Культуры речи как раздел функциональной лингвистики

Становление культуры речи как самостоятельной лингвистической дисциплины связано с определением важнейшего теоретического ориентира языкознания ХХ века – функционализма, противопоставившего структуральной парадигме языкознания функциональную науку о языке, не только учитывающую онтологические свойства языковой структуры, но и представляющую эти свойства с точки зрения их актуальности для языкового сознания носителей языка, а следовательно, расширяющую границы лингвистического описания системы знаков в направлении сознательного включения в него как лингвистических, так и экстралингвистических категорий. Созданная в результате модель «целостной» семиотики естественного языка, декларирующая единство языка – сознания – мира как необходимых составляющих процесса познания феномена языковой системы, преодолевает «аспектирующую»парадигму структурной лингвистики с ее вниманием к самостийности лингвистических категорий, их самодостаточности, изолированности и, стало быть, произвольности, конвенциальности по отношению к реальному миру и процессам его отражения в структурах сознания. Напротив, утверждение представлений о том, что язык – это прежде всего форма мысли, форма языковой категоризации мира, отражающая закономерности языкового мышления как особого процесса познания, когнитивной деятельности человека, предопределило зарождение «синтезирующих» концепций функционализма, в которых обобщается положение о закономерном, мотивированном отражении в языковой форме релевантной информации о мире и человеке и таким образом определяются тенденции функционирования (использования) языковых единиц как элементов системных отношений в языке / речи. Именно благодаря выходу лингвистики за пределы языковой системы в мир реалий и чувств преодолевается дуализм структурного понимания языка / речи как системы и реализации, эталона и варианта, результата и процесса. Определение сущности антиномии языка – речи утверждает диалектику языка как «творимой реальности», психологически реального феномена, существующего как функциональная система, каждый элемент которой выполняет определенный набор функций в речи как «самопорождающемся», «самоорганизующемся» процессе, обобщающем функции языковых элементов в конкретных речевых произведениях.

В истории языкознания (особенно европейского) противоположение структурной и функциональной модели языкознания, однако, не носит ярко выраженного характера (как это наблюдается, например, в американской лингвистике). Функциональная научная парадигма ХХ века зарождается в недрах структурализма, знаменуя тем самым возвращение к основам функционального подхода, заложенного европейской лингвистикой XIX века, определявшей язык в соотношении с категориями деятельности, мышления, сознания (В. фон Гумбольдт, И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. А. Потебня). Не случайно само структуральное определение языка как системы «чистых значимостей» (Ф. де Соссюр) переосмысливается в пределах уже структурной лингвистики, выдвигающей на передний план иное понимание языка как формы «категоризации мира» (Э. Бенвенист), познания мира и передачи знаний. Следовательно, главной целью языкознания становится определение понятия «назначения», или «функция» языка, а не составление формальной «сетки», «схемы» отношений его элементов и уровней.

Первые опыты создания целостной модели функциональной лингвистики связаны с концепцией Пражского лингвистического кружка и деятельностью целого ряда отечественных языковедов (В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, А. П. Пешковский, Л. В. Щерба), сформулировавших классический принцип функционализма, в соответствии с которым если язык – это система средств выражения, служащих определенной цели, то лингвистика должна изучать каждое явление по выполняемой им функции в системе языка и его оценки с точки зрения всей существующей системы, ведь «структурные свойства языка объясняются в свете тех задач, которые эти свойства выполняют в различных процессах коммуникации» (Р. Якобсон). Кардинальное теоретическое положение функциональной лингвистики связано именно с определением языка как функционирующей, динамической сущности: язык есть инструмент, орудие, механизм для осуществления определенных целей и реализации определенных намерений человека – как в сфере познания действительности, так и в актах общения, сознательной интерпретации, взаимодействия с помощью языка. Поэтому функционализм – это такой подход в науке о языке, при котором центральной проблемой становится исследование функций изучаемого объекта, вопрос о его назначении, особенностей его природы в свете выполняемых им задач, его приспособленность к их выполнению.[2]

Функциональная лингвистика всегда когнитивно и коммуникативно ориентирована, то есть, знаменуя собой выход за пределы языковой системы как «сетки отношений», устанавливает значимость, актуальность любого эпизода системы в процессе его языкового и речевого функционирования одновременно. Отсюда главная задача изучения языка в действии (то есть с точки зрения использования, употребления его элементов) – выделить набор функций языка и поставить им в соответствие те языковые единицы, которые служат их выражению.

Школы современного функционализма разграничиваются именно на том основании, какая из функций языка признается ведущей. Как правило, определяется категориальный характер коммуникативной или когнитивной (или и той, и другой) функции с разнообразными уточнениями. В наиболее целостном виде коммуникативно-когнитивный подход к проблеме языковых функций был реализован Р. Якобсоном, конкретизировавшим общее деление функций Пражского лингвистического кружка, в соответствии с которым ведущими признавались функции общения (сообщения) и поэтическая (экспрессии). По Р. Якобсону, система языковых функций отражает «взаимопроникновение» системы, сознания и мира и включает: 1) экспрессивную (эмотивную), соотносимую с установкой на говорящего; 2) конативную (импрессивную), выводимую из установки на слушающего; 3) референтивную (денотативную или когнитивную), отражающую установку на действительность; 4) фатическую (контактоустанавливающую), ориентированную на канал связи; 5) метаязыковую, отражающую установку на код (систему языка); 6) поэтическую, связанную с установкой на форму сообщения (текст). С развитием данной классификации связано утверждение в европейской лингвистической традиции одной из ярких версий функционализма – культуры речи, науки, самым непосредственным образом повлиявшей на формирование представлений о функционирующей системе языка.

Как сравнительно молодая дисциплина, сформировавшаяся в своем современном варианте лишь к 20–30-м гг. ХХ в., времени утверждения функциональной научно-исследовательской парадигмы, культура речи стала определять свой объект уже в составе античных риторик – прообразов современного речеведения, а также в неразрывной связи с другой функциональной дисциплиной – стилистикой.

Актуальность культурно-речевой проблематики в системе данных речеведческих дисциплин, определяемая интегративной значимостью культуры речи для изучения истории и современного состояния языковой системы, позволяет рассматривать культуру речи, стилистику и риторику как взаимосвязанные разделы науки о языке, изучающие систему языка в аспекте закономерного функционирования ее единиц в речевой деятельности, а именно – 1) законы языковых стилей, их иерархию и нормативно-стилистическую вариантность коммуникативных качеств языка – речи; 2) функциональные возможности средств языка и их нормативные характеристики. Таким образом, имея общий объект изучения – феномен функционирования, риторика, стилистика и культура речи тем не менее по-разному подходят к его интерпретации, что позволяет данным дисциплинам оставаться самостоятельными, несмотря на существенную теоретическую взаимосвязь. Так, если риторика связана с определением (1) постулатов эффективного общения и (2) роли человека как коммуникативной личности, а стилистика изучает (1) функциональное расслоение литературных языков, (2) стилистические ресурсы языковой системы (стилистическую нормативность), то культура речи раскрывает (1) функциональную предназначенность единиц языка и (2) стратификацию, распределение взаимодействующих системно-структурных норм в разнообразных культурно-речевых, коммуникативно-прагматических контекстах функционирования языковых знаков. Вместе с тем соотношение риторики, стилистики и культуры речи во многих аспектах изучения проблемы функционирования (особенно в области исследования норм) позволяет расширительно подходить к пониманию границ данных дисциплин, включая проблематику одной дисциплины в проблематику другой и наоборот. Однако, смыкаясь и пересекаясь, риторика, стилистика и культура речи не совпадают полностью, разграничиваясь и в области изучения норм: если риторика обобщает понятие коммуникативной нормы, а стилистика осваивает преимущественно понятие стилистической нормы, то культура речи формирует представление о собственно языковой (системной) норме. Поэтому, хотя в концепции двух ступеней «культуры языка» Г. О. Винокура культура речи смыкается со стилистикой как вершиной речевой культуры (и, естественно, риторикой), самостоятельность дисциплин тем не менее обусловлена различными результатами функционального анализа высказывания, его представления в свете категорий культуры речевого общения: 1) культура речи как учение о правильности речи («низшая» ступень, по Винокуру) обобщает языковые нормы как обязательные составляющие любого высказывания; стилистика связана с более широкой областью исследований, описываемой в терминах понятий, не являющихся обязательными компонентами любого высказывания (стилистическая маркированность – функционально- и экспрессивно-стилистическая – языковых единиц, тропы и фигуры речи); 2) хотя языковые нормы, как правило, не имеют ярко выраженных «экстралингвистических» ограничений в процессе своей реализации, то есть не соотнесены с социально значимой сферой коммуникации, не исключается и их информативность (прагматическая и смысловая) о структуре речевых актов, то есть в языковых нормах заложена стилистическая потенция, и они как и стилистические нормы, могут отражать коммуникативную значимость процессов функционирования языковой системы в соотношении со стилистической и риторической рамкой высказывания; 3) неоднородность объекта изучения приводит к формированию в пределах риторики, стилистики и культуры речи самостоятельных направлений, определяющих свой предмет уже в составе данных дисциплин, что лишний раз доказывает научную состоятельность теории и практики анализа речевого высказывания в различных аспектах речеведения.

Культура речи и риторика

Ставя вопрос о соотношении таких речеведческих дисциплин, как культура речи и риторика, необходимо учитывать два аспекта этой проблемы, тесно связанные друг с другом: 1) диахронный, рассматривающий классическую риторику в качестве прототипа современной культуры речи; 2) синхронный, раскрывающий связи современной культуры речи с той дисциплиной, которая именуется на сегодняшний день неориторикой.