Из дневника путешествия 1990 года от порта Хатанги до порта Диксон. Второй этап кругосветной экспедиции на гребной лодке. 2.000 км, 65 суток.

…Далеко за Полярным кругом, на оледенелом краю великой сибирской земли лежит этот полуостров. Огромным выступом ведется он в Ледовитый океан. Во многом уникальный, полуостров поражает своими масштабами – почти тысяча километров по долготе и свыше пятисот по ширине.

Я понимал всю сложность предстоящей задачи и со страхом смотрел на предстоящий маршрут, проложенный по карте. Последние два года жизнь была подчинена одной задаче – обогнуть Таймыр. Никогда не было еще одиночество прохода вокруг этого гигантского полуострова не только на гребной лодке, но и по суше. Предполагаемый район плавная был труднодоступен для самых мощных кораблей.

С Таймыром связаны многие географические открытия. Рискуя жизнью, первопроходцы плавали по грозному Ледовитому океану, открывали и описывали новые земли, настойчиво и терпеливо строили поселения. Чтобы добраться до Арктики у многих уходила вся жизнь. А люди шли и шли вперед, погибали, уходили в бессмертие…

Скоротечны были мои сборы в Хатанге – самом старинном из самых северных поселков Красноярского края. Именно через Хатангу проходили маршруты многих исследователей Севера. В 17 веке в низовьях реки Хатанга базировался отряд Великой Северной экспедиции, возглавляемой Харитоном Лаптевым и Семеном Челюскиным.

В путешествие отправлялся один, без рации, без авиа поддержки, как в старину. Предстоит преодолеть две тысячи километров, противостоять постоянным ветрам (хорошо, если будут попутные), низким температурам, туманам, частым дождю и снегу, льду от 1 до 10 баллов.

За два года подготовки пришлось «просеять» свой опыт многолетних плаваний и таежных зимовок на промыслах. Ведь если попаду в ледовый плен, выходить к людям нужно будет по льду и тундре. Казалось бы, учтена любая мелочь в ситуациях мыслимых и немыслимых.

Затея далека от авантюры. Об этом говорит хотя бы следующее. Вот запись из дневника английского моряка Уильяма Эдварда Парри, отправившегося к Северному полюсу в 1827 году: «Я взял с собой припасов на 71 день. Включая лодки и другие необходимые вещи, общий вес поклажи составлял 260 фунтов на человека (104 кг. – Е.С.)

Мой продуктовый запас был рассчитан на три месяца, а вместе с лодкой и другими необходимыми вещами составил 400 кг. Если учесть, что со мной было охотничье ружье и не одна сотня патронов, то голодная смерть мне не грозила. Можно было оставаться на долгую зимовку в полярной ночи, что не раз приходилось делать первым исследователям.

В путешествие отправлялся один только потому, что в лодку не удалось бы взять все необходимое для жизнеобеспечения двоих гребцов. Цель ставил перед собой, прежде всего, спортивную. Согласитесь, это здорово – попытаться преодолеть трудности в таких условиях, когда полагаешься только на себя. К тому же, отправляясь в подобную экспедицию, ты должен быть готовым к самым неожиданным последствиям, ибо все может закончиться трагически.

И еще – хотелось ощутить свою сопричастность к великим открытиям прошлого.

20 июля. Теплым солнечным днем, при полном штиле сделал первые гребки на север. Никогда еще не приходилось начинать путешествие в такую хорошую погоду. В том видел благоприятное предзнаменование. Была учтена ошибка раннего выхода на маршрут экспедиции 1988 года, тогда начинать пришлось с многокилометрового волока лодки по льду. На этот раз все обстояло иначе. За день до отхода начальник хатангской гидробазы Майтан Бекжанов дал мне навигационные консультации и показал спутниковый снимок – лед находился в 400 км от Хатанги.

19 августа. Наступил 52 день моего рождения. Движущийся вторые сутки с моря лед придавил меня к берегу в юго-западной части залива Фаддея. Укрылся в небольшой бухточке. На берег высадиться скала не дает, в море не пускает лед. Запас пресной воды подходит к концу. Придется топить солоноватый лед. Шумит ветер, время от времени принося снежные заряды. Тундра покрылась снежным покрывалом. Что же пора накрывать праздничный стол. Разложена нехитрая еда, выпита стопка коньяка из заветной бутылки капитанского запаса, на газовой плитке стоит котелок. Размышляю о жизни, о прожитых годах. Кипятку вот-вот закипеть, как ухо уловило едва слышный шорох, ползущий по борту лодки. Тент летит в сторону, котелок опрокидывается на ногу. Вот напасть – ветер изменил направление и в укрывавший меня залив несет лед. Нужно быстро выбирать якорь, если на трос поползет лед, то с ним придется распрощаться. Сижу на носу лодки под дождем и мокрым снегом, ногами расталкивая льдины, и что есть мочи тяну канат.

Неприятельская рать (льдины) наступает, что стенка на стенку ходили в старину в деревнях на кулачных боях. Сначала мальцы задирали, потом – парубки, за ними мужики в бой шли. Шучу, - мелкое крошево льда сменили льдины покрупнее, а потом матерые льдины поползли. В одно из мгновений трос так сильно врезался в кисть руки, что, казалось, оторвет ее. А когда ослаб, на его месте осталась кровяная полоса.

Якорь все-таки спасти удалось. Считал это хорошим предзнаменованием – подарком судьбы ко дню рождения.

21 августа. Всевышний не на шутку решил меня испытать. Сутки сижу на льдине, которую носит в хаосе льда у островов Комсомольской правды, то приближая к ним, то отдаляя. Моя спасительница стойко выдерживает натиск своих собратьев, наползающих на нее со всех сторон. Подо льдом разносится фисгармония звуков: свист, скрежет, будто тормозит тяжеловесный железнодорожный состав, раздаются оглушающие выстрелы лопающегося льда – наверное, так кричит взбесившийся дьявол.

22 сентября. После суточного плавания в тумане, в зоне магнитных аномалий, когда магнитный компас показывает что угодно, но не нужный тебе курс, наконец-то нос «Пеллы» уткнулся в крутой каменистый берег. На моем 150-километровом пути открытой воды через Пясинский залив к материковому берегу посередине лежали три острова: Западный Каменный, Средний и Восточный Каменный. Знать, на какой из них попал, было очень важно. Если на Западный – в тумане можно проплыть мимо Диксона и долго блуждать в Енисейском заливе, если на Восточный – можно заплыть в глубину Пясинского залива и накручивать лишние многие десятки километров. Надо было ждать, когда рассеется туман, подниматься на вершину острова и по очертанию берегов соседних определить свое местонахождение. Лодку вытолкнул на берег – придется дожидаться утра. Проснулся, едва стало рассветать. Налегке споро двинулся к вершине. Сбегаю быстренько туда и обратно. Кроме бинокля и двух компасов в надежде определить свой курс ничего не взял. Быстренько оказались тремя часами. Выплыл на средний остров, он и был желанным из трех.

Возвращался к лодке, что на крыльях летел. Крутояр берега скрывал ее до самого последнего момента. Увидел и остолбенел! Около лодки ходил здоровенный белый медведь. Ходил кругами, принюхиваясь. Было явственно видно, как работали его ноздри, втягивая в могучие легкие воздух. Незнакомые запахи его раздражали и он фыркал. Сейчас начнет крушить мое суденышко, верно служившее мне два месяца, и придет конец страдальческого рейса. А до Диксона всего ничего осталось – 170 км. На плоту в штурмовом море при температуре воды 0 - +1 гр. Далеко не уплывешь. Плыть же до материкового бега еще 80 км. Зарекался же в тайгу, тундру без ружья не ходить. И как только отступал от этого неписанного закона таежного люда, так всегда «садился в лужу». На сей раз точно. Со мной не было даже ножа.

Надо срочно что-то делать. На мое счастье в кармане куртки оказался свисток от спасательного жилета с милицейской трелью. Подполз поближе, подобрал камень, чтобы добросить, кинул в зверя и засвистел, что соловей-разбойник. Попал в нос лодки. Звук раздался, точно в пустую бочку угодил. Испуг и неожиданность отбросили зверя в сторону, и через несколько секунд он уже был в море. В несколько секунд я оказался у лодки, схватил ружье, перезарядил патроном с пулей, другой наготове держу.

Медведь отплыл десятка на два метров и повернул к берегу. Не желая портить зверя, угостил его по горбу дробовым зарядом. Этого было достаточно, чтобы он подался восвояси. У лодки осталась желтая вонючая полоса.

25 сентября. Благополучно бросил якорь в гавани Диксона.

Это было путешествие надежд и разочарований. Оно принесло первую седину на висках и первый рекорд Гиннеса.

Бывало, наступал предел, хотелось отступить. Как это просто! Гораздо легче, чем добиться намеченного. Тогда память воскрешала мудрость наших прародителей: «Достоин уважения тот, кто отправился в дорогу, но вдвойне уважаем то, кто ее закончил». Оправдание слабости отметалось, и ты, покинув уют благоустроенной квартиры, поменяв окружающие блага цивилизации на неустроенность походной жизни, изнуряющую жару, пронизывающий до костей холод, нередко голод и «игру» с опасностями, ты снова в дороге, снова в пути.

Снова живешь на свете с удивительной ясностью меры вещей, пониманием их истинной ценности. Безразличен к успеху и требователен к самой жизни. Презрев недоуменное: «А кому это нужно?»

Что зовет тебя в дорогу? Пускаешься в Неоткрытое, Неизведанное, Непознанное.

1992 год. Саше 20 лет. Пора мужчине находить дело по плечу. И лучшей проверкой душевных и физических сил буде путешествие от Диксона до Мурманска.

Никогда еще гребная лодка не проходила этот путь длиною в 2.500 км по суровым Карскому и Баренцеву морям.

«Пелла» была маловата для двоих в таком путешествии. К тому же нужна была лодка для беспрерывной гонки к финишу кругосветки. Дороги привели в столицу Карелии Петрозаводск, где с помощью клуба путешественников «Полярный Одиссей» построили копию лодки «МАХ-4», но уже с двумя закрытыми отсеками, один из которых был спальным.

Перед нами тогда стояла почти невыполнимая задача – за 7 месяцев построить океанскую лодку, перевезти ее в Диксон и осуществить само путешествие, да еще разрешить кучу организационных вопросов.

Экспедиция удалась. За 43 дня в штормовых осенних морях был пройден путь в 2500 км. Это был второй рекорд Гиннеса в трех этапах кругосветной экспедиции.

Старт тогда притормозился на 18 суток. А поэтому новая «МАХ-4» покидала Диксон в непогоду.

2 сентября. Четвертые сутки жестоко бьют лодку волны. Нам надо было пересечь 400 км открытым морем. Большей частью боковой ветер не особенно мешал. Пора бы земле появиться, да нет ее. Наконец, во второй половине дня тренированный глаз над буграми волн уловил один – неподвижный. Земля! С каждым часом очертания ее становились отчетливее. Наш курс был на Амдерму со многими поправками на ветер и снос.

Интересно, куда попадем? Из навигационных приборов у нас единственный компас, который ночью приходилось подсвечивать спичками, чтобы хоть как-то удерживаться на курсе.

Рано радовались – в сумерках задул встречный юго-западный ветер. остановивший наше продвижение вперед. Это меня сильно обеспокоило, т.к. оставшийся запас пресной воды исчислялся всего 8 солдатскими фляжками – 6,5 литров.

С немалым трудом удалось убедить Сашу, что нужно ставить вторую пару, и пока одолеваем ветер, приближаться к берегу. А там, может быть, удастся зацепиться якорем за грунт и переждать шторм. К полуночи огни поселка перестали приближаться, но глубина позволяла отдать якорь. Угол троса был большой и чтобы исключить дрейф, стали посменно грести на одной паре.

Утро принесло туман и усиление ветра. Забеспокоился совсем, зная их продолжительность в здешних местах. Продуктов в лодке еще бы хватило на три недели, а вот с пресной водой дело обстояло совсем худо. Нельзя было допустить, чтобы нас унесло от берега, а нести могло почти на тысячу километров к Северной земле. Это было бы гибелью. Неуютно чувствовал я себя в ту ночь и последующие сутки. Погубить жизнь молодого человека, только начинающего ее было подобно тяжкому греху.

Была слабая надежда на то, что если понесет, то где-то в сотке, другой километров на севере остановит ледяное поле. В том было бы спасение. Нет, бороться за жизнь надо из последних сил. Смотрю на сына – он спокоен. Что не понимает трагичности ситуации?

Еще сутки скребемся к спасительной земле. Выбираем якорь и делаем спринтерский рывок в четыре весла. Пороха хватает на 10-15 минут исступленной работы. Отдыхаем пять минут. И так, раз за разом сутки напролет. Был миг, когда море совсем взбесилось. Ветер срывал гребни волн, превращая их в миллиарды брызг. Змеей заползло в душу отчаяние. И тогда я, не верящий в Бога человек, призвал его к спасению: «Боже, ради сына, помоги?»

Утром, четвертого сентября мы спали мертвым сном в рыбацкой избушке.

30 сентября лодка отшвартовалась в Мурманском торговом порту. В тот день, работая со швартовыми концами, Саша сорвался на крик. С трудом сдержался, чтобы не отругать его. Местный яхтсмен, наблюдавший эту сцену, задал вопрос: «Что, психологическая напряженка?» Хотелось мне тогда посмотреть на него после полуторамесячного пребывания в нашей прохудившейся лодке, когда приходилось каждый час откачивать воду, все это время быть сырым и холодным, попадая из одного шторма в другой. Да не просто быть, а каторжно работать 2ю500 км.

В ту дорогу я понял, что в крайнем напряжении борьбы, на грани смерти Вселенная исчезает, оканчивается рядом с нами. Пространство, время, страх, страдания больше не существуют. Тогда на гребне волны во время яростного шторма внезапно воцаряется в нас яростно, великое спокойствие. Это не душевная опустошенность, - наоборот, это жар души, ее порыв и стремление.

И тогда мы с уверенностью осознаем, что в нас нечто несокрушимое – сила, перед которой ничто не угасает. В невероятных страданиях открываются бесценные сокровища.