Стихийные группы и массовые движения

Общая характеристика и типы стихийных групп При общей классификации больших социальных групп уже говорилось о том, что существует особая их разно­видность, которую в строгом смысле

слова нельзя назвать «группой». Это кратковременные объеди­нения большого числа лиц, часто с весьма различными интере­сами, но тем не менее собравшихся вместе по какому-либо определенному поводу и демонстрирующих какие-то совместные действия. Членами такого временного объединения являются пред­ставители разных больших организованных групп: классов, на­ций, профессий, возрастов и т.д. Такая «группа» может быть в определенной степени кем-то организована, но чаще возникает стихийно, не обязательно четко осознает свои цели, но тем не менее может быть весьма активной. Такое образование никак нель­зя считать «субъектом совместной деятельности», но и недооце­нивать его значение также нельзя. В современных обществах от действий таких групп часто зависят принимаемые политические и социальные решения. Среди стихийных групп в социально-пси­хологической литературе чаще всего выделяют толпу, массу, пуб­лику. Как отмечалось выше, история социальной психологии в определенной степени «начиналась» именно с анализа таких групп (Лебон, Тард и др.).

В социальной психологии XX в. психологические характерис­тики таких групп описываются как формы коллективного поведе­ния. Учитывая, что термин «коллектив» в русском языке имеет весьма специфическое значение, целесообразнее определять на­званный тип поведения как массовое поведение, тем более что стихийные группы действительно выступают его субъектом.

Прежде чем перейти к характеристике различных типов сти­хийных групп, необходимо сказать об одном важном факторе их формирования. Таким фактором является общественное мнение. Во всяком обществе идеи, убеждения, социальные представления раз­личных больших организованных групп существуют не изолиро­ванно друг от друга, а образуют своеобразный сплав, что можно определить как массовое сознание общества. Выразителем этого массового сознания и является общественное мнение. Оно возни­кает по поводу отдельных событий, явлений общественной жиз­ни, достаточно мобильно, может быстро изменять оценки этих явлений под воздействием новых, часто кратковременных обстоя­тельств. Исследование общественного мнения — важный ключ к пониманию состояния общества. К сожалению, в социальной пси­хологии исследования эти весьма ограниченны, чаще проблема изучается в социологии (Б.Л. Грушин, 1967). Вместе с тем для со­циально-психологического анализа стихийных групп изучение об­щественного мнения, предшествующего формированию таких групп, весьма важно: динамичность общественного мнения, вклю­ченность в него эмоциональных оценок действительности, непо­средственная форма его выражения могут послужить в определен­ный момент стимулом для создания стихийной группы и ее массо­вых действий.

Это можно проследить более конкретно на примере формиро­вания различных типов стихийных групп.

Толпа образуется на улице по поводу самых различных собы­тий: дорожно-транспортного происшествия, поимки правонару­шителя, недовольства действиями представителя власти или про­сто проходящего человека. Длительность ее существования опре­деляется значимостью инцидента: толпа зевак может разойтись, как только элемент зрелищное™ ликвидирован. В другом случае, особенно, когда это связано с выражением недовольства каким-либо социальным явлением (не привезли продукты в магазин, отка­зались принимать или выдавать деньги в сберкассе) толпа может все более и более возбуждаться и переходить к действиям, напри­мер к движению в сторону какого-либо учреждения. Ее эмоцио­нальный накал может при этом возрастать, порождая агрессивное поведение участников, в толпе могут возникать элементы органи­зации, если находится человек, который сумеет ее возглавить. Но если даже такие элементы возникли, они очень нестабильны: тол­па легко может и смести возникшую организованность. Стихия остается основным фоном поведения толпы, приводя часто к его агрессивным формам.

Масса обычно описывается как более стабильное образование с довольно нечеткими границами. Масса может выступать не обя­зательно как сиюминутное образование, подобно толпе; она мо­жет оказаться в значительно большей степени организованной, когда определенные слои населения достаточно сознательно соби­раются ради какой-либо акции: манифестации, демонстрации, митинга. В этом случае более высока роль организаторов: они обыч­но выдвигаются не непосредственно в момент начала действий, а известны заранее как лидеры тех организованных групп, предста­вители которых приняли участие в данном массовом действии. В действиях массы поэтому более четки и продуманы как конечные цели, так и тактика поведения. Вместе с тем, как и толпа, масса достаточно разнородна, в ней тоже могут как сосуществовать, так и сталкиваться различные интересы, поэтому ее существование может быть неустойчивым.

Публика представляет собой еще одну форму стихийной груп­пы, хотя элемент стихийности здесь слабее выражен, чем, напри­мер, в толпе. Публика — это тоже кратковременное собрание лю­дей для совместного времяпрепровождения в связи с каким-то зре­лищем — на трибуне стадиона, в большом зрительном зале, на площади перед динамиком при прослушивании важного сообще­ния. В более замкнутых помещениях, например в лекционных за­лах, публику часто именуют аудиторией. Публика всегда собирается ради общей и определенной цели, поэтому она более управляе­ма, в частности в большей степени соблюдает нормы, принятые в избранном типе организации зрелищ. Но и публика остается мас­совым собранием людей, и в ней действуют законы массы. Доста­точно и здесь какого-либо инцидента, чтобы публика стала неуп­равляемой. Известны драматические случаи, к которым приводят неуемные страсти, например болельщиков футбола на стадионах и т.п.

Общие черты различных типов стихийных групп позволяют говорить о сходных средствах коммуникативного и интерактив­ного процесса в этих группах. Общественное мнение, представ; ленное в них, дополняется информацией, полученной из разных источников. С одной стороны, из официальных сообщений средств массовой информации, которые в условиях массового поведения часто произвольно и ошибочно интерпретируются. С другой сто­роны, в подобных группах популярен иной источник информа­ции — различного рода слухи и сплетни. У них — свои законы распространения и циркулирования, что выступает предметом специальных исследований в социальной психологии. Этот ис­точник служит средством не только дополнения, но и проверки информации, поступившей из официальной пропаганды (Шерковин, 1975. С. 286). Образовавшийся таким образом сплав суж­дений и утверждений начинает функционировать в массе или тол­пе, играя роль побудителя к действиям. При этом утрачивается необходимость собственной интерпретации информации, проис­ходит групповое стимулирование действий. Возникает особый эффект доверия именно к той информации, которая получена «здесь и теперь» без всякой потребности проверки ее достовер­ности. Именно это и порождает специфические формы общения и взаимодействия.

Таким образом, отсутствие длительного контакта между людь­ми в таких ситуациях не снимает вопроса о том, что общение и здесь крайне важно и значимо для жизнедеятельности людей, так же как и специфические средства их воздействия друг на друга. К сожалению, в связи с переходом социальной психологии к актив­ному развертыванию экспериментальных исследований, перене­сению акцента на малую группу интерес к этим способам воздей­ствия на большом отрезке истории науки оказался утраченным. Лишь в последнее время эти проблемы вновь стали привлекать к себе внимание.

Очевидно, в действительности вопрос заключается не в том, что проблемы устарели, а в том, что новый уровень развития нау­ки предполагает новые методы для исследования этих старых проблем. Что же касается самого явления — существования таких спе­цифических общностей людей, как толпа, масса, публика или ау­дитория большого массового зрелища, то вряд ли его можно отри­цать так же, как и наличие в этих условиях специфических форм общения и воздействия. Напротив, усложнение форм обществен­ной жизни, развитие массовых форм потребления произведений культуры и искусства, массовых форм проведения свободного вре­мени, средств массовой информации заставляют с особым внима­нием отнестись к изучению и данного типа общения. Главный отличительный признак его в том, что здесь возникает стихийная передача информации, и ситуация общения характеризуется тем, что личность действует практически без ощущения личного кон­троля над ситуацией. Естественно, что и воздействие здесь приоб­ретает специфику по сравнению с тем, которое имеет место в груп­пе, связанной общей деятельностью.

Что же касается самих способов воздействия, реализуемых в стихийных группах, то они достаточно традиционны.

Заражениес давних пор исследовалось как особый способ воз­действия, определенным образом интегрирующий большие массы людей, особенно в связи с возникновением таких явлений, как религиозные экстазы, массовые психозы и т.д. Феномен зараже­ния был известен, по-видимому, на самых ранних этапах челове­ческой истории и имел многообразные проявления: массовые вспышки различных душевных состояний, возникающих во время ритуальных танцев, спортивного азарта, ситуаций паники и пр. В самом общем виде заражение можно определить как бессознатель­ную невольную подверженность индивида определенный психическим состояниям. Она проявляется не через более или менее осознан­ное принятие какой-то информации или образцов поведения, а через передачу определенного эмоционального состояния, или «психического настроя» (Парыгин, 1971. С. 10). Поскольку это эмоциональное состояние возникает в массе, действует механизм многократного взаимного усиления эмоциональных воздействий общающихся людей. Индивид здесь не испытывает организован­ного преднамеренного давления, но просто бессознательно усваи­вает образцы чьего-то поведения, лишь подчиняясь ему. Многие исследователи констатируют наличие особой «реакции заражения», возникающей особенно в больших открытых аудиториях, когда эмо­циональное состояние усиливается путем многократного отраже­ния по моделям обычной цепной реакции. Эффект имеет место прежде всего в неорганизованной общности, чаще всего в толпе, выступающей своеобразным ускорителем, который «разгоняет» оп­ределенное эмоциональное состояние.

Особой ситуацией, где усиливается воздействие через зараже­ние, является ситуация паники. Паника возникает в массе людей как определенное эмоциональное состояние, являющееся следст­вием либо дефицита информации о какой-либо пугающей или непонятной новости, либо избытка этой информации. Сам тер­мин происходит от имени греческого бога Пана, покровителя пас­тухов, пастбищ и стад, вызывавшего своим гневом безумие стада, бросавшегося в огонь или пропасть по незначительной причине. Непосредственным поводом к панике является появление какого-то известия, способного вызвать своеобразный шок. В дальней­шем паника наращивает силу, когда включается в действие рас­смотренный механизм взаимного многократного отражения. За­ражение, возникающее при панике, нельзя недооценивать, в том числе и в современных обществах. Широко известен пример воз­никновения массовой паники в США 30 октября 1938 г. после передачи, организованной радиокомпанией Эн-би-си по книге Г. Уэллса «Война миров». Массы радиослушателей самых различ­ных возрастных и образовательных слоев (по официальным дан­ным, около 1 200 000 человек) пережили состояние, близкое к массовому психозу, поверив во вторжение марсиан на Землю. Хотя многие из них точно знали, что по радио передается инсцениров­ка литературного произведения (трижды это объяснялось дикто­ром), приблизительно 400 тыс. человек «лично» засвидетельство­вали «появление марсиан». Это явление было специально проана­лизировано американскими психологами.

Паника относится к таким явлениям, которые чрезвычайно трудно поддаются исследованию. Ее нельзя непосредственно на­блюдать, во-первых, потому, что никогда заранее не известны сроки ее возникновения, во- вторых, потому, что в ситуации паники весь­ма сложно остаться наблюдателем: в том-то ее сила и заключается, что любой человек, оказавшись «внутри» системы паники, в той или иной степени поддается ей.

Исследования паники остаются на уровне описаний, сделан­ных после ее пика. Эти описания позволили выделить основные циклы, которые характерны для всего процесса в целом. Знание этих циклов очень важно для прекращения паники. Это возможно при условии, что находятся силы, способные внести элемент ра­циональности в ситуацию паники, определенным образом захва­тить руководство в этой ситуации. Кроме знания циклов, необхо­димо также и понимание психологического механизма паники, в частности такой особенности заражения, как бессознательное при­нятие определенных образцов поведения. Если в ситуации паники находится человек, который может предложить образец поведения, способствующий восстановлению нормального эмоциональ­ного состояния толпы, есть возможность панику прекратить (Шерковин, 1975).

Важным вопросом при исследовании заражения является во­прос о той роли, которую играет уровень общности оценок и уста­новок, свойственных массе людей, подверженных психическому заражению. Хотя вопрос этот недостаточно изучен в науке, в прак­тике найдены формы использования этих характеристик в ситуа­ции заражения. Так, в условиях массовых зрелищ стимулом, вклю­чающим предшествующую заражению общность оценок, напри­мер популярного актера, являются аплодисменты. Они могут сыг­рать роль импульса, вслед за которым ситуация будет развиваться по законам заражения. Знание такого механизма использовалось, в частности, в фашистской пропаганде, где была разработана осо­бая концепция повышения эффективности воздействия на откры­тую аудиторию путем доведения ее до открытого возбуждения: до состояния экстаза. Нередко к этим приемам прибегают и другие политические лидеры.

Мера, в которой различные аудитории поддаются заражению, зависит, конечно, и от общего уровня развития личностей, состав­ляющих аудиторию, и — более конкретно — от уровня развития их самосознания. В этом смысле справедливо утверждение, что в современных обществах заражение играет значительно меньшую роль, чем на начальных этапах человеческой истории. Справедли­во отмечено, что чем выше уровень развития общества, тем кри­тичнее отношение индивидов к силам, автоматически увлекаю­щим их на путь тех или иных действий или переживаний, тем, следовательно, слабее действие механизма заражения (Поршнев, 1968).

Традиция, сложившаяся в социальной психологии, обычно рас­сматривает феномен заражения в условиях антисоциального и не­организованного поведения (различные стихийные бедствия и пр.), однако этот тип поведения может иметь проявления и в массовых сознательных, социальных действиях. Интерпретация их с точки зрения лишь процессов заражения снижает значимость этих дей­ствий, но учет фактора заражения, например, в ходе различных митингов и манифестаций необходим. Задача социальной психо­логии состоит в том, чтобы дать конкретный анализ механизма заражения, его форм в ситуациях различной социальной значи­мости. В частности, до сих пор практически неисследованным ос­тается вопрос о роли заражения в организованном, социально одоб­ряемом поведении, например заражение личным примером в раз­личных массовых производственных ситуациях, при проведении спасательных работ в ситуации различных катастроф и т.д. Воз­можно, что в этих случаях откроются какие-то новые стороны феномена заражения, например его компенсаторная функция в условиях недостаточной организации и т.п.

Таким образом, нельзя сказать, что в современных условиях проблема заражения абсолютно устарела. Никакой рост самосо­знания не отменяет таких форм психического заражения, которые проявляются в массовых социальных движениях, особенно в пе­риоды нестабильности общества, например в условиях радикаль­ных социальных преобразований. Социальная психология в боль­шом долгу перед обществом при изучении этой проблемы: здесь пока существуют лишь отрывочные описания и наблюдения, но по существу нет серьезных исследований.

Внушениепредставляет собой особый вид воздействия, а имен­но целенаправленное, неаргументированное воздействие одного чело­века на другого или на группу. При внушении осуществляется про­цесс передачи информации, основанный на ее некритическом вос­приятии. Часто всю информацию, передаваемую от человека к че­ловеку, классифицируют с точки зрения меры активности пози­ции коммуникатора, различая в ней сообщение, убеждением внуше­ние. Именно эта третья форма информации связана с некритичес­ким восприятием. Предполагается, что человек, принимающий информацию, в случае внушения не способен на ее критическую оценку. Естественно, что в различных ситуациях и для различных групп людей мера неаргументированности, допускающая некри­тическое принятие информации, становится весьма различной.

Явление внушения исследуется в психологии очень давно, прав­да, в большей степени оно изучено в связи с медицинской практи­кой или с некоторыми конкретными формами обучения. Внуше­ние, «суггестия», как социально-психологическое явление облада­ет глубокой спецификой, поэтому правомерно говорить об особом явлении «социальной суггестии». В остальном в социально-психо­логическом исследовании сохраняется терминология, используе­мая в других разделах психологической науки, изучающей это яв­ление: человек, осуществляющий внушение, называется суггестор; человек, которому внушают, т.е. выступающий объектом внуше­ния, называется суггеренд. Явление сопротивления внушающему воздействие называется контрсуггестией. В отечественной литера­туре впервые вопрос о значении социальной суггестии был по­ставлен в работе В.М. Бехтерева «Внушение и его роль в общест­венной жизни» (1903). При анализе внушения как специфическо­го средства воздействия встает, естественно, вопрос о соотноше­нии внушения и заражения.

В литературе нет однозначного ответа на этот вопрос. Для од­них авторов внушение является одним из видов заражения наряду с подражанием, другие подчеркивают отличия внушения от зара­жения, которые сводятся к следующему: 1) при заражении осу­ществляется сопереживание большой массой людей общего пси­хического состояния, внушение же не предлагает такого «равенст­ва» в сопереживании идентичных эмоций: суггестор здесь не под­вержен тому же самому состоянию, что и суггеренд. Процесс вну­шения имеет одностороннюю направленность — это не спонтан­ная тонизация состояния группы, а персонифицированное, актив­ное воздействие одного человека на другого или на группу; 2) вну­шение, как правило, носит вербальный характер, тогда как при заражении, кроме речевого воздействия, используются и иные сред­ства (восклицания, ритмы и пр.) (Парыгин, 1971. С. 263-265). С другой стороны, внушение отличается от убеждения тем, что не­посредственно вызывает определенное психическое состояние, не нуждаясь в доказательствах и логике (Бехтерев, 1903). Убеждение, напротив, построено на том, чтобы с помощью логического обо­снования добиться согласия от человека, принимающего инфор­мацию. При внушении же достигается не согласие, а просто при­нятие информации, основанное на готовом выводе, в то время как в случае убеждения вывод должен быть сделан принимающим ин­формацию самостоятельно. Поэтому убеждение представляет со­бой преимущественно интеллектуальное, а внушение — преиму­щественно эмоционально-волевое воздействие.

Именно поэтому при изучении внушения установлены неко­торые закономерности относительно того, в каких ситуациях и при каких обстоятельствах эффект внушения повышается, Так, если говорить не о медицинской практике, а о случаях социальной суг­гестии, то доказана зависимость эффекта внушения от возраста: в целом дети более поддаются внушению, чем взрослые. Точно так же в большей мере внушаемыми оказываются люди утомленные, ослабленные физически, чем обладающие хорошим самочувстви­ем. Но самое главное заключается в том, что при внушении дейст­вуют специфические социально-психологические факторы. Так, например, в многочисленных экспериментальных исследованиях выявлено, что решающим условием эффективности внушения яв­ляется авторитет суггестора, создающий особый, дополнительный фактор воздействия — доверие к источнику информации. Этот «эффект доверия» проявляется как по отношению к личности суг­гестора, так и по отношению к той социальной группе, которую данная личность представляет. Авторитет суггестора и в том, и в другом случаях выполняет функцию так называемой косвенной аргументации, своего рода компенсатора отсутствия прямой аргу­ментации, что является специфической чертой внушения.

Так же, как это имеет место в ситуациях заражения, при вну­шении результат зависит и от характеристик личности суггеренда. Феномен контрсуггестии иллюстрирует меру сопротивления вну­шению, которую оказывает отдельная личность. В практике соци­альной суггестии разработаны способы, при помощи которых мож­но блокировать в определенной степени эту «психическую самоза­щиту». Совокупность таких мер предложено называть «контрконтр-суггестией» (Поршнев, 1968). Феномен контрсуггестии может быть использован не только для защиты личности от суггестивного воз­действия, но и для опровержения этой защиты. Так, если в качест­ве средства контрсуггестии выступает недоверие к суггестору, то путем включения дополнительной информации о суггесторе мож­но добиться отклонения этого недоверия, и этот комплекс мер будет как раз представлять контрконтрсуггестию. Логично, конеч­но, предположить, что и в ответ на эти дополнительные усилия личность постарается выдвинуть новый ряд защитных мер, но до сих пор практические исследования не углубились далее первого «слоя» контрконтрсуггестии.

В теоретическом плане феномен суггестии изучается в тесной связи с проблемами социальной перцепции. Анализ общения как процесса познания людьми друг друга показал, что в структуре такого познания значительную роль играет предшествующая вос­приятию заданная (или сложившаяся) социальная установка, ко­торую можно рассматривать в данном контексте как своего рода фактор внушения.

В прикладном плане исследования внушения имеют большое значение для таких сфер, как пропаганда и реклама. Роль, которая отводится внушению в системе средств пропагандистского воздей­ствия, различна в зависимости от того, какого рода пропаганда имеется в виду, каковы ее цели и содержание. Хотя основная чер­та пропаганды — апелляция к логике и сознанию, а средства, раз­рабатываемые здесь, — это преимущественно средства убеждения, все это не исключает присутствия определенных элементов суггес­тии. Метод внушения выступает здесь как метод своеобразного психопрограммирования аудитории, т.е. относится к методам манипулятивного воздействия. Особенно очевидным является при­менение этого метода в области рекламы. Здесь разработана осо­бая концепция «имиджа», который выступает как звено в меха­низме суггестии. Имидж — это специфический «образ» восприни­маемого предмета, когда ракурс восприятия умышленно смещен и акцентируются лишь определенные стороны объекта. Поэтому достигается иллюзорное отображение объекта или явления. Меж­ду имиджем и реальным объектом существует так называемый раз­рыв в достоверности, поскольку имидж сгущает краски образа и тем самым выполняет функцию механизма внушения. Имидж стро­ится на включении эмоциональных апелляций, и искусство рек­ламы в том и состоит, чтобы обеспечить психологически действие суггестивных сторон имиджа. Практика создания имиджа исполь­зуется не только в рекламе, но и в политике, например в период избирательных кампаний. В массовом поведении стихийных групп имидж выдвинутых толпой лидеров также приобретает большое значение как фактор психологического воздействия, осуществля­ющего путем внушения регуляцию поведения массы людей.

Подражание также относится к механизмам, способам воздей­ствия людей друг на друга, в том числе в условиях массового пове­дения, хотя его роль и в иных группах, особенно в специальных видах деятельности, также достаточно велика. Подражание имеет ряд общих черт с уже рассмотренными явлениями заражения и внушения, однако его специфика состоит в том, что здесь осу­ществляется не простое принятие внешних черт поведения друго­го человека или массовых психических состояний, но воспроизве­дение индивидом черт и образцов демонстрируемого поведения. В ис­тории социальной психологии подражанию уделено большое мес­то. Как уже отмечалось, разработка идей о роли подражания в обществе характерна для концепции Г. Тарда, которому принад­лежит так называемая теория подражания. В основных чертах эта теория сводится к следующему: фундаментальным принципом раз­вития и существования общества служит подражание. Именно в результате подражания возникают групповые нормы и ценности. Подражание выступает как частный случай более общего «миро­вого закона повторения». Если в животном мире этот закон реали­зуется через наследственность, то в человеческом обществе — че­рез подражание. Оно выступает источником прогресса: периоди­чески в обществе совершаются изобретения, которым подражают массы. Эти открытия и изобретения входят впоследствии в струк­туру общества и вновь осваиваются путем подражания. Оно не­произвольно, и может быть рассмотрено как «род гипнотизма», когда осуществляется «воспроизведение одного мозгового клише чувствительной пластинкой другого мозга» (Тард, 1892).

Социальные конфликты, происходящие в обществе, объясня­ются противоречиями между возможными направлениями подра­жания. Поэтому природа этих конфликтов подобна природе кон­фликтов в индивидуальном сознании, когда человек просто испы­тывает колебания, выбирая новый образец поведения. Различается несколько видов подражания: логическое и внелогическое, внут­реннее и внешнее, подражание-мода и подражание-обычай, под­ражание внутри одного социального класса и подражание одного класса другому. Анализ этих различных видов подражания позво­лил сформулировать законы подражания, среди которых, напри­мер, имеются следующие: подражание осуществляется от внутрен­него к внешнему (т.е. внутренние образцы вызывают подражание раньше, чем внешние: духу религии подражают раньше, чем обря­дам); низшие (имеются в виду низшие по социальной лестнице) подражают высшим (провинция — центру, дворянство — королев­скому двору ) и т.д.

Легко видеть, что подобная концепция дает классический при­мер абсолютизации роли подражания в обществе, когда все обще­ственные проблемы рассматриваются с точки зрения действия не­которого психологического механизма. По справедливому замеча­нию Э. Дюркгейма, при таком подходе смешиваются в кучу самые разнообразные общественные явления. Между тем подражание ребенка взрослому, например, развивается по совсем иным зако­нам, чем взаимоотношение классов в обществе.

Однако, если отвлечься от абсолютизации идеи подражания, можно в анализе, предложенном Тардом, выделить весьма полез­ные соображения: сегодня скорее не только они, а довольно со­лидная практика экспериментальных исследований позволяет ус­тановить действительные характеристики этого специфического средства психологического воздействия. Особое значение, конеч­но, подражание имеет в процессе развития ребенка. Именно в дет­ской психологии поэтому проводится основная масса эксперимен­тальных исследований подражания (Обухова, 1995, С. 317). Одна­ко, коль скоро феномен включен в ткань общения, исследования эти имеют определенный социально-психологический интерес. Так, исследования механизма подражания стали предметом специаль­ной теории подражания, разработанной в рамках необихевиорист­ской ориентации Н. Миллером, Д. Доллардом и А. Бандурой. Опи­раясь на понятие «подкрепление», А. Бандура описывает три спо­соба следования подкрепленному поведению «модели», т.е. образ­ца для подражания: а) когда посредством наблюдения модели мо­гут возникать новые реакции, б) когда наблюдение за вознаграж­дением или наказанием модели может усиливать или ослаблять сдерживание поведения, в) когда наблюдение модели может спо­собствовать актуализации тех образцов поведения, которые и ра­нее были известны наблюдающему (Андреева, Богомолова, Пет­ровская, 1978. С. 63). Очевидно, что все эти три способа подража­ния могут проявляться и в ситуации массового поведения. В данном случае механизм подражания выступает в тесной связи с ме­ханизмами заражения и внушения.

В каждом случае осуществление воздействия при помощи ука­занных способов наталкивается на ту или иную степень критич­ности личностей, составляющих массу. Воздействие вообще не может быть рассмотрено как однонаправленный процесс: всегда существует и обратное движение — от личности к оказываемому на нее воздействию. Особое значение все это приобретает в сти­хийных группах. Стихийные группы и демонстрируемое в них мас­совое поведение и массовое сознание являются существенным ком­понентом различных социальных движений.

Социальные движенияСоциальные движения — особый класс социальных явлений, который должен быть рассмотрен в связи с анализом психологической характерис­тики больших социальных групп и массового стихийного поведе­ния. Социальное движение представляет собой достаточно орга­низованное единство людей, ставящих перед собой определенную цель, как правило, связанную с каким-либо изменением социаль­ной действительности. Социальные движения обладают различ­ным уровнем: это могут быть широкие движения с глобальными целями (борьба за мир, за разоружение, против ядерных испыта­ний, за охрану окружающей среды и т.п.), локальные движения, которые ограничены либо территорией, либо определенной соци­альной группой (против использования полигона в Семипалатин­ске, за равноправие женщин, за права сексуальных меньшинств и т.д.) и движения с сугубо прагматическими целями в очень огра­ниченном регионе (за смещение кого-либо из членов администра­ции муниципалитета).

Каким бы уровнем социальное движение ни обладало, оно де­монстрирует несколько общих черт. Прежде всего оно базируется всегда на определенном общественном мнении, которое как бы подготавливает социальное движение, хотя впоследствии само формируется и укрепляется по мере развития движения. Во-вто­рых, всякое социальное движение имеет в качестве цели измене­ние ситуации в зависимости от его уровня: то ли в обществе в целом, то ли в регионе, то ли в какой-либо группе. В-третьих, в ходе организации движения формулируется его программа, с той или другой степенью разработанности и четкости. В-четвертых, движение отдает себе отчет в тех средствах, которые могут быть использованы для достижения целей, в частности в том, допусти­мо ли насилие как одно из средств. Наконец, в-пятых, всякое со­циальное движение реализуется в той или иной степени в различных проявлениях массового поведения, включая демонстрации, манифестации, митинги, съезды и пр. (Штомпка, 1996).

Социальные движения особо ярко демонстрируют сложный предмет социальной психологии как науки: единство базовых пси­хологических процессов и социальных условий, в которых развер­тывается поведение индивидов и групп. Исходным пунктом вся­кого социального движения является проблемная ситуация, кото­рая и дает импульс возникновению движения. Она одновременно преломляется и в индивидуальном сознании, и в сознании опре­деленной группы: именно в группе достигается некоторое единст­во мнений, которое и будет «выплеснуто» в движении. Здесь важ­но подчеркнуть, что значимыми будут как относительно устойчи­вые социальные представления, сформировавшиеся на протяже­нии предшествующего развития группы, так и подвижные эле­менты массового сознания, сформировавшиеся на основе послед­ней информации, часто неполной и односторонней. Отсюда всег­да — относительная легкость изменения содержания лозунгов и целей движения. Чрезвычайно важными, с точки зрения социаль­ной психологии, являются три следующих вопроса: механизмы присоединения к движению, соотношение мнений большинства и меньшинства, характеристика лидеров.

Механизмы присоединения к движениюмогут быть объяснены через анализ мотивов участников. Они подразделяются на фунда­ментальные, которые определяются условиями существования кон­кретной социальной группы, ее статусом, устойчивым интересом по отношению к какому-либо явлению, политическому решению, законодательству, и сиюминутные, которые порождены проблем­ной ситуацией, общественным инцидентом, новым политическим актом. Последние в большей степени обоснованы чисто эмоцио­нальными реакциями на происходящее в обществе или группе. От соотношения фундаментальных и сиюминутных мотивов в значи­тельной степени зависят основательность и «прочность» движе­ния, прогноз на успешное выполнение целей.

Рекрутация сторонников движения осуществляется различны­ми путями: в локальных движениях это может быть и рекрутация «на улице», когда организуется сбор подписей в пользу какой-либо акции. В движениях более высокого уровня рекрутация происхо­дит в тех группах, в которых родилась инициатива. Так, в движе­нии за гражданские права инициаторами могут быть люди, неза­конно пострадавшие, подвергшиеся репрессиям; в движении «Врачи мира за предотвращение ядерной войны» инициаторы — профес­сиональная группа и т.д. Каждый новый потенциальный участник движения индивидуально решает проблему присоединения или неприсоединения по призыву инициативной группы. В данном случае он принимает в расчет и степень близости интересов груп­пы своим собственным, и меру риска, готовность заплатить опре­деленную цену в случае, например, неудачи движения. В совре­менной, преимущественно социологической, литературе предло­жены две теории, объясняющие причины присоединения индиви­да к социальному движению.

Теория относительной депривации утверждает, что человек ис­пытывает потребность достижения какой-либо цели не в том слу­чае, когда он абсолютно лишен какого-то блага, права, ценности, а в том случае, когда он лишен этого относительно. Иными слова­ми, потребность эта формируется при сравнении своего положе­ния (или положения своей группы) с положением других. Крити­ка справедливо отмечает упрощение проблемы в этой теории или, как минимум, абсолютизацию фактора, который в действитель­ности может иметь место. Другая теория — мобилизация ресурсов — делает акцент на более «психологические» основания присоедине­ния к движению. Здесь утверждается, что человек руководствуется потребностью в большей степени идентифицироваться с группой, ощутить себя частью ее, тем самым почувствовать свою силу, мо­билизовать ресурсы. В данном случае также можно сделать упрек в односторонности и переоценке лишь одного из факторов. По-ви­димому, вопрос о рекрутации сторонников социальных движений еще ждет своих исследований.

Вторая проблема касается соотношения позиций большинства и меньшинствав любом массовом, в том числе социальном движе­нии. Эта проблема является одной из центральных в концепции С. Московией (Московией, 1984). Учитывая неоднородность со­циальных движений, объединение в них представителей разных социальных групп, а также специфические формы действий (вы­сокий эмоциональный накал, наличие разноречивой информации), можно предположить, что во всяком социальном движении акту­альна проблема выделения «несогласных», более радикальных, ре­шительных и т.д. Иными словами, в движении легко обозначается меньшинство. Неучет его позиции может ослабить движение. Сле­довательно, необходим диалог, обеспечивающий права меньшин­ства, перспективы для торжества и его точки зрения.

В концепции С. Московией предлагаются характеристики ус­ловий, при которых меньшинство может рассчитывать на влияние в движении. Главное из них — последовательный стиль поведе­ния. Под этим понимается обеспечение последовательности в двух «сечениях»: в синхронии (единодушие участников в каждый дан­ный момент) и диахронии (стабильность позиции и поведения членов меньшинства во времени). Только при соблюдении таких условий переговоры меньшинства с большинством (а это неиз­бежно во всяком движении) могут быть успешными. Необходима проработка также и самого стиля переговоров: умение достигать компромисса, снимать излишнюю категоричность, готовность к продвижению по пути поиска продуктивного решения.

Третья проблема, возникающая в социальном движении, — это проблема лидера или лидеров.Понятно, что лидер такого специ­фического типа массового поведения должен обладать особыми чертами. Наряду с тем, что он должен наиболее полно выражать и отстаивать цели, принятые участниками, он должен и чисто внеш­не импонировать довольно большой массе людей. Имидж лидера социального движения должен быть предметом его повседневного внимания. Как правило, прочность позиции и авторитета лидера в значительной мере обеспечивает успех движения. Эти же качества лидера способствуют и удержанию движения в принятых рамках поведения, не допускающих легкости изменения избранной так­тики и стратегии действий (Яницкий, 1991).

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что социальные движения — сложнейшее явление общественной жизни со своими специфическими социально-психологическими характеристиками. Они не могут быть строго привязаны к изучению лишь больших организованных социальных групп или, напротив, сугубо стихий­ных образований. Тем не менее они включают в себя весь набор тех специфических способов общения людей, который свойствен этим типам групп.

Анализ психологических характеристик больших социальных групп приводит к постановке принципиально важного для соци­альной психологии вопроса, каким образом элементы обществен­ной психологии «взаимодействуют» с психикой каждого отдельно­го человека, входящего в такую группу. Исследование того, как социальный опыт группы, отраженный в элементах ее психоло­гии, «доводится» до индивида, не может быть выполнено без учета такого звена в этой цепи, как малая группа. В рамках социального класса, нации, профессиональной группы люди объединяются в самые различные малые группы, созданные по самым разнообраз­ным поводам. Следующий логический шаг в проблеме взаимодей­ствия личности и общества — это анализ малых групп.

ЛИТЕРАТУРА

Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская Л.А. Современная соци­альная психология на Западе. М, 1978.

Бехтерев В.М. Роль внушения в общественной жизни. СПб., 1903.

Грушин Б.А. Мнения о мире и мир мнений. М., 1967.

Дшшгенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994.

Московией С. Общество и теории социальной психологии. Пер. с фр. // Современная зарубежная социальная психология. Тексты. М., 1984.

Обухова Л. Ф. Детская психология' теории, факты, проблемы. М., 1995.

Парыгин Б.Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971.

Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1968.

Социальная психология. М.,1975.

Тард Г. Законы подражания. СПб., 1892.

Шерковин Ю.А. Стихийные влияния и внеколлективное поведение // Социальная психология М., 1975.

Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.

Яницкий О Н. Социальные движения: 100 интервью с лидерами. М., 1991.

Глава 11