Характеристика развития образования в русской культуре от принятия христианства до начала 19 века
Теперь нам предстоит охарактеризовать положение населения в идейном отношении. В этом отношении прежде всего важно иметь в виду то разделение населения на интеллигенцию и народ, тот раскол, который начался между ними со времени Петра Великого и продолжается, в сущности, до настоящего времени.
В древней Руси такого разделения не было. В Киевской Руси вместе с материальным богатством, по-видимому, нарождалась и культура – и культура довольно высокая для того времени, хотя, впрочем, по этому вопросу мнения исследователей довольно различны. Как бы то ни было, эта византийская культура не передалась последующей эпохе и почти совершенно исчезла под влиянием татарского завоевания, княжеских междоусобиц и других неурядиц внутренней жизни.
В XV и XVI вв., когда уже образовалось Московское государство, царило почти всеобщее невежество. В этом отношении мы имеем достоверные сведения, например, сообщение Геннадия, епископа Новгородского, по свидетельству которого нередко приходилось даже в священники посвящать лиц почти совершенно неграмотных. Некоторые меры в целях просвещения предпринимало, разумеется, и московское правительство XVI–XVII вв., но меры эти были чрезвычайно слабы и редки: правительство опасалось тогда более всего проникновения западной ереси, и все просветительные меры парализовались реакционными стремлениями обскурантов, которые взяли верх в особенности при дворе Федора Алексеевича. Сколько-нибудь серьезное просвещение стало распространяться и вводиться правительством начиная с Петра. Характерной особенностью петровских просветительных мероприятий является, как уже указано, их определенно практический характер: когда Петру стало ясно, что необходимо иметь технически образованных людей для получения кадров тех сотрудников, которые были ему нужны в его борьбе, – он начал насаждать школы. Так были открыты начальные цифирные школы. Цифирные школы были устроены в 42-х местах, и в них попадало население самых разнообразных сословий и классов. Петр всегда был готов поступиться сословными перегородками, когда дело касалось той борьбы, которую он вел. Всего учеников в цифирных школах при Петре числилось до 2 тыс. Их состав, по данным, приведенным у П. Н. Милюкова, был таков: 45% составляли дети духовных лиц; 19,6% – дети солдат; 18% – дети приказных, 4,5% было детей посадских, более 10% – детей разночинцев и только 2,5% – детей дворян. Затем, в 1716 г., дворянам было приказано вовсе не отдавать детей в цифирные школы, так как Петр велел, чтобы дворяне отдавали своих детей в высшие специальные училища. Впрочем, в младших классах тех же училищ также было очень много детей разночинцев.
При преемниках Петра и цифирные школы сошли на нет. Население очень неохотно отдавало в них своих детей, и его приходилось насильно к этому побуждать при посредстве местного начальства, а когда преемники Петра обнаружили к просвещению равнодушие, то, естественно, население перестало вовсе отдавать своих детей в цифирные школы:
С 1732г. при Анне Иоанновне цифирные школы были заменены до некоторой степени так называемыми гарнизонными школами при полках; школы эти были образованы, собственно говоря, для солдат, но имели и общекультурное значение; так, например, до времен Екатерины только в них можно было достать в провинции домашнего учителя математики, хотя, конечно, математика эта была невысокого сорта.
СПетра же начинают заводить и епархиальные школы; в 1727 г. их было 46 (при 3-х тыс. учебников), часть их вскоре была преобразована в губернские семинарии. При Екатерине II число учащихся в епархиальных школах достигало уже 11 тыс., а в семинариях – до 6 тыс. (семинарий же было 26).
При Петре же была восстановлена Московская Духовная академия, которая еще при Федоре Алексеевиче была основана по образцу киевской, при помощи присланных из Греции братьев Лихудов, но захирела ввиду гонений, возникших против нее. Петр, восстановив ее, высказывал, как уже сказано выше, своеобразные взгляды на ее задачи: он считал, что эта академия должна подготовлять самых разнородных работников, т. е. быть своего рода политехникумом. Для дворян Петром были основаны навигационная, инженерная и артиллерийская школы. При Анне Иоанновне к этим трем школам был еще добавлен сухопутный шляхетский корпус, который и был с этих пор высшим и излюбленным училищем для дворянских детей. При Петре же была сделана первая попытка создания университета при Академии наук – попытка, приведенная в исполнение уже после его смерти; в 1726 г. были выписаны из-за границы профессора, но их оказалось больше, чем студентов; студенты набирались принудительным порядком из учеников духовных академий, семинарий, и дело шло плохо. Несколько удачнее обстояло дело с гимназией, открытой тоже при академии: в 1728 г. в ней было уже более 200 учеников, состоящих по преимуществу из детей разночинцев.
Таковы главные факты в деле насаждения школьного образования при Петре Великом и его ближайших преемниках.
Петровская школа, несмотря на свой профессиональный характер, имела большое общекультурное значение: она была школой светской; она отреклась от прежнего страха ересей и новшеств и явилась, как это подчеркивает Милюков, главной воспитательницей и созидательницей первого поколения русской интеллигенции. Эта интеллигенция, надев европейское платье, отличалась от народа уже не только по внешности; в эту именно пору между интеллигенцией и народом начался тот нравственный раскол, который продолжается и до нашего времени. Эта только что народившаяся интеллигенция уже в 30-х годах XVIII столетия дает яркого выразителя новых общественных идей и взглядов в лице Татищева, историка, писателя и деятельного администратора. А в 40-х годах начинается славная деятельность великого русского ученого и преобразователя русского языка М.В. Ломоносова.
Довольно быстро юная интеллигенция начала оперяться. К середине XVIII столетия получает значительное распространение чтение книг, в особенности романов, главным образом переводных; несколько позже появляются и оригинальные. При Елизавете Петровне устраивается европейский театр, а затем и первый периодический литературный орган в виде «Ежемесячных сочинений», издававшихся при Академии наук под редакцией Миллера. С 1759 г. начинает издаваться Сумароковым первый частный журнал.
В 1755 г. Шувалов основывает университет в Москве с двумя гимназиями при нем (одна – для дворян, другая – для разночинцев). Правда, de facto и вновь учрежденный университет не скоро приобрел значение настоящего рассадника образования в России – сначала его постигла та же судьба, что и первый петровский университет: студентов было мало, и в самом же начале существования ему пришлось переживать годы упадка, – но Шувалов не смущался и мечтал о целой сети училищ для систематического распространения просвещения, по крайней мере среди дворян.
С Екатерины в деле распространения образования делается новый решительный шаг. Просвещение признается нужным само по себе, и целью просвещения является не государственная нужда в тех или иных работниках, а сам человек; прямо ставится задачей просвещения, в соответствии с идеями века, облагораживание человеческой природы и указывается, что истинное просвещение должно не только развивать ум, но и воспитывать «добронравие». С другой стороны, совершенно определенно и открыто нужда в просвещении признается нуждой всесословной. Одно время Екатерина признавала даже, что и женщину необходимо так же воспитывать, как и мужчину. В конце царствования Екатерины правительством вырабатывается подробный план целой сети училищ на западный образец. Император Иосиф по просьбе русской императрицы прислал просвещенного и опытного педагога Янковича де Мириево, серба по происхождению, который положил в основу своего плана тогдашнюю австрийскую систему и создал целую сеть училищ низших и средних (главным образом на бумаге, но отчасти и в действительности), – сеть, заканчивающуюся Московским университетом. Вместе с тем было предпринято печатание учебников, главным образом переводов тогдашних австрийских учебников, которые считались последним словом педагогики того времени. Новые учебники появились в числе нескольких десятков, значительно облегчив преподавание в новых училищах неопытным и плохо подготовленным педагогам.
Во второй половине XVIII в., в особенности после Семилетней войны, уже и общество само, в лице второго поколения интеллигенции, образовавшейся после Петра, обнаруживает самостоятельное стремление к просвещению и к выработке собственной идеологии. Развитию подобных стремлений способствовало усилившееся общение с Западом, постоянное действие западных идей, которые в это время на западе развивались особенно быстро и притекали в Россию по двум руслам: с одной стороны, это были идеи французских энциклопедистов, материалистов и таких всесветных просветителей, как Вольтер, Монтескье, Руссо и Мабли, а с другой стороны, это были идеи немецких идеалистов-масонов, (розенкрейцеров). Их представителями у нас явились Новиков и Шварц, которые образовали известное «Дружеское общество», имевшее огромные заслуги в деле распространения просвещения и пробуждения самосознания в русском обществе.
Екатерина не ожидала такого быстрого и самостоятельного развития представителей русского общества; в начале своего царствования она еще считала, что помимо распространения школьного образования, необходимо воспитывать в обществе гражданские чувства при помощи литературы и публицистики. В этих целях в 1769 г. она предприняла издание журнала «Всякая всячина». Но эта попытка руководить общественным развитием и настроением при помощи литературного органа убедила ее лишь в том, что общество развито значительно более, чем она полагала. «Всякой всячине» пришлось тотчас же защищаться от нападок других тогда же возникших журналов, которые шли значительно дальше и держали себя гораздо более независимо, чем хотела императрица.
При Екатерине было разрешено основывать частные типографии, и благодаря трудам Новикова и Шварца быстро пошло вперед издательство книг. Всего в XVIII в. (за все столетие) было издано, по исчислению В. В. Сиповского, книг 9513; из них 6% – в царствование Петра (т. е. за 24 года); другие 6–7%– в сорокалетие, протекшее между Петром и Екатериной, а из остальных 87% приходятся на 34-летнее царствование Екатерины 84,5% и на четырехлетнее царствование Павла – 2,5%. Своего апогея книгоиздательство достигло в 80-х годах XVIII в. до разгрома «Дружеского общества» и всех предприятий Новикова в 90-х годах, когда Екатерину охватило, главным образом под влиянием страхов, вызванных французской революцией, реакционное настроение.
Такое развитие и сознательное стремление, возникшее среди общества, не только к просвещению вообще, но и к выработке самостоятельного мировоззрения, выразилось в том, что среди общественных кругов началась дифференциация. Она обусловливалась, с одной стороны, различием тех русл, по которым притекали западные идеи – французского, материалистического, и немецкого, идеалистического; а с другой стороны, – что еще более важно, – начавшимся сознательным отношением к своим сословным и общественным интересам. Немаловажную роль сыграли, конечно, путешествия молодых дворян за границу и в особенности массовое и долговременное пребывание в чужих краях во время Семилетней войны.
Итак, мы видим, что развитие интеллигенции к концу XVIII в. достигло довольно значительных размеров, если принять во внимание то состояние русского общества, в каком оно находилось в начале XVIII в. Что же касается идеологии народных масс, то ее приходится рассматривать отдельно, ввиду наличности того раскола, о котором мы говорили.
В первые шесть веков после принятия христианства христианское просвещение прививалось довольно туго в России; народ относился совершенно равнодушно к сущности христианства, а духовенство являлось представителем христианской образованности лишь до тех пор, пока оно приходило главным образом из Византии. После перенесения центра русской жизни из Киева на северо-восток и последовавшего затем завоевания Руси монголами, когда связи с Византией ослабли и когда приток духовенства из Византии почти прекратился, самородное русское приходское духовенство почти сравнялось мало-помалу по своему культурному уровню с уровнем народных масс. Оно не подняло народных масс до себя, а, напротив, во время татарского ига и княжеских усобиц само дошло до уровня народных масс.
За эти первые шесть веков, протекших после принятия христианства, Россия превратилась мало-помалу, по удачному выражению П.Н. Милюкова, в «Святую Русь – в ту страну многочисленных церквей и неумолкаемого колокольного звона, страну длинных церковных стояний, строгих постов и усердных земных поклонов, какой рисуют ее нам иностранцы XVI и XVII веков». В XVI и особенно в XVII в. началось на Руси впервые идейное брожение, обусловленное, с одной стороны, проникновением к нам некоторых западных ересей, а с другой – исправлением богослужебных книг и обрядов по греческим образцам. Это исправление книг и обрядов и привело к расколу, который, комбинируясь с тогдашней кровавой смутой, происходившей на социально-политической почве, так перевернул миросозерцание народных масс и вызвал такое сильное брожение в их среде, что оно не только не могло быть прекращено жестокими преследованиями, которым раскольники подвергались, а наоборот, еще более от них развивалось.
Ко времени Екатерины раскол уже пережил период кровавых и жестоких преследований; с Екатерины начинается время, можно сказать, некоторой религиозной терпимости. Но эта терпимость повела к тому, что раскол, уже окончательно и прочно сформировавшийся, стал развиваться внутри и подвергаться, в свою очередь, процессу дифференциации. Уже в начале XVIII в. раскольники делились на поповцев и беспоповцев; теперь появились внутри тех и других еще многие толки и секты. С этого же времени наряду с расколом развивается и сектантское движение в народе. Это последнее развилось, впрочем, главным образом в XIX в., и нам еще придется остановиться на нем подробнее. Определить точно число раскольников в XVIII в. совершенно невозможно. Главная масса раскольников официально объявляла себя православными; другие избегали всякой прописки, так что раскол развивался и рос численно тайно от правительственных взоров. В середине XIX в. в статистическом исследовании России, проведенном офицерами Генерального штаба (с проф. ген. Обручевым во главе), официальное число раскольников было указано в 806 тыс. при 56-ти млн. православного населения. Но в самом «Сборнике» Н.Н. Обручева поясняется, что это число не соответствует действительности и что действительное число раскольников не менее 8 млн., т. е. 15% населения. В конце XVIII в. этот процент не был, вероятно, ниже. Во всяком случае, можно сказать, что в эту эпоху все, что было живого в народе, способного к творчеству, отходило к расколу, и если мы захотим следить за движением народных идей, то нам нужно будет искать его главным образом именно в среде раскольников, а позднее и в среде тех сект, которые образовались в XVIII и XIX вв., так как в «духовной ограде» господствующей церкви оставались по преимуществу более пассивные и равнодушные элементы народной массы.