Эпизод двадцать первый 9 страница
- А ты на войне боялся? - заерзал от любопытства Вадька.
- А как же… На войне все боятся, на то она и война.
- Все-все? - с сомнением переспросил мальчуган, напрочь забыв про поплавок своей удочки, который уныло покачивался над обглоданным червем, рядом с зарослями осоки.
- И товарищ Сталин боялся? - перешел он на шепот.
- Ну, за товарища Сталина отвечать не могу. Но все остальные – точно. Бояться не стыдно. Стыдно, когда страх главнее тебя становится, а ты у него на побегушках. Что он тебе говорит, то ты и делаешь. Вот это – позор. И для солдата, и для такой малышни, как ты.
Полковник значительно посмотрел на него и твердо спросил:
- Понимаешь?.
- Не-а, - честно признался ему любимый племянник, для верности помотав ушастой башкой, обритой на военный манер.
- Ну, обожди, сейчас я тебе все про это растолкую, коль уж ты мужиком растешь, - пообещал дядя Валера, доставая из воды самодельную удочку.
Неторопливо сменив червя, он скептически крякнул и забросил наживку подальше от кустов. Держа удилище правой рукой, левой он достал из кармана линялых треников пачку «Казбека», ловко щелкнув по ней пальцами. Из пачки, словно по команде, послушно показалась папироса, лишь немного выставив свой белый кончик. Не глядя зацепив ее губами, полковник дважды смял бумажное основание, надежно преградив путь табачным крошкам. Прикурив от шикарной трофейной зажигалки, тонко пахнущей бензином, он сладко затянулся. Прищурив глаза от дыма, затянулся еще разок, сплюнув сквозь зубы в траву.
Исполняя этот залихватский ритуал, отработанный годами, опытный фронтовой разведчик просто тянул время. Оно было нужно ему для того, чтобы подобрать единственно верные слова. Не только правильные по сути, но и понятные пацану. Кроме того, слова эти должны были произвести на Вадьку такое сильное впечатление, чтобы он запомнил их на всю жизнь. Задача была, прямо скажем, непростая, а потому полковник подошел к ней со всей ответственностью.
- Понимаешь, Вадька, - неторопливо начал он, - в жизни часто бывает страшно. Из-за разных вещей. Не боятся только дураки. А ты ведь у меня не дурак, верно?
Вадик согласно закивал.
- И ты боишься, и я тоже боюсь. Страх твой защитник. Вот ты боишься пчел. Боишься, что они тебя покусают. И в улей к ним не лезешь, верно?
- Ага, - с готовностью ответил тот.
- А потому они тебя и не кусают, что не лезешь. Понятно? Понятно. Но бывают с нами такие случаи, когда страх может тебе сильно навредить, если ты им командовать не сможешь. Ты должен ему приказывать, как генерал на войне своим солдатам.
- А если он не станет слушаться? - от ответственности момента Вадик перешел на шепот.
- А ты тогда просто делай, что нужно, будто это и не ты вовсе. А на него внимания не обращай. Это, на самом-то деле, не очень сложно. Нужно только один раз попробовать, а дальше само получаться будет. Но если хоть разок дашь ему побыть главным, потом победить его будет ох как тяжело. Так вот, Вадька, запомни…. Если кто-нибудь Родину твою или тебя самого, родных твоих и друзей обижает, тут сдрейфить нельзя. Себя и близких своих надо защищать, даже если обидчик сильней. Он поступает плохо. А ты уже победил, раз ты прав. Просто победу свою доказать надо. И страх тебе в этом мешать не должен. А чтобы он не мешал, что сделать надо? - вкрадчиво спросил дядя Валера и глубоко затянулся папиросой.
- Надо ему приказать, как будто я генерал! - решительно выпалил племянник.
Ответ полковнику понравился.
- А если он тебя не слушает и идти не дает, так ты просто оставь его да и иди вперед один. Он тебе ничего не сделает. Запомни раз и навсегда: сначала родился ты, а уж он, страх-то, потом. А значит, ты его старше и сильнее. А враг как увидит, что ты без страха на него идешь, так сразу и побежит. Понял? - спросил дядя Валера, пристально заглянув в смышленые глаза своего племяшки. Тот утвердительно кивнул и, потянув его за рукав гимнастерки, спросил:
- А если не выходит командовать? Если страшно?
- Ну, тогда пиши пропало. Страх твой с каждым разом все сильнее и больше будет, пока в тебе все место не займет. И будешь ты всего бояться, трястись и плакать, - самым серьезным тоном ответил полковник.
- А потом? - неожиданно спросил Вадик, заставив своего дядьку на секунду растеряться.
- А что потом? - переспросил тот и, не торопясь, снова затянулся. - Потом страх твой так вырастет, что тебе места не останется. Вот тогда ты исчезнешь, и будет страх вместо тебя жить, как будто это ты и есть.
Вадик смотрел на него, приоткрыв рот, ловил каждое слово. «Черт, кажись, хватил я лишку», - подумал полковник, с тревогой глядя на зачарованного мальца. Надо было как-то выруливать из этого непростого разговора.
И тут на помощь разведчику пришла сама природа. Оказывается, эти двое так были заняты важной беседой, что совершенно не заметили, как поплавок, предварительно пару раз дернувшись, почти целиком ушел под воду. Клевало, да еще как! Довольно крупный карась позарился на аппетитного червяка еще в самом начале их разговора. Вконец измаявшись на крючке, он стал в отчаянии дергать снасти с такой силой, что чуть было не утащил удочку в реку. Сорвав удилище с рогатины в воду, карась, наконец-то, привлек внимание рыбаков.
- Етить твою мать, клюет! - удивленно пробормотал дядя Валера.
Потешно вскочив, будто ужаленный, он бросился за добычей, ускользающей вместе со снастью.
- Клюет, етить! Клюет!!! - звонко завопил Вадька, подпрыгивая и гарцуя от восторга и нетерпения.
Через секунду карась, навсегда покинувший родные воды подмосковной реки, лежал перед ними на траве, обреченно хватая ртом воздух.
Весь этот разговор пронесся в голове Вадима Андреевича. «Но если хоть разок дашь ему побыть главным… - настойчиво стучал в висках дядькин голос. - …если он тебя не слушает и идти не дает, так ты просто оставь его да и иди вперед один», - повторял полковник.
Все вокруг потускнело, кроме удаляющегося Женьки, небрежно держащего пожарника за ногу. Кровь отхлынула от лица, отчего Вадик внезапно побледнел. По спине побежали ледяные мурашки. «Оставь страх да и иди вперед один», - повторил он почти беззвучно дядь Валерины слова.
Вадик робко сделал шаг вперед. Потом еще один. И еще. Тела своего он почти не чувствовал, разве что сжатые кулаки. Какая-то неведомая сила настойчиво толкала его вперед. Время остановилось. Калываев не шел, а медленно плыл к песочнице, словно ненастоящий. Казалось, можно догнать его раньше, чем он поднимет ногу для следующего шага. Вадик слышал, как Анна Михайловна что-то говорила ему. Но что именно, разобрать так и не смог. Вспомнив ее заплаканное лицо, он вздрогнул от жалости. В ту же секунду жалость сменилась обидой. Обида пришла не одна, прихватив с собой ярость и такое обостренное чувство справедливости, на которое способны лишь дети. Всего этого вдруг стало так много в маленьком Вадике, что страху пришлось как следует потесниться. Он еще пытался диктовать свои условия. Пытался вернуть ту власть, что имел над этим ребенком всего несколько минут назад. Но было поздно.
Глубоко вдохнув всем своим существом, пятилетний Вадим Андреевич что было сил крикнул:
- Эй, Жиртрест!!!
Эпизод семнадцатый
Москва, февраль 1998 года
- Да, есть лишь один способ избавить Вадима Андреевича от заточения. Я должен вернуться домой.
Последнюю фразу пациент произнес отчаянно твердо. С таким мощным посылом говорят диктаторы на митингах. Гениальные актеры произносят так ключевую реплику пьесы, стараясь не оставить в зале не одной равнодушной души.
- Но ведь раньше вы говорили, что с Земли-то выбраться невозможно, да? Получается, что Чернов обречен, так? Может, все-таки есть какое-то другое решение, доступное здесь, на Земле? - продолжал Лешниц, пытаясь поставить на Дельтаса капкан из его же утверждений.
- Но вы же лечите безнадежный больных, Николай Юрьевич, - невозмутимо ответил тот. - И я не теряю надежды на спасение. И дело вовсе не в моей сущности. Хотелось бы напомнить вам, что на мне лежит колоссальная ответственность за спасение всей Эльтизиары. Возможно, я единственный наследник Верхней ступени Храма Песни. Нериадены достигли своего могущества во многом еще и потому, что никогда не сдавались. Не сдамся и я, - в голосе пациента Скворцов уловил едва заметные стальные нотки. Но речь больного, вопреки Ромкиным ожиданиям, оставалась такой же нереально литературной, как и раньше, когда он рассказывал свою историю.
И все же Скворец ждал ошибки. Пусть крошечной, но ошибки. Его рациональное сознание сопротивлялось – искало разумное объяснение. Оставаться в привычной и комфортной системе координат – естественное стремление любого здорового человека. И Скворцов со всей своей страстью к сверхъестественному не был исключением.
- Вы не допускаете мысли, что наша наука, все ваши знания смогут помочь хотя бы Вадиму Чернову? - продолжал Лешниц.
- К моему огромному сожалению – не допускаю. Более того, я уверен в обратном. Мое сознание намного объемнее сознания этого несчастного. Если даже у землян и существует нечто, способное погасить мою сущность, Чернова вы не вернете. То, что способно ослабить мое «эго», просто уничтожит его слабую психику, подорванную не самым счастливым и спокойным детством, - ответил Чернов.
Своим простым пояснением он словно делал одолжение Лешницу, открывая ему глаза на очевидные вещи.
«Ага, а вот и ключевой поворот истории, - мысленно сказал себе Скворец. - Быстро его Лешниц поймал! Сейчас он спросит, откуда ему известны примеры из детства, коли он недавно в него вселился. Так он его перед ним самим и разоблачит. Ай да Николай Юрьевич! Что значит опыт… как все быстро и просто получилось. Ну, а чего я хотел? Он у него не первый такой – инопланетянин. И все-таки - уж слишком просто». Ромка интуитивно сомневался в блиц-криге доктора. И правильно делал.
Следующий вопрос лечащего врача не заставил себя ждать, подтвердив Ромкины догадки.
- Позвольте спросить, как вы узнали об этих примерах из юности м-м-м… вашего соседа по телу?
Матильда, как бы невзначай, постучала ручкой об стул, призывая к особому вниманию своих студентов. Так она делала и на лекциях, когда касалась каких-то ключевых моментов. Ответ Дельтаса был неожиданным, при этом абсолютно ясным и логичным.
- Я знаю обо всем, что когда-либо происходило с этим землянином. Его сознание лежит у меня, как на ладони. Я отчетливо вижу не только его сознательную часть, но и неосознанную. Все, что он когда-то знал, помнил, видел. Я думаю, Николай Юрьевич, для вас не секрет, что любой человек хранит в своем мозгу всю информацию, которая так или иначе попала к нему. Проходя по улице, каждый из вас автоматически запоминает все, что он видит и слышит. Эту информацию можно воскресить в вашей памяти, применив гипноз. И люди нередко пользуются этой возможностью, ведь так? Сознание Чернова сейчас раскрыто и беспомощно. Это дает мне возможность черпать сведения не только о нем самом, но и о вашей цивилизации в целом. Священную книгу, которую вы называете «Библией», я изучил именно таким образом. Вадим Андреевич прочитал ее, когда учился в институте и был уже весьма зрелым мужчиной. Естественно, он запомнил ее целиком, сам того не зная. Это лишь один из примеров. Проникнув в бессознательную сферу его психики, я получил доступ к обширной информации о Земле и ее обитателях.
Оттенок превосходства вновь зазвучал в голосе существа в синей пижаме.
«Да, этого так просто не поймаешь», - с восхищением подумал Скворец. А ведь еще пару минут назад Ромка был готов стать свидетелем триумфа психиатрии.
- Так-так, понятно, - совершенно спокойным будничным тоном произнес Лешниц, как будто ждал такого ответа. - Не могли бы вы привести еще несколько примеров? Что-нибудь, что особенно заинтересовало вас, - продолжил доктор поединок, лишь со стороны похожий на обычную беседу.
- Как вам будет угодно, Николай Юрьевич, - ответил Чернов.- Не скрою, некоторые факты из вашей истории произвели на меня глубокое впечатление. Вторая Мировая Война, в самом финале которой земляне изобрели оружие массового поражения. Если бы это открытие далось противоборствующим народам чуть раньше, исход был бы печальным. Только сверхмощное оружие удерживает вас от разрушительных войн. И это при том, что Земля не страдает от перенаселения, которое могло бы стать причиной такой интенсивной внутривидовой агрессии. Меня крайне занимает этот парадокс вашей цивилизации. Страсть к уничтожению себе подобных, без веских на то причин – вот ключевой фактор вашего развития. Именно он является движущей силой того разрушительного прогресса, которым вы так гордитесь и который так лелеете. Страшная история католической инквизиции тоже оставила глубокий след в моем сознании. Она во многом объясняет низкий уровень вашего развития.
Больной снова тяжело и прерывисто вздохнул, будто сокрушаясь о нерадивых землянах.
- И какое же объяснение дает вам инквизиция? - с неподдельным интересом спросил его Лешниц.
- Страх перед новыми горизонтами – вот что обрекает ваши народы на примитивное существование. В вас слишком много страха. Его рождает агрессия, которой в землянах с избытком. Страх и агрессия – вот ваши путеводные инстинкты.
- Позвольте, а как же гуманистическая христианская религия? - впервые Лешниц перебил Чернова на полуслове.
Дельтас неторопливо почесал в затылке у Вадима Андреевича и как-то насмешливо взглянул на своего оппонента.
- Вы, Николай Юрьевич, судя по всему, человек неверующий. Иначе не задали бы мне такого вопроса. Религия дана вам всем Божественным вселенским началом, в том нет заслуги человечества. Дана во спасение, а не для сдерживания толпы. И не для укрепления власти, а ведь именно так вы чаще всего ее используете. Так же она была дана и нам. Но мы пытаемся сохранить ее истинное предназначение, тогда как вы узрели в ней лишь инструмент подавления близких. Безусловно, гуманное светлое начало в немалой мере свойственно человечеству, иначе бы оно давно погибло. Но не гуманизм лежит в основе вашего существования.
В этот момент в ком-то, сидевшем на прикрученном стуле напротив своего врача, не осталось ничего от Вадима Чернова. Он вновь неуловимо преобразился. Но уже куда более заметно, чем раньше. Простой московский инженер стал вдруг красив какой-то необъяснимой внутренней красотой. Она не имела внешних признаков, но при этом была видна любому чуткому наблюдателю. Вкупе с безупречным красивым слогом она приковывала к себе внимание. Особо отчетливо видел ее Скворцов. Настоящим художникам дано видеть нечто такое, что скрыто от грубых взглядов солдат и ремесленников. Заметив это преображение впервые, Скворец подумал, что ему показалось. Теперь же он явно наблюдал эти перемены. Ни о каком «показалось» не могло быть и речи.
Он стал внимательно вглядываться в того, кто называл себя Евгеникумом Дельтасом. Его пристальный взгляд заметила только Матильда и сам больной, с которым они вновь встретились глазами. На этот раз отважный студент взгляда не отвел. Несколько секунд смотрел он прямо в белесые глаза пациента Чернова, которые будто излучали надежду. Этих мгновений хватило, чтобы тревожная мысль впервые мелькнула где-то на самом краю его сознания. «Что-то здесь не так», - даже и не подумал, а скорее почувствовал Скворец.
Их неожиданную молниеносную связь прервал Лешниц.
- Судя по тому, что вы нам рассказали, вашему обществу тоже весьма далеко до духовного совершенства, - с плохо скрытой иронией заметил он.
- Да, вы правы, - с готовностью отреагировал на этот упрек его подопечный. - Но я уверен, что это страшное предательство послужит огромным уроком для всех семей. Оно положит начало новому этапу развития. Даже если ценой станет полное падение нашей культуры, чего я не исключаю. К сожалению, как ни стремится земное человечество к прогрессу, оно не делает выводов из уроков своей богатой и трагичной истории. Возможно, все дело в малой продолжительности жизни людей, - задумчиво предположил Чернов.
Лешниц откинулся на спинку стула и закрыл свой блокнот так, будто бы подвел какой-то итог.
- Мне кажется, что мы немного отвлеклись на философские рассуждения о нашей цивилизации, - сказал доктор, словно решительно переворачивая незаконченную главу этого разговора. - Я уверен, что мои молодые коллеги хотели бы задать вам несколько вопросов, - произнес он и вопросительно посмотрел на студентов.
Утвердительно кивнув, Матильда ответила за всех разом.
-Я буду давать вам слово по очереди, - пояснил Николай Юрьевич, - а вы будете задавать четкие и короткие вопросы, мыслею по древу прошу не растекаться. Если в ответах Вадима Андреевича вам будет что-то не ясно – задавайте уточняющие вопросы, но перебивать его не стоит. Отставьте эту привилегию мне, - улыбнулся Лешниц.
Улыбка эта показалась Скворцову скованной.
Несколько секунд еще шуршали блокноты, кто-то еле слышно шептался. Студенты не были готовы к такой удаче – самим поговорить с больным. Матильда еще утром в институте ясно сказала им, что они будут лишь наблюдателями. Но сегодня им повезло больше. Уникальный пациент ждал их вопросов.
Первой получила слово Аня Богданова. Тощая девочка с лицом ребенка, она была старательной и внимательной ученицей. Внешность ее прекрасно передавала ее характер. Натуральная блондинка, выглядела она невыразительно, словно смытое дождем объявление. Эта невыразительность была присуща и ее характеру, за что однокурсники за глаза называли ее Молью. Аня неловко поднялась, поправила волосы, одернула тонкий модный свитер с изящным орнаментом и опустила глаза. Чернов внимательно посмотрел на нее заинтересованным взглядом. Со стороны могло показаться, что он пытается угадать, как она вообще сюда попала и о чем может спросить его. Собравшись с духом, Богданова тонким и неуверенным голоском тихо спросила:
- Скажите, пожалуйста, а сколько живут на вашей планете? - после чего излишне поспешно села, будто боялась грохнуться в обморок.
- Срок жизни обитателей Эльтизиары различается. Это зависит от того, к какому клану они принадлежат. Нериадены живут довольно долго. Если оперировать земными понятиями о времени, то продолжительность их жизни составляет около трех тысяч лет, - ответил Дельтас.
Кто-то издал удивленное «ого!». И тут же последовал новый вопрос. На этот раз руку поднял Сашка Золоткин, веселый рыжий парень, чуть пухлый на фоне его сверстников, неутомимый оптимист и заводила. Даже здесь он, хоть и держался серьезно, был верен себе.
- Отчего такая несправедливость? И сколько живут другие жители Эльтизиары, которые не из вашей семьи? - не поднимаясь с места и обильно жестикулируя, выпалил он.
- Это зависит от того, какое животное легло в основу клана. Чистая физиология и ничего больше, - чуть подражая Сашкиной манере говорить, и оттого жестикулируя, ответил Дельтас. Ответ был для студентов настолько неожиданным, что в дело решил вмешаться Лешниц.
- Я вас прошу, Вадим Андреевич, расскажите о происхождении жизни на вашей планете. Так мы избавимся от многих лишних вопросов, - почти по-дружески обратился он к Чернову.
Пациент согласно кивнул. Потешно почесав ухо, он начал.
- В отличие от землян, нам доподлинно известно, как зародилась разумная жизнь на Эльтизиаре. Ученые моей семьи и еще нескольких кланов в течение долгого времени, поколение за поколением, пытались постичь эту тайну. После долгих исследований они нашли то зерно, которое стало причиной возникновения разума. Им оказался микроорганизм, который близок по строению к земным вирусам, но значительно сложнее их. Мы верим, что он был занесен на нашу планету из космоса Божественным началом. Вирус (я буду называть его так для вашего удобства) стремительно поразил всех животных, населявших Эльтизиару. Это была пандемия, колоссальная по масштабу и скорости распространения. Разные организмы отреагировали на вирус по-разному. Некоторые из них не смогли противостоять ему, исчезнув навсегда. Доказательством этому являются их окаменелые останки, которые ученые обнаружили на дне океана и в предгорных районах. Некоторые животные справились с вирусом, не изменившись. Но были и такие, которые подверглись сильнейшим мутациям. За какие-то несколько поколений, они кардинально преобразились. Изменения эти коснулись не только морфологии, но и мозга. Он значительно увеличился в своей массе, его структура стала сложнее. Прошло еще несколько поколений, прежде чем живородящие млекопитающие навсегда утратили свой истинный облик, приобретя разум.
Нериадены произошли от амфибий, которых мы называем Нериадами. Они были чем-то похожи на земных саламандр, но значительно превосходили их по размерам. Эти амфибии спрогрессировали значительно быстрее других живых существ. Так на Эльтизиаре появились первые ростки разума. Чуть позже появился клан Неаринян, к которому принадлежит Вистелан. Они произошли от гигантских ящериц. Семья Коэсвенов берет свое начало от древесных птиц. Прародителями Стекаитов стали большие рогатые животные, напоминающие земных медведей. Божественный вирус разума – вот истинная причина. Он наделил всех способностью мыслить, но каждая семья развивалась по- своему. Наибольшего прогресса достигли предки амфибий – Нериадены. Это и стало причиной нашего главенствования на Эльтизиаре.
Я уверен, что нечто подобное произошло и на других планетах, в том числе и на Земле. Но на вашей планете вирус изменил лишь один вид животных, поэтому вы так схожи. В дальнейшем ученые обнаружили много различных микроорганизмов, способных значительно влиять на природу Эльтизиары. С помощью одних Нериадены создали растения, приносящие нам еду. Другие способны излечивать от болезней, увеличивать скорость регенерации и продлевать жизнь. Они легли в основу нашей медицины - их стали использовать как лекарства. Есть вирусы, способные превратить некоторые виды кустарников в топливо или в строительный материал. Но вируса разума нам воссоздать так и не удалось. Он принадлежит Высшей Силе. Никто не вправе обладать им.
Чернов посмотрел на собравшихся, ожидая дальнейших вопросов. Матильда и студенты были озадачены такой необычной концепцией происхождения разумной жизни. В кабинете повисла пауза. Первым очнулся Скворцов, который задал очень банальный, на первый взгляд, вопрос. Но это был вопрос истинного художника. Скорее даже не вопрос, а просьба.
- Вадим Андреевич, опишите, пожалуйста, как выглядит взрослый Нериаден, - сказал Ромка нарочито равнодушным тоном, стараясь скрыть волнение.
Инопланетянин словно ждал этого вопроса.
- Вы просите меня описать своё тело, оставшееся на Эльтизиаре? - риторически спросил пациент. - Я постараюсь сделать это максимально подробно. Но предупреждаю – ваша фантазия может исказить мой внешний облик. Однако общее представление вы все же получите.
Буквально пару секунд он молчал и только затем заговорил, откинувшись на спинку стула и скрестив вытянутые ноги.
- Хотя Нериадены по природе своей не обладают внушительными размерами, я больше и сильнее любого из вас, - он смерил взглядом Лешница, который обладал весьма громоздкими габаритами.
Скворцов быстро открыл тетрадь по практике. Аккуратно вырвал из нее задний листок. Быстро расписал на обложке тетрадки ручку, покрытую следами от зубов, и приготовился рисовать.
- Мой рост составляет чуть более двух с половиной метров. У меня крупная голова, слегка овальной продолговатой формы. Я уже говорил про мышечный гребень, заднюю часть которого отрубил мне Вистелан. Он начинается ото лба и, расширяясь, тянется к шее, почти полностью закрывая ее. В гребне сосредоточены нервные окончания, ведь его лобная часть накрывает костные пустоты. Они служат для локации, позволяя Нериаденом ориентироваться не только по колебаниям воздуха или воды, но и по звуковым волнам, - с гордостью говорил мужчина средних лет, одетый в синюю больничную пижаму.
Скворцов тем временем рисовал со слов Чернова набросок так быстро, как только мог.
- Глаза у амфибий нашей планеты довольно большие. Они вытянуты вверх и закрыты черной мембраной – наследие жизни в воде. Ушей, в вашем представлении, у меня почти нет. Точнее сказать, они не видны, так как прячутся в жестких складках кожи, по бокам от гребня.
Дельтас взялся рукой за свое оттопыренное ухо и слегка помял его, словно удивляясь такой диковине. «Черт, вот сейчас точно кто-нибудь заржёт», – только и успел подумать Скворец. И точно! Скосив глаза на группу, он отчетливо услышал смешок. Но его однокашники были ни при чем. Хохотнул Дельтас.
- Я представил себе, какой фурор произвел бы на Эльтизиаре, появись я там с таким ушами, - сказал Нериаден, глядя на рисующего Скворца.
Он держал себя за ухо, улыбаясь широко и от души. Шуток от Чернова не видел даже Лешниц, который удивился куда больше остальных. Больные в таком состоянии не склонны к проявлениям юмора. А этот – смеялся. Оставив в покое ухо, сумасшедший московский инженер продолжал.
- Рот мой довольно велик, а губы жесткие, ярко желтого цвета. Они покрыты крошечными сосочками, которые в младенчестве определяют расстояние до кормилицы и наличие в груди молока. Когда Нериаден вырастает, губы служат не только как инструмент обольщения, но и в качестве ревизора пищи. Лишь только я поднесу к губам что-либо опасное, как наросты начинают болеть и вибрировать. Таким образом, они безошибочно реагируют на любые болезнетворные бактерии, яды и агрессивные среды.
Рисунок быстро ложился из-под руки Скворцова на клетчатый листок. Дельтас тем временем продолжал.
- Нос у амфибий чем–то напоминает нос черных обитателей Земли. Такой же массивный и сплюснутый, но с прижатыми крыльями, он обеспечивает амфибиям прекрасное обоняние. Одним словом, у меня есть лицо, как и у землян. Туловище Нериаденов несет массивную грудную клетку, в которой находятся восемь дыхательных секций. Четыре – для постоянного поверхностного дыхания, и четыре – накопительные. Они схожи с легкими людей, но работают значительно сложнее. Это позволяет нам подолгу оставаться без дыхания. Взрослый тренированный Нериаден может находиться под водой более двух земных часов. Туловище мое сужается книзу, где находится компактная пищеварительная система и два сердца – большое и малое. Они обслуживают большой и малый круг кровообращения. Функцию человеческих почек и печени выполняет орган, который на вашем языке можно было бы назвать «губкой». Он ровным слоем распределен по всему корпусу и сообщается с пищеварительной системой и кожей. Кроме того, в нижней части туловища покоится большая железа в форме цветка. Пожалуй, функции ее более всего похожи на функции эндокринных желез человека.
Если я не слишком утомил вас анатомией моего рода, то осталось лишь описать конечности. Здесь я значительно отличаюсь от землян. Не столько внешне, сколько функционально. Дело в том, что руки амфибий наполовину спрятаны в карманах туловища. Таким образом обеспечивается защита грудной клетки и внутренних органов. Во втянутом состоянии они очень напоминают руки человека, только значительно массивнее. Если же полностью выпустить их, то они становятся в два раза длиннее, что позволяет нам очень быстро плавать. Я уверен, что вы ожидаете услышать про перепонки, ведь они есть у всех земных амфибий. Но их нам заменяют длинные и широкие пальцы – по четыре на каждой руке. Ноги же, напротив, пальцев не имеют. Зато сплюснутая стопа напоминает ласты. Сами ноги довольно длинные, с двумя массивными суставами. В завершение необходимо добавить, что кожа Нериаденов мягкая, легкая и очень прочная. Она окрашена в благородный серый цвет. Оранжево-белые пятна покрывают ее, образовывая уникальный индивидуальный рисунок каждой особи.
Дельтас замолчал и выжидающе смотрел на своих слушателей. Ромка лихорадочно заканчивал свой рисунок, очень стараясь ничего не забыть. С листа, линованного в клеточку, на него смотрела весьма диковинная зверушка. Представить себе такое чудо за чтением философского трактата было очень сложно. Скворцов было подумал задать пару уточняющих вопросов. Да опоздал, Лешниц уже дал слово Людке Бабаевой.
О ней необходимо рассказать подробнее, ведь она еще исполнит важную партию в этом действе. Романтическая натура, она очень странно одевалась и стремилась стать семейным психоаналитиком. За этим и оказалась на психфаке. Девочка была неглупая и компанейская, если бы не одно но… Любила она с предыханиями порассуждать о катастрофической деградации вечных семейных ценностей. Да так фальшиво у нее это получалось, что окружающих просто воротило. Из уст двадцатилетней девочки это звучало смешно и страшно одновременно.
Причина этих предыханий была очевидна. Людмилу растила мать. Растила на одну зарплату. Отец был пьющим и гулящим, и, в конце концов, ушел к молодой девице из соседнего дома. Странной манере одеваться она тоже была обязана маме и ее плачевному материальному положению. Надо отдать Людке должное – все свои необъяснимые наряды она носила с достоинством, аккуратно подводя под них идеологическую базу из модных иностранных журналов. Ее упакованные однокурсницы из обеспеченных семей как бы между делом узнавали, что вот этот бабушкин кардиган «сейчас в Лондоне самый шик».
Сама того не желая, Люда четко поделила всю группу на злых и добрых людей. Какие бы добродетели ни проповедовал человек, отношение к Бабаевой обнажало его суть. Злые смеялись над Людой в глаза и за глаза, демонстративно избегали ее и старались поддеть при любом удобном случае. А добрые… на то они и добрые. Эти хвалили ее вкус, листали идеологические журналы про моду и таскали с собой на разухабистые студенческие вечеринки. И даже иногда слушали про деградацию семейных ценностей. Уже к концу первого курса Скворцов с сожалением понял, что злых в группе больше. Сначала из чувства протеста, а потом и по велению души, он искренне опекал Людку. Бабаева была благодарна ему за это и при нем про деградацию старалась не говорить.