Особенности словесного знака

При определении знаковой сущности слова необходимо принимать во внимание ту прочную и неразрывную связь между внешней (звуковой) и внутренней (смысловой) сторонами, которая является определяющим моментом не только для существования и функционирования самого словесного знака, но также необходима для возникновения и закрепления в языке его новых значений [14]. Несмотря на прочное единство формального и содержательного в<128> слове, между его внешней и внутренней сторонами нет полного параллелизма, т. е. однозначного соответствия одного другому; кроме того, это единство не абсолютно, а относительно, т. е. может быть нарушено.

Особенностью словесного знака, в отличие от предложений и словосочетаний, является то, что одна знаковая форма (звуковая или графическая последовательность) способна вместить в себя целый ряд означаемых. Словесный знак в системе номинаций, в парадигматике, где одному означающему соответствует несколько означаемых (наименьших значимых элементов) резко отличается от реализованного словесного знака, где одному означающему, как правило, соответствует одно означаемое. В тоже время предложения, если считать их знаками, как правило, однозначны.

Словоизменительные морфемы, совмещающие в себе несколько грамматических значений (семантических минимумов), так же полисемны, как и слова. Например, морфема - s в системе английского глагола выражает одновременно 3 л. ед. ч. наст. вр. изъявит. накл.; полнозначный словесный знак to break означает в системе английской лексики 1) 'ломать', 2) 'разрывать', 3) 'нарушать' 4) 'прерывать', 5) 'ослабевать', 6) 'ломаться', 7) 'начинаться', 8) 'ворваться', 9) 'разразиться'.

Однако между полисемией формальных и предметных морфем имеется большое различие. Полисемантизм формальных морфем присущ им одинаково как в парадигматике, так и в синтагматике, в то время как полисемия словесных знаков свойственна им только в системе номинаций. Линейный, синтагматический ряд слов снимает многозначность словесного знака, присущую ему в системе языка; семантически реализованное слово всегда однозначно, за исключением образной речи. В первом случае следует говорить поэтому о синкритизме формальных морфем, в отношении словесного знака — о двух его модификациях: виртуальной и актуальной.

Понятие виртуального и актуального в языке идет от Гуссерля, который подводил под «виртуальное» чисто логическое, постоянное, по сравнению с «актуальным», изменчивым в языке. Язык движется между двумя полюсами,— писал С. О. Карцевский, — которые можно определить как общее и отдельное [15] (индивидуальное), абстрактное и конкретное, поэтому<129> языковые значимости имеют непременно виртуальный, следовательно, общий характер, для того чтобы язык оставался независимым от индивидов. Проф. С. Ульман относит понятие «виртуального» и «актуального» только к форме знака ( signifiant ) к двум его аспектам; виртуальный как хранящийся в виде отпечатка ( engram ) в системе языка, и акустический — когда знак реализован в речи. А. А. Леонтьев относит понятия «виртуального» и «актуального» аспекта в знаке как раз к его содержанию: «Виртуальный знак — это известные особенности деятельности, отвлеченные от конкретных знаковых операций и атрибутированные соответствующему материальному объекту, т. е. закрепленные в знаковой форме; это элемент конкретной знаковой операции» [34, 26]. В значении словесного знака, в обобщении, как оно выступает в слове, выражена как чувственная сторона мышления, так и действенная его сторона, возникающая из общения человека с другими людьми.

Словесный знак виртуально должен быть автоматизированным знаком и застывшим с точки зрения функции и структуры. Эти особые свойства словесного знака, только ему одному присущие, проистекают из самой сущности языка и сводятся к тому, что слово способно обобщенно выражать идею, дифференцируя или отождествляя понятие, мысль, и в то же самое время служить средством общения, неся в каждом акте речи конкретную информацию. Словесный знак по своей природе двойствен, с одной стороны, он связан с механизмом обобщения, отражая в той или иной форме и мере ступени абстрагированного познания явлений и предметов реального мира, с другой — он связан с формированием мыслей и выражением различных интенций говорящего и слушающего в процессе общения. Это превращает его в знак особого типа.

Слово в ряду других знаков языка является основны м, потому что оно имеет семиологическую ценность в нескольких планах, слово обобщает (сигнификативная функция), дает наименование, обозначает (номинативная функция), слово сообщает (выполняет коммуникативную функцию) и выражает определенное чувство, переживание говорящего, слушающего (прагматическая функция). Об этих свойствах словесного знака С. О. Карцевский писал в свое время следующее: «Если бы знаки были неподвижны и каждый из них выполнял только одну фу нкцию, язык стал бы простым собранием этикеток. Но также невозможно представить себе язык, знаки которого были бы подвижны до такой степени, что ничего бы не значили за пределами конкретных ситуаций. Из этого следует, что природа лингвистического знака должна быть неизменной и подвижной одновременно. Призванный приспособиться к конкретной ситуации, знак может изменяться только частично; и нужно, чтобы благодаря неподвижности другой своей части знак оставался тождественным самому себе» [30, 85]. Что же составляет в словесном знаке то устойчивое, которое позволяет ему оставаться тождественным самому себе<130> как в синхронном, так подчас и в историческом планах. В словесном знаке, прежде всего, выделяется как некое постоянное, общее — форма знака, последовательность звуков или графем (звуковой или графический образ слова). Нужно отметить, что эта материальная опора словесного знака, сугубо своеобразная по сравнению с другими знаками, выступает в качестве того постоянного и устойчивого, что сохраняет его материальное тождество.

Другой особенностью формы словесного знака, в какой-то степени прямо противоположной первой, является то, что она полностью сливается со значением знака (так называемая «прозрачность для значения»), поэтому человек, воспринимающий словесный знак, не обращает никакого внимания на его материальную сторону.

Вопрос об общем и отдельном, о постоянном и переменном в словесном знаке сопрягается с проблемой разграничения языка как системы общих, потенциальных средств и речи как реализация этих системных возможностей.

Чем создаются у словесного знака системные смысловые потенции, реализуемые в речи Прежде всего, словесный (полнозначный) знак всегда относится не к одному какому-нибудь отдельному предмету, явлению, а к целому классу или к группе ему подобных предметов. Поэтому любое референтное (предметное) значение слова с точки зрения психологии и результата его образования есть обобщение и представляет собой имя, название класса предметов.

Отношение между понятием, передаваемым данным словесным знаком, и предметом, им обозначаемым, таково, что понятие ложится в основу содержательной характеристики наименования предметов, а имя, соответственно, называет это понятие, т. е. сумму отличительных признаков этих предметов, общих для класса. Так, в знаковом значении русск, слова стол можно выделить два уровня обобщений, что ставит его в определенную субординацию отношений с другими словесными знаками: 1) общие признаки, различающие данный класс предметов от другого класса — стол : кровать, стол : стул, стол : шкаф и т. п. 2) общие признаки, объединяющие данный класс с другими — стол : мебель. В первом случае имеем противопоставительные отношения, во втором — гипонимичные, т. е. инклюзивные, благодаря которым происходит включение более низкого класса в более высокий класс классов — категорию; что же касается различных видов «предметов», то они выражаются уже не парадигматическими (противопоставительными) отношениями знаков, а путем контрастирующих отношений, осуществляемых в синтагматическом ряду; обеденный стол, письменный стол — 'мебель' : адресный стол, паспортный стол — 'учреждение' : диетический стол — 'пища'. В тех случаях (например, в группе имен нарицательных), когда между понятийной и предметной отнесенностью знака имеется совпадение, равное тому, которое существует между содержанием и объемом понятия, словесный знак является названием целого класса конкрет<131>ных предметов (подводимых под данное содержание) и выражает конкретное (полное, содержательное) понятие класса предметов, подпадающих под его объем [16]. В тех случаях, когда понятийная отнесенность превалирует над предметной, словесной знак служит названием общего понятия типа «движение», «отношение»; тогда названия конкретных действий, состояний обозначены в языке другими словесными знаками, ср.: движение — ходьба, бег, езда и т. п. Наконец, в случае так называемой специализированной, узкой по своему понятийному содержанию лексике и особенно в именах собственных, предметная отнесенность доминирует над понятийной стороной знака, поэтому последний служит специализированным названием предмета, процесса, явления.

Возвращаясь к вопросу о том, что сохраняет смысловое тождество словесного знака, необходимо отметить, что с точки зрения языковых средств то или другое обобщение получает определенное языковое выражение, упорядоченность и определенную взаимосвязь с содержанием других словесных знаков. Устойчивым, кроме формы знака и его номинативной функции, является также то, что обобщение получает соответствующую языковую форму выражения; в зависимости от того, является ли обобщаемое «предметом», «процессом» или «признаком», форма слова соответственно отражает это общекатегориальное семантическое значение и словесный знак получает отнесенность к определенной части речи. Правда, это выдерживается не всегда и не всеми языками, однако в подавляющем большинстве языков это различие находит формальное выражение. Далее в пределах того или другого лексико-грамматического класса слов (части речи) содержание словесного знака дифференцируется в зависимости от семантических свойств. По линии этого содержания данный словесный знак выстраивается во второй ряд зависимостей — в парадигматические связи, в соответствующие семантические подклассы слов — 'одушевленные — неодушевленные предметы' и т, п. Наконец, по характеру конкретного лексического содержания слово входит в несколько парадигматических рядов — синонимические ряды, лексико-семантические группы, словообразовательные ряды, семантические поля и т. п. Эти три вида зависимости, своеобразная иерархия смыслового содержания слова, не могут не способствовать сохранению семантического и формального тождества словесного знака.

Как историческое, так и синхронное тождество слова, наличие виртуального и актуального в словесном знаке является не просто научной фикцией, а его реальной формой существования в языковой системе и непременным условием функционирования в речи. Игнорирование этой двойной жизни словесного знака, двусторонней его природы приводит к двум крайностям: 1) к изучению лек<132>сики как системы вокабул, 2) к изучению только комбинаторики, синтагматики словесных знаков.

Сторонники первой точки зрения сводят значение слова к статически закрепленным за данным звуковым комплексом неизменяемым концептам ( significatum ) или прямым соотносительным связям с внешним миром и «опытом» ( designatum ). Гипертрофируя номинативную функцию знаков, сущность смысловых изменений слов усматривают исключительно в сдвиге наименований. В исследованиях подобного рода рассмотрению подлежит лишь предметная и понятийная соотнесенность словесного знака, его качественная сторона; количественная же сторона, так называемое «семантическое распространение полисемантического слова», актуализация виртуального словесного знака в линейном ряду, в речи полностью игнорируется.

Приверженцы второй точки зрения, наоборот, считают, что лексическое значение слова в системе — фикция [17] и сводят сущность знака к его употреблению, к комбинаторике словесного знака в синтагматическом ряду, подменив изучение его значения определением шкалы дистрибуций, сбросив со счетов парадигматические связи слов, их системное значение. Значение сводится к дистрибуции, но как в случае с разными фонемами, имеющими одинаковую дистрибуцию, так и в лексике, разные значения, разные лексические единицы могут иметь и имеют одинаковую дистрибуцию.

Несмотря на различие в интерпретации значения словесного знака, почти во всех научных направлениях делалась попытка выделить в нем «постоянные» и «переменные» элементы, установить сферу устойчивого и изменчивого в словесном знаке. Так, в традиционной семасиологии это различие в лексическом содержании слова подавалось в виде противопоставлений: узуального и окказионального (Г. Пауль), прямого и переносного (Г. Стерн), ближнего и дальнего (А. Потебня), значений и употреблений слова (В. В. Виноградов); в функциональной лингвистике в виде «первичной и вторичной семантических функций слова» (Е. Курилович), «знаков языка» и «знаков речи» (Ф. Микуш), «адекватной и случайной ценности знака» (С. О. Карцевский), «прямой и смещенной речи» (Л. Блумфилд) и др.

Неоднозначное соответствие формы словесного знака и его содержания было сформулировано в виде принципа «асимметричного дуализма» С. О. Карцевским, который подошел к определению семиологических свойств языковых знаков несколько с иной стороны, нежели Ф. де Соссюр.

Первой и необходимой особенностью знака, особенностью, раскрытой С. О. Карцевским главным образом применительно к сло<133>ву, является то, что он не может не носить дифференциального характера, в противном случае словесный знак превратился бы в простой сигнал. Сущность семиологической значимости слова состоит не только в дифференциации, но и в отождествлении. Словесный знак, будучи образован скрещением этих двух мыслительных рядов (отождествления и дифференциации), может быть отождествлен или дифференцирован как по своей форме, так и по содержанию. Возможность отождествления словесных знаков то по их форме, то по их содержанию приводит к тому, что каждый словесный знак является потенциально омонимом и синонимом одновременно.

Каждый полнозначный словесный знак (имена нарицательные), подобно атому, несет в себе два заряда: положительный (отождествляющий, общий) и отрицательный (дифференцирующий, различный). Поэтому словесный знак, как, впрочем, и любой другой знак, из указанного класса знаков может быть одновременно отождествлен с другими знаками и быть от них непременно в чем-то отличным. При новой номинации, т. е. при любом вхождении знака в парадигматический ряд или при сочетании словесных знаков в синтагматическом плане новое включается как «новой род старого вида». В силу этого основным принципом структурной организации системы номинаций являются два противоположных, но всеобщих принципа: 1) принцип включения словесных знаков по их смысловому содержанию при парадигматических отношениях; 2) принцип семантической (смысловой) совместимости в линейном ряду .

Таким образом, словесным знакам свойственна двойная структурная организация — парадигматические (оппозиционные) отношения, обеспечивающие номинативно-классификационную деятельность языка, и синтагматические (контрастирующие) связи, удовлетворяющие потребностям его синтагматической деятельности. Соответственно каждому словесному знаку присуща как номинативная ценност ь — способность называть, обозначать предметы, явления, их свойства и действия, так и синтагматическая валентность — способность в силу своей семантики вступать в разные лексические связи в синтагматическом ряду. В языке словесные знаки в зависимости от соотношения этих двух функций могут быть разделены на полнозначные (полные знаки), обладающие как номинативной, так и синтагматической ценностью (имена нарицательные), и семантически неполнозначные (имена собственные), у которых номинативная ценность является превалирующей; к особому классу словесных знаков можно отнести так называемые дейктические слова — заместители полных словесных знаков: личные, указательные местоимения, наречия места, времени, обозначающие координаты речевого акта, семантика которых полностью раскрывается в синтагматическом ряду. Кроме того, в языке есть словесные знаки, не<134> обладающие номинативной ценностью, а всецело выполняющие синтагматическую функцию в языке — союзы, связки, предлоги. Интересно отметить, что даже в классе полнозначных слов, обладающих как номинативной, так и синтагматической ценностями, их соотношение различно. Так, в именных лексемах, выражающих в основном понятие предметности, номинативная ценность превалирует над синтагматической, поэтому в содержание именных лексем входят такие признаки семантических разрядов и категорий слов, как 'одушевленность — неодушевленность', 'исчисляемость — неисчисляемость', 'лицо — нелицо' и т. п. В семантике глагольных лексем, в самом лексическом значении отражены двусторонние или трехсторонние отношения: действия к его агенту, действия к объекту или к тому и другому одновременно.

Итак, словесный знак резко противостоит другим языковым знакам по характеру своего знакового значения, последнее складывается из семантических признаков разной степени обобщенности.

В содержании словесного знака можно строго разграничить: конкретное содержание, свойственное индивидуальному знаку, категориально-семантическое содержание, присущее семантическим категориям слов, и грамматическое, свойственное самым крупным в языке классам слов. Соответственно полнозначный словесный знак выстраивается в три ряда семантических отношений — лексические парадигмы, семантические категории и лексико-грамматические разряды слов — части речи. Лексическая абстракция, в отличие от грамматической, носит ступенчатый характер, складывается из нескольких рядов признаков, различных по степени своей обобщенности.

При этом каждая из ступеней абстракции имеет подчиненную связь с вышестоящей и подчиняющую — с нижестоящей: целое составляется путем включения нижестоящей в вышестоящую ступень абстракции. Например, в значение англ. man 'мужчина' входят семы 'предметность', 'одушевленность', 'лицо', 'мужской пол'; означаемое словесного знака man может быть определено следующим образом: 'предмет, одушевленный, относящийся к человеческому роду, мужского пола, взрослый'.

Специфика полнозначного словесного знака заключается в характере его означаемого, включающего в себя собственное значение знака, обозначение и значимость в парадигматике, собственное значение и смысл («семантическое приращение» в синтагматике).

Итак, естественный язык как особая органически целостная семиотическая система обладает большим своеобразием. Специфика языковых знаков создается прежде всего тем, что естественный язык служит средством познания объективного мира и организации речемыслительной деятельности человека. Языковые знаки, обладающие основными семиологическими функциями обобще<135>ния, различения, интеграции и дифференциации, обеспечивают номинативно-классификационную деятельность языка. Знаки любой другой семиотической системы не имеют функции обобщения и интеграции, не обладают номинативной функцией.

Способность языкового знака совмещать в себе как дифференцирующие, так и интегрирующие семиологические функции (так называемые полные знаки), свойство знаков вступать друг с другом в смысловые связи в линейном ряду создает возможность порождения бесконечного числа новых знаков и новых семантических значимостей — свойство, присущее исключительно естественному языку или построенным на его основе символическим языкам наук. Это свойство языковых знаков обеспечивает синтагматическую деятельность языка.

В основу определения типов языковых знаков, очевидно, может быть положен характер семиологических функций знака, обусловливающий, в свою очередь, тип означаемого, знакового значения. Могут быть выделены:

• а) языковые знаки, которым в большей мере свойственна дифференцирующая функция, например, фонемы;
• б) языковые знаки, в которых отождествляющая функция превалирует над дифференцирующей — грамматические морфемы и модели синтаксических и семантических связей языковых единиц;
• в) языковые знаки, которым присущи как дифференцирующая, так и обобщающая функции, так называемые полные знаки (собственно знаки) — слова, словосочетания, предложения.

Помимо функциональных отличий языковых знаков, семиотической системе естественного языка, глобальной по своей сущности, присуща особая структурная организация;

• а) двойное членение языка, создающее основное своеобразие структурной организации языковых знаков;
• б) двойная структурная организация языковых элементов — парадигматические смысловые отношения знаков и их синтагматические семантические связи;
• в) наличие «словаря» и «грамматики» в системе языка.

Библиография

1. Л. А. Абрамя н. Семиотика и смежные науки. — «Изв. АН АРМ. ССР», 1965, №2.
2. Л. А. Абрамя н. Гносеологические проблемы теории знаков, Ереван, 1968.
3. Э. Г. Аветя н. Природа лингвистического знака. Ереван, 1968.
4. Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. IV . 1935.
5. Л. В. Бажено в, Б. В. Бирюко в. Семиотика и некоторые аспекты языка и мышления, — В сб.: «Язык и мышление». М., 1967.
6. Л. Блумфил д. Язык. М., 1968.
7. М. Блэ к. Лингвистическая относительность (Теоретические воззрения Б. Л. Уорфа). — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960.<136>
8. Т. В. Булыгин а. Особенности структурной организации языка как знаковой системы и методы ее исследования. — В сб. «Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода»». М., 1967.
9. И. В axe к. Лингвистический словарь пражской школы. М., 1964.
10. А. А. Ветро в. Лингвистика, логика, семиотика. «Вопросы философии», 1967, №2.
11. А. А. Ветро в. Семиотика и ее основные проблемы. М., 1968.
12. В. Н. Волошино в. Марксизм и философия языка. Л., 1929.
13. Л. С. Выготски й. Избранные психологические исследования. М., 1956.
14. Л. С. Выготски й. Мышление и речь. М. — Л., 1934.
15. Л. С. Выготски й. Развитие высших психических функций М., 1960.
16. М. М. Гухма н. Лингвистическая теория Л. Вейсгербера.— В сб.: «Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике». М., 1961.
17. М. М. Гухма н. Э. Сепир и «Этнографическая лингвистика». — ВЯ, 1954, №1.
18. А. Ф. Демьяненк о. О методологических направлениях семиотики и о связи мышления и языка. — В сб.: «Язык и мышление». М., 1967.
19. Л. Ельмсле в. Метод структурного анализа в лингвистике. — В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX — XX веков в очерках и извлечениях, ч. II . М., 1965.
20. Л. Ельмсле в. Пролегомены к теории языка. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960.
21. А. А. Зализня к. Опыт анализа одной относительно простой знаковой системы. — В сб.: «Структурно-типологические исследования». М., 1963.
22. В. А. Звегинце в. Глоссематика и лингвистика.—В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960.
23. В. А. Звегинце в. Значение и понимание с точки зрения машины. — В сб.: «Теоретические проблемы прикладной лингвистики», М., 1965.
24. В. А. Звегинце в. Очерки по общему языкознанию. М., 1962.
25. В. А. Звегинце в. Семасиология. М., 1957.
26. А. А. Зиновье в. Об основах абстрактной теории знаков.— В сб.: «Проблемы структурной лингвистики». М., 1963.
27. Вя ч. В с. Ивано в. Лингвистика и гуманитарные проблемы семиотики. — «Изв. АН СССР». Серия литературы и языка, т. XXIII , вып. 3, 1968.
28. Вя ч. В с. Ивано в. Язык в сопоставлении с другими средствами передачи и хранения информации. — В сб.: «Прикладная лингвистика и машинный перевод». Киев, 1962.
29. Э. В. Ильенко в. Идеальное. «Философская энциклопедия», т. II . М., 1962.
30. С. О. Карцевски й. Об асимметричном дуализме лингвистического знака. — В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. II . М., 1965.
31. С. Д. Кацнельсо н. Содержание слова, значение, обозначение. М. — Л., 1964.
32. Г. Клау с. Сила слова. М., 1967.
33. В. И. Лени н. Материализм и эмпириокритицизм. Сочинения, т. 14.
34. А. А. Леонтье в. Слово в речевой деятельности. М., 1965.
35. А. А. Леонтье в. Языковой знак как проблема психологии. — В сб.: «Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода»», М., 1967.
36. А. Мартин е. О книге «Основы лингвистической теории» Луи Ельмслева. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960.<137>
37. А. Мартин е. Основы общей лингвистики. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 3. М., 1963.
38. В. В. Мартыно в. Кибернетика, семиотика и лингвистика. Минск, 1967.
39. М. Б. Мити н. Материальное и идеальное. «Вопросы философии», 1962, №2.
40. В. П. Мура т. Глоссематическая теория. — В кн.: «Основные направления структурализма». М., 1964.
41. И. С. Нареки й. Современный позитивизм. М., 1961.
42. А. М. Пешковски й. В чем же, наконец, сущность формальной грамматики — В кн.: А. М. Пешковский. Избранные труды. М., 1952.
43. В. Поржезински й. Введение в языковедение. Изд. 4. 1916.
44. И. И. Ревзи н. О структурной лингвистике и семиотике. «Вопросы философии», 1964, №4.
45. Л. О. Резнико в. Гносеологические вопросы семиотики. Л., 1964.
46. Л. О. Резнико в. Гносеология прагматизма и семиотика Ч. Морриса. «Вопросы философии», 1963, №1.
47. А. А. Реформатски й. Проблема фонемы в американской лингвистике. «Уч. зап. Моск. гор. пед. ин-та», т. V , вып. 1, 1941.
48. А. А. Реформатски й. О перекодировании и трансформации коммуникативных систем. — В сб.: «Исследования по структурной типологии». М., 1963.
49. В. Скаличк а. Асимметричный дуализм языковых единиц. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.
50. Н. А. Слюсарев а. Теория ценности единиц языка и проблема смысла.— В сб.: «Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода». М., 1967.
51. А. И. Смирницки й. К вопросу о слове (проблема «тождества слова»). «Труды Ин-та языкознания АН СССР», т. IV , 1954.
52. Ф. Соссю р. Курс общей лингвистики. М., 1933.
53. Ю. С. Степано в. Структура современной семиотики. — В сб.: «Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода»». М., 1967.
54. Л. В. Уваро в. Образ, символ, знак. Минск, 1967.
55. А. А. Уфимцев а. Слово в лексико-семантической системе языка. М., 1968.
56. А. Шаф ф. Введение в семантику. М., 1963.
57. Г. П. Щедровицки й. О методе исследования знаковых систем. — В сб.: «Семиотика и восточные языки». М., 1967.
58. Г. П. Щедровицки й, В. В. Садовски й. О характере основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании. — В сб.: «Новые исследования в педагогических науках», вып. 2. М., 1964.
59. Г. П. Щедровицки й. Что значит рассматривать язык как знаковую систему — В сб.: «Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода»». М ., 1967.
60. L. Anta l. The questions of meaning. The Hague, 1963.
61. Н . Aasiliu s. Neo-Humboldtian Ethnolinguistics. «Word», 1952, v. 8.
62. E. Benvenist e. Nature du signe linguistique. «Acta Linguistica», 1939, v. 1, 1.
63. L. von Aertalanff y. Definition of the symbol. «Psychology and the Science» (ed. by I. R. Royce). N. Y., 1965.
64. L. Aloomfiel d. Language or Idias. «Language», 1936, 2.
65. Е . Auysson s. La communication et l'articulation linguistique. Bruxelles, 1967.
66. Е . Auyssen s. Les langages et le discours. Broxelles, 1943.<138>
67. Е . Auyssen s. La nature du signe linguistique. «Acta Linguistica», 1940, v. 2, 2.
68. К . Auhle r. Sprachtheorie. Die Darstellungs-funktion der Sprache. Jena, 1934.
69. R. Narna p. Der logische Aufbau der Welt. Berlin, 1928.
70. R. Carna p. Introduction to semantics. Cambridge (Mass.), 1948.
71. R. Narna p. Logische Syntax der Sprache. Vienna, 1934.
72. R. Carna p. Meaning and necessity. A study in semantics and modal logic. Chicago, 1956.
73. Е . Nassire r. Philosophic der symbolischen Formen. Bd. I. Die Sprache. Berlin, 1923.
74. N. Chomsk y. The logical basis of linguistic theory. «Preprints of Papers for Ninth International Congress of Linguists». Cambridge (Mass.), 1962.
75. G. Freg e. Uber Sinn und Bedeutung. «Zeitschrift fur Philosophie und philosophische Kritik», 1892, Bd. 100.
76. A. W. Gardine r. The theory of speech and language. Oxford, 1931.
77. W. Haa s. On defining linguistic units. — TPS, 1954.
78. E. Iusser l. Logische untersuchungen, Bd. II. Halle, 1922.
79. G. Ipse n. Sprachphilosophie der Gegenwart. Berlin, 1930.
80. G. Elau s. Semiotik und Erkenntnistheorie. Berlin, 1963.
81. E. Eoschmiede r. Die Structurbildenden Eigenschaften sprachlicher Systeme. «Die Welt der Slaven», 1957, 11.
82. E. Eurylowic z. Linguistique et theorie du signe. «Journal de Psychologie», 1949, 42.
83. E. Lerc h. Vom Wesen des sprachlichen Zeichens. «Acta Linguistica», 1939, v. I, 3.
84. A. Martine t. La double articulation linguistique. — TCLG, 1949, v. 5.
85. N h.W. Morri s. Foundations of the theory of signs. «International Encyclopedia of United Science». Chicago, 1938, v. I, 2.
86. N h. W. Morri s. Signification and significance. Cambridge (Mass.), 1964.
87. N h. W. Morri s. Signs, language and behaviour. N. Y., 1946.
88. С . К . Ogde n, I. A. Richard s. The meaning of meaning. London, 1923.
89. N h. S. Pierc e. Collected Papers. Cambridge (Harvard University), 1931.
90. L. Priet о . Massages et signaux. Paris, 1964.
91. W. Qnin e. From a logical point of view. Cambridge (Mass.), 1953.
92. В . Russe l. Human knowledge. Its scope and limit. London, 1948.
93. W. Schmid t. Lexikalische und actuelle Bedeutung. Berlin, 1963.
94. A. Sechehay e. Ch. Bally, H. Freis. Pour l'arbitraire du signe. «Acta Linguistica», 1940, v. 2, 2,
95. H. Spang-Hansse n. Recent theories on nature of language sign. — TCLC, 1954, v. 9.
96. J. Trie r. Der deutsche Wortschatz im Sinnbezirk des Verstandes. Heidelberg, 1931.
97. S. Ullman n. Semantics. An introduction into the science of meaning. Oxford, 1962.
98. S. Ullman n. The principles of semantics. Glasgow, 1957.
99. W. W. Urba n. Language and reality. London, 1939.
100. L. Weisgerbe r. Die Bedeutungslehre — ein Irrweg der Sprachwissenschaft «Germanisch-Romanische Monatsschrift», 1927, Bd. XVI.
101. L. Weisgerbe r. Das Gesetz der Sprache als Grundlage des Sprachstudium. Heidelberg, 1951.
102. L. Weisgerbe r. Von den Kraften der deutschen Sprache, Bd. I — IV. Dusseldorf, 1951—1954.
103. L. Wittgenstei n. Tractatus Logico-philosophicus. London — N. Y., 1922
104. Zeichen und System der Sprache. Berlin. Bd. I, 1961; Bd. II, 1962; Bd. III, 1966.<139>

[1] «Структурный метод в языкознании,— писал Л. Ельмслев,— имеет тесную связь с определенным научным направлением, оформившимся совершенно независимо от языкознания и до сих пор не особенно замеченным языковедами, а именно с логической теорией языка, вышедшей из математических рассуждений...» [19, 107].

[2] Однако неономиналисты, и прежде всего физикалистское направление в лице Л. Блумфилда [64], значительно сближаются с логицистами в интерпретации гносеологического вопроса о соотношении языка, материального мира и мышления (см.: А. А. Реформатский [47, 104—105]).

[3] Понятие «означаемого» ( signifi й) не было четко определено ни Соссюром, ни его учениками: под этот термин одинаково подводятся «концепт», «мысль», «идея», «значение», «значимость».

[4] В. Н. Волошинов употребляет термин «идеологический» в двух значениях: 1) «идеальный» в противоположность материальному [12, 15], 2) «идеологический», принадлежащий надстройке, в противоположность базису [12,17].

[5] В отличие от «прямого» перекодирования, как это имеет место в случае с азбукой Морзе, имеются системы иного типа, как, например, устная и письменная речь (см. об этом: А. А. Реформатский [48, 208—210]).

[6] Положение о двустороннем характере знака человеческого языка продолжает оставаться наиболее дискуссионным: ср. дискуссионные статьи в « Acta Linguistica » ( Copenhague ), 1939—1944, v . 1—4; Ответы на вопрос «Что вы понимаете под языковым знаком», предложенный участником международного симпозиума в г. Эрфурте (« Zeichen und System der Sprache », Bd . I, II. Berli n. 1961—1962) и «Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода». М., 1967.

[7] Не следует смешивать форму научной абстракции как способа расчленения целого на части для более адекватного его познания с возможностью и реальностью расторжения связей между двумя сторонами языкового знака владеющим данным языком (говорящими или слушающими).

[8] Именно языковой статус фигур содержания, постулат об отсутствии соответствия (изоморфизма) между фигурами плана содержания и фигурами плана выражения вызвали справедливую критику теории Л. Ельмслева со стороны ряда лингвистов [22; 36; 40; 55].

[9] На принципе разделения языковых элементов на «знаки» и «незнаки» покоится и лингвистическая теория, выдвинутая А, Мартине [37].

[10] В русском переводе valeur переводится также термином «ценность» (см., например, у Н. А. Слюсаревой: «Теория ценности единиц языка и проблема смысла» [50, 64]).

[11] Советская лексикологическая наука пользуется в основном понятием «значение».

[12] В этой связи представляется заслуживающим внимания утверждение о том, что прямое языковое выражение понятия — это не слово, а номинация [9, 189].

[13] Так, по мнению А. А. Ветрова, «слово вне предложения не бывает знаком. Вхождение в предложение (включая и предельный случай, когда слово образует предложение) есть необходимое условие функционирования слова в качестве знака. Но одного вхождения недостаточно. Решающим фактором является отношение к произносимым словам того человека, который их слышит (разрядка моя. — А. У. ). Если он, исходя из совокупности обстоятельств, считает, что говорящий произнес их с целью сообщить ему нечто, и у него нет оснований не верить говорящему, он воспринимает слова как знаки, отсылающие к определенному предмету. Но когда слушателю с самого начала ясно, что слова, произносимые кем-то, не имеют коммуникативной цели, они являются для него лишь смысловыми единицами, а не знаками» [11, 57].

[14] А. И. Смирницкий писал в этой связи, что «материальная языковая оболочка постольку и является звуковой оболочкой, поскольку она наполнена смысловым содержанием; без него она уже не есть явление языка» [51, 87].

[15] Ср. следующее высказывание А. М. Пешковского «... мы должны различать два образа: один, возникающий в нас при произношении отдельного слова, а другой — при произношении того или иного словосочетания с этим же словом. Весьма вероятно, что первый есть лишь отвлечение от бесчисленного количества вторых. Но статически это не меняет дела. Все же этот образ есть, это «отвлечение» не есть плод наших научных размышлений, а живой психологический факт, и он может даже вопреки действительным представляться как первосущность, а конкретные образы слов и словосочетаний как модификации этой первосущности» [42, 93].

[16] С. Д. Кацнельсон называет первое «формальным понятием», второе «содержательным» [31, 18].

[17]Ср. следующее высказывание Л. Ельмслева: «Так. называемые лексические значения в некоторых знаках есть не что иное, как искусственно изолированные контекстуальные значения или их искусственный пересказ. В абсолютной изоляции ни один знак не имеет какого-либо значения» [20, 303].