Вопрос 30. идейно-тематическое новаторство а.с. пушкина в «пиковой даме». поэтика философской повести

Повесть Пушкина «Пиковая дама» была опубликована в 1834 г. и была хорошо принята читателями журнала. Успех повести был предопределен занимательностью сюжета, в повести видели «игрецкий анекдот», литературную безделку — не больше. Все отзывы были похвальными, но в сравнении с оценками других произведений Пушкина, отношение к «Пиковой дамы» всё-таки было прохладное. Пушкина хвалили только за занимательность сюжета и изящность стиля, но тем самым упрекали в отсутствии идеи. Здесь было что-то не так. Это «не так» заметили тогда же, издатель журнала О.И.Сенковский в письме Пушкину так характеризовал «Пиковую даму»: «Вы создаёте нечто новое, вы начинаете новую эпоху в литературе <…> вы положили начало новой прозе, — можете в этом не сомневаться <…>». Повесть была закончена в 1833 г., а начата летом 1828 г. Пять лет Пушкин работал над текстом. Летом 1828 г. Пушкин жил в Петербурге и там, видимо, услышал историю о княгине Н.П.Голицыной, когда-то проигравшей большую сумму денег и отыгравшейся благодаря знанию трёх выигрышных карт. Черновики повести хранят следы многочисленных правок, Пушкин тщательно подбирает имена персонажей, делает какие-то непонятные расчёты (похоже, что высчитывает сумму возможного выигрыша Германна) — очевидно, что столь кропотливая пятилетняя работа вряд ли была работой над «безделкой». Пушкин с интересом следил за читательским восприятием повести и в дневнике с удовольствием отметил: «Моя “Пиковая дама” в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семёрку и туза…» Читатели оказывались как бы внутри художественного мира повести и поэтому закономерно реагировали на историю с тремя картами. Через два десятка лет, когда возможные прототипы «Пиковой дамы» забылись, повесть получила другую оценку — не игрецкий анекдот, а фантастическая повесть. Ф.М.Достоевский утверждал, что Пушкин создал совершенную фантастическую прозу. Именно с особенностями фантастики «Пиковой дамы» связаны основные трудности интерпретации повести Пушкина. Герои «Пиковой дамы» играли в популярную в те годы карточную игру «штосс» (в XVIII веке её называли «фараон», «фаро», «банк»). Правила игры очень простые. Один или несколько игроков загадывали карты в колоде, которая находилась в руках у банкомёта. Банкомёт «держал талью» или метал, то есть открывал по одной карте в колоде и поочерёдно раскладывал их слева и справа от себя. Если загаданная игроком карта выпадала слева, то выигрывал игрок, если справа, то выигрыш доставался банкомёту. В «штосс» играли на деньги. При 2 или 4-кратных увеличениях ставок можно было выиграть очень большие деньги, поэтому и банкомёт и понтёры иногда прибегали к уловкам. Самая обычная хитрость — «крапленые карты». Для того, чтобы шулерство было невозможно, особенно при игре на большие ставки, игроки использовали специальные правила. Повесть разворачивается по аналогии с карточной игрой — направо и налево. Как понтёр постоянно находится между правым и левым, между выигрышем и проигрышем, так и читатель на грани двух миров: реального, где всё объяснимо, и фантастического, где всё случайно, странно. Этот принцип двоемирия последовательно воплощён в повести.

В самой природе карт заложено двоемирие: они простые знаки, «ходы» в игре и имеют смысл в гадательной системе. Этот второй символический план их значений проникает в первый и тогда случайное выпадание карт превращается в некий текст, автором которого является Судьба. В карточной игре виделся поединок с судьбой. Германн в «Пиковой даме» тоже вступает в этот поединок. Германн — «сын обрусевшего немца», «душа Мефистофеля, профиль Наполеона». Его имя напоминает о его родине Германии, но его переводится с немецкого: Herr Mann — человек. Германн усвоил чисто национальные качества: расчёт, умеренность, трудолюбие. Но он не «чистый» немец, он сын обрусевшего немца — свои три верные качества он намерен использовать в Наполеоновских целях, он задумал стать богатым, он вступил в поединок с судьбой. Он играет с Лизаветой Ивановной. Играет в любовь, но имеет ввиду совершенно другую цель. Лизавета Ивановна поступает по правилам — она влюбляется, Германн эти пользуется для проникновения в дом графини. Германн играет и с графиней. Германн готов «подбиться в её милость — пожалуй, сделаться, её любовником»; проникнув в её спальню, он обращается к старухе «внятным и тихим голосом», он наклоняется «над самым её ухом», то сердито возражает, то обращается к её чувствам «супруги, любовницы, матери», то вдруг, стиснув зубы, «вынул из кармана пистолет». Германн ведёт себя не по правилам, сменяя роли. Весь ему кажется игрой, более того, ему кажется, что он управляет этой игрой. Ведь всё получилось: обманул Лизавету, узнал тайну карт. И вот ходи и всё вокруг как бы превратилось в карточные знаки. Эту ситуацию игры с окружающими Германн пытается перенести на игральный стол: он имитирует игру по правилам «штосса», а на самом деле знает карты. Германн попытался обмануть саму стихию жизни. Германн всё рассчитал, но жизнь не поддаётся расчёту, в ней царит случай. Однако Германн не выдержал и проиграл. Автомат сломал его и снова включился: «игра пошла своим чередом» и жизнь пошла своим чередом. Лизавета вышла замуж и у нее «воспитывается бедная родственница» (программа повторяется), Томский стал ротмистром и женится (эта программа ожидала Германна).В повести звучит тема большого города с его соц.различиями.Германн остро чувствут свою соц.ущербность и вместе с тем свое внутреннее превосходство над беспечными прожигателями жизнииз среды аристократической молодёжи.Для Гераманна деньги-это путь наверх.Германновский индивидуализм.тема губительного влияния золота на человека-все это черты новых, буржуазно-капиталистических отношений,вторгшихся в русскую дворянско-крепостническую действительность.Пушкин проницательно угадал порождаемы ими психологические драмы. ПД-типично петербургская повесть,предваряющая петерб.повести Гоголя и такой роман Достоевского,как ПиН.

ВОПОС 31. ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ И ИСТОЧНИКИ РОМАНА А.С. ПУШКИНА «КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА». РУССКАЯ ЖИЗНЬ 18 ВЕКА В ИЗОБРАЖЕНИИ ПУШКИНА (КАРТИНЫ СЕМЕЙНОГО БЫТА ГРИНЕВА И МИРОНОВЫХ, «ИСТИНА ИСТОРИЧЕСКАЯ» НАРОДНОГО ВОССТАНИЯ И ЕГО РУКОВОДИТЕЛЯ ПУГАЧЕВА). ИДЕЙНАЯ СТРУКТУРА РОМАНА.

Капитанская дочка.бала впервые напечатана в Современнике ещё при жизни поэта.Осталась неопубликованной по цензурным причинам одна глава,которую Пушкин назвал «Пропущенная глава»В КД Пушкин нарисовал яркую картину стихийного крестьянского восстании.Напоминая в начале романа о крестьянских волнениях,предшествовавших Пугачевскому восстанию,Пушкин стремился раскрыть ход народного движения на протяжении нескольких десятилетий,которое и привело к массовому крест.восстанию в 1774-1775г.В образах белогородских казаков,изувеченного башкирца,татарина,чуваша,крестьянина с уральских заводов,поволжских крестьян Пушкин создает представление о широкой социаьной базе движения.Народ в КД не безликая масса.Пушкин стремится изобразить крепостное крестьянство,участников всстания в различных проявлениях их сознания.Крестьяне показаны как люди.хорошо понимавшие антикрепостнический,антипомещичий смысл и направленность Пугачевсого восстания.Пушкин в своем романе изображает Пугачева как талантливого,смелогоруководителя крест.восстания,отмечает его ум,сметливость,храбрость,героизм,гуманность,связь с народом.Все это создает облик подлинного Пугачева.Для Пушкина он выражал ациональный характер русского народа.Пушкин глубоко раскрыл личность Пугачева.Так же как и рядовому крестьянину,Пугачеву свойственны недоверие и недоброжелательство ко всякому барину.Добродушие и простосердечие П-так же свойства характера народного.Для Пушкина Пугачев-не только вождь крестьянского восстания,потрясшего дворянское государство,но и простой казак Емелька ПугачевОднако существенное,ведущее в его образе-величие,героизм.Это выражено символическим образом орла,о котором говорит пугачевская сказка.Реалистическое изображение антикрепостнического движения было исторической заслугой великого поэта.Сущ.дополнением к широко нарисованному образу крепостного крестьянства явл. Савельич. браз Савельича,преданного своим господам,бы так же необходим дя реалистического изображения исторической действительности того времени,как и образы ревлюционно настроенных крестьян. Пушкин показал крепостное крестьянство таким,каким оно было в его многостороннем отношении к помещику.Белинский:КД-нечто вроде Онегина в прозе.Поэт изображает в ней нравы русского общества в царствование Екатерины.Многие картины по верности,истине содержания и мастерству изложения-чудо совершенства.В КД Пушкин углубляет реалистический метод художественного изображения исторического прошлого народа.Жизнь народа освещается П в её национально-историч.своеобразии,в её соц-сословных противоречиях.Рисуя деятельность выдающихся историч.ичностей,П показывает в ней отражение духа времени.КД положила начало рус.историч.роману.Бесспорно,что опыт историч.романа Вальтера Скотта облегчил Пушкину создание реалистич.историч.романа на русскую тему. В этом романе Пушкин осущ.давний замысел:пересказать «преданья русской старины», жизнь простого русского семейства.И история как бы сама врывается в частную,мирную жизнь.создавая драматические коллизии в судьбах отдельных людей.История раскрывается «домашним бразм», и в центре её оказываются обыкновенные,ничем не выдающиеся люди.Повседневная жизнь обыкновенных людей и составляет у Пушкина основу исторического процесса.Пушкин вслед за Радищевым положил начало тому вниманию к крепостному вопросу,которое с 40-х годов прошлого века становится ведущим в русской общественной мысли и в передовой русской литературе.

КД. бала впервые напечатана в Современнике ещё при жизни поэта.Осталась неопубликованной по цензурным причинам одна глава,которую Пушкин назвал «Пропущенная глава»В КД Пушкин нарисовал яркую картину стихийного крестьянского восстании.Стиль прозы Пушкина отличается исключительной простотой,лаконизмом,точностью и безыскусственностью.Гоголь:это решительно лучшее произведение в повествовательном роде. В романе «К.Д» Пушкин вернулся к тем конфликтам, которые тревожили его в «Д.», но разрешил их иначе. Теперь в центре романа — народное движение, народный бунт, возглавляемый реальным историческим лицом — Е. Пугачевым. В это историческое движение силою обстоятельств вовлечен дворянин Петр Гринев. Если в «Дубровском» дворянин становится во главе крестьянского возмущения, то в «К.Д» вождем народной войны оказывается человек из народа — казак Пугачев. Никакого союза между дворянами и восставшими казаками, крестьянами, инородцами не существует, Гринев и Пугачев — социальные враги. Они находятся в разных лагерях, но судьба сводит их время от времени, и они с уважением и доверием относятся друг к другу. Честь в романе стала мерой человечности и порядочности всех героев. Отношение к чести и долгу развело Гринёва и Швабрина. Искренность, открытость и честность Гринёва привлекли к нему Пугачёва. Честь Гринёв понимает как человеческое достоинство, сплав совести и внутреннего убеждения человека в своей правоте. Нравственный потенциал его раскрылся во время бунта, когда уже в день взятия Белгородской крепости ему несколько раз пришлось выбирать между честью и бесчестием, фактически между жизнью и смертью. В Оренбурге, получив письмо от Маши, Гринёв вновь должен выбирать – подчиниться приказу, соблюсти присягу, или же отправиться на призыв о помощи. Конечно, он покидает Оренбург. Такое же «человеческое» измерение долга мы видим у его отца, который, узнав о мнимой измене сына, говорит о пращуре, умершем за то, что почитал своею совестью. Образ Пугачёва – центральный образ романа, хотя он и не является центральным действующим лицом. Всё это оттого, что казак одновременно и реален и фантастичен, недоступен для понимания. Он – звено, соединившее обыкновенного человека Гринёва с миром таинственного и загадочного: с судьбой и историей. С появлением Пугачёва жизнь Гринёва перестаёт быть линейной от эпизода к эпизоду, и Гринёв и сам чувствует это. История как бы вывела Пугачева из-под своих таинственных покровов, сделав символической фигурой, жуткой в своей реальности и одновременно волшебной, почти сказочной. Прототип пушкинского Пугачева — реальное историческое лицо, самозванец, глава восставших. Но Пугачев в пушкинском романе не тождествен своему историческому прототипу. Образ Пугачева — сложный сплав исторических, реально-бытовых, символических и фольклорных элементов, это образ-символ, развертывающийся, как и любой символический образ, в нескольких, порой взаимоисключающих, смысловых плоскостях. Пугачев — персонаж романа, участник сюжетного действия. Он увиден глазами Гринева. Как персонаж он появляется только тогда, когда его жизнь пересекается с жизнью мемуариста. Облик Пугачева физически конкретен, рассказчику вполне ясен и его социальный статус: он казак, "бродяга", главарь "шайки разбойников". Несмотря на свою "реалистичность", Пугачев резко отличается от других героев. С его появлением в романе возникает тревожная, загадочная атмосфера. И в главе "Вожатый", и во время бунта перед нами человек, внешность которого выразительна, но обманчива. Внутреннее, скрытое кажется в нем значительнее и таинственнее того, что доступно взгляду Гринева. Человеческий облик Пугачева сложен и противоречив. В нем уживаются жестокость и великодушие, лукавство и прямота, желание подчинить человека и готовность ему помочь. Пугачев может грозно хмуриться, напускать на себя "важный вид" и улыбаться, добродушно подмигивать. Пугачев непредсказуем — это человек-стихия. Важнейший принцип создания образа Пугачева — превращение, метаморфоза. Он постоянно перевоплощается, как бы ускользая от однозначных определений. Двойственно уже само его положение как человека-"оборотня": он казак — человек, имеющий подлинное имя, и самозванец, присвоивший чужое — имя покойного Петра III. Пугачев — фигура трагическая. В жизни ему тесно так же, как в детском заячьем тулупчике, подаренном Гриневым ("Улица моя тесна; воли мне мало"). Власть его кажется безграничной, но он осознает трагизм своей судьбы — это подчеркнуто и в любимой песне Пугачева ("Не шуми, мати зеленая дубровушка..."), и в рассказанной им калмыцкой сказке. Как и всякий трагический герой, Пугачев предстает в героическом ореоле. Милуя своих противников, он гордо отвергает совет Гринева — "прибегнуть к милосердию государыни". Им движет не чувство непомерной вины, а уверенность в несокрушимой правоте. Он хозяин своей судьбы и не может принять то, что щедро дает другим людям. Милосердие для него — унизительная милостыня.Пушкин использует принцип «от частного к общему». Человеческое – выше социального и только гуманность способна объединить оба лагеря.

ВОПРОС 32. ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПОСЛЕДЕКАБРИСТСКОГО ВРЕМЕНИ. ПОЭТЫ И ПОЭЗИЯ ПУШКИНСКОЙ ПОРЫ. ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ Е.А. БАРАТЫНСКОГО. ЭЛЕГИИ И ПОЭМЫ. ПОЭТИЧЕСКОЕ И ФИЛОСОФСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ СБОРНИКА «СУМЕРКИ» БАРАТЫНСКОГО.

Поэты пушкинской поры, поэты пушкинской плеяды, поэты пушкинского круга, Золотой век русской поэзии — обобщающее именование поэтов-современников А. С. Пушкина, вместе с ним входивших в число создателей «золотого века» русской поэзии, как называют первую треть XIX столетия^[1]. Поэзия пушкинской поры хронологически определяется рамками 1810—1830-х годов.

В большинстве своем они формировались под воздействием карамзинской реформы языка. Исследователи так определяют характерные черты писателей этого круга: «Понятие „поэты пушкинской поры“ не только хронологическое. Если Батюшков, Жуковский и Д. Давыдов органически входят в эпоху Пушкина, то Полежаев, Лермонтов, Кольцов принадлежат уже по проблематике и пафосу своей поэзии к эпохе иной, послепушкинской. То же относится к Тютчеву, чья ранняя лирика, хотя она формировалась в атмосфере конца 1820—1830-х годов и достигла тогда высокого совершенства, является все же началом его творческого пути. Что касается поэзии Дельвига, несомненно исполненной обаяния, то ей недоставало существенного — той самой подлинности душевной жизни в лирике, которая была достигнута не только его сверстниками, но и старшими современниками»

Первое стихотворение Баратынского было напечатано в 1819. Около этого же времени он сблизился с Дельвигом , высоко оценившим его Пушкиным и столичными литераторами. Печатался во многих журналах и альманахах; выпустил отдельными изданиями три поэмы (из них "Бал" выпущен в одной книжке с "Графом Нулиным" Пушкина) и три сборника стихов (в 1827, 1835 и 1842).

Баратынский родился в "век элегий" - принадлежал к литературному поколению, возглавляемому Пушкиным, которое явилось выразителем настроений части дворянства первых десятилетий XIX в.

Сходством социального положения Баратынского и Пушкина (возможно) объясняется и параллельность основных линий их творчества: оба начали подражанием господствующим образцам начала века - эротико-элегической поэзии Батюшкова (см.), элегиям Жуковского (см.); оба прошли стадию романтической поэмы; наконец, последний период в творчестве обоих окрашен отчетливым реалистическим стилем письма . Но при сходстве основных линий поэтический стиль Баратынского отличается замечательным своеобразием - "оригинальностью", которую тот же Пушкин в нем так отмечал и ценил ("никогда не тащился он по пятам свой век увлекающего гения, подбирая им оброненные колосья: он шел своею дорогою один и независим"). Социальная изолированность Баратынского отозвалась в его творчестве резким индивидуализмом, сосредоточенным одиночеством, замкнутостью в себе, в своем внутреннем мире, мире "сухой скорби" - безнадежных раздумий над человеком и его природой, человечеством и его судьбами. Острое переживание ущерба, "истощения" бытия, завершающееся зловещим "видением" вырождения и гибели всего человечества ("Последняя смерть"); настойчивое ощущение никчемности, "напрасности" жизни - "бессмысленной вечности", "бессмысленного", "бесплодного", "пустого" коловращенья дней ("Осень", "На что вы дни", "Недоносок" и др.), восторженное приятие смерти - исцелительницы от "недуга бытия", в качестве единственного "разрешенья всех загадок и всех цепей" мира ("Смерть") - таковы наиболее характерные темы философической лирики Баратынского. Внешний мир, природа для этой лирики - только "пейзажи души", способ символизации внутренних состояний. Все эти черты выводят Баратынского за круг поэтов пушкинской плеяды, делают его творчество близким и родственным поэзии символистов. В то же время, в силу сохранения экономической связи с дворянством, Баратынский, как никто из поэтов плеяды, ощущает свою близость с "благодатным" XVIII веком, - "мощными годами", - периодом высшего сословного расцвета дворянства; он сильно ненавидит надвигающуюся буржуазно-капиталистическую культуру ("Последний поэт"). Из всех поэтов плеяды он наиболее "маркиз", наиболее верен "классицизму", правила которого, по отзывам друзей, "всосал с материнским молоком". Наряду с элегиями, излюбленными жанрами Баратынского являются характерные "малые жанры" XVIII в.: мадригал, альбомная надпись, эпиграмма. Самые задушевные стихи Баратынского зачастую завершаются неожиданным росчерком - столь типичным для поэтики XVIII века, блестящим pointe’ом, где на место глубокой мысли становится острое словцо, на место чувства - мастерски отшлифованный, но холодный мадригальный комплимент. Язык Баратынского отличается "высоким" словарем, загроможденным не только архаическими словами и оборотами, но и характерными неологизмами на архаический лад; торжественно-затрудненным, причудливо-запутанным синтаксисом. Наконец, Баратынский крепко связан с XVIII в. не только по языку и формам своей поэзии, но и по тому основному рассудочному тону, который составляет такое отличительное, бросающееся в глаза его свойство, заставившее критиков издавна присвоить ему название "поэта мысли". "Нагим мечом" мысли. По собственным словам Баратынского, "бледнеет жизнь земная", иссечен и самый стиль его стихов. Предельный лаконизм, стремление к кристально четким словесным формулировкам (излюбленный пейзаж Баратынского - зима с ее "пристойной белизной", "заменяющей" "невоздержную пестроту" "беспокойной жизни") - таковы основные черты этого стиля. В своих теоретических построениях Баратынский идет еще дальше, прямо уподобляя поэзию науке, "подобной другим наукам", источнику "сведений" о "добродетелях и пороках, злых и добрых побуждениях, управляющих человеческими действиями". Но будучи типичным представителем рационалистической культуры XVIII в., Баратынский вместе с тем явно тяготится ею, считает себя не только "жрецом мысли", но и ее жертвой; в чрезмерном развитии в человечестве "умственной природы", в том, что оно "доверясь уму, вдалось в тщету изысканий", Баратынский усматривает причины вырождения и неизбежной грядущей гибели ("Все мысль, да мысль!..", "Последний поэт", "Пока человек естества не пытал...", "Весна, весна" и мн. др.). Такова диалектика поэта, еще принадлежащего XVIII в. и уже вышедшего за его пределы. Закономерно, с данной точки зрения , появление в последнем периоде творчества Баратынского религиозных настроений, нарастающее стремление противопоставить "изысканиям ума" "смиренье веры" ("Вера и неверие", "Ахилл", "Царь небес, успокой" и др.). Рационалист, ищущий преодоления своего рационализма, "декадент" по темам и специфическому их заострению, символист некоторыми своими приемами, архаист по языку, по общему характеру стиля - из таких сложных, противоречивых элементов складывается цельный и в высшей степени своеобразный поэтический облик Баратынского, "не общее выраженье" - которое сам поэт справедливо признавал своим основным достоинством.

Несколько особняком от лирики Баратынского стоят его поэмы, заслоненные от современников творчеством Пушкина, несмотря на то, что Баратынский сознательно отталкивался от последнего, стремясь противопоставить "романтической поэме" Пушкина свою реалистическую "повесть в стихах", рассказывающую о происшествиях, "совершенно простых" и "обыкновенных". Ни в этом отталкивании, ни в своем реализме Баратынскому не удалось пойти слишком далеко, тем не менее его поэмы отмечены несколькими характерными особенностями (сильный "демонический" женский характер, выдвигаемый в центр повествования; преимущественное внимание поэта к миру преступной, порочной, "падшей" души.)

После шумных успехов, выпавших на долю первых подражательных опытов Б. в условно-элегическом роде, последующее его творчество встречало все меньше внимания и сочувствия. Суровый приговор Белинского (см.), бесповоротно осудившего поэта за его отрицательные воззрения на "разум" и "науку", предопределил отношение к Баратынскому ближайших поколений. Глубоко-своеобразная поэзия Баратынского была забыта в течение всего столетия, и только в самом его конце символисты, нашедшие в ней столь много родственных себе элементов, возобновили интерес к творчеству Баратынского, провозгласив его одним из трех величайших русских поэтов наряду с Пушкиным и Тютчевым (см.).