Глава 48. критика «колингвуда»

Когда Барнаби ставил свою подпись на полях чертежей «Коллингвуда», его должно было переполнять чувство гордости и удовлетворения. Для того, чтобы решительно порвать с цитадельным башенным кораблём, приняв на себя полную ответственность за успех нового типа, сильно изменённого в части и средств нападения, и возможностей защиты, способного сближаться с противником быстрее и находиться в море дольше, нежели любой из его компаньонов, потребовались месяцы упорного и страстного труда в масштабе, доселе немыслимом для кого-либо из его коллег по цеху. Продукт инженерной мысли своих подчинённых сам главный строитель расценивал не иначе как практически идеальную боевую машину из когда-либо плававших, причём тоннаж её находился точно в рамках ограничений по водоизмещению, очерченных Советом. Поистине, это был поворотный пункт в британском кораблестроении и отправная точка для всех тех великолепных серий линкоров, разработанных впоследствии У.Г.Уайтом, сменившим Барнаби на его посту.

Однако если не было в зените викторианской эры корабля, которому удалось бы уйти от критики, то определённо линкоры Барнаби получили её больше, чем заслуживали – и всё из-за непримиримой оппозиции Рида к пополнению линейного флота новыми кораблями, которые он расценивал не иначе как подвижные бронированные мишени. В случае же с «Коллингвудом» все требования Совета были хорошо и полностью выполнены, и сам Рид не сделал бы ничего лучше, или по крайней мере настолько же хорошо. Для последующих пяти единиц серии разрешили даже пойти на увеличение водоизмещения, что было использовано для усиления бронирования, в остальном они следовали тем же характеристикам.

Ко времени опубликования характеристик «Коллингвуда» в британском флоте не существовало единой точки зрения на конструкцию линкора. Согласно опросу 1879 г. наиболее приближавшимся к идеальному типу броненосца флот полагал «Ахиллес», а «Беллерофон» и «Геркулес» оценивались как улучшенный «Ахиллес». Должная оценка «Девастейшна» запаздывала, главным образом по причине отсутствия у него полного парусного вооружения, в то время как «Александра» уверенно противостояла в глазах моряков безрангоутному «Дредноуту», оттесняя его на задний план. Превозносимый повсеместно «Инфлексибл» был так далёк от всех прежних типов, что испытывал нападки со всех сторон.15

«Коллингвуд» имел те же пропорции, отведённые на артиллерию и броню, что и «Инфлексибл», но гораздо более высокую скорострельность, составлявшую от двух до девяти выстрелов в минуту [имеются в виду, конечно, лишь тяжёлые орудия. – Ред.] и в этом отношении он являл собой принцип, противоположный тому, который олицетворял «Дредноут». В конструкции нового броненосца увеличенную скорость стрельбы следовало расценивать как меру защиты и именно этот непривычный и труднодоступный для понимания факт спровоцировал в отношении «Коллингвуда» бурю неодобрения. Адмирал Кастенс суммировал всё это в следующем высказывании:

«Выглядело ошибкой, во-первых, то, что не были указаны настоящие причины изменения прежде принятого принципа, во-вторых то, что мнение военно-морских специалистов не было заранее подготовлено. «Коллингвуд» был развенчан флотом не по причине его недостаточной артиллерийской мощи (в действительности она и была его слабым местом), а из-за недостатка [площади] бронирования, которое было вчетверо больше по весу, чем его вооружение, составляя почти треть веса корабля. Весь флот оказался в неведении, что защита корабля в действительности возложена скорее на его артиллерийскую мощь, нежели на броневую защиту, и в течение имевших место продолжительных дискуссий, на это, к сожалению, не обращали внимания».

Критике, однако, подвергалось не само количество отпущенной на проект брони, а то, как она была распределена. Флот полагал невозможным согласиться с толстым, но коротким и узким поясом в качестве надёжной меры защиты и не признавал той идеи, что с пробитыми оконечностями «Коллингвуд» будет способен оставаться наплаву в безопасности и остойчивом положении. Когда же за «первой ласточкой» последовали остальные «адмиралы», то их система защиты по ватерлинии, низкий надводный борт, постоянная сырость, уязвимость барбетов, орудий и орудийных расчётов не могли вызвать ничего, кроме очередных приступов мрачного сарказма. Расчёты о посадке и остойчивости кораблей с затопленными оконечностями так никогда и не стали на флоте достоянием гласности, так что «Коллингвуд» только увеличил пропасть между моряками и кораблестроителями. Сэр Т.Саймондс и адмирал Дж.Р.Уорд, несомненно, поддержали флот, сказав, что:

«Результат подобного изрешечения [оконечностей] практически не вызывает сомнений у любых моряков-практиков, хоть раз видевших полузатопленный корабль и ясно представляющих себе всю опасность свободно переливающейся воды. Если им сказать, что подобный корабль [«Коллингвуд». – Ред.] находится в совершенной безопасности и полностью управляем, и фактически не в худшем состоянии, приняв 600 или 700 т воды, нежели без неё… они естественно вытаращат глаза и скажут, что это для них большая новость и совершенно противоестественно всему их прежнему опыту касательно поведения кораблей в море; так что как моряки-практики мы осмеливаемся сомневаться в ваших выкладках, и все цифры и расчёты в мире нас не убедят».

Однако в январе 1885 г., когда Барнаби опубликовал монографию по последним адмиралтейским проектам, оба они согласились, что полагали, будто подводная палуба и укороченный пояс неизбежно повлекут за собой постоянный доступ воды в случае пробития борта у ватерлинии и что в данном случае невозможно будет локализовать поступающую воду и корабль неизбежно пойдёт ко дну. Позиция Рида следовала из его следующего высказывания:

«Я немедленно объявляю войну той точке зрения, что при создании первоклассного линкора для нашей страны первостепенное внимание должно уделяться вопросу его вооружения. Я могу быть совершенно не прав. Возможно, что важности поддержания наплаву корабля, или серии кораблей (ценой по миллиону каждый и несущих на борту множество человеческих жизней) я придаю чрезмерное значение; но, по моему разумению,… когда вы имеете дело с линейным кораблём, первым соображением, я думаю, должно быть именно стремление сохранить его наплаву посредством защиты толстой бронёй».1* Рид добавлял, что при данном умозаключении вопрос вооружения корабля и распределения орудий не является делом первостепенным. На что лорд Армстронг резонно заметил: «если уж мы соберёмся сделать корабль совершенно неуязвимым от современной артиллерии, то придётся смириться с тем, что сам он уже не сможет никого потопить».

Выступление Рида в «Тайме» от 19 февраля 1885 г. было переполнено нападками на последний проект [«Коллингвуд». – Ред.] именно по части недостатка обеспечиваемой поясной бронёй остойчивости; он выражал готовность продемонстрировать любому компетентному жюри, что нет ни единого цита-дельного корабля, который бы не опрокинулся и не затонул (или же затонул без опрокидывания) при поражении его оконечностей – безразлично, имел бы он попадания в броню или нет.

Поскольку Барнаби в его официальной должности не имел права отвечать на подобные выпады, то Уайт, оставивший Адмиралтейство в начале 1883 г. (он перешёл на работу в компанию «Армстронг», возглавив судостроительный отдел фирмы), ответил пространным описанием всех мер, призванных поддерживать плавучесть и остойчивость «Коллингвуда» и нижеследующий отрывок иллюстрирует его доскональное знание проекта:

«Суммируя упомянутые выше заявления, я желаю зафиксировать моё мнение, основанное на полном личном знании каждого этапа расчётов при проектировании [линейных кораблей] класса «адмирал», что расположение броневого пояса (в совокупности с броневыми палубами и ячеистыми бортами, водонепроницаемыми отсеками и т.п., находящимися в небронированных частях судна выше защитных палуб) таково, что плавучесть, остойчивость, дифферент, скорость и маневренные качества надёжно гарантированы от обширных повреждений, наносимых в бою как бронебойными, так и фугасными снарядами. И далее, при таких характеристиках [корабли] класса «адмирал» способны иметь дело, по крайней мере на равных, с современными им кораблями французского флота… Несомненно наличие огромного расхождения в мнениях, но не должно забывать, что именно Совет Адмиралтейства своим решением, оглашённым в Палате общин, ещё раз подтвердил точку зрения артиллеристов, расценивающих подобную систему бронирования, как удовлетворительную. Это было сделано после того, как внимание Совета и общественности было прямо сфокусировано на ожидаемой опасности быстрого разрушения небронированных бортов, располагающихся выше подводных броневых палуб на «адмиралах». Было бы неверным полагать, что в подобном случае какие-либо личные соображения не дадут Совету возможности внести изменения, которые были бы сочтены как необходимые или полезные».17

Ответ Рида в той же «Тайме» четыре дня спустя являл собой самый концентрированный удар, который когда-либо доставался «адмиралам»; приводимый отрывок достаточно передаёт мнение бывшего главного строителя о них:

«Мистер Уайт хладнокровно объясняет нам, что «Коллингвуд» с пятью сотнями тонн воды, плещущейся в его оконечностях слоем в семь-восемь футов [2,1-2,5 м] будет находиться в ненамного худшем состоянии по сравнению с кораблём, имеющим броневую палубу на высоте два-три фута [0,6-0,9 м] выше ватерлинии, обосновывая это тем, что вода будет вливаться в этот последний корабль поверх броневой палубы от его собственной носовой волны при движении вперёд с пробитой оконечностью. Я замечу только, что опытные моряки находят между двумя этим случаями очень существенную разницу, и я могу расценивать, хотя и в значительной степени теоретически, подобный подход как весьма шаткую основу для конструкции кораблей Её Величества… Мне непомерно больно видеть наши корабли построенными таким образом, что они являются самым ужасным наказанием, когда бы их командиры не отважились, как они всегда отваживались и будут отваживаться впредь, встретиться с противником и вступить с ним в бой. Мне мучительно снова и снова выслушивать иностранных офицеров, умоляющих меня использовать всё моё влияние, чтобы не допустить постройки в их флотах кораблей с настолько малой площадью бронирования [борта], как это случилось у нас. Однажды «Коллингвуд» уже обманул их, как образец для подражания, и меня постоянно упрашивают создать лучший и более безопасный корабль. «Как могу я с уверенностью идти на врага, – вопрошал меня с волнением один из этих офицеров, – имея под ногами такой корабль?»

Когда в начале 80-х гг. XIX столетия Испания и Япония запросили компанию «Армстронг» о предоставлении им спецификаций линейных кораблей, Уайт отправил им модифицированные версии «Коллингвуда». И поскольку ниодна держава тогда так и не заказала броненосцев этой фирме, более чем вероятно, что громы и молнии Рида, низвергнутые им на проект, указали дорогу этим контрактам заграницу.

Но Рид и не собирался затевать научную дискуссию. Его цель состояла в том, чтобы разворошить общественное благодушие в отношении британского флота и пошатнуть доверие к Адмиралтейству – которое уже и так испытывало нападки со всех сторон – так, чтобы если изменения в руководстве военно-морскими силами, неминуемые, и с некоторого момента даже неизбежные, начались как можно раньше, он смог бы, будучи членом Парламента, реализовать свои политические амбиции, вернувшись в Адмиралтейство на проектную или управленческую должность.

Результаты полемики на страницах «Таймс» оказались, однако, совсем не такими, на которые надеялся Рид. Его авторитет пошатнулся, а репутация кораблестроителя уже подвергалась сомнению, и в будущем, когда выбор преемника Барнаби встал между ним и Уайтом, предпочтение было отдано последнему.

Наши рекомендации