Учитель русских учителей

Прожил он недолгую, но удивительно плодотворную жизнь. То же, что Коменский в Моравии, Песталоцци в Швейцарии, совершил Ушинский в России — переворот в теории, рево­люцию в педагогической практике. Ушинский разделил судь­бу своих великих предшественников, испил, как и они, пол­ную чашу гонений, преследований, зависти, травли. Удиви­тельное постоянство обнаруживает судьба, когда захочет кого-то возвеличить: высокие помыслы сочетает со слабым здоровьем, в хилом теле поселяет дух титана, век дает не­длинный и трудный.

Отец Ушинского — отставной подполковник, участник вой­ны 1812 года, служил царю и отечеству в Туле и Полтаве, а затем и в Олонце, Вологде. 2 марта 1824 г. в Туле у него ро-

дился сын. Вскоре семья Ушинских переехала на Украину в Новгород-Северский, куда отца назначили уездным судьей.

Здесь на берегу Десны провел свои отроческие годы буду­щий великий педагог. Учился в гимназии, куда должен был отправляться каждое утро за четыре версты. Незабываемое, чудесное время. О годах учения (редкий случай) Ушинский вспоминает тепло. Особенно восторгался юный ученик сво­им директором профессором И. Гиляковским. «Нет сомне­ния, — напишет он позже, — что многое зависит от общего распорядка в заведении, но главное всегда будет зависеть от личности непосредственного воспитателя, стоящего с гла­зу на глаз с воспитанником; влияние личности воспитателя на молодую душу составляет ту воспитательную силу, кото­рой нельзя заменить ни учебником, ни моральными сентен­циями, ни системой наказаний и поощрений».

В 1840 г. Ушинский поступает на юридический факультет Московского университета. Учится блестяще. Но «здоровье его, — вспоминает историк Ю. Рехневский, — уже тогда было очень ненадежным, и городская жизнь действовала на него пагубно. В конце академического года он обычно блед­ный, худой и харкая кровью собирался с земляками на роди­ну, в Малороссию, которую очень любил...»

В двадцать лет Ушинский закончил университет и был оставлен для подготовки магистерского экзамена. В июне 1844 г. совет университета присудил ему степень кандида­та юриспруденции, и Ушинский продолжает научную стажи­ровку.

Ему уже 22. О педагогике — главном деле своей жизни — пока не сказано ни слова. Мысли есть, но Ушинский не ре­шается их высказывать: присматривается, сравнивает, про­веряет себя еще и еще.

В 1846 г. его назначают исполняющим обязанности про­фессора камеральных наук по кафедре энциклопедии зако­новедения, государственного права и науки финансов в ярославский Демидовский юридический лицей. Демидов­ским лицей назывался по имени своего основателя, одного из заводчиков Демидовых. По своему значению лицеи шли сразу за университетами, их было немного: Царскосельский под Петербургом, в нем учился Пушкин; Нежинский на Укра­ине, его закончил Гоголь; Ришельевский в Одессе.

Началась практическая педагогическая деятельность. До­ступность изложения трудных вопросов, строгая логика до-

^ 1 Ц, 1\ _•

ьеда;огкч.



казательств, вежливое отношение к ученикам вскоре сдела­ли имя молодого профессора самым популярным в лицее. А его блестящий труд «О камеральном образовании» (1848) выдвинул Ушинского в первые ряды ученых того времени.

Есть хорошая должность, жалованье. Многие люди на этом бы и успокоились. Не таков Ушинский. Требующая вы­хода энергия направляется на самообразование. Ушинский глубоко изучает философию, штудирует языки. Вскоре он свободно владеет английским, французским, немецким. Чи­тает в оригинале Декарта, Руссо, Дидро, Гольбаха, Бэкона, Милля, Канта, Гегеля. Пытается найти ответ на очень зани­мавший его в то время вопрос: что такое сознание?

Не всем нравится независимость и оригинальность мыш­ления молодого профессора. Попечитель лицея П. Демидов пишет, что Ушинский имеет «большие дарования и отлич­ные знания, но с большим самолюбием...». К тому же неос­торожен в речах, резок в суждениях.

Решение власть имущих не отличается оригинально­стью — под надзор! Тогда-то и родились горькие строки в дневнике: «Неужели мне придется погибнуть в этой тюрьме, где нет даже стен, чтобы разбить себе голову?»

Едва не потеряв рассудок от инквизиторской травли и ме­лочных придирок, Ушинский в сентябре 1849 г. подает на­чальству лицея прошение об отставке.

Он унижен, но не сломлен. И не себя он винит в случив­шемся, ибо знает — виноваты обстоятельства, к которым он не смог и никогда не сможет приспособиться.

Но жить как-то надо. Появилась семья. Ушинский рассы­лает прошения по всей России. Он пишет в тридцать уезд­ных училищ, ищет места. Его нигде не принимают. Профес­сор Демидовского лицея просится на жалкий оклад? Что-то тут не так...

Теперь он без работы. Перебивается переводами, обзо­рами в журналах. Только через полтора года с большим тру­дом удается устроиться на должность столоначальника де­партамента иноземных вероисповеданий. В этой скучней­шей из должностей Ушинский пробыл до 1 января 1854 г.

Служба в департаменте изнуряла только тело. Душа жила высокими помыслами. Ушинский серьезно анализиру­ет общественные отношения и приходит к выводу, что очень многое зависит от воспитания. Как и другие выдающиеся пе­дагоги, он видит пути общественного переустройства в со­вершенствовании школьного дела.

Случайная встреча положила конец мытарствам. Бывший коллега по Демидовскому лицею, зная выдающиеся педаго­гические способности Ушинского, приглашает его препода­вателем русской словесности в Гатчинский сиротский инсти­тут. В 1855 г. Ушинского назначают инспектором классов.

В жизни каждого крупного ученого непременно найдется счастливая случайность. Была она и в судьбе Ушинского. Однажды он обратил внимание на два больших шкафа. Что в них было — никто не знал, ибо шкафы эти уже двадцать лет стояли опечатанные. Ушинский попросил сторожа от­крыть шкафы. Перед ним было сокровище: полное собрание педагогической литературы, наследство бывшего инспекто­ра института, ученика Песталоцци Е. Гугеля.

По свежим следам прочитанного Ушинский пишет горячую, страстную, едва ли не лучшую свою статью — «О пользе педагогической литературы». Глубочайшие идеи, отточен­ные формулировки.

Статья имеет огромный успех.

Ушинский воодушевлен, горячо принимается развивать свои педагогические взгляды. О чем он пишет? Нет, пожа­луй, ни одного вопроса, которого бы он не коснулся — глу­боко, критически, заинтересованно.

...Учитель рассказывает новый урок; ученики, зная, что найдут его в книге, стараются лишь смотреть на учителя и не слышат ни одного слова из того, что он говорит. Переска­зывая в двадцатый раз одно и то же, учитель, естественно, не в состоянии говорить с таким воодушевлением, которое вызывает внимание слушателей. Он заботится лишь о том, чтобы большинство его учеников знали предмет, а как при­дет к ним это знание — ему совсем безразлично!

Нет, не так надо учить. Надо знать все о тех, кого хочешь научить. «Если педагогика хочет воспитать человека во всех отношениях, то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях». Диагноз Ушинского точен. Рекомендации вы­верены и бесспорны: сделать учебную работу по возмож­ности интересной для ребенка, не превращая эту работу в развлечение. Учить интересно, легко, даже весело, но серь­езно и глубоко.

Ушинского, уже известного и знаменитого педагога, при­глашают занять должность инспектора классов Смольного института благородных девиц. В затхлую атмосферу «ко­фейных», «голубых» классов с приходом Ушинского ворва-

лась свежая струя. Воспитанницы начали читать Гоголя, Лермонтова, других писателей, о которых ничего раньше не слышали. Стали задавать преподавателям вопросы, что было строжайше запрещено.

Нововведения не понравились. Разгорелся конфликт с начальницей института М. Леонтьевой. Обвинения в воль­нодумстве, непочтительном отношении к начальству, без-божничестве и даже аморальности так и сыплются со всех сторон. Да, Ушинский был несдержан, но глубоко прав. «Все русское образование отдали в руки идиоту и бузуверу», — написал он по поводу назначения адмирала Е. Путянина ми­нистром просвещения.

Возмутительные вещи допускает Ушинский. Институтско­го попа Гречуловича принимал в халате! Говорит, что тот «кадит всякие пошлости». Да это еще что. Во время экзаме­нов в присутствии императрицы (!) сидел!

Просто уволить Ушинского было нельзя. Слишком боль­шую популярность приобрело его имя в России. Нашли «благовидный» предлог: по состоянию здоровья направить для лечения и изучения школьного дела за границу. Факти­чески это было изгнание, длившееся 5 лет.

Ушинский посетил Швейцарию, Германию, Францию, Бель­гию и Италию.

За границей написал ряд великолепных педагогических сочинений, и среди них выдержавший 187 переизданий учебник «Родное слово». Более десяти миллионов экзем­пляров книг Ушинского вышло до революции — неслыхан­ная, небывалая цифра!

Ушинский пришел в педагогику преобразователем. И как раз вовремя. Русская школа переживала затянувшийся за­стой. Она была задавлена чиновниками от просвещения, видевшими в каждой новой идее проявление вольнодумст­ва. Мало находилось охотников к преобразованиям, риско­вать карьерой и благополучием никто не хотел.

Ушинский об этом не думает. Охватившим его идеям он отдается целиком, без остатка.

Главное сочинение Ушинского «Педагогическая антропо­логия» начало печататься в 1867 г. Уже через год вышел первый том «Человек как предмет воспитания», спустя не­которое время — второй. Третий остался незавершенным...

В педагогической системе Ушинского ведущее место за­нимает учение о целях, принципах, сущности воспитания. Он подмечает простой закон-парадокс: «Воспитание, если оно желает счастья человеку, должно воспитывать его не для счастья, а приготовлять к труду жизни». Воспитание, со­вершенствуясь, может далеко раздвинуть пределы челове­ческих сил: физических, умственных и нравственных. Но «как бы ни были чисты и возвышенны цели воспитания, оно должно иметь еще силу, чтобы достичь этих целей».

Руководящая роль принадлежит школе, учителю. «В вос­питании все должно основываться на личности воспитате­ля, потому что воспитательная сила изливается только из живого источника человеческой личности. Никакие уставы и программы, никакой искусственный организм заведения, как бы хитро он ни был продуман, не может заменить личности в деле воспитания».

Шаг за шагом Ушинский пересматривает всю педагогику. Он требует полного переустройства системы образования на основе новейших научных достижений: «... одна педаго­гическая практика без теории — то же, что знахарство в ме­дицине». На основе новейших достижений психологии со­ставляет подробнейшие рекомендации о методах формиро­вания наблюдательности, внимания, воли, памяти, эмоций. Раскрывает пути реализации дидактических принципов сознательности, наглядности, систематичности, прочности обучения. Строит концепцию развивающего обучения.

Ушинский намного опережает свою эпоху в понимании роли трудового воспитания: сломав лед устоявшихся взгля­дов, предлагает сделать труд полноценным воспитатель­ным средством.

В юношеском дневнике Ушинского сформулирована цель его жизни: «Сделать как можно более пользы моему отече­ству». Он достиг цели.

В конце XIX — начале XX в. интенсивные исследования педагогических проблем начаты в США, куда постепенно сме­щается центр педагогической мысли. Не отягощенные догмами инициативные покорители Нового Света без предубеждений приступили к исследованиям педагогических процессов в со­временном обществе и быстро достигли ощутимых результатов. Были сформулированы общие принципы, выведены законо­мерности человеческого воспитания, разработаны и внедрены





эффективные технологии образования, обеспечивающие каж­дому человеку возможность сравнительно быстро и достаточно успешно достичь запроектированных целей.

Виднейшие представители американской педагогики — Джон Дьюи (1859—1952), чьи работы оказали заметное влия­ние на развитие педагогической мысли во всем западном мире, и Эдвард Торндайк (1874—1949), прославившийся исследова­ниями процесса обучения и созданием хотя бы и прагматиче­ски приземленных, но весьма действенных технологий.

Русская педагогика послеоктябрьского периода пошла по пути разработки идей воспитания человека в новом обществе. Активное участие в творческих исканиях новой педагогики принял С.Т.Шацкий (1878—1934), руководивший Первой опытной станцией по народному образованию Наркомпроса РСФСР. Первыми авторами учебных пособий по педагогике, в которых ставились и решались задачи социалистической шко­лы, были П.П. Блонский (1884—1941), написавший книги «Пе­дагогика» (1922), «Основы педагогики» (1925), и А.П. Пинке-вич (1884—1939), «Педагогика» которого вышла в те же годы.

Известность педагогике социалистического периода принес­ли работы Н.К.Крупской, А.С. Макаренко, В.А. Сухомлинско-го. Теоретические поиски Н.К.Крупской (1869—1939) концен­трировались вокруг проблем формирования новой советской школы, организации внеклассной воспитательной работы, заро­ждающегося пионерского движения. А.С. Макаренко (1888— 1939) выдвинул и проверил на практике принципы создания и педагогического руководства детским коллективом, методики трудового воспитания, изучал проблемы формирования созна­тельной дисциплины и воспитания детей в семье. В.А. Сухо-млинский (1918—1970) исследовал моральные проблемы воспи­тания молодежи. Многие его дидактические советы, меткие на­блюдения сохраняют свое значение и при осмыслении совре­менных путей развития педагогической мысли и школы.

Наши рекомендации