Большая руда - Повесть (1962)

Виктор Пронякин стоял над гигантской овальной чашей карьера. Тени облаков шли по земле косяком, но ни одна не могла накрыть сразу весь карьер, все пестрое, движущееся скопище машин и людей внизу. «Не может быть, чтобы я здесь не зацепился», — думал Про­някин. А надо было. Пора уже где-то осесть. За восемь лет шофер­ской жизни он помотался достаточно — и в саперной автороте служил, и кирпич на Урале возил, и взрывчатку на строительстве Ир­кутской ГЭС, и таксистом был в Орле, и санаторским шофером в Ялте. А ни кола ни двора. Жена по-прежнему у родителей живет. А как хочется иметь свой домик, чтоб и холодильник был, и телевизор, а самое главное - дети. Ему под тридцать, а жене и того больше. Пора. Здесь он и осядет.

Начальник карьера Хомяков, посмотрев документы, спросил: «На дизелях работал?» — «Нет». - «Взять не можем». — «Без ра­боты я отсюда не уйду», - уперся Пронякин. «Ну смотри, есть в бригаде Мацуева «МАЗ», но это адская работа».

«МАЗ», который показал Виктору Мацуев, напоминал скорее ме­таллолом, чем машину. «Ремонтировать ее надо только сможешь ли? Подумай и приходи завтра». - «Зачем завтра? Сейчас и начну» , -сказал Пронякин. Неделю с утра до вечера возился он с машиной, в поисках запчастей даже свалки обшарил. Но сделал.

Наконец-то, он смог приступить к работе на карьере. Его «МАЗ» хоть и обладал хорошей проходимостью, но для того чтобы выпол­нить норму, Виктору нужно было сделать на семь ездок больше, чем всем остальным в бригаде, работающим на мощных «ЯАЗах». Это было непросто, но первый же день работы показал, что как профес­сионал Пронякин не имеет соперников в бригаде, а может, и на всем карьере.

«А ты, как я погляжу, лихой, — сказал ему бригадир Мацуев. — Ездишь, как Бог, всех обдираешь». И непонятно было Пронякину, с восхищением это сказано или с осуждением. А через некоторое время разговор имел продолжение: «Торопишься, — сказал брига­дир. — Ты сначала здесь пуд соли съешь с нами, а потом и претен­дуй». Претендуй на что? На хорошие заработки, на лидерство — так понял Пронякин. И еще понял, что его приняли за рвача и крохобо­ра. «Нет уж, — решил Виктор, — подстраиваться я не буду. Пусть думают, что хотят. Я не нанялся ходить в учениках. Мне заработать нужно, жизнь обстроить, обставить, как у людей». Отношения с бри­гадой не заладились. А тут еще дожди зарядили. По глинистым доро­гам карьера машины не ходили. Работа остановилась. «Совсем в гиблое место попал ты, Пронякин», — тяжело размышлял Виктор. Ждать становилось невыносимо.

И пришел день, когда Пронякин не выдержал. С утра было сухо и солнце обещало полноценный рабочий день. Пронякин сделал четыре ездки и стал делать пятую, как вдруг увидел крупные капли дождя, упавшие на ветровое стекло. У него опять упало сердце — пропал день! И, свалив породу, Пронякин погнал свой «МАЗ» в быстро пус­теющий под дождем карьер. В отличие от мощных «ЯАЗов» «МАЗ» Пронякина мог подняться по карнизику карьерной дороги. Опасно, конечно. Но при умении — можно. Выезжая из карьера в первый раз, он увидел угрюмо стоявших у обочины шоферов и услышал чей-то свист. Но ему было уже все равно. Он будет работать. Во время обеда в столовой к нему подошел Федька из их бригады: «Смелый ты, конечно, но зачем же нам в морду-то плюешь? Если ты можешь, а мы нет, зачем выставляешься? Если из-за денег, так мы тебе дадим». И отошел. У Пронякина появилось желание прямо сейчас собраться и уехать домой. Но — некуда. Он уже вызвал к себе жену, она как раз сейчас в дороге. Пронякин снова спустился в пустой карьер. Экс­каваторщик Антон вертел в руках кусок синеватого камня: «Что это? Неужели руда?!» Вся стройка давно уже с волнением и нетерпением ждала момента, когда наконец пойдет большая руда. Ждал и волно­вался, что бы ни думала о нем бригада, и Пронякин. И вот она — руда. Куски руды Виктор повез начальнику карьера. «Рано обрадовал-

ся, — остудил его Хомяков. — Такие случайные вкрапления в породе уже находили. А потом снова шла пустая порода». Пронякин ушел. «Слушай, — сказал ему экскаваторщик Антон внизу, — я все гребу и гребу, а руда не кончается. Кажется, действительно дошли». Пока только двое они и знали о случившемся. Вся стройка по случаю дождя стояла. И Пронякин, чувствуя, что наконец-то судьба расщед­рилась — именно его выбрала везти первый самосвал с рудой из одного из величайших карьеров, — никак не мог успокоиться от ра­дости. Он гнал перегруженную машину наверх: «Я им всем дока­жу» , — думал он, имея в виду и свою бригаду, и начальника карьера, и весь мир. Когда были пройдены все четыре горизонта карьера и ос­тавалось чуть-чуть, Пронякин чуть резче, чем надо, повернул руль — колеса заскользили и грузовик поволокло в сторону. Виктор сжал руль, но остановить машину уже не мог — переваливаясь с боку на бок, самосвал сползал с одного горизонта на другой, переворачиваясь и ускоряя падение. Последним осознанным движением Пронякин смог выключить двигатель вконец разбитой машины.

В тот же день его проведывала в больнице бригада. «Ты на нас зуба не имей, — виновато сказали ему. — Поправляйся. С кем не случается. А ты человек с широкой костью, из таких, как ты, энергия прямо прет. Такие не умирают». Но по лицам товарищей Виктор понял: плохо дело. Оставшись один на один со своей болью, Проня­кин попытался вспомнить, когда он был в этой жизни счастлив, и по­лучилось у него, что только в первые дни со своей женой да вот сегодня, когда он вез большую руду наверх.

...В день, когда серый почтовый вездеход увозил тело Пронякина в морг белгородской больницы, пошла наконец руда. В четыре часа по­полудни паровоз, украшенный цветами и кленовыми ветками, дал торжествующе-долгий гудок и потащил первые двенадцать вагонов большой руды.

С. П. Костырко