Хоть может быть тебе совсем не люб.

Ну, пригласи хотя бы к чаю,

Напиться дай с твоих пунцовых губ!

Только успела прочесть, как в кабинет зашёл он, улыбка «во всю Ивановскую». Разве можно было после этого на него обижаться!

- Ревнуешь?

Я отрицательно замотала головой, но он не поверил, привлёк к себе, поцеловал, как я не пыталась сопротивляться, а потом уж и я не выдержала, закинула ему руки на плечи и отдалась «на волю стихии». Мы с трудом успели отскочить друг от друга, когда в дверь постучали.

Стучать в дверь моего кабинета я приучила сотрудников почти сразу, как получила его, заняв должность старшего референта, выражая неудовольствие, всякий раз, когда кто-то, забыв об этом, открывал без стука дверь. Когда же кто-то выразил по этому поводу недоумение, я чётко заявила, что дело не только во мне, а в первую очередь в клиентах, которые могут быть у меня, и что проявляемая сотрудниками такого рода бесцеремонность, не лучшая реклама для нашей фирмы. Меня поддержал шеф, и всё встало на свои места, а вот ответа на стук в дверь, не дожидался почти никто, так произошло и на сей раз, но, слава Богу, всё обошлось.

Нас тянуло друг к другу с неимоверной силой, и казалось, что уже ничего не сможет помешать этому притяжению. Мы виделись часто, разговаривали, и не по одному разу, каждый день, но встречи наедине, к сожалению, были редки, и это изводило нас, но наши возможности были ограничены, приходилось учитывать, что его жена, почти постоянно была дома, да и лишнее афиширование наших отношений было совершенно ни к чему.

КАТЕРИНА

Совещание в мэрии закончилось где-то около пяти, возвращаться на работу на какие-то полчаса не было никакого смысла, и я решила ехать домой. Когда подошла к троллейбусной остановке «трёшка» уже подходил к перекрёстку, но загорелся «красный», а из-за угла к остановке стал выворачивать «одиннадцатый». Мелькнула шальная мысль: «Троллейбус к Стасику! Заскочу к нему!» - и, уже не раздумывая, шагнула в распахнувшуюся дверь подошедшего «одиннадцатого».

В офисе у Станислава сидели какие-то клиенты, и нам удалось только перекинуться парой фраз, но его взгляд все эти минуты, что я находилась в офисе, словно держал меня на привязи, неимоверно притягивая и волнуя. Я почувствовала, как у меня стали гореть щёки, и, испугавшись, что это заметят и те двое, сидящие у приставного столика, махнула на прощание рукой и выскочила за дверь.

Настроение было чудесное. Кажется, что и сделали, лишь обменялись взглядами, а в меня словно влили заряд энергии. Не раздумывая, повернула к дому Катерины. Я уже более двух недель не была у подруги, чей дом был здесь же рядом, и грешно было не воспользоваться возможностью для встречи.

Дома была одна Катерина. Раздевшись и сунув ноги в тапочки, я прошла за ней в кухню и забралась на своё излюбленное место в уголок за кухонным столиком. Продолжая помешивать ложкой в стоящей на плите кастрюльке, Катерина повернула ко мне голову:

- Чай пить будешь?

- Не откажусь.

Катерина долила и включила чайник, села рядом.

- Что так рано с работы?

- Да так получилось. А где твои?

- Алла ещё в академии, а Олежка ушёл к отцу на работу.

- Он что уже его устроил?

- Устроил, вот уж неделю ездит.

- Молодец Александр, пообещал и сделал, - не удержалась я от похвалы, но тут же пожалела об этом.

Катерина резко повернула ко мне голову:

- Чего ты его хвалишь? Ещё бы не хватало, чтобы он и о детях забыл!

- Ну, зачем ты так? - попыталась я урезонить подругу. - Ты же сама говорила, что Саша никогда не отказывает, когда ты его о чём-то просишь.

- Не так-то часто я его и прошу! Покрутился бы с моё, а то всё свою фиртюльку ублажает, эту змею подколодную! Прости меня, Господи! - Катерина поспешно перекрестилась и что-то зашептала полушёпотом, глядя на иконку в переднем углу, потом опустив голову, добавила: - Ты тоже не лучше…

Я ошалело взглянула на Катерину. Суматошно замельтешили мысли: «Вот и напоролась! - сердце болезненно сжалось. - И зачем я сюда пришла? Такое было хорошее настроение! И вот, на тебе! - всё насмарку! Хорошо, что она почти ничего не знает про наши отношения со Станиславом. Дура была, что про Сергея как-то обмолвилась!»

Слёзы навернулись на глаза, стараясь не выдать себя, спросила:

- Я-то тебе, что плохого сделала?

- Прости, сорвалось. Только ведь у твоего Сергея тоже семья, а вы, уже столько лет никак друг от друга отцепиться не можете!

Отвечать не хотелось. Сергея Катерина знала хорошо и раньше, правда, без привязки к нашим отношениям, а после того, как я обмолвилась, что встречаюсь с ним, она «в упор» перестала видеть в нём какие-либо достоинства. Да и вообще, у неё нет полутонов, в своих суждениях она прямолинейна донельзя, и её трудно в чём-то переубедить. Слава Богу, что хоть отходчива. Вот и тут она уже успокоилась, улыбнулась, обняла меня.

- Ещё раз прости. Так уж вырвалось, хотя всё давно перегорело. Я даже рада, что мы развелись, а то эти два года была сплошная нервотрёпка.

- Ты же сама не хотела разводиться! - поддержала я разговор, уходя от «опасной» темы.

- Не хотела, потому что сначала не верила, что насовсем ушёл. Думала, прибежит обратно, приползёт, вот тогда я ему и выдам на всю катушку. А потом, когда поняла, что всё не так, от злости возражала, чтоб не дать им расписаться. Только он второй-то раз в ЗАГС особо и не спешит, - с каким-то внутренним удовлетворением констатировала Катерина. Потом повернулась в мою сторону, посмотрела мне в глаза и, словно в раздумье, продолжила: - А ты знаешь, вот я иногда задумаюсь, ну что им, этим мужикам надо? Ведь я себя Александру не наваливала. Он же ко мне дважды салазки подкатывал, и я ему отказывала. Первый раз ещё, когда только в школе начала работать, на новогоднем вечере, мы же вместе там работали, правда, он в школу пришёл на год позднее. Второй раз, когда опять вместе в пионерском лагере работали. Там я чуть было не согласилась выйти за него замуж. Вечер был такой чудесный, мы у моря на песке сидели, целовались, потом он искупаться предложил. Я говорю: «Я без купальника!» А он: «А давай безо всего купаться, я отвернусь, ты разденься и заходи, а потом я». И ты не поверишь, я согласилась. Не знаю, подглядывал он или не подглядывал, но я отошла в сторонку, разделась и в море. Потом он. Но он никуда и не отходил, всё снял и ко мне. Я его как-то краем глаза видела. Не скрою - впечатляет, я же тогда в первый раз увидела голого мужчину. Пусть вполглаза, но увидела. Ты представить себе не можешь, насколько волнительно мне было быть в воде голышом рядом с ним! Сердце прямо зашкаливало, и он, видимо, почувствовал, и не нагличал, только раз прижал и поцеловал меня, но мне и этого хватило сверх головы. Когда выходили на берег, он вообще вышел, как так и надо, и выглядел, словно Апполон Бельведерский. Я вышла чуть в стороне, оделась, подошла к нему, снова сели, снова целовались и он опять: «Ты же знаешь, как я люблю тебя, чего ты тянешь, выходи за меня замуж!» - но и тогда я не дала согласия, всё решилось, когда вернулись домой. И вот как это всё совместить с тем, что произошло? Как?! Ведь не я, а он убеждал, молил меня выйти за него замуж, а в итоге, куда всё это ушло?

Катя смотрела на меня и словно пытала взглядом, а я растерялась, не зная, что и ответить. Вспомнила, что говорили мне про ту, другую, что она младше Саши на 12 лет, особой красотой не отличается, невысокая, без фигуры, есть дочь, но дома у неё, в отличие от Катерины, уютно и прибрано. Глупой её не назовёшь, имеет то, что никогда не было у Катерины: совместный ежегодный отдых на юге, массу полезных вещей в квартире и на кухне, в том числе и посудомоечную машину. От Катерины натерпелась немало: и разборки, и звонки, и походы Катерины к её родителям - всё прошла, но своего добилась. Назвать её разлучницей не могу - не было к тому времени любви между Катей и Сашей. Та подобрала то, что уже упало, но и оправдать её тоже не могу. Она мне неприятна по одной причине - заставила страдать мою подругу.

Я как-то задумалась. А если бы у меня был брат, и он, будучи женат, полюбил бы другую женщину и тоже захотел бы уйти из семьи? Я не стала бы его убеждать остаться ради детей. Если любви нет, и супруги друг другу чужие, к чему эта видимость семьи? Ведь кто знает, а может быть, то, что пришло к нему и есть истинная любовь, а то, что было раньше, и не любовь вовсе? Я поняла бы брата. А вот представить себе, что Катерина, будучи замужем, влюбилась в другого мужчину - не могу, это противоречит ей, как женщине - она однолюбка. Так же трудно представить рядом с ней другого мужчину после всего, что произошло, хотя, кто знает, в жизни бывают и не такие метаморфозы! А что касается восстановления их семьи, в это я не верю, и думаю так не потому, что знаю жизнь со стороны любовницы, нет, а потому, что склеенная чашка никогда не будет, как новая.

Закипел чайник. Катя достала чашки, сахар, печенье, разлила чай, пить уже не хотелось, но отказываться не стала.

- Я тебе раньше не говорила, как-то стыдно было об этом говорить, а теперь уж что - всё позади! - продолжила Катерина. - Он же мне, когда я его припёрла к стенке, сам во всём признался, а потом и говорит: «А давай втроём жить?» Я, аж, опешила, а потом, словно не поняла, переспрашиваю: «Это как - втроём, в одной постели что ли?» А он мне вполне серьёзно: «Ну, зачем ты так? Вот, как сейчас живём, так и будем жить. Я же тебя, как мужчина, устраиваю? - Устраиваю. А финансовую сторону оговорить можно. Да и не вопрос это!» А я так ехидно интересуюсь: « Что и ТАМ всё «без претензий»? А он: «Ну, живём же мы сейчас так, она же знает, что у меня семья». Вот тут я уже не сдержалась, говорю: « Она -то знает, вот только я ни её, ни тебя знать не хочу! Ум есть, так прекращай это безобразие, а я ещё подумаю, прощать тебя или нет!» А он мне: «Нет, не могу я, вот так вот, её бросить». Тут меня уже и «понесло», думаю, только бы не разреветься: «Уходи, - говорю, - немедленно уходи! Видеть тебя не хочу!» Он тут же и ушёл, а времени где-то второй час ночи было. За вещами уже без меня приходил…» - Катерина замолчала. Видимо воспоминания о прошлом вновь растревожили её.

- Интересно, спрашивала ли «та» у Саши про твоё отношение к ней? - продолжила я разговор.

Катерина резко повернула ко мне голову и зло бросила:

- Разве кошку интересует, что о ней мыши думают?

Ожгла мысль: «Опять невпопад, лучше бы промолчать!» - и у меня пропало всякое желание продолжать разговор. Мы ещё о чём-то перемолвились, и я вскоре ушла.

Дома, когда уже лежала в постели, в памяти всплыли слова Екатерины: «А ты тоже не лучше!» - и больно резанули по сердцу. «Если бы она знала ещё и о Станиславе, она бы, наверное, совсем свихнулась и разговаривать бы со мной перестала!» - с грустью подумала я, но тут же, словно воочию, вновь увидела его глаза, горящие каким-то сверхъестественным блеском, ярким, опьяняющим, зовущим куда-то в неведомое, и я стала тонуть в этих глазах, погружаясь всё глубже и глубже в их обволакивающую жуть.

РАЗНЫЕ РАЗНОСТИ

Как-то днём, возвращаясь из суда, я увидела Катерину, выходящую из церкви. Подошла, поздоровались. Катя, видимо почувствовав моё недоумение по поводу нашей встречи у храма в рабочее время, пояснила:

- Вот шла мимо и решила зайти.

- Что-то вымолить? - шутливо спросила я, находясь под впечатлением от удачно выигранного процесса.

Катя мою шутку не восприняла, но ответила довольно спокойно:

- Нет, просто помолиться, очистить душу от скверны, от пагубных мыслей.

- И что, помогает?

Катя повернула голову, внимательно посмотрела на меня.

- Поверь, да.

Видимо всё же мои легкомысленные вопросы её задели, она наскоро попрощалась и заспешила к автобусной остановке.

Прошла неделя, как-то вечером перед ужином мама вспомнила про Катерину:

- Ты Катю давно не видела?

- Не так давно была у неё, потом встретила на улице. А что?

- Я вчера встретила её, когда возвращалась с рынка. Она меня до дому проводила. Слушай, она стала ещё более фанатична, просто диву даюсь. И потом, такая убеждённость! Всю дорогу убеждала меня, что мы неправильно живём, забыли о Боге, оттого и все беды.

- Меня её религиозность давно беспокоит. Бывает, и десяти минут не переговоришь, а она уже перевела разговор на Бога.

- И это одна из причин, что распался их брак с Александром, хотя, как мне кажется, основной причиной была её чрезмерная любовь к Александру. Ведь он для неё был единственным светом в окошке, пока не появились дети, да и потом он для неё слишком многое значил, она просто не замечала, как он стал меняться. А когда женщина так влюблена, мужчина начинает считать, что так и должно быть, и начинает чувствовать себя более свободным. А она ведь этого просто не замечала. Что же касается религии, то её набожность только усугубила дело.

- А кому понравится, когда она ещё тогда трижды в неделю ходила в церковь на службы, даже в ущерб детям. Я как-то её попыталась урезонить, говорю: «Катя, ты вот по вечерам уходишь в церковь, оставляя детей одних, а им твоё внимание ой как необходимо!» А она в ответ: «Ничего ты не понимаешь! Вера никогда во вред не бывала и не будет!» И всё пытается цитировать «Евангелие», и к месту, и не к месту.

- Я это заметила.

- Её не переубедить. С ней вместе в прошлом году Людмила ездила в Сочи отдыхать, так говорит, «чуть не свихнулась её слушать», а там ещё горничная попалась такая же фанатичка, так Катерина и её «заговорила». А что в итоге? Муж ушёл, дети сами по себе. А дома она вообще не видит необходимости сдерживать свою фанатичность. Я как-то была случайной свидетельницей её разговора с Аллой, так они обе при мне с трудом сдерживались. Вот только боюсь, что её чрезмерное увлечение религией не даст ей того, чему учит сама религия. У неё же нет ни смирения, ни терпимости в отношении к людям. Она не устаёт поучать, а это напрягает. В то же время знаю её подруг по церкви, вполне адекватные дамы.

- А может это мы неправильные? - попыталась возразить мама. - Вместо того, чтобы задуматься, всё суетимся, куда-то спешим и погрязаем в этой суете. Может это она хочет достучаться до нас и окружающих её людей? Как мы устаём от её религиозности, так она устаёт от нашего безверия? Может быть, ей с нами не менее тяжело? Мы же не понимаем и не стараемся понять то, в чем она хочет до нас достучаться?

- Мама, ты преувеличиваешь!

- Не знаю, может быть. Я сегодня возвращалась домой мимо собора, не удержалась, зашла. Шла служба, людей море. Постояла, помолилась за себя и за всех нас.

- А ты много молитв знаешь?

- Какое там! По сути, ни одной. Раньше что-то знала, бабушка учила, да почти всё забыла.

- А как же ты молилась?

- Да так и молилась. Своими словами: Господи помоги, чтобы у нас дома всё было хорошо, чтобы все были здоровы, чтобы ты замуж вышла, чтобы детей нарожала!

- Спровадить меня из дому хочешь? - деланно возмутилась я.

Мама засмеялась, обняла меня за плечи, поцеловала в щёку.

- А по мне хоть здесь живите, был бы «жилец». Вот только не знаю, когда и дождусь!

- Дождёшься, главное жди, вот только я не уверена, дождусь ли ужина, - перевела я разговор на более спокойную тему.

Прошло три дня, закончилась ещё одна рабочая неделя. В субботу утром к нам, совершенно неожиданно для нас с мамой, зашла Катерина. Видимо на наших лицах она уловила удивление и снисходительно улыбнулась.

- Вот из храма иду, решила зайти по старой памяти. Отстояла заутреню, и на душе как-то светлее стало. Вы уж простите, что без предупреждения.

- Да что ты, что ты! - замахала мама на неё руками. - Проходи, раздевайся. Чайку попьём, а то мы с Мариной ещё только поднялись, всё никак не соберёмся за стол сесть.

Катерина сняла плащ, прошла на кухню, присела к столу. Чайник уже запосвистывал, я споро собрала на стол, разлила чай по чашкам.

- Я ведь что ещё зашла, - продолжила Екатерина, отпив чай из чашки. - Мне показалось, что ты, Марина, - она повернулась ко мне, - не поверила в мою искренность в тот раз, когда мы встретились у церкви. Я понимаю, что в ваших глазах я со своей приверженностью к Богу выгляжу белой вороной…

- Ну, зачем ты так? - попыталась я возразить.

- Да не обижаюсь я, не обижаюсь! - прервала меня Катя и улыбнулась. - Я ведь не так уж давно тоже была стопроцентной атеисткой, смеялась над верующими, цитировала слова Ленина, что это «духовный костыль для тех, кто не может ходить сам», но Бог меня нашёл и коснулся моего сердца. Помню, дети ещё маленькие были, Олежке несколько месяцев, а Аллочке и шести не было. Тяжелейшая инфекция, оба лежат с высокой температурой и бредят, надо ехать в больницы и их откачивать на капельницах, причём больницы разные. Я, практически, одна, у всех свои дела, а я между двумя разорваться не могу. Алла переносит болезнь тяжелее - для меня это шоковое состояние. Я звоню в слезах своей верующей подруге, с которой лежала в больнице на сохранении беременности при родах с Олежкой. Она меня успокаивает: «Не бойся, я сейчас буду молиться, позвоню ещё другим сёстрам во Христе, и мы все будем молиться за твоих детей, а ты вставай дома на колени и молись, как можешь». Я встала на колени, перекрестилась, руки на груди сжала и стала молить Бога: «Господи! Если ты есть, сделай, пожалуйста, что-нибудь, но чтобы и Олежке и Аллочке стало легче!» - и ещё что-то говорила, и ещё, а у самой слёзы по щекам текут. Потом к детям пошла, и у них ещё молилась. Примерно через час температура спала у обеих, а через день они встали на ноги. Участковый врач очень удивилась этому, говорит: « Такого я ещё не видела». И поверила я тогда, что Бог есть, что ему надо только молиться, верить в него, и он услышит тебя и не откажет в своей помощи. Только просить у него надо не то, что ты хочешь, а то, что тебе, действительно, необходимо. Я это не сразу поняла, думала, что я какая-то особенная, раз Господь меня услышал. Только лишь потом до меня снизошло, что Бог любит всех, и что Бог есть Любовь. И сегодня я не прячусь в уголке. Я столько чудес и милостей видела от Господа, и считаю, что я обязана поделиться с людьми всем тем, что я перенесла и уверовала.

Нам нечего было возразить, да и не хотели мы с мамой вступать с Катей ни в какую дискуссию. Да и о чём было дискуссировать? Это её вера, и пусть она остаётся с ней, только силком нас туда тянуть не надо, может быть, мы и сами когда-нибудь придём к этому, но сами.

В понедельник, где-то перед обедом, ко мне зашла Инга, наша сотрудница. Переговорив по делу клиента, что она вела, Инга вдруг, совершенно неожиданно для меня, сказала:

- Марина, посоветуй, как мне быть.

- А в чём дело? - заинтересовалась я.

- Ко мне обратилась девчонка из нашего отдела с просьбой выступить её гарантом по кредиту, что она собирается оформить.

Девчонка порядочная, я её хорошо знаю, отказывать неудобно, а сомнений выше головы.

- Кредит большой?

- Сто тысяч.

- На что?

- Да, говорит, друзья предложили поехать в круиз вокруг Европы. И парень там едет, на которого она виды имеет.

- Мне трудно тебе советовать, здесь важно не столько порядочность твоей подруги, сколько её платёжеспособность. Я года два назад была в таком же положении, подруга попросила выступить поручителем, а потом возникли неувязки с гашением, банк отнёс часть кредита на меня, пришлось походить по судам, пока всё разрешилось. Слава Богу, благополучно, но поволноваться пришлось.

- Так ты считаешь, что не стоит?

- Это уж тебе самой решать. А что она не обратится к нашему руководству, ведь у фирмы значительно больше возможностей и веса чем у тебя? - поинтересовалась я.

- Так она уже один кредит оформила под поручительство фирмы и ещё не погасила.

- Вот видишь, оказывается информации для размышлений у тебя выше головы, так что определись сама.

- Ладно, подумаю, - ответила Инга и вышла из кабинета.

Я как-то вскоре и забыла об этом разговоре, но дня через четыре ко мне в кабинет буквально влетела Валерия, та девчонка, про которую говорила Инга, всё лицо красными пятнами, и прямо от дверей выпалила:

- Марина, чего ты суёшься не в свои дела?!

- Что случилось? - опешила я.

- Ещё спрашиваешь! Ты зачем Инге запретила выступить гарантом по моему кредиту?

- Она что тебе так и сказала? - мне стало как-то не по себе от такого поворота дела.

- Так, не так, но она же с тобой советовалась! - и Валерия вдруг заплакала навзрыд, закрыв глаза руками.

В меру сил я пыталась успокоить её, но боюсь, что мои доводы её не убедили. А с Ингой разговаривать не было никакого смысла, поскольку я понимала, как трудно отказывать в помощи близкому тебе человеку и в то же время рассчитывать, что тебя поймут правильно.

Вернувшись вечером с работы, я застала у нас в гостях нашу соседку, ту самую, что рассказывала про «визитёршу». Открыв дверь в квартиру и, услышав её голос, доносящийся с кухни, я быстро разделась и с долей беспокойства поспешила в кухню. Мелькнула шальная мысль: «Неужели опять кто-то приходил?» При виде улыбающегося маминого лица, стало как-то легче. Не дав мне ничего сказать, мама сходу, продолжая улыбаться, ошарашила меня сообщением:

- Ты знаешь, Елизавета Николаевна предложила мне устроиться на работу продавщицей в магазин, что около нашего дома, она там работает, говорит, место освободилось.

- А что, очень интересное предложение, - сходу включилась я в «игру», поскольку хорошо знала крайне негативное мнение мамы к всякого рода торговле. Этого соседка не знала, иначе бы с таким предложением не пришла.

На сей раз она поняла, в чём дело, и тоже заулыбалась, но, по всей вероятности, сочла, что мы просто не понимаем всей привлекательности её предложения, но говорить об этом не стала.

В свою очередь мама, дабы не обидеть соседку, закрыла тему:

- Спасибо, Лиза, только не моя это стезя, никогда торговлей не занималась и не тянет, да и желания особого нет снова идти на работу. Летом заменяла сотрудницу в нашей библиотеке и пока хватит. Да и дел по квартире выше головы.

- А что ты имела в виду, говоря о квартире? - спросила я, когда соседка ушла.

- Как что? Ванную и туалет мы давно собирались плиточкой облицевать, да и обои в прихожей пора сменить, совсем замусолились.

Заниматься ремонтом никак не входило в мои планы. В мыслях у меня, всё последнее время, было одно желание об отдыхе, поскольку те десять дней, что я провела в Абхазии, только раззадорили меня, а лето уже заканчивалось, а так хотелось ещё раз увидеть синь неба, опрокинутую в море, мелкие белые барашки на морской поверхности и ощутить на теле обволакивающую теплоту морской воды.

ГАГРА – ХОСТА

Боже мой! Как я рвалась к морю! В мыслях передо мной поздний вечер на набережной в Гагре, слабый шум волн и блики лунного света на черноте водной поверхности. Потом вдруг перед глазами раннее утро и синь неба, сливающаяся с морем на горизонте. Пустынный пляж с клочьями морской травы, выброшенной морем за ночь, и тишина. Со времени прошлой поездки в Абхазию уже прошло более двух месяцев, и наличие недоиспользованного отпуска просто провоцировало. Я даже представить себе не могла, что оставшиеся две недели пропадут зря, растворившись в суете и прозе быта. О поездке думала почти постоянно. Море тянуло меня с неимоверной силой, и я не хотела противиться этому желанию. Да, в принципе-то, у меня ко всему такой же подход, либо что-то безумно хочу, либо до умопомрачения не желаю, отказываюсь наотрез, отметая любые, пусть даже самые убедительные, доводы. Всё это похоже на чёрное и белое и никаких полутонов, хотя прекрасно понимаю, что так не должно быть, что это даже глуповато, но, к сожалению, заносит и довольно часто. Не могу вполсилы чего-то хотеть или не хотеть, добиваться или не добиваться. Даже самой смешно - денег нет, а меня это нисколько не пугает. Беспокоить - да, беспокоит, поскольку до сих пор не определилась с «источниками».

В последнюю августовскую пятницу в конце дня позвонил Алексей, мой давний воздыхатель, и предложил поехать в субботу «на природу». «А почему бы нет?» - подумала я и согласилась.

- Только ничего не бери, я уже всё закупил, - предупредил Алексей, прежде чем отключиться.

«Смотри, какая уверенность!» - улыбнулась сама себе, но, поразмыслив, поняла, что вряд ли бы отказалась, он достаточно изучил меня за эти три года, что мы знакомы. Выехали в десять. Погода благоприятствовала. День был тёплый, и приближающаяся осень совсем не чувствовалась. Решили ехать на загородные пруды. На удивление, отдыхающих было немного, лишь отдельные группы и на приличном расстоянии друг от друга. Выбрали место. Расположились, накрыли «стол». Запас продуктов, что захватил Алексей, был довольно обширен. Кроме овощей и фруктов, буженина, сыр, конфеты, печенье, бутылка вина, термос с чаем.

- Нам это и за день не осилить! - засмеялась я.

- А мы ведь никуда и не спешим, - улыбнулся Алексей и разлил вино.

Время летело незаметно. О чём-то говорили. Ещё весной на его признание: «Тянет меня к тебе, очень…» - я ответила, что «не одна», и что «ничего кроме дружбы предложить не могу». И в этот солнечный день мы к уточнению наших взаимоотношений не возвращались. Вспомнив о нерешённой проблеме «займа», я сказала, что собираюсь недоиспользованный отпуск провести в Гагре, спросила:

- Ты не смог бы взаимообразно субсидировать меня?

Алексей ответил сразу и без обиняков:

- Какие у тебя могут быть сомнения? Позвони, я подвезу деньги, - потом спросил: - А как ты смотришь на то, чтобы поехать вместе?

Его предложение меня не восхитило, но я ответила:

- Да, ради Бога! - а сама подумала: «Если бы знать, как поступить, чтобы потом не каяться!»

С того разговора прошла неделя. Я Алексею не звонила, поскольку считала, что если он собирается ехать вместе со мной, то инициатива звонка и предложения о деталях поездки должны исходить от него, но их не было. Он, словно, в воду канул. Раньше почти перед каждой моей аэробикой, а это три раза в неделю, раздавался звонок с предложением подвезти или увезти, или то и другое вместе, а тут «ни слуху, ни духу».

Всё это вызывало определённое недоумение, да и как-то было не похоже на него. Ведь если ко всему этому есть определённые основания, объясни, я же не дура - пойму. Тем не менее, звонить и уточнять не стала, не хотелось быть кому-либо обязанной, а ему - тем более. Деньги взяла на работе в счёт будущей зарплаты. Купила билеты, заказала место в том же пансионате, где раньше останавливались с Людмилой. Вечером сказала маме. Она не удивилась, всё восприняла спокойно. Задала лишь три вопроса: «Когда? Куда? С кем?» И, слава Богу, всё обошлось без ненужных «молчанок» и недоговорённостей.

Решила ехать одна, хотя по началу сомневалась и комплексовала по этому поводу. Решила: специально ни с кем не знакомиться, ни с женщинами, ни с мужчинами, только если случайно сложится, этому и буду рада. Не хотелось искусственно, из-за необходимости, с кем-то дружить и общаться, делать над собой усилие лишь бы не быть одной. А в принципе, чего и расстраиваться? Ведь всего 12 дней и от одиночества, точно, не устану. Была тайная мыслишка съездить в Хосту, куда неделей раньше уехал с женой Станислав, и, что греха таить, очень хотелось его увидеть. Тем более, что где-то через неделю, как Станислав уехал, я получила от него следующую sms-ку:

Ты, малыш, не унывай,

Занавески постирай,

Замени на кухне люстру

И гардины поменяй!

И за сей великий труд

Тебя на море пошлют,

Отдохнуть и оторваться,

И со мною повстречаться!

От мысли об этом поднималось настроение, и приятный жар наполнял душу, и я, как-то очень легко, сочинила ответ:

На душе печаль и слякоть,

На столе твои три розы.

Мне так хочется заплакать,

И глаза туманят слёзы.

Сразу же получила ответ:

Только плакать-то зачем?

Кто посмел обидеть? Чем?!

Мне тако не по нутру,

В порошок его сотру!

Пусть Маринка веселится,

Улыбается, резвится,

И не знает больше бед

На ближайшие сто лет!

С каждой прочитанной строчкой моё настроение поднималось всё выше и выше! Я даже не задумывалась, как он мог писать всё это, находясь, практически, рядом с женой, и тут же ответила:

«Плакать» было лишь для рифмы,

И грустить мне не резон.

Коли я такая нимфа,

Надо ж мне держать фасон!

Беспокоюсь я о друге,

И волнуясь и любя,

Стихоплётством на досуге

Развлекаю я тебя!

Последовал незамедлительный ответ:

Ну, раз было всё любя,

Я в восторге от тебя!

И любить тебя я буду,

Забывая про себя!

После такого «обмена мнениями» всё свелось к одному желанию - быстрее сесть в поезд.

Было впечатление, что Гагра встретила меня, как давнюю знакомую. Да и вообще, после дня пребывания здесь, я уже чувствовала себя, как дома. Сказывалось неоднократное пребывание. Меня встретила та же самая горничная, с которой мы познакомились ещё в мой первый приезд. Она уже не один год приезжает сюда из Пензы на лето, отдохнуть и подзаработать. Не знаю, на сколько ей это удаётся, но говорит, что довольна.

У меня семейный номер на двоих, правда, администратор «клятвенно» пообещала, «как постоянному клиенту пансионата», никого ко мне не подселять. Хотелось надеяться, что так и будет. С балкона чудесный вид на море, до которого семь минут ходьбы через старинный парк, высаженный ещё герцогом Ольденбургским. Парк поражает своей красотой. Буйство растительности: кипарисы и пальмы, дуб и граб, олеандр и магнолия, родендрон и лавровишня, падуб и самшит. Приятная прохлада в тени деревьев и обволакивающее тепло на открытых пространствах. Дышится легко и глубоко, и хочется глубоко вздохнуть и удержать в себе это одурманенное запахами блаженство. А на вершинах гор словно заснули белоснежные облака. Сразу же, как приехала, переоделась и на пляж. Скинула халатик, и море бережно приняло меня в свои ласковые волны, приятно охладив тело.

Утром поднималась в семь, чтобы ещё до завтрака сходить искупаться. В это время вода чистейшая, море спокойное, словно речь идёт об озере, народу - никого. Вода всегда меня притягивала к себе, хотя плаваю я плохо, на глубину заплываю редко, да и то в сопровождении более уверенных в себе «товарищей». Но в этот заезд ко мне на море пришло совершенно другое восприятие воды. Словно это и вода, и не вода вовсе, а что-то шелковое, волшебное, такое, что не хочется из неё выходить, а чувство некоторой собранности, сосредоточенности, которое обычно испытываешь при входе в воду, ушло совсем, уступив место доверию к воде, словно кто-то незримый и неведомый взял меня под своё покровительство и оберегает меня. Вода воспринималась, как нечто живое, даже не знаю, как это передать, словом, как что-то необычное. Такое ощущение доверия к воде, я в этот приезд испытывала неоднократно, но, к сожалению, оно было не постоянным и чаще всего, только по утрам, но всякий раз, когда оно приходило, это было необыкновенно волнительно и приятно. После утреннего омовения, ибо это было более чем купание, завтрак, после завтрака, снова море, потом обед. После обеда час-полтора дневного отдыха, чаще всего - сна, ибо по такой жаре нет никакого желания, куда-то идти. Часа в четыре - снова море, потом ужин, а после него - вечерние прогулки и другие развлечения.

Как я и думала, комплексовать в Гагре от одиночества мне не пришлось, уже на второй день меня «осчастливил своим вниманием» мужчина из пансионата «Колхида» лет на пять-семь старше меня. Он крутился возле меня уже в первый день, но разговорились только на второй. Вечером мы с ним уже были на танцах в ближайшем кафе. Мой «ухажёр» особо не раскошеливался, взял только по бокалу сухого вина. А мне, главное, только бы потанцевать.

Прошло четыре дня. Стас звонил, как только к тому предоставлялась хоть малейшая возможность. Были и стихотворные sms-ки. Вот хотя бы одна из них:

Как там в Гагре жизнь течёт?

Или всё наперечёт?

Есть ли деньги на еду

И ко мне сюда езду?

Не нашла ль Марина друга?

Не мешает ли подруга?

Всё ли так, как ты хотела?

Загорела? Постройнела?

Мне же приходилось сдерживать свои порывы, будучи не уверена, что он в это время один. «Секретная фраза» для связи, что придумал Станислав, не всегда срабатывала, но, тем не менее, мы сумели договориться о встрече.

Я встала с утра, полная решимости ехать, и меня не останавливала очередь на границе, где можно было простоять на солнцепёке и час и два, а иногда и больше. Не останавливали меня и автобусные пересадки. Но всё сложилось как нельзя лучше: очереди не оказалось, транспорт не подвёл и около десяти я была уже в Хосте. Зашла в кафе «Вареники» и с удовольствием выпила чашечку кофе с мягчайшей булочкой. Ярко светило солнце, на небе ни облачка. Было прекрасное и чуть-чуть волнительное настроение.

Станислава с женой увидела почти сразу, хотя на пляже было предостаточно народа. Я взяла лежак и расположилась метрах в десяти от них, сняла халатик, легла, открыла книгу, но почитать не пришлось. Где-то вскоре подошёл парень лет двадцати пяти, присел рядом, представился, я назвала себя, в общем, всё, как на пляже. Мы о чём-то непринуждённо болтали, а я краем глаза наблюдала за Станиславом. Чувствовалось, что он злится, а мне это доставляло удовольствие, я улыбалась в ответ на шутки моего собеседника и ждала реакции Станислава, и она последовала. Где-то минут через пятнадцать нашего, на мой взгляд, совершенно безобидного, ничего не значащего щебета с парнем, у меня зазвенел мобильник, и знакомый низкий голос словно заполнил всё пространство:

- Дружище привет! Не пора ли тебе выполнить своё обещание и искупаться со мной в Чёрном море? Мы с Эльзой заждались. Приезжай, не тяни, а то мы скоро уедем!

Слышен голос Эльзы:

- С кем это ты?

- Да вот решил Анатолию напомнить об его обещании приехать сюда, - (Анатолий - друг Стаса, закоренелый холостяк), - а он всё отнекивается.

Голос Эльзы:

- Дай-ка, я с ним переговорю.

Вижу, как Эльза тянет руку к мобильнику. Стас смотрит на меня, отдаёт Эльзе мобильник, добавляет:

-Набирай сама, он уже отключился, - роулинг, бережёт деньги.

Поспешно отключаюсь. Стас не менше меня любит играть «на грани фола», но Эльза, видимо, раздумала звонить, и возвращает ему мобильник. Они о чём-то говорят. Наверное, Стас предлагает ей искупаться, но она отказывается. Да и не мудрено, ещё только десять, для купаний довольно прохладно, да и как не говори, а уже середина сентября. Видимо Стас на это и рассчитывал, он встаёт, идёт к воде, и вот я уже вижу его плывущего вдоль берега.

Выждав некоторое время, поднимаюсь, иду к морю. Мой знакомый делает попытку сопровождать меня, но я чётко и определённо даю понять, что предпочитала бы в море обойтись без него. Парень оказался сообразительным, и спасибо ему. Купающихся было не так уж и много. Захожу в воду, резко приседаю, холодная вода обжигает тело, приседаю ещё и ещё раз и уже вполне терпимо. Стас стоит недалеко по грудь в воде. Иду к нему, помогая себе руками, и улыбаюсь. Между нами ещё метра четыре, но он отступает на глубину, а я уже не достаю дна и плыву в его сторону. Быстрее понимаю по движению его губ, чем слышу: « Плыви к буйку!»

Доплываю до ближайшего буйка, цепляюсь за него руками. Оглядываюсь. Где же Стас? Ага! Плывёт в мою сторону, решительными гребками разрывая воду. Не доплывая до меня, ныряет. Проходят томительные секунды, и вот я ощущаю, как его голова прижимается к моей спине, а руки обхватывают мои бёдра, скользят по телу, вот одна из них уже сжимает мою грудь, а юркие пальцы другой руки уже в моих трусиках! Боже! Какая наглость! Его пальцы уже «там»! Чуть не задыхаюсь от томительной истомы и непроизвольно отпускаю буёк, но почти сразу же, в панике, вновь хватаюсь за него, а Стас уже выныривает метрах в пяти от меня. На его лице довольная улыбка, я тоже улыбаюсь и грожу ему пальцем.