Постъюнгианцы: вновь капитуляция

Мы рассматривали детально разработанную Нойманном концепцию героического мифа как архетипической метафоры сознания. В ней он подчеркивал то, как неизбежно односторон­няя маскулинность уравновешивается новой связью с "фемининным". Фордхам возражал против этого прежде всего из-за того, что Нойманн настаивал на совершенно бессознатель­ном, пассивном состоянии при рождении, а этому противоречит эмпирическое, научное изучение младенцев. Фордхам следовал за Гигерихом, возражая против картины архетипа, которая раз­вивается в концепции Нойманна. Но Гигерих рассматривал тео­рии и Фордхама, и Нойманна как жертвы генетической фанта­зии о младенчестве и детстве. В свою очередь Гигерих и Хилл­ман рассматривали героическое эго как нечто изначально враж­дебное воображению. Хиллман указывал на парадокс: поскольку герой и Великая Мать неразделимы, деятельность героического эго приведет прямо назад к материнскому миру, а не к отделе­нию от матери. Плаут, далекий от того, чтобы рассматривать эго прежде всего как противника воображения, считал совершенно гибкое или всепроникающее эго предпосылкой развития вооб­ражения.

Героическое эго в преувеличенной форме можно рассматри­вать как стиль эго, соответствующий возрасту. Однако это вы­зывает вопрос: сколько стилей эго существует и каковы они? Дело в том, что понимание эго как союзника воображения озна­чает неадекватность героя — или любого другого единого образа — как представителя эго-сознания. Например, только не­героическое эго может отказаться от своей силы, чтобы допус­тить интеграцию продуктов воображения.

СТИЛИ ЭГО-СОЗНАНИЯ

Я недавно упомянул идею о том, что каждая телесная зона рождает свой стиль и качество эго-сознания. Теперь рассмотрим эту идею, чтобы получить ясное представление о широком диа­пазоне стилей эго-сознания. На основе зонального развития и теории объектных отношений Ламберт (19816) выделил как минимум шесть совершенно различных стилей эго, каждый из которых, по моему мнению, имеет свою мифологию. Первые три стиля упоминались впервые Абенгеймером (1968).

Первый стиль возникает в результате реакции младенца на фрустрацию и на раннее отделение. Он пытается преодолеть это разделение, чтобы удовлетворить свои потребности. Потребно­сти, которые надо удовлетворить, прежде всего оральны, поэто­му мы называем это оральным стилем функционирования эго.

Затем, по мере того, как младенец начинает осознавать свою растущую независимость, он исследует собственные спо­собности, особенности, силу и продуктивность. Абенгеймер вслед за Фрейдом рассматривает дефекацию как первичное вы­ражение этого: младенец может сделать это сам, и переживание выделения экскрементов фокусирует его самосознание: аналь­ный стиль функционирования эго.

Третий стиль связан с периодом в онтогенезе, когда ребе­нок начинает контролировать свое внутреннее содержание в та­кой степени, что эго может развить собственные интересы, отно­сительно отделенные от желаний, потребностей и уязвимости. Это соответствует свободной воле человека, его способности стать субъектом действия. В этот момент ребенок отделяется в достаточной степени от матери, и стиль функционирования его эго принимает форму отдаления от нее и ее фемининности и приобретает совершенно иной характер — отсюда фаллический стиль функционирования эго.

Важный аспект, на который указывает Абенгеймер, состоит в том, что каждый из стилей функционирования эго не только существует наряду с другими, но также находится в кон­фликте с ними в каждый данный момент. Оральное эго хочет быть независимо и регрессировать, анальное эго занято поиском самоутверждения, а фаллическое эго стремится избежать (или, возможно, убить) мать вовсе, и для него идеал — маскулин­ность.

Ламберт полагает, что в дополнение к трем стилям, описан­ным Абенгеймером, можно добавить еще один, который соответ­ствует переходу в развитии человека в его семье от двухлично-стного к трехличностному функционированию; его можно назвать эдиповым стилем сознания, и я полагаю, он сосредоточен на ощущении соперничества, обладания и исключения и выработке ощущений вины. Ламберт также выделяет стиль эго-сознания, соответствующий полному взрослому гениталъному функциони­рованию.

Но самое большое упущение Абенгеймера для Ламберта со­стоит в том, что он не говорит о качественных изменениях соз­нания, вызываемых переходом ребенка от примитивно расщеп­ленных функций к реальному восприятию матери как человека. Мы рассматривали эти различия между параноидно-шизоидным и депрессивным состоянием ранее (см. выше, с. 131). Это при­водит Ламберта к постулированию депрессивного стиля функ­ционирования эго.

Итак, мы можем выделить шесть различных стилей функ­ционирования эго: оральный, анальный, фаллический, эдипов, взросло-генитальный и стиль, стимулируемый достижением де­прессивного состояния (или стадии беспокойства). Ламберт при­ходит к выводу: "мы можем постулировать, что переговоры с этими шестью позициями должны активизировать уровни само­сознания, которые соответствуют каждой из них" (19816, с. 10).

Далее Ламберт отмечает важность фрустрации. Ламберт сомневается, имеет ли архетипическую основу тот факт, что стремление к фрустрации и дискомфорту способствуют эго-сознанию. Он говорит о фигуре дьявола, Сатаны, врага рода человеческого как о "спонтанной критике статус кво" (19816, с. 15). Ламберт связывает врага рода человеческого с такими различными явлениями, как принцип способности к фальсифика­ции, научный критерий у Поппера и наличие "лояльной оппози­ции" в Британской политической системе. Как кажется, эго-сознанию необходим этот архетипический "другой" . Мы можем увидеть это более ясно в работе Цинкина, которую вскоре рас­смотрим.

ЗАМЕЧАНИЕ 3

Мы имеем дело с парадоксами: эго является основопола­гающим для образования привязанностей и отношений, и в то же время оно связано с отделением и границей. Эго необходимо для интеграции воображения, и в то же время оно может унич­тожить .воображаемое.

Соответствуют ли эти стадии развития эго стадиям героиче­ского мифа? Адекватен ли герой - или другой ^односторонний образ — для выражения множественности стилей эго? Можно ли связать идею разностороннего воображающего эго с зональ­ными этапами и с хорошим отношением матери?

Читатель наверное вспомнит мою гипотезу из главы 1. Я предложил считать, что различия между школами могут также вскрывать общую основу аналитической психологии как дисцип­лины. Различия есть, но есть также странные союзы и соедине­ния. И полемика тоже безусловно есть — вплоть до яростных обобщений, как, например, обвинения Хиллмана в том, что все комментарии относительно развития эго-сознания — это ретро­спективная фантазия (1972, с. 243), или заявление Ламберта о том, что Хиллман хочет вообще покончить с эго (Lambert, 1981а, с. 6).

Я был поражен тем, как аналитики Школы Развития, такие как Плаут с его концепцией проникающего эго, Фордхам с эго, которое может отдавать силу, Ламберт с шестью стилями эго, могут быть сравнимы с Хиллманом и Гигерихом из Архетипической Школы, которая рассматривает эго как нечто действующее под эгидой многих параллельных мифов. Где в таком случае Нойманн и Классическая Школа, на которых нападали члены двух других школ? Я полагаю, что концепция Нойманна с его центральным образом обретения вновь связи с фемининным может быть совсем не столь монолитно героической. Итак, сущест­вует юнгианский подход или точка зрения с очень различными мнениями в разных школах.

Можно сопоставить юнгианское понимание проблемы эго с психоанализом. Кохут рассматривает эго как нечто, тождествен­ное "морали взросления", которая захватила западную цивилиза­цию. Такое отношение было свойственно Фрейду, который по­мещал "ценности знания" на вершину древа человеческих воз­можностей. Подобный подход означает, прежде всего, способность провести различие между внутренним и внешним, как бы это ни было больно. В психоанализе развилось слишком жест­кое различие между внутренним и внешним (Kohut, 1980, с. 480-1).

Работа постьюнгианцев по эго-сознанию составляет часть общих изменений системы ценностей психодинамики. Основан­ный на работе Юнга, синтез постьюнгианцев может внести вклад в современную переоценку эго.