Вина и готовность идти на уступки
Фридман, Уоллингтон и Блесс (Freedman, Wallington, Bless, 1967) сделали обзор исследований Фридмана и Фрэйзера (Freedman, Fraser, 1966), Уоллеса и Садалла (Wallace, Sadalla, 1966), Брока и Бекера (Brock, Becker, 1962) и Карлсмита и Гросса (Carlsmith, Gross, 1966). По мнению авторов, результаты этих исследований позволяют сделать вывод о том, что переживание вины повышает готовность идти на уступки. В то же время авторы заявили, что некоторые из рассмотренных ими исследований имеют слабые места и потому сочли необходимым провести серию из трех дополнительных экспериментов.
В первом эксперименте испытуемые оказывались в ситуации, когда они заранее получали представление о сути некоего предстоящего им эксперимента. Они могли сообщить об этом экспериментатору, но могли и солгать. Затем всех испытуемых, и солгавших, и сказавших правду, просили принять участие в другом эксперименте, который носил либо неприятный характер, либо нейтральный. Было обнаружено, что на участие в следующем эксперименте с большей готовностью шли солгавшие испытуемые. При этом неприятный или нейтральный характер предстоящего испытания никак не повлиял на это соотношение.
Во втором эксперименте испытуемые располагались за шатким столом, на котором неким отсутствующим студентом были аккуратно разложены бланки, причем все было устроено таким образом, что бланки неизбежно разлетались и перепутывались. Контрольная группа размещалась за устойчивым столом и не нарушала идеального порядка на столе. Затем экспериментатор просил испытуемых принять участие в эксперименте, который должен был проводить либо тот самый студент, чьи бланки были перепутаны, либо другой, совершенно посторонний экспериментатор. В результате 75 % испытуемых в группе, перепутавшей бланки, согласились участвовать в будущем эксперименте, тогда как в контрольной группе таких оказалось лишь 39 %. Причем на участие в эксперименте, который должен был проводить посторонний экспериментатор, испытуемые из обеих групп соглашались одинаково охотно, различия между группами проявились именно в готовности прийти на помощь тому студенту, чьи бланки были перепутаны. В группе «провинившихся» испытуемых (которых, однако, никто не обвинял) девять человек из десяти изъявили готовность участвовать в эксперименте, который должен был проводить «обиженный» ими студент, тогда как в группе «невинных» такую готовность изъявили только пять испытуемых из пятнадцати.
В третьем эксперименте исследователи попытались выяснить, каким образом переживание вины влияет на готовность к сотрудничеству с обиженным. Ситуация третьего эксперимента была аналогична ситуации второго эксперимента. Затем всех испытуемых просили принять участие в эксперименте, который должен был проводить пострадавший студент. Причем одной половине испытуемых говорили о том, что эксперимент потребует личной встречи со студентом и непосредственного общения с ним, а другой половине сообщали, что участие в эксперименте.может быть заочным. Как и в предыдущем эксперименте, большую готовность прийти на помощь потерпевшему студенту проявили испытуемые, чувствовавшие вину перед студентом. Причем если готовность к непосредственному сотрудничеству испытуемые обеих групп проявили в равной степени* то на просьбу поучаствовать в заочном эксперименте, проводимом пострадавшим студентом, гораздо охотнее откликнулись испытуемые из группы, провинившейся перед этим студентом ( 11 «виноватых» испытуемых из 15 против 3 «невинных» испытуемых из 17).
К большому сожалению, экспериментаторы не производили замеров субъективного переживания вины и, соответственно, не могли оценить выраженность переживания вины у испытуемых. По логике эксперимента переживание вины обязательно сопровождает проступок испытуемого (когда он «лжет» другому человеку или «вредит» ему). Как видно из результатов, полученных исследователями, такое переживание вины оказывает существенное влияние на готовность индивида пойти на уступку обиженному человеку, даже если уступка потребует от него известных трат времени и сил. Любопытен, хотя и не удивителен тот факт, что испытуемые, чувствующие за собой вину, не столь охотно шли на уступки, если эти уступки были связаны с непосредственным взаимодействием с обиженным ими человеком. Этот феномен можно объяснить тем, что человек, испытывающий тяжесть вины перед другим человеком, стремится избежать еще более тягостной конфронтации с обиженным им человеком. Однако делать выводы из этого наблюдения и пытаться применять эти выводы в реальной жизни следует с известной долей осторожности. Не стоит забывать, что в искусственно созданной экспериментальной ситуации «провинившаяся» и «обиженная» стороны были незнакомы друг с другом.
Силверман (Silverman, 1967) провел исследование с целью проверить достоверность этого вывода, он попытался доказать, что испытуемые, страдающие от экспериментально вызванной вины, неохотно уступают требованию встречаться с пострадавшим. В его эксперименте приняли участие 199 учеников шестого класса. Учеников просили выполнить задание и объявляли, что по результатам выполнения задания они могут получить денежное вознаграждение. Затем испытуемым предоставлялась возможность (якобы незаметно для экспериментатора) фальсифицировать свои ответы. Затем экспериментатор, который в данном случае выступил в роли жертвы, поскольку он терял деньги в результате мошенничества испытуемых, обратился к ученикам с просьбой принять участие еще в одном эксперименте. Было обнаружено, что «честные» испытуемые, «слегка мошенничавшие» и «циничные жулики» откликались на эту просьбу с равной готовностью. Это не противоречит выводам, сделанным на основе экспериментов Фридмана и соавт. (Freedman et al., 1967) и Уоллеса и Садалла (Wallace, Sadalla, 1966), согласно которым проступок per se (или вина, если ее определять' только на основании факта совершения проступка) никак не связан с готовностью идти на уступки, если уступка предполагает непосредственное взаимодействие с обиженным человеком.