Структурированность и артикулированность опыта; особенности личности и межличностных отношений.

Заключение

В ряде исследований было обосновано положение, что внутренние структуры, в которых представлен перцептивный и жизненный опыт, являются более артикулированными у поленезависимых индивидов, чем у полезависимых. Так, поленезависимые дают более структурированные ответы в тесте пятен Роршаха, что говорит об их большей способности «накладывать» свои внутренние структуры на малоструктурированное поле восприятия. Был получен коэффициент корреляции 0,41 между степенью структурированности ответов в пятнах Роршаха и результатами теста включенных фигур. В ряде экспериментов поленезависимые обнаружили меньшее ретроактивное торможение, что трактуется как проявление более высокой степени организации запоминаемого материала. Такая трактовка подтверждается результатами эксперимента, в котором выявилось, что при запоминании списков слов, в которых перемешаны слова из разных понятийных категорий, поленезависимые индивиды более склонны к их смысловому объединению, чем полезависимые (D. G. Yoodenough, 1976).

По данным Уиткина с соавторами, поленезависимые дети дают более артикулированные рисунки тела человека и отличаются большей когнитивной ясностью. Это понятие характеризует степень ясности и развернутости, с которой дети отвечают на самые обычные вопросы о

115

себе самих, своей семье, товарищах, планах на будущее и т. п. Коэффициент корреляции, по их данным, между показателями когнитивной ясности и результатами теста включенных фигур у 30 мальчиков был равен 0,77.

Все показатели структурированности внутреннего опыта взаимосвязаны. Так, в одном из исследований дети были разделены на три группы — поленезависимые, средние и полезависимые. Эксперты оценивали по пятибалльной шкале их когнитивную ясность, степень структурированности тела на рисунках человека и структурированность ответов в тесте Роршаха. У поленезависимых все оценки располагались в пределах от 3,3—3,4 до 4,9—5; у средних — от 1,9—2 до 4,7—4,8, у полезависимых — от 1 до 3,7—3,8 баллов.

Наконец, следует отметить, что в одном из исследований в процедуре Келли при сравнении триад известных людей полезависимые чаще использовали внешние, более поверхностные признаки сходства и различия, а поленезависимые — более внутренние, что также говорит о более высоком развитии (в смысле артикулированности и дифференцированности) структур их внутреннего опыта.

Большая структурированность и дифференцированность личностного опыта у поленезависимых индивидов по сравнению с полезависимыми проявляется также в том, что Уиткин с соавторами назвали чувством отдельной идентичности. По данным наблюдений за детьми в самых разных ситуациях и при выполнении самых разных заданий, они пришли к заключению, что поленезависимые чувствуют себя более артикулированными, их тело и их «Я» переживаются ими как отделенные от поля, дискретно и структурированно. Они больше полагаются на себя, чем на других, менее зависимы от экспериментатора в тестовых ситуациях и воспринимаются другими людьми как более социально независимые. Они обнаруживают меньший интерес и нужду в людях и относительно более интеллектуальный и неличностный подход к проблемам. На них меньше влияют авторитеты, они ориентируются на свои собственные ценности, стандарты и потребности, меньше обращают внимания на слабые социальные сигналы со стороны других людей. При подходе к лабораторным и жизненным проблемам они чаще, чем полезависимые, выбирают активную установку.

Во многих исследованиях выявлены различия между полезависимыми и поленезависимыми испытуемыми в отношении свойственных им контролей и защит. Для поленезависимых характерны более структурированные контроли в реальном поведении и в моторной сфере. Что касается защит, то большинство данных говорит о выраженности у независимых от поля таких защитных механизмов как изоляция, интеллектуализация и проекция, а у зависимых от поля — подавление и отказ (H. A. Witkin et al., 1974; М. С. Егорова, 1981). Это понятно, т. к. первый

116

тип механизмов предполагает большую независимость личности и более аналитический подход к своим проблемам, чем второй. Наконец, имеются данные о различиях в свойственных полезависимым и поленезависимым индивидам психических расстройствах. Хотя по общему числу психических заболеваний различий между ними нет, специфика заболеваний явно различна. Психические расстройства полезависимых чаще проявляются там, где имеет место развитие тех или иных зависимостей — алкоголизм, тучность; у них чаще, чем у независимых от поля развиваются галлюцинации, т. е. болезненные проявления, в которых внутренние состояния становятся неотличимыми от реальности. А у поленезависимых чаще встречаются паранойя, сверхценные идеи, мания величия, т. е. состояния, предполагающие достаточную изолированность и структурированность личностной сферы.

В связи с обсуждением данных о когнитивных и личностных особенностях полезависимых и поленезависимых людей следует внести большую ясность в вопрос о компетентности тех и других в межличностных отношениях. Существующее в литературе мнение о большей компетентности полезависимых представляется не вполне верным. Действительно, полезависимые часто более внимательны к точке зрения других людей, имеют подчеркнутый интерес к людям, чувствительны к социальным сигналам с их стороны, чутко реагируют на одобрение или неодобрение окружающих. Т. е. они более социально ориентированы, чем поленезависимые. Но в этом, с нашей точки зрения, возможно, проявляется опять-таки их большая общая зависимость от поля, которым в данном случае является социальное поле. Факты говорят лишь о большей зависимости полезависимых от других людей, а отнюдь не об их большей социальной компетентности. Ведь каких-либо данных о лучшем понимании людей и человеческих отношений полезависимыми пока нет. А если вспомнить результаты эксперимента, в котором применялась процедура Келли, то они говорят об обратном — о том, что поленезависимые глубже понимают людей, чем полезависимые, которые чаще ограничиваются более внешними поверхностными признаками. Имеются данные о лучшей непроизвольной памяти полезависимых на лица, что должно быть естественным следствием их большей социальной ориентации. Но при произвольном запоминании лиц преимущество оказалось на стороне поленезависимых (D. R. Goodenogh, 1976). А это может быть свидетельством того, что схемы, обеспечивающие запоминание лиц, развиты у них не только не хуже, но даже лучше, чем у полезависимых.

В работах Уиткина с соавторами поднимался принципиально важный вопрос о соотношении двух основных кардинальных осей развития — дифференциации и интеграции. Обсуждая этот вопрос в чисто теоретическом плане, они отмечали, что более дифференцированные системы

117

должны быть также и более интегрированными в смысле развития связей между их элементами и между системой и средой. Но это не означает, что всегда следует ожидать однозначных гармонических отношений между дифференциацией и интеграцией: высокая степень дифференциации не обязательно влечет за собой столь же высокую интеграцию (H. A. Witkin and D. R. Goodenough, 1977). В контексте того же вопроса авторы рассматривали результаты своих наблюдений над типологией полезависимых и поленезависимых детей. Они отметили, что группа полезависимых детей типологически более однородна и ее легче охарактеризовать в целом, чем группу поленезависимых, которая значительно более разнообразна. Причину этого они видят в том, что развитая дифференциация допускает различные формы интеграции — отсюда большая инвариантность жизненных типов и индивидуальностей среди поленезависимых детей. А слабо-развитая индивидуальная сложность допускает меньше форм интеграции, поэтому в группе полезависимых меньше типологических и индивидуальных вариаций.

В работах Уиткина с соавторами обсуждался вопрос о соотношении индивидуальных различий по размерности глобальность-артикулированность и вербальных умений. Здесь авторы, основываясь на результатах длительных наблюдений за группой детей из 30 человек, высказали ряд соображений, проливающих новый свет на проблему вербальных умений, и выдвинули конкретные содержательные вопросы для дальнейших исследований (H. A. Witkin et al., 1974).

Прежде всего они выделяют два разных класса вербальных умений: вербальное понимание и вербальная экспрессивность. Вербальное понимание диагностируется субтестом Векслера на запас слов, на знание фактов и событий, на знание, какое поведение правильно, а какое нет в данной ситуации. Показатели этих субтестов, и по их собственным данным, и по данным других исследователей, не коррелируют или слабо коррелируют с показателями полезависимости-поленезависимости. Авторы справедливо замечают, что нет каких-либо оснований для таких корреляций, нет оснований ожидать, чтобы более дифференцированные и менее дифференцированные дети различались бы по соответствующим вербальным умениям.

Иное дело вербальная экспрессивность, под которой авторы понимают способность к детальной вербальной обработке событий, способность давать развернутые и точные вербальные объяснения. Эта способность в их исследовании диагносцировалась по развернутости и ясности ответов на вопросы интервью (когнитивная ясность), по ясности описаний картинок в тесте ТАТ, по развернутости описаний пятен Роршаха. Эти показатели оказались связанными с показателями полезависимости-поленезависимости в пользу поленезависимых детей. Однако здесь авторы обратили внимание на некоторые интригующие

118

исключения и противоречия. Так, в группе были два мальчика с явно глобальным подходом и с низкой когнитивной ясностью, которые тем не менее подробно и развернуто рассказывали о картинках ТАТ. Авторы пишут, что у них сложилось впечатление, что точность употребления слов у этих мальчиков не связана с ясностью и расчлененностью переживаний. Они высказывают предположение, что, может быть, надо различать точность употребления слов, когда рассказ направляется как бы «изнутри» индивида и течет «сам по себе» и когда точность словесного выражения жестко диктуется условиями и требованиями реальности. Только в последнем случае должно обнаруживаться преимущество поленезависимых индивидов как более психологически дифференцированных. Однако и здесь могут быть исключения, т. к. иногда встречаются поленезависимые дети с явно артикулированными переживаниями, возможности которых сообщить о них в ясной вербальной форме ограничены. В этой связи интересно отметить, что в исследовании нашей сотрудницы С. А. Захаровой встречались поленезависимые дети, которые плохо описывали объекты в методике М. Н. Борисовой, хотя большинство поленезависимых описывали хорошо, а большинство полезависимых — плохо. Т. о. приведенные наблюдения поднимают важный вопрос о возможном выделении трех уровней психологической артикулированности: перцептивной, перцептивно-вербальной и чисто вербальной.

В работах Уиткина с соавторами поднимается важный вопрос об источниках индивидуальных различий по размерности глобальность-артикулированность, что придает их подходу необходимую для хорошей теории полноту и завершенность. Имеющихся здесь фактических данных пока немного, но они достаточно хорошо согласуются с основными положениями общей теории дифференциации. Эти данные говорят как о роли факторов воспитания и условий развития детей, так и о значении определенных особенностей их мозговой организации. Так, по-видимому, условия семейного воспитания, развивающие активность и самостоятельность, создают наиболее благоприятные условия для поленезависимости, способствует этому и поленезависимость матери (H. A. Witkin et al., 1974). Сообщается также о двух исследованиях, в которых с детьми проводилась специальная работа по тренировке их аналитических способностей. В одном исследовании дети тренировались в мультидимензиональном анализе и точной репродукции все более сложных зрительных изображений. Во втором проводилась тренировка по системе музыкального воспитания Кодаи, которая предусматривает абстрагирование ритмических и мелодических конструкций из народной музыки. В обоих случаях дети стали более поленезависимыми по тесту включенных фигур, а в первом случае стали также лучше решать задачи Пиаже на сохранение количества (H. A. Witkin and D. R. Goodenough,

119

1982). Что касается мозговой организации, то имеющиеся данные позволяют предположить, что одним из источников различий в глобальности-артикулированности могут быть различия в способности к «нервному фокусированию», т. е. в способности формировать четко ограниченные, концентрированные, малогерализованные очаги возбуждений в коре полушарий и более концентрированные следы памяти. Так, сообщается, что в большинстве работ по выработке условных рефлексов поленезависимых выявляется более крутой градиент генерализации стимулов, а у полезависимых — более пологий (D. R. Goodenough, 1976). Поленезависимые показывают более тонкое различение двух точек на коже, чем полезависимые, лучше идентифицируют буквы, когда они пишутся тупым стержнем на лбу или на тыльной стороне руки. Перспективными представляются также исследования, свидетельствующие, возможно, о большей специализации полушарий у поленезависимых людей, чем у полезависимых (М. С. Егорова, 1981).

Теория Уиткина далеко не всегда понимается и излагается в литературе под углом зрения реализации в ней принципа дифференциации в психическом развитии и психической деятельности, хотя именно этот принцип является ее ключевым основополагающим понятием. Этот принцип объединяет в единое целое все полученные в рамках теории фактические данные, гипотезы и постановку вопросов, требующих дальнейших исследований. Вместе с тем, под этим углом зрения хорошо видна преемственность теории Уиткина и Вернера и ее содержательная связь со многими другими концепциями и исследованиями, концентрирующимися вокруг принципа дифференциации.

120

Глава IX