Возвышение корлеонцев: Эпизод первый – Лучано Леджо (1943-1970)
Как и большинство фильмов американского производства, «Крестный отец» Фрэнсиса Форда Копполы, пошедший в прокат в Италии в 1972 году, был принят неодобрительно. Один критик назвал его «дистиллятом общих мест из истории итало-американских гангстеров». Отчасти это мнение, вероятно, было продиктовано обидой на США, которые через Голливуд стремились доказать всему миру, что мафия – сугубо американское «изобретение». Тот же самый критик охарактеризовал сицилийские эпизоды «Крестного отца» как «оскорбительно глупые» – ив данном случае был абсолютно прав: сцены сицилийской жизни в этом «крестном отце» всех фильмов о мафии и вправду изобилуют нелепостями. Вспомним Майкла Корлеоне в исполнении Аль Пачино, прогуливающегося по улицам города, чье имя он носит. Пораженный затянутыми черной материей ставнями и объявлениями о похоронах на стенах, он спрашивает сам себя вслух, куда подевались люди. «Все мертвы,- отвечает телохранитель, – от вендетты». Последнее слово он произносит так, словно это – некий природный катаклизм, что-то вроде Черной смерти, выкосившей население острова.
В те времена, когда по фильму Майкл Корлеоне посещал родной город, население острова страдало не столько от мафии, сколько от тифа: летом 1947 года от этой болезни скончались сорок или около того человек. Корлеоне, дороги и канализация которого были разрушены гусеницами американских танков, пребывал в незавидном положении. Число убийств, конечно же, не дотягивало до апокалиптического уровня, предложенного фильмом, но было, тем не менее, поразительно высоким. Одиннадцать убийств в 1944-м, шестнадцать – в 1945-м, семнадцать- в 1946-м, восемь в 1947-м и пять в 1948 году. Как и повсюду в Западной Сицилии, на эти годы пришлось возрождение мафии и кровавые расправы с вдохнувшими свободы крестьянами. Что касается Корлеоне, статистика преступности послевоенных лет в этом городе вызывает сегодня особый интерес, поскольку именно в те годы совершал свои первые убийства Лучано Леджо, мафиозо, добившийся впоследствии немалого влияния внутри Коза Ностры. Следуя примеру Леджо, его любимый ученик и земляк Коротышка Тото Риина во время второй войны мафии (1981-1983) учинил беспрецедентное избиение «людей чести». При Риине корлеонцы установили в мафии диктатуру – и, сами того не желая, почти покончили с мафией как с преступной организацией. Даже нынешний наследник Риины на посту «босса боссов» – человек, рожденный в Корлеоне и учившийся у Лучано Леджо. Не удивительно поэтому, что автор «Крестного отца» Марио Пьюзо, подбирая имя для своего героя дона Вито Корлеоне (сначала Андолини), остановился на названии города, подарившего миру наиболее жестоких и могущественных «людей чести».
Широко известны фотографии Лучано Леджо, сделанные на суде в Палермо в 1974 году. По ним трудно отказаться от впечатления, что он намеренно изображает из себя дона Корлеоне в исполнении Марлона Брандо. Сигара, тяжелый подбородок, высокомерный вид – пожалуй, между вымышленным персонажем и реальным человеком действительно имеется определенное сходство. Вообще-то лицо Леджо примелькалось в прессе еще до того, как «Крестный отец» вышел в прокат. Даже в отчетах Антимафии, которую никак не заподозрить во внимании к таким «легкомысленным» вещам, как внешность ответчиков, упоминаются «крупное, круглое, бесстрастное» лицо Леджо, его «ироническая, почти презрительная» усмешка (эти отчеты были опубликованы в год проката фильма). Если кинематографический дон Вито представлял собой образ мафии, какой она сама желала себя видеть, – справедливой и ориентированной на семейные ценности, то Лучано Леджо, по контрасту, олицетворял собой переменчивый нрав и жестокость мафиози. Тяжелые веки Брандо наделяли его персонажа почти аристократической надменностью; глаза навыкате Леджо говорили о непостоянстве и злонамеренности. Один pentito заявил, что «взгляд Леджо приводил в ужас самих мафиози. Достаточно было малейшего повода, чтобы он рассвирепел, и тогда его глаза начинали сверкать и все вокруг замолкали… В такие моменты начинало пахнуть смертью». Таков был человек, который, по словам того же pentito, однажды убил мафиозо и его любовницу, а потом изнасиловал и убил ее тринадцатилетнюю дочь.
Впрочем, если анализировать историю жизни Лучано Леджо с точки зрения психологии и психиатрии, она вполне укладывается в традиционное гангстерское клише. Безусловно, Леджо внушал страх, но причина, по которой он и его сторонники добились значительного влияния в Коза Ностре, состоит отнюдь не в том, что они были сделаны из более «жесткого» материала, нежели прочие мафиози. Скорее, причина заключается в том, что они изменили мафиозную тактику, придав новое содержание старым методам. Корлеонцы создали систему доминирования, идеально подходившую к новому политическому климату, который сложился на острове благодаря деятельности Антимафии, когда государство и общественное мнение обратили внимание на «проблему мафии», а вовлечение в наркоторговлю заставило пересмотреть традиционную структуру семей. Внутри Коза Ностры корлеонцы стали тем, чем сама Коза Ностра была для Сицилии – тайным и смертоносным паразитом. Чтобы понять, как сложилась и оформилась эта тактика, нужно проследить за возвышением корлеонцев – и начать с первых убийств, совершенных Леджо в 1940-е годы.
Лучано Леджо родился в 1925 году в бедной семье. Когда «общество чести» возродилось после высадки союзников в 1943 году, мелкого воришку Леджо завербовал Микеле Наварра, врач по профессии и капо Корлеоне по роду занятий. (В мафии много медиков, подобных Наварре, который в Корлеоне был лечащим врачом, а в 1946 году стал директором клиники, после того как его предшественник на этом посту был убит неизвестными.) Благодаря поддержке Наварры Леджо в двадцатилетнем возрасте стал охранником поместья неподалеку от Корлеоне. Еще со времен крестьянского вожака Бернардино Верро охранниками пригородных поместий становились мафиози, которые пользовались своим служебным положением, чтобы мошенничать, красть, запугивать работников и «снимать сливки» с землевладельцев.
В 1948 году, быть может, по приказу Наварры, Леджо совершил одно из наиболее громких политических убийств послевоенных лет, а крестьяне Корлеоне получили нового мученика-социалиста. Вечером 10 марта – близились первые всеобщие парламентские выборы – Леджо вывел под дулом пистолета из города активиста профсоюзного движения и ветерана Сопротивления Плачидо Риззотто; за городом он поставил Риззотто на колени и трижды выстрелил ему в голову. Останки Риззотто, вместе с еще двумя скелетами, были обнаружены восемнадцать месяцев спустя на дне шестидесятиметровой шахты. Жертву опознали по нескольким фрагментам одежды и по американским башмакам на резиновой подошве. Леджо остался вне подозрений, хотя двое подручных, помогавших ему похитить Риззотто, пришли в полицию с повинной и рассказали, где искать тело. В 1996 году (раньше, видимо, не было возможности) перед зданием городского совету Корлеоне установили бюст Плачидо Риззотто.
Вскоре после убийства Риззотто Леджо пустился в бега. Его задержали было в 1964 году, однако он сумел ускользнуть шесть лет спустя, чтобы попасться окончательно уже в 1974 году. От правосудия он скрывался так долго, что даже заработал прозвище Алый Первоцвет1. С литературным «прототипом» у Леджо, впрочем, было мало общего: он не отличался такой ловкостью и таким здоровьем, страдал хроническим простатитом и спондилезом (воспалением позвоночника, из-за которого ему приходилось носить фиксирующий кожаный пояс). Проблемы со здоровьем означали, что большую часть времени в бегах он провел в дорогих клиниках и на курортах. Следует, кстати говоря, отметить, что в подобном «уходе в подполье» для мафиози нет ничего необычного. Даже старый толстый дон Кало Виццини прибегал к этому средству. С другой стороны, до Леджо никто не проводил в «подполье» столько времени. Он стал образцом для корлеонцев, которые все постепенно превратились в Алых Первоцветов, неуловимых не только для правосудия, но и для соперников и конкурентов. Эта неуловимость стала частью новой мафиозной модели поведения: босс больше не проводил совещаний за столиком кафе на местной пьяцце, но где он устраивал сборища – оставалось лишь догадываться. Доказательством же существования и могущества мафии служили учиняемые ею жестокие расправы.
В 1956 году Леджо, по-прежнему числившийся в розыске, организовал животноводческую ферму в качестве прикрытия для операций по угону и перепродаже домашнего скота. Эта ферма стала его вызовом недавнему покровителю и боссу Микеле Наварре. Для начала Леджо заставил одного из людей Наварры отказаться от своей доли в ферме; затем, когда доверенный помощник Наварры приобрел земли по соседству с фермой, Леджо принялся донимать его постоянными набегами и хулиганскими нападениями. Вполне предсказуемо, что в июне 1958 года на ферму Леджо явились посланные Наваррой киллеры. Но, видимо, они находились под впечатлением репутации Леджо как меткого стрелка, поскольку открыли огонь слишком уж издалека, что позволило Леджо разделаться с ними ценой всего лишь царапины на руке.
Другого шанса Наварре он предоставлять не собирался. Два месяца спустя Наварра возвращался на машине в Корлеоне из Леркара Фридди вместе еще с одним врачом, нисколько не замешанным в дела мафии. За одним из поворотов дороги их ожидала «Альфа Ромео 1900», принадлежавшая Леджо. Глазам полицейских и репортеров, прибывших позднее на место расправы, предстала изрешеченная пулями машина жертв у подножия горного склона, причем пулевых отверстий на ней было столько, что ее впору было отправлять в Голливуд в качестве реквизита для гангстерских фильмов. После случившегося десятилетием ранее убийства Плачидо Риззотто это было первое преступление в Корлеоне, попавшее в заголовки общенациональных газет. Зловещая слава Леджо распространилась далеко за пределы родного города.
Выступление против Наварры было со стороны Леджо весьма рискованным шагом. Доктор воплощал собой стабильность, столь ценимую Коза Нострой, и был заметной политической фигурой, поскольку помимо прямых медицинских обязанностей возглавлял крестьянскую федерацию Корлеоне и профсоюз фермеров, а также занимал должность инспектора фонда социального страхования; среди его друзей насчитывалось немало влиятельных личностей, а один из его братьев руководил сицилийской автобусной компанией, основанной, к слову, самим Наваррой в 1943 году- первыми транспортными средствами этой компании стали брошенные армейские грузовики. Кроме того, Наварра контролировал большое количество голосов избирателей, поддерживал христианских демократов и пользовался уважением других боссов мафии, располагал как опытными боевиками, так и связями в Соединенных Штатах. Незадолго до смерти он даже удостоился чести быть возведенным в рыцарское достоинство (в итальянском варианте этого британского феномена), несмотря на подозрения в причастности к убийству Риззотто. Не удивительно, что жители Корлеоне называли его «U patri nostrb – «Наш отец». В истории мафии чрезвычайно редки случаи, когда «скороспелым самозванцам» позволяют безнаказанно расправляться со столь уважаемыми персонами.
После убийства Наварры Леджо не оставалось ничего другого, как продолжать начатое: отныне для него слова «выживание» и «победа» стали синонимами. Через месяц после гибели Наварры трое наиболее грозных помощников доктора были убиты в перестрелке в самом центре Корлеоне; несколько случайных свидетелей столкновения, в том числе детей, были ранены. За Корлеоне в прессе закрепилось прозвище Тум-стоун. В октябре 1958 года газета «Д’Оrа» посвятила целую полосу деятельности Леджо под заголовком «Опасно для жизни». Три дня спустя в редакции газеты взорвалась бомба.
Перестрелки и похищения людей в Корлеоне продолжались на протяжении пяти лет. Банда Леджо неуклонно приближалась к окончательной победе над сторонниками Наварры, когда взрыв в Чиакулли 30 июня 1963 года спровоцировал волну арестов и заставил мафию в Западной Сицилии фактически полностью затаиться. Самого Леджо арестовали в Корлеоне в 1964 году, в доме, принадлежавшем некой старой деве средних лет, до тех пор не вызывавшей у полиции ни малейших подозрений, поскольку она была когда-то невестой убитого мафией социалиста Плачидо Риззотто.
Когда в 1969 году шестьдесят четыре участника войны между бандой Леджо и сторонниками Наварры оказались на скамье подсудимых, их всех оправдали. Как ни удивительно, в «послужном списке» Леджо, несмотря на почти пятнадцать лет в роли киллера, всего один обвинительный приговор – за кражу нескольких снопов пшеницы. В документах парламентской комиссии по расследованию деятельности мафии утверждается, что оправданием мафиози обязаны запугиванию свидетелей и тому обстоятельству, что судья продемонстрировал чрезмерную «бессознательную придирчивость» по отношению к доказательствам, собранным обвинением. Похоже, Леджо удалось в промежуток между завершением расследования и началом суда уничтожить часть улик. Так, на месте расстрела Наварры были найдены фрагменты заднего стоп-сигнала автомобиля марки «Альфа Ромео». Эти фрагменты описали, сложили в мешок и отправили на хранение; когда впоследствии мешок открыли, выяснилось, что в нем находятся фрагменты стоп-сигнала машины совсем другой марки. Обвинение опротестовало оправдательный приговор, но к тому времени, когда состоялся второй суд и Леджо получил пожизненный срок, он снова скрылся в «подполье».
После оправдания банды Леджо мафия резко активизировалась. И постепенно стало ясно, что расклад сил внутри Коза Ностры изменился. Среди тех, кто убивал Кобру Микеле Каватайо на виале Лацио, были двое приближенных Леджо – Калоджеро Багарелла (он погиб в перестрелке, и это его тело запихнули в багажник) и Трактор Бернардо Провенцано (нынешний «босс боссов»). Статус, достигнутый Леджо в Коза Ностре, подтвердила Комиссия, воссозданная вскоре после расправы с Каватайо. Первоначально в нее входили три человека. Первым был Гаэтано Бадаламенти, крупный наркоторговец с надежными связями за океаном, один из тех, кто, собственно, и составлял положение о Комиссии. Второй – «Принц Виллаграции» Стефано Бонтате, капо самой крупной из семей Палермо, отпрыск уважаемой мафиозной династии – его отец нес гроб на похоронах дона Кало Виццини. Третьим оказался сам Лучано Леджо, хотя на заседаниях Комиссии его зачастую представлял доверенный человек – Коротышка Тото Риина.
Появление этого триумвирата означало, что новая Комиссия будет отличаться от той, которую учредили вслед за визитом на Сицилию в 1957 году Джо Банана. Из положения о Комиссии убрали правило, возбранявшее боссам присутствовать на заседаниях. Члены триумвирата стали, несомненно, наиболее влиятельными и могущественными «людьми чести» в Палермо, а следовательно, и во всей сицилийской мафии. Комиссия отныне представляла собой не просто противовес власти боссов, как надеялся когда-то Бушетта; она превратилась в орган власти, перекраивавший всю мафиозную структуру. Когда в 1974 году Комиссия заработала в расширенном составе, Коза Ностра уже приобрела ту иерархическую систему управления, которую Томмазо Бушетта описывал магистрату Джованни Фальконе и которая существует по сей день.
Каким же образом Лучано Леджо, выходец из беднейших кварталов Корлеоне, сумел подняться до высот власти и занять место в палермской элите? Ответ прост. Несмотря на ту зловещую ауру, которую придали Корлеоне Леджо и его кинематографический визави Марлон Брандо, этот город никогда не был «столицей» мафии. Задолго до первого ареста в 1964 году Леджо распространил свое влияние далеко за границы Корлеоне, закрепился там, где это имело смысл, – а именно в Палермо.
Как раз в Палермо Леджо провел большую часть того срока, когда он скрывался от правосудия; на городской оптовый рынок крошечная транспортная фирмочка Леджо доставляла мясо краденого домашнего скота; в Палермо «нахальный корлеонский казнокрад» Вито Чианчимино проталкивался к заветному месту в городском совете; в Палермо Леджо владел компанией, продававшей игральные автоматы, под завязку набитые контрабандными сигаретами. Леджо поддерживал тесные контакты с мафиози, имена которых вписаны в историю первой войны мафии, – братьями Ла Барбера, Бушеттой, Греко, Каватайо, Торреттой. В Палермо были «корни» мафии, в Палермо сосредотачивалась мощь «общества людей чести», поэтому Палермо суждено было стать главным призом во второй мафиозной войне.