ГЛАВА 16. Лебединая песнь

После совместного тура с Black Sabbath, когда мы вернулись в студию, чтобы записать альбом «Reinventing the Steel», все были на нервах. Все ощущали избыток эмоций. Фил находился не в лучшем настроении, как никто не был, и если кто-нибудь заходил в комнату с недовольным выражением лица, оно тут же передавалось на всю комнату. Что нам и было нужно – это долгий отдых друг от друга. Не несколько дней или недель – многим дольше. Ты можешь работать упорно только до того момента, пока не почувствуешь это, но все ожидают от тебя лишь веселой записи альбома. На деле все не так. Каждая гребаная группа сталкивается с этой проблемой, в том числе и великие, мы же были просто четырьмя упертыми болванами, чувак.

ТЕРРИ ДЕЙТ

«Я пытался свести «Trendkill» в студии Дайма, но ничего не выходило, и я забрал материал в Лос-Анджелес, в студию покрупнее. Я был очень взволнован. Четыре записи с этими парнями, почти десять лет – это нелегко. Многое с этим было связано. Я дошел до состояния, когда не знал, смогу ли продолжать дело. Винни знал технологию изнутри, это имело определенный вес при принятии решений, что-то вроде работы рефери. Мне нужен был перерыв, в конце концов, только и всего. Во время последней записи мой телефон не умолкал, ведь они оставались друзьями и я хотел, чтобы они выпустили альбом, и, по возможности, лучший».

Мы все были согласны с одной вещью, что лучшим путем продолжения дела было создание некой амальгамы - собрать все лучшее с наших предыдущих записей и совместить это. С одной стороны мы хотели сделать шаг назад, с другой стороны – наоборот.

Можно сказать, мы хотели заново изобрести нашу энергию и единство, как это было в 93-94х годах, но мы не хотели, чтобы запись звучала так, будто она и была из того времени. Мы хотели, чтобы она звучала свежо и имела новую энергетику, поэтому конечный вариант звучал немного отлично от предыдущих записей, но это, по-прежнему, была Pantera. Мы также понимали, что наши слушатели тоже меняются. Мы все становились мудрее и понимали, что люди вырастают из подобного стиля музыки. Отталкиваясь от факта, что наша толпа стала чуть старше, а с другой стороны и моложе, мы пытались приспособить наше звучание. Чего мы никогда не делали – так это не пытались соответствовать моде, и я свято верю, что именно поэтому мы всегда имели настолько верную фанатскую базу. Мы всегда оставались честными с самими собой, наши фанаты уважали это, и вместо того, чтобы «мягчать» с притоком денег, мы все еще оставались тяжелыми. Вряд ли такая логика была и у других успешных групп.

Когда дело дошло до продюсирования записи, мы решили делать это сами, без участия Терри Дейта. Винни уже делал так с двумя новыми треками для лайв-записи, потому знали, что сможем сделать так снова. Мы могли бы делать это на протяжении многих лет, но нам нужна была пара свободных ушей, как Терри, чтобы держать нас сконцентрированными на записи, не давая витать в облаках.

Помимо личностных перемен, факт того, что мы не должны были платить четыре с половиной сотни баксов тоже был заметен. Поверьте, мы знали, как делаются записи еще с тех времен, как были детьми, и после «Trendkill»это был шанс поработать всем вместе, ведь мы знали как поймать нужный звук.

Запись «Reinventing the Steel» принесла нам астрономическую прибыль, я даже не помню суммы, и все бесплатно - мы использовали собственное время в собственной студии. Видите ли, лейблы работают как банки, за исключением того, что ты не платишь им за интерес. Они в контрактной форме обязывают вас отдать половину денег вперед и остальное, когда запись будет завершена, а мы просто поделили их на четыре части и делали с деньгами, что хотели. Хватай бабло и беги.

В этот раз мы работали с немного другим оборудованием, и в целом по-иному. Добавив в запись больше баса, мы получили совершенно другое звучание. Без Терри Дейта, только Винни и Стерлинг Уинфилд, наш техник, за пультом, и результаты в звучании были столь же прямолинейны, как платежная ведомость.

Мы отчетливо осознавали, что хотели услышать на записи, и, я считаю, достигли нужного результата. Может, вы скажете, что запись «Reinventing the Steel» была сродни переработке прошлых достижений - она сохраняла наш почерк, и являлась неким возвратом к старому груву, но нам понадобилось до хрена времени, чтобы ее закончить.

Мы записали три песни, затем взяли перерыв на несколько месяцев. У меня появились дети и это, если честно, немного осложняло ход дел, из-за полного перехода на состояния «ВЫКЛ» и «ВКЛ». Я хотел быть в двух местах одновременно и это, очевидно, вызывало некие противоречия, хотя тогда это не оказывало влияния на мою семейную жизнь. Пока что, но все к этому шло.

УОЛТЕР О'БРАЙАН

«Trendkill» хорошо продавался, да, но не так хорошо, как два предыдущих. В начале записи «Reinventing» у меня был хреновый настрой, я был шокирован тем, что группа, занимающаяся своим делом с тех пор, когда парням было по 15 лет, находилась на грани распада. Я говорил им миллион раз «Парни, я всегда могу уйти и найти новую работу. Вы же – Pantera. У вас есть еще шанс и есть один выстрел, не теряйте его. Вы – одна из сотен тысяч банд, у которой получилось сделать это». У меня было предчувствие, что они были готовы все бросить. Причиной тому, что «Reinventing» занял столько времени, являлось нежелание Фила ехать на запись в Техас. Все становилось хуже и хуже, пока Фил не отказался говорить с Даймом, и, в конце концов, Дайм обиделся; обиделись друг на друга и все остальные, пока мы с Ким безуспешно пытались помирить их. Фактически, мы звонили Филу, передавали ему, что сказал Винни, затем звонили Винни, передавали ему слова Фила, и так далее. Мы пытались делать хоть что-то».

Постепенно, мы доделали запись, это продолжалось месяцы, из-за нашей разобщенности. Даррелл, как обычно, отрывался во всю, тусуясь с кем угодно и когда угодно, со всеми подряд, и одним из них был кантри-певец Дэвид Аллан Коу.

Он был родом из Нешвилля, штат Теннесси, и они были дико похожи, хотя я даже не уверен, что мы – парни из Техаса, играющие хеви-метал. В общем, не важно. Мы ему, должно быть, очень понравились, так как он пригласил нас на запись одного из своих альбомов, который вышел в 2006-м году.

Даррелл позвонил мне однажды ночью и сказал «Чувак, ты должен придти и познакомиться с этим парнем». Я пришел. Этот тип был без футболки и вонял хуже всего, что я когда-либо нюхал. Мне хотелось сказать «Чувак, прими душ. Дезодорант, хоть что-нибудь».

Еще он с ног до головы был покрыт татуировками, я по глупости сказал «Мне нравятся эти татуировки, чувак, выглядит круто», и в ту же секунду он спустил штаны, чтобы показать слово Danger (прим. - опасность), набитое на его члене, вертикально, кажется - я старался быстрее отвести взгляд.

Гребаный ад…

Я обеими руками за татуировки, у самого их немало, но кто, мать твою, делает их на члене?

Я думал «Мне не нужно смотреть на это. Это уже чересчур». Но Дайм считал этого чувака крутым. Они идеально друг другу подходили, без преувеличения, они оба были безумными засранцами. Я думаю, Дайм стал бы его подобием, если бы был жив. Они были очень похожи.

Вокруг Дайма постоянно кто-то крутился, и это были те еще гавнюки. Они даже набивали татуировки с его портретом. Они подходили ко мне и говорили «Ты меня не помнишь?». Да, не пошли бы вы? Иногда я говорил «А я должен? У нас есть общий ребенок?».

«Ну, я был в автобусе сзади в… (место/время)»

«А тебе не приходило в голову, что там кроме тебя было еще немало людей?» спрашивал я.

Дайму и Винни, похоже, просто нравилось быть в окружении таких болванов после наших шоу, но я уже не мог выносить этого.

РИТА ХЕЙНИ

«Я не могу сказать, что с продвижением их карьеры и повышением популярности, они сами изменились как люди, но изменились люди, которые были вокруг них. Некоторые из их лучших друзей считали так «Окей, ты добился своего. Ты богатый, значит, ты можешь оплачивать нам ужин и выпивку каждый вечер». Не думаю, что они делали это осознанно. Но если один из членов группы отказывался это делать, по какой-то причине, они начинали обзывать его мудаком! Поначалу, все были счастливы, вместе куда-то ходили, но все изменилось с того момента, как поменялись люди вокруг них».

Что касается фанатов, я всегда старался раздать как можно больше автографов после шоу, и, в зависимости от настроения Фила, я заставлял его делать то же самое. Это было важно для меня, если я сделал себя таким доступным для них.

Я заходил к нему в гримерку и спрашивал «Чувак, ты всем раздал автографы?». Если нет, то я надеялся, что сам сделал достаточно.

Я говорил ему «Чувак, это часть шоу. Ты знаешь, мы должны это делать».

«Хорошо, займемся этим», говорил он, в конце концов, и мы выходили и подписывали все, что приносили детишки. Это было единственное, чем мы могли мотивировать друг друга. Даже в дождь, снаружи тебя всегда ждали детишки, стоявшие целый день в ожидании мгновения, и меньшее, что мы могли для них сделать - дать понять, чего именно они ждали так долго. Посмотрите на нас с их стороны. Это меньшее, что я мог сделать. Снаружи могло быть двадцать градусов (прим. – по Фаренгейту), и, несмотря на это, парень в одной футболке продолжал ждать, пока ты дашь ему свой автограф. «Прошу, приятель, одень куртку, ты простудишься», говорил я им, «Встреча с нами того не стоит».

Я просто накидывал на себя полотенце и выходил наружу, даже в дождь. Конечно, иногда Фил чувствовал себя слишком плохо, чтобы выйти. Боль в спине, неприглядный вид – похмелье или упоротость – иногда мне приходилось принимать решение за него. Но, все же, он понимал, как много это значит для детей, и мы подписывали с ним всех до единого. Мы почерпнули это из наших дней на сцене в Далласе, ведь мы всегда старались быть ближе к нашим фанатам. Мы просто сидели на парковке, пили пиво и страдали всякой херней с детьми так, если бы мы были одними из них. Другой причиной такого общения с фанатами, было то, что мы видели множество других банд, на протяжении многих лет, которые не уделяли этому внимания.

Очевидно, это труднее проделывать с большей аудиторией, но мы подписывали двадцать пять тысяч наших альбомов за полтора часа, и это было нашим долгом – уделить каждому немного времени, «Эй, дружище, как оно? Извини, я не могу посидеть и поджемить с тобой, но я могу чиркануть что-нибудь для тебя». Я всегда считал, что должен проявлять уважение к фанатам, ведь это они оплачивают мои счета, не целиком, конечно.

Для меня музыка – вернее, ее признание ими – была важнее всего. Валюта – пятнадцать или двести баксов за билет – это лишь кусок бумаги, «Я здесь, чтобы увидеть как группа играет. Я хочу пережить это». Так я видел фанатов, или тех, кто пополняет мои электронные счета. Для меня было важнее всего отыграть достойно для них.

ПРИМЕРНО В ЭТО ВРЕМЯ, когда мы взяли перерыв, моя жена и я переехали из дома рядом с Винни, в дом еще больший, рядом с гольф-полем в кантри-клубе Rolling Hills. Я использовал это место, чтобы приобщиться к жизни людей, с которыми я играл в гольф многие годы. Я приобрел немало друзей, людей из разных ассоциаций города, также любящих гольф, мы встречались в кантри-клубе, выпивали и так далее. Что мне нравилось в этих людях больше всего – то, что они видели во мне обычного человека.

Мои доходы продолжали расти, так что я мог позволить себе покупку вещей, как этот огромный дом и большой гриль из Barbecue Galore (прим. – «Изобилие Барбекю», сеть магазинов грилей»), чтобы сидеть с ним на улице. Большая, восьмифутовая хреновина. Я покупал огромную кучу мяса и закидывал в морозилку. Когда я приглашал большое количество людей, на утро я доставал один из свертков. Мы постоянно устраивали коктейльные вечеринки, и у меня был свой секрет приготовления жаркого из крестцовой части.

Это была приятная рутина. Я поднимался с кровати примерно в 10.30 утра, выпивал пару стаканов бурбона, затем день напролет штурмовал лунки. Я хватал свой гольф-карт и уезжал. Это было мое хобби, игра в гольф была для меня сродни религии, как предписание переключения тумблера на «ВЫКЛ».

Гольф был моей отдушиной, моим побегом от мира. Я не хотел находиться рядом ни с чем, что касалось группы, пока мне не приходилось. Двадцать человек играли в гольф днями напролет, затем наставал счастливый час в доме Рекса.

Я встретил людей, которые были членами Колониального кантри-клуба, по престижности он доходил до клуба Augusta National, и это было то самое место, которое мы с отцом много раз видели на экране телевизора, живя в Де Леоне. Мой отец никогда не играл на поле, в отличии от меня. Это было прекрасное поле – одно из лучших на Юге – и меня приглашали участвовать в профессиональных турнирах около десяти раз.

В ОДИН ИЗ ДНЕЙ, когда я играл в Rolling Hills, я добрался до одиннадцатой зеленой, и меня одолело предчувствие. Я что-то почувствовал. Мы все равно планировали закончить раньше в тот день, и я сказал «Так, мне нужно идти». Я забрался в гольф-карт, сказав своей жене «Мне нужно срочно отправляться в госпиталь». Я знал – что-то происходит. Я не переоделся, просто запрыгнул в свою машину, и поехал туда, где я был нужен.

Маме Даррелла и Винни диагнозировали рак легких всего несколькими неделями ранее – это был шок для всех – и она проходила лечение в госпитале Арлингтона. В моем юношестве, она была мне как вторая мать, и состояние ее выглядело плачевным. Но все оказалось гораздо хуже. Она умерла через десять минут после моего приезда. Что-то, или кто-то, подсказало мне, что я должен уйти с поля и приехать туда. Был ли это Бог? Кто знает, но голос сказал мне «Приезжай и попрощайся с ней. Ее время пришло».

Очевидно, братья восприняли это нелегко – они были очень близки с матерью. Они долго переживали ее смерть, даже после выхода «Reinventing the Steel», который, наконец, вышел в марте 2000-го года, и добрался до четвертой строчки чартов. Альбом нравился нам, он был посвящением нашим фанатам, но мы и подумать не могли, что он станет нашей лебединой песнью.