Пленка с зеркальным изображением

ЛАТИНСКОЙ НАДПИСИ

На сеансе 25 мая 1996 года, на котором присутствовало десять че­ловек, на фотопленке было получено изображение латинского текста. На этот раз за столом не было главных исследователей. Однако де­тальный отчет о происходившем дал мистер Дензил Фейрберн, биз­несмен.

Дензил Фейрберн

Я со стопроцентным скептицизмом относился к заявлениям и утверждениям, которые публиковались в первых выпусках журнала «Духовный Уче­ный». Мне они казались довольно фантастическими и преувеличенными.

Перед тем как спуститься в подвал для участия в сеансе, по просьбе ко­манды духов я должен был выбрать одну новую, запечатанную 35-милли­метровую черно-белую полароидную пленку из дюжины таких же упако­вок. Затем я должен был вынуть из коробки пластиковый контейнер с плен­кой и пометить его своей подписью. Пленка все время находилась при мне до тех пор, пока я не положил ее на большой центральный стол в подвале, где она находилась в пате моего зрения, пока не погас свет.

Я должен упомянуть здесь, что эта пленка лежала на противоположной от хозяев стороне стола и заслонялась от них стеклянным куполом, стоявшим посреди стола. Поэтому, по-моему, никому из них невозможно что-то было сделать с пленкой, особенно если учесть, что у всех на рукавах были светящиеся повязки, по которым в темноте можно было постоянно контролировать их положение в комнате.

Появился Ману, и после нескольких приветственных слов он начал процесс смешения трех типов энергии, которые используются в осуществлении этого феномена.

Далее нас представили джентльмену из Азии по имени Раджи. Медиу­мы одновременно находились под управлением (двух представителей ко­манды духов): один - под управлением миссис Эмили Брэдшоу, восхити­тельной дамы, к которой я почти сразу проникся симпатией, а другой - под управлением Джозефа, спокойного и скромного человека, который производил впечатление личности, обладающей знанием, хотя и смиренно выражающей его.

Сначала в комнате возник совершенно явный холодный ветер, особенно ниже уровня колен, где он иногда становился просто леденящим.

Внезапно, словно из ничего, от стола в сторону потолка устремился кро­шечный огонек. Это произошло так быстро, что всем показалось, будто в воздухе промелькнула полоска света. Затем это повторилось еще несколь­ко раз, и с каждым разом огонь становился ярче и устойчивей.

Были слышны шага и шарканье по напольному настилу, и миссис Брэд­шоу сообщила нам, что вместе с нами в комнате два духа. Затем мы услы­шали, как из точки над столом кто-то попытался заговорить с нами. Сначала голос был не очень ясным; затем раздался второй, хорошо звучавший го­лос, который члены Скоулзской группы сразу узнали: он принадлежал «Рэджу Лоренсу» и звучал где-то совсем рядом. Он попытался кое-что «немно­го отрегулировать», чтобы помочь первому говорящему наладить более четкую звуковую связь.

Я спросил свою мать, почувствовала ли она какие-либо прикосновения или постукивании, на что она ответила, что нет. Вслед за тем миссис Брэдшоу сообщила моей матери очень убедительную информацию от моего отца, и, пока она говорила с ней, я почувствовал на своем запястье и животе прикосновение некой твердой формы.

Моя жена, которая сидела радом со мной, ощутила при то

затылку, и вскоре после этого моя мать почувствовала в своей руке чью-то руку. Она дала нам знать о своих ощущениях, после чего поняла, что другая ее рука направляется и тоже прикасается к невидимой руке. Обе ее

руки затем поднялись вверх и кто-то поцеловал кончики ее пальцев. Она моментально узнала это: так часто делал отец перед тем, как сказать моей матери, что любит ее.

После этого нам сообщили, что фотографическая команда духов успешно запечатлела на пустой пленке какое-то изображение* и меня снова попросили взять на себя заботу о пленке после окончания се­анса вплоть до ее проявления.

Катушка с пленкой была помещена в маленькую проявочную ма­шину, которой группу снабдила компания «Полароид», и нее мы в нетерпении ожидали окончания процесса. К нашей радости, на двух из двенадцати кадров были какие-то интересные изображения. Можно было увидеть текст на латинском языке, который был не только зер­кально отражен в том же кадре, но весь этот кадр был, в свою оче­редь, так же зеркально отражен во втором кадре, так что все посла­ние было представлено в четырех различных стадиях отражения.

Текст был следующим: Reflexionis, Lucisin Terra, et in Planetis («От­ражения света на Земле и планетах») (илл. 33).

Исследователи заметили, что хотя они не контролировали прове­дение этого эксперимента, единственным нормальным объяснением таких результатов может быть лишь подмена пленки кем-то из чле­нов группы. Это можно было сделать, либо вытащив пленку из кон­тейнера и заменив ее на другую, заранее приготовленную, или поме­няв пленку прямо с контейнером. Однако ученые пришли к заключе­нию, что ни одно объяснение не согласуется с наличием «бумажной печати», которую м-р Фейрберн прикрепил к контейнеру до начала эксперимента. Было бы чрезвычайно трудно удалить и заменить пе­чать на идентичную в полной темноте, да еще незаметно. Членом груп­пы пришлось бы сначала снять или прикрыть свои светящиеся по­вязки, чтобы взять контейнер, бесшумно удалить печать и снять крышку, заменить пленку, тихо закрыть крышку, прикрепить поме­ченную бумагу и затем положить контейнер на прежнее место.

Кроме того, как сказали исследователи, м-р Фейрберн, несмотря на утверждения других независимых очевидцев, большинство из ко­торых он никогда прежде не встречай, мог находиться в тайном сго­воре с группой — предположение, которое также нельзя исключать.

ПОСЛАНИЕ «ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ»

Следующую попытку получить фотографический материал-доказательство сделали сами исследователи 13 июля. На этом сеансе к

профессору Эллисону и Монтегью Кину присоединился Арчи Рой, специалист по астрофизике. Он принес с собой нераспечатанную упаковку полароидной 35-миллиметровой цветной пленки.

Профессор Эллисон открыл запечатанную упаковку и вытащил черный контейнер, как обычно отложив в сторону кассету с химикатами. Монтегью Кин затем прикрепил к нему светящуюся, подписанную им метку. Профессор Эллисон положил контейнер себе в карман и уже в подвале поместил его на стол между одной из четырех люминесцентных меток на краю стола и кристаллом, который был направлен концом как раз на него. В конце сеанса контейнер оставался в том положении.

После проявки на пленке обнаружили большое, написанное от руки послание на латыни: Perfectio consummata feu quinta Ellantia Universalis (илл. 16 и 17). За надписью следовал неровный круг с точкой в центре. Профессор Рой заметил, что это символ солнца, о чем упоминалось в беседе на астрономическую тему с командой духов.

Приятельница и соседка Дианы Беверли Диер позже обнаружила книгу «Магические символы» (F. Goodman, Magic Symbols, Trodd, 1989), в которой приводились репродукции из немецкого издания 1747 года Aurea Catena, oder eine Beschreibung von dem Ursprung der Natur und Naturlichen Dingen. В ней имелась иллюстрация Золотой Цепи Гомера (Aurea Catena Homeri). К этой цепи были прикреплено некото­рое количество символов, один из которых представлял собой кру­жок с точкой в центре и маленьким крестиком снизу. Под ним написано: Perfectio Consummata seu Quinta Essentia Universalis («Из хаоса к высотам человечества»).

Согласно «Скоулзскому отчету», приведенный выше перевод был сделан одним из консультантов, но д-р Голд, член Общества Психических Исследований, сказал, что эту надпись лучше было бы объяс­нить следующим образом: «Полное совершенство, или пятая вселенская сущность: часть в высшей степени символической эмблемы, которая начинает цепь с хаоса и беспорядка и заканчивает совершенством, представляющим продвижение человека к свету».

Итак, то, что исследователи сначала приняли за символ солнца, оказалось, согласно информации в «Магических символах», более соответствующим нижнему символу Золотой Цепи Гомера. Стоит отметить, что эта пленка, похоже, была не случайно получена в присутствии профессора астрофизики, особенно если учесть, что текст на пленке соответствовал теме беседы во время сеанса.

НЕМЕЦКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

На следующем сеансе, на котором присутствовали немецкие уче­ные, на фотопленке оказался запечатленным текст на немецком язы­ке. Немного ранее, 31 мая 1996 года, когда на сеансе присутствовали Вальтер Шниттгер, инженер-консультант по автомобилям, и его жена Карин, переводчик, нераспечатанный контейнере пленкой в течение всего сеанса держала в руке Карин Шниттгер. После проявки было видно, что команда духов пыталась запечатлеть на пленке немецкое стихотворение, но изображение было размазанным и лишь местами что-то можно было разобрать. Это явно произошло из-за того, что Карин непроизвольно встряхивала контейнер с пленкой во время се­анса, когда смеялась или приходила в волнение.

В течение следующего сеанса 26 июля 1996 года Шниттгер сам держал контейнер с пленкой на протяжении всего вечера, не выпуская его из рук и не позволяя кому-либо прикасаться к нему. Он же контролировал и проявочный процесс.

На этот раз передача изображения была более удачной (илл. 20, 21, 22):

Ein alter Stamm mit tausend Aesten

Die Wurzeln in der Ewigkeit

Neigt sich von Osten hin nach Westen

In mancher Bildung weit und breit.

Kein Baum kann bluthenreicher werden

Und keines Frucht kann edler seyn

Doch auch das 'Dunkelste ’ auf Erden

Es reift auf seinem Zweig allein.

Старый ствол с тысячью веток,

Корнями уходящий в вечность,

Клонится с Востока на Запад,

Охватывая все и вся.

Ни одно дерево не может стать более цветущим

И никакой другой плод не может быть более прекрасным,

Но даже самый «темный» на Земле

Зреет на его ветке.

На пленке имелись также символы, представляющие планеты, и Китайские идеограммы, которые были «точно нарисованы, отчетливо видимы, и великолепно окрашены».

Согласно «Отчету», эта пленка имела три интересные особенности. Во-первых, стихотворение было написано, по мнению Шниттгера и других немецких знатоков, на хорошем немецком языке, в стиле, характерном для 1840-х годов. Во-вторых, по своему качеству оно заслуживает высокой оценки, но, несмотря на интенсивные поиски и запросы, предпринятые Шниттгерами, д-ром Куртом Хофманном и другими знатоками литературы в Германии, авторство так и не удалось установить. В-третьих, согласно Робину Фойю, команда духов полагала, что оно было написано найдено или найдено предком Вальтера Шниттгера, что еще раз подтверждало факт связи между участниками сеанса и содержанием пленок.

В одном из примечаний в «Отчете» д-р Курт Хоффман доводит до

сведения исследователей информацию о том, что германские экспер­ты, с которыми он консультировался, заключили, что по стилю это стихотворение близко к поэзии Фридриха Рокерта (1788—1866). В «От­чете» также сказано, что Рокерт был популярным поэтом, вдохновив­шим композитора Густава Малера на сочинение его знаменитых пе­сен. Еще он был известен своим переводом Корана на немецкий и очень интересовался восточным мистицизмом. Хотя Рокерт и мог быть ав­тором данного стихотворения, интенсивные поиски ведущих немец­ких ученых в шестнадцати университетах Великобритании не увен­чались успехом. Не было найдено никаких следов возможной публи­кации. Стихотворения также нет в антологии произведений Рокерта, имеющейся в распоряжении ученых, и его происхождение остается невыясненным.

ПЛЕНКА «WIE DER STAUB»

Хотя протоколы обоих сеансов, во время которых были получены

первое и второе изображения текста немецкого стихотворения, име­ли один небольшой недостаток (пленка выбиралась из имевшегося в доме запаса), на последующем сеансе участники легко устранили его. На нем снова присутствовали Шниттгеры, и было получено другое послание на немецком: Wie der Staub in... Wind (Подобно пыли в ветре). Этот результат фотографического эксперимента был достигнут при «идеальных условиях», т.е. было запротоколировано отсутствие каких-либо возможностей подлога или обмана.

Вальтер Шниттгер

За неделю до нашего «посиделок» Робин Фон позвонил и сообщил, что на следующей неделе планируется фотографический эксперимент. Он просил меня купить полароидную 35-миллиметровую цветную слайдовую пленку Полахром и висячий замок. Он попросил также не трогать и не перемещать упаковку без надобности.

Я купил надежный замок и заказал три пленки - одну чувствительностью 12 единиц и две другие — 36 единиц. Все покупки оставались у нас в упаковках до нашего прибытия на сеанс в пятницу 22 ноября 1996 года.

По прибытии я тщательно проверит очень прочный деревянный ящик, стоявший на кофейном столике в гостиной, заметив, что в нем мог помес­титься лишь один ролик пленки в пластиковой кассете. Я вытащил замок с двумя ключами из упаковки и положил на стол перед собой. Затем я выб­рал пленку чувствительностью 12 единиц, отложил в сторону кассету с про­явочными химикатами, вынул пластиковый контейнер с пленкой из упаков­ки и тут же положил его в ящик, который сразу же запер. Кассету с хими­катами я оставил в комнате.

Я взял запертый ящик с собой в машину, где оставит два ключа от замка, а ключи от машины передал Хансу (Шейеру), который все время быт с нами. Все члены группы присутствовали при этой процедуре.

С момента, когда я запер ящик, и вплоть до времени проявки пленки пос­ле окончания сеанса он находился в моих руках. Я ни разу не оставлял его и не позволял никому даже прикасаться к нему. В подвале я держал ящику себя на коленях, придерживая обеими руками, до тех пор пока Эдвин, которому я сообщил, что я правша, не попросил меня взять ящик в правую руку таким образом, чтобы мой указательный пален лежал на крышке и нижняя фаланга пальца касалась замка. Сохраняя руку в таком положении, я должен был, по просьбе Эдвина, поместить ящик на стол таким образом, чтобы его основание полностью покоилось на столе. Моя правая рука от локтя до кисти лежала на столе, в то время как левая оставалась на левом колене.

Далее, через несколько минут стол пришел в «движение»: иногда он так сильно вибрировал, что кристаллы, лежавшие на столе, начинали дребез­жать. Вдруг рукава моего джемпера и рубашки закатись, и мой палец (кисть руки) стал делать вращательные движения относительно запястья; затем рукава рубашки и джемпера снова опустились. Казалось, будто, по меньшей мере, пять рук сразу прикасались к моей правой руке, и некоторые были достаточно сильными, словно пытались оторвать мои пальцы от ящика (чему я сопротивлялся) или сместить сам ящик, так что мне понадобились усилия, чтобы удержать его на месте. В какой-то момент я почувствовал холод — словно на тыльную сторону моей руки положили кусок льда.

После этого меня попросили опять поставить ящик на колени и держать его обеими руками до конца сеанса. Затем я взял у Ханса ключи от машины и, прихватив с собой ящик, отправился к ней, чтобы забрать ключи от замка. Вернувшись в дом, я внимательно осмотрел проявочный аппарат и убедился, что он пуст. После этого я вставил в аппарат кассету с химикатами и, наконец, открыл ящик, извлек из него пластиковый контейнер с пленкой, вытащил катушку и вставил ее в аппарат для проявки.

Затем я закрыл его и привел в действие механизм: процесс сопровож­дался хорошо различимыми звуками и продолжался около двух минут. Я вытащил пленку, и мы тут же ее проверти. На ней был виден текст, симво­лы и линии по всей длине пленки вместе с рядом немецких слов, таких как те и Staub, написанных от руки, а также странное зеркальное отражение текста.