Классовое и общечеловеческое в природе государства

Сущность существует только в явлении и через явление, которое выступает как наличное бытие сущности; закон, также как существенное отношение, существует не иначе, как закон явления, как «существенное явление». Способу бытия материи присуща внутренняя противоречивость, которая находит свое выражение в атрибуте движения. Постижение сущности госу­дарства составляет одну из основных задач теории государства. Познать природу государства — значит выявить главное и оп­ределяющее в его функционировании и развитии, в его соци­альной ценности и назначении, понять государство в единстве всех многообразных и противоречивых свойств, сторон и форм бытия, как самостоятельный и целостный социальный инсти­тут. Государство — сложная социальная система со своими взаимосвязанными составными частями. Жизнедеятельность государства как динамической системы, отражающей полити­ческие, экономические, научно-технические и иные процессы, подчинена объективным закономерностям. Оно выступает фор­мой организации общества, интегрируемая публичновластными отношениями и институтами. В ходе своей эволюции государственность переживает стадию становления, достигает выс­шей точки, в которой сама себя отрицает, после чего постепен­но преодолевается. На первом этапе развития общества госу­дарство и класс неразделимы. Это было показано в главах о генезисе государственности. Затем государство отделяется от общества и выступает по отношению к нему как особая корпо­рация. Государство на различных этапах развития представля­ет собой исключительно сложное явление. В этой связи опре­деление его сущностных характеристик сопряжено с немалы­ми трудностями. Как отмечал М. Вебер, научное понятие госу­дарства, как бы оно ни было сформулировано, является синте­зом, создаваемым для определенных целей познания. Само понятие «государство» в смысле политически организованного общества сравнительно новое и связано с именем Н. Макиавел­ли. Древние греки использовали в данном значении слово «polls», а римляне — термины «res publica», «civitates». Выраже­ние «status rei publicae» и подобные ему, например, «status rei romanae», которые были распространены в античности, в ко­нечном счете трансформировались в понятие «государство» (stato, staat, etat, state).

Трудность в трактовке данной проблемы заключается еще в следующем. Само слово «государство» в русском языке явля­ется производным от слова «государь», которое уже само по себе содержит констатацию отношений господства и подчине­ния. Очевидно, что оно коренится в вотчинном происхождении и вотчинной, или патримониальной, сущности российского го­сударства, при котором отдельно взятый помещик, князь или, наконец, сам царь является государем для своих подданных. На этих последних по сути дела переносятся отношения хозяи­на к своей вещи, и в данном смысле как помещик выступает в качестве хозяина своих слуг, так и царь считается полновласт­ным господином над своими подданными. Получается, что, если русское слово «государство» восходит к частно-правовому термину «государь», первоначально обозначавшему собствен­ника рабов и вещей, то английское «state» (или французское Гetat) — к публично-правовому понятию «статус», означавше­му «состояние», «упорядоченность». Это во многом объясняет­ся тем, что если на Западе со средневековых времен проводит­ся четкое разграничение между публичной властью государя и его частной наследственной собственностью, то московское вотчинное государство было неограниченным собственником всей земли, людей и предметов на его территории. Интерес представляет также русское понятие «правительство», восходя­щее своими корнями к слову «правитель», которое опять же содержит констатацию отношений господства и подчинения. В данном смысле оно более близко русским же понятиям «гос­подство», «властитель», «властвующий», нежели английскому слову «government» или его французскому эквиваленту «gouvernement», означающим просто «управление» и «система управления».

Как отмечал М. Дюверже, само понятие «государство» ис­пользуется в двух значениях. Так, когда говорят, например, о вмешательстве государства в экономическую жизнь или когда оно подвергается критике, то речь идет об институтах и долж­ностных лицах, составляющих в совокупности систему управ­ления. Если утверждают, что Франция, Великобритания, Рос­сия являются государствами, то имеется в виду, что они со­ставляют человеческие сообщества особого типа, особым обра­зом организованные нации, обладающие суверенитетом. Оче­видно, что эти два значения тесно связаны между собой: госу­дарство в первом смысле управляет государством во втором смысле[100].

Следует заметить, что в большинстве изданных в прошлые годы работ, посвященных теории государства, его сущность рассматривалась однозначно с классовых позиций — как ору­дие неограниченной власти, диктатуры господствующего клас­са. Соответственно проявление сущности государства по мыс­ли авторов состояло в следующем: государство выступает как особая, организованная сила, стоящая над обществом; являет­ся специфической организацией господства классов; выступа­ет как руководство обществом со стороны господствующего класса и т.д. Основанием для таких выводов служили соответ­ствующие положения марксистско-ленинской политической мысли.

В теоретических и публицистических работах К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина ощутимо превалировала мысль о государстве как рычаге, машине, аппарате классового господства. Так, в «Манифесте Коммунистической партии» указано, что добившийся своего политического господства пролетариат осуществит (одновременно с иными мерами) деспотическое вмешательство в право собственности и в буржуазные произ­водственные отношения, централизует все орудия производ­ства в руках государства, централизует транспорт и кредит, введет одинаковую обязательность труда для всех и создаст промышленные армии (милитаризация труда рисовалась тогда авторами «Манифеста» одним из способов его организации). Пролетариат в качестве господствующего класса силой упразд­няет старые производственные отношения. До тех пор пока все производство не сосредоточится в руках ассоциации индиви­дов, до того времени публичная власть сохраняет свой полити­ческий характер. «Политическая власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса для подав­ления другого»[101].

К. Маркс, перечисляя в «Капитале» методы, посредством которых в западноевропейских странах происходило первона­чальное накопление, пишет: «Эти методы отчасти покоятся на грубейшем насилии, как, например, колониальная систе­ма. Но все они пользуются государственной властью, т.е. кон­центрированным и организованным общественным насили­ем, чтобы ускорить процесс превращения феодального спосо­ба производства в капиталистический и сократить его пере­ходные стадии. Насилие является повивальной бабкой всяко­го старого общества, когда оно беременно новым. Само наси­лие есть экономическая потенция»[102]. Как ни толкуй Марксовы строки, из них единственно следует, что насилие органично присуще государству.

Политического аспекта насилия, исходящего от государ­ства, касается Ф. Энгельс. Он пишет Августу Бебелю: «...го­сударство есть лишь преходящее учреждение, которым при­ходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насиль­ственно подавить своих противников... пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а ког­да становится возможным говорить о свободе, тогда государство перестает существовать»¹. Из слов Ф. Энгельса вытекает, что государство, которое пролетариат использует в целях на­сильственного подавления противников рабочего класса, не признает свободу для них.

Аналогичные суждения о природе государства, его сущно­сти легко найти в таких работах В.И. Ленина, как «Государство и революция», «Пролетарская революция и ренегат Каутский» и др. Характерно резюме в лекции В.И. Ленина «О государстве»: «Государство — это есть машина для поддержания господства одного класса над другим»[103].

Выделение в природе государства его принуждающего на­чала было закономерно для марксизма. Почему? Ответ, ду­маю, заключается в том, что перед умственным взором К. Мар­кса и Ф. Энгельса находилась государственность на этапе да­леко еще не развитого буржуазного общества. Она действи­тельно враждебно противостояла трудящемуся люду, угнета­ла его. Этот непреложный факт и хотели довести до сознания политически и социально обездоленной массы К. Маркс и Ф. Энгельс.

Таким образом, марксистская «теория насилия» вполне по­нятна в социально-историческом контексте ее формирования. Более того, осмысление всей истории доиндустриального об­щества через призму классовой борьбы является вполне оправ­данным. Но марксистская «теория насилия» вряд ли пригодна для анализа государственности в эпоху постиндустриального общества.

Во-первых, классовый подход и учение о классовой борьбе неприменимы к обществу, в котором нет классов, но существует сложная социальная структура. В постиндустриальном обще­стве социальный статус человека и его принадлежность к со­циальной группе определяются не только его отношением к средствам производства, но и его местом в системе производ­ства и распределения, что особенно характерно для социальных групп среднего и низшего уровней.

Во-вторых, марксистская «теория классового насилия» не может быть метатеорией государства в эпоху постиндустриаль­ного общества, поскольку по мере формирования этого общества организованное насилие все больше отходит на задний план, а на передний выдвигается общесоциальная деятельность государства.

Справедливости ради следует заметить, что в произведе­ниях Маркса, Энгельса и Ленина «государство» употребляется не только в значении аппарата публичной власти, выражающе­го политические интересы и волю экономически господствую­щего класса, но и в более широком социологически емком зна­чении политической организации, формы устройства классо­вого общества. Они показали наличие у государства и иных социальных «нагрузок», иных (напрямую не связанных с наси­лием) способов жизнедеятельности. Однако не суждения об этих социальных «нагрузках» и об этих способах жизнедеятельнос­ти задавали общий тон всей совокупности воззрений К. Марк­са, Ф. Энгельса и В.И. Ленина на природу государства. В идео­логии революционного социалистического движения такие воз­зрения были подытожены в формуле: государство — организа­ция для систематического насилия одного класса над другим (одной части населения над другой), всякое организованное систематическое насилие над людьми вообще. Именно эта фор­мула чаще всего находилась в теоретическом и агитационно-пропагандистском обращении.

При таком теоретическом понимании сущности государства становятся понятными и те практические следствия, выводы, которые были положены в основу деятельности властей на со­циалистическом этапе российской государственности. Это и использование государственного принуждения, насилия для ликвидации предыдущего общественного строя, в том числе его персонофицированных приверженцев, это и насильствен­ные формы социалистических преобразований. Да и вся устра­шающая механическая система представлений о государстве — машина, орудие, механизм — работала исключительно на гос­подство; власть одной партии; а затем и ее лидеров — гене­ральных секретарей.

За бортом рассуждений о сущности государства оставались многие иные его характеристики.

В первую очередь это касается того общесоциального со­держания, которое заключено в государственной организации общества, той социальной ценности порядка, стабильности, которое несет с собой государство. Этот культурологический подход к государству добавляет и оценку роли государства как хранителя прав и свобод человека и гражданина, демократи­ческих процессов, позволяющих этносу выжить и воспроиз­водиться в современных условиях глобальных кризисов: эко­логического, демографического, энергетического, сырьевого и др.

Вот почему, неизменно учитывая «классовый след» в при­роде государства, становится необходимым рассматривать и другие его характеристики, такие как политическую, струк­турную, территориальную организацию, взаимосвязь с этно­культурными пластами, традициями, духовной жизнью и т.п. Государство оказывается не только машиной, орудием, меха­низмом принуждения, насилия, но и большой социальной и культурной ценностью, объективной организацией на этапе формирования раннеклассовых обществ, «городской револю­цией» (города-государства), становления цивилизации. И сущ­ность его не сводится только к классовой природе.