет не о id внутри некоей ситуации!) Нам остается постараться понять это удивительное предложение, которое увлекает нас далеко в сторону от путей, проложенных Г. Гроддеком и 3. Фрейдом, от теории «драйвов» и внутренних сил, которых нами движут. Затем я для себя открыл, что авторы широко привлекают понятие ситуации: так, например, одной из характеристик self является «включенность в ситуацию», невроз описывается как «хроническая острая ситуация низкой интенсивности». О
Быть в присутствии другого 111
самой психотерапии в основном и прежде всего говорится в терминах ситуации. Вот несколько строк, которые можно прочесть в общем введении:
«Терапевтическая ситуация есть нечто большее, нежели только статистическое событие, образованное доктором и пациентом... Ни полное понимание функций организма, ни наилучшее знание среды (общества и т. д.) не позволяют учесть ситуацию в целом. Только взаимодействие организма и среды образуют психологическую ситуацию, а не организм и среда, взятые по отдельности...
Надо переменить наше видение терапевтической ситуации... Клиника становится экспериментальной ситуацией... »29.
Я часто с удивлением замечал, что большинство ге-штальт-терапевтов, желая развить свои навыки, предпочитают глубже изучить «функции организма» (и черпают знания из области биологии, исследований мозга и других функций, психологических теорий и т. д.); гораздо реже встречаются те, кто стремится «лучше узнать среду (общество и т. д.)», обращаясь к социологии, экологии, антропологии и т. д. Такие вещи, конечно, представляет известный интерес, однако наши основатели прямо призывают нас не останавливаться на «абстракциях» (в другом месте они обозначают в качестве «абстракций» раздельное рассмотрение как организма, так и среды), а вести исследование, руководствуясь идеей «ситуации».
Это понятие ситуации является настолько употребительным, что само по себе оно редко становится предметом обсуждения. Оно как фон — предзадан-ный, неявный, редко преобразуемый в фигуру. Меж-
29 Perls F, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. 2001, p. 43-44.
112 |
Жан-Мари Робин
ду тем вот уже несколько десятилетий разные исследователи — в частности, группирующиеся вокруг Ирвина Гофмана (Чикагская школа) и работающие в его русле — поставили это понятие ситуации в центр своих работ. Впрочем, интерес к такому подходу, разумеется, восходит к Джону Дьюи. Имеет смысл вспомнить, какое значительное влияние оказал Дьюи на интеллектуальное формирование Гудмена. Кстати сказать, упоминавшееся выше фундаментальное различение «нахождения в поле» и «принадлежности к полю», вводимое Гудменом, можно прямо вычитать из Дьюи, который уточнял, что организм живет не в среде, а «посредством среды».
Включенность в ситуацию
Когда Перлз и Гудмен, касаясь характеристик self, описывают его как «включенность в ситуацию», они делают уточнение: «Мы [тем самым] хотим сказать, что не существует никакого ощущения себя или других вещей вне опыта ситуации, который у нас есть»30. Я создан ситуацией в той же мере, насколько вместе с другим я принимаю участие в создании ситуации. Еще до того, как построение гештальта включится в терапевтическую сессию, ситуация уже начала создаваться и будет фоном для будущих фигур. В прямой связи с ситуацией, какой бы она ни была, self подводится к тому, чтобы разворачиваться — или нет. Если мы принимаем понятие self как динамическую функцию поля, которая мобилизуется в момент (и по причине) включения творческого приспособления, мы с особым вниманием отнесемся к тому, чтобы создать благоприятные условия для актуализации и восстановления self. Невроз определяется как функциональное нарушения self, он позволяет навы-
Ibid.,p. 220.
Быть в присутствии другого 113
кам, вторичной физиологии, системе привычек обеспечивать минимальное приспособление. Но невроз может быть рассмотрен и как отрицание ситуации. Невротик действует так, как если бы новизны ситуации здесь и теперь не существовало и ситуацию можно было бы свести к раз и навсегда установленным элементам в форме схем мышления, чувств и действий.
Вернемся к определению невроза как «хронической острой ситуации низкой интенсивности» и тем следствиям, которые Перлз и Гудмен извлекают из него в плане терапии. Перед лицом новой ситуации, характеризующейся утратой равновесия, опасностью, угрозой выживанию (которую авторы «Гештальт-те-рапии» обозначают общим термином «острая ситуация»), организм вырабатывает целостный и адаптивный ответ. Ответ целостный, поскольку он включает в себя восприятие, проприоцепцию, представление и мышление, моторику и т. д.; адаптивный, так как возможность на границе контакта, реализуемая таким образом, позволяет спонтанно и творчески управлять событием. Способности к ориентации и манипуляции в поле разворачиваются в своей полной мере и противодействуют дезорганизации поля.
Но в череде повторений и неудач в восстановлении равновесия (или «бегства в фантазирование или галлюцинацию») нарушенное равновесие и адаптированный к нему гештальт становятся хроническими явлениями низкой интенсивности. Напряжение, в таком случае, будет двойным: тревога и фрустрация взаимно подпитывают друг друга и доходят до состояния невроза. Это и есть то, что Перлз и Гудмен называют «хронической острой ситуацией низкой интенсивности» и предлагают рассматривать данное высказывание в качестве одного из определений невроза. В такой ситуации опыт на границе контакта стремится к упрощению поля посредством введения в игру двух неотложных мер: обдуманно-
114 |
Жан-Мари Робин
го подавления и необдуманной гиперактивности. «Если невротическое состояние — это ответ на несуществующую хроническую острую ситуацию низкой интенсивности, для которого характерны средний тонус, рассеянное и фиксированное внимание (вместо расслабления или повышенного тонуса, гибкости и проницательности), то тогда цель терапии состоит в том, чтобы сосредоточиться на существующей острой ситуации высокой интенсивности, к которой пациент может повернуться лицом и таким образом осуществить свой рост».
В таком случае психотерапия понимается как ситуация, противоположная острой ситуации. Терапевтическая ситуация должна воспроизвести многие параметры острой ситуации, ставшей хронической, но в новом безопасном и экспериментальном контексте она должна лишить пациента его устаревших ответов, чтобы способствовать созданию им новых ответов, приспособленных к новизне ситуации. Нам надо «сосредоточиться на структуре реальной ситуации как на том, что требует творческого приспособления, постараться произвести совершенно новый синтез, вести дело так, чтобы это стало главной целью терапевтической сессии»31. Такая способность — напомним это, рискуя оказаться чересчур настойчивым, — есть то, что в гештальт-терапии называется self. Следовательно, работа по восстановлению self, гораздо больше связана с включенностью в ситуацию, чем с экспертизой одним человеком психической жизни другого.
Учет ситуации, «id ситуации», таким образом, начинается с первых секунд каждой терапевтической встречи и составляет неотъемлемую часть того, что мы называем «предконтакт». Но предконтакт нельзя рассматривать только как момент в последовательности контакта; это также особая модальность контакта.
Ibid., p. 116.
Быть в присутствии другого 115
Так, даже в ходе последующих фаз развития гештальта мы иногда вынуждены «возвращаться» к ситуации, чтобы точнее ее представить, сделать эксплицитной, способствуя тем самым прояснению и усилению отношения фигура/фон. Теоретики развития систематически настаивали на том факте, что каждая новая фаза не замещает предыдущую, а присоединяется к ней и что содержание каждой фазы продолжает разрабатываться даже в течение последующих фаз32. Ирвин Польстер в беседе со мной несколько лет назад33 сделал такое уточнение, что, вероятно, наиболее важная мысль, которую он почерпнул у Гудмена, заключается в том, чтобы рассматривать взрослую жизнь как то, что «прибавляется» к детству, а не как то, что бывает «впоследствии»... Вся гештальт-терапия действительно пронизана логикой «одновременности» (в отличие от логики «замещения» одного этапа другим). Рост, который сам по себе осуществляется в течение многих лет, обнаруживается в создании гештальта, которое происходит значительно быстрее в ходе терапевтической сессии. Ситуацию можно рассматривать как своего рода основание терапевтической встречи, и она строится на протяжении каждой сессии. Часто оказывается полезным прояснять ее элементы по мере их развития, потому что эта ситуация создает нас в то же время, как мы создаем ее.