The Man Who Could Work Miracles 2 страница
Then, he said, he had a gust of emotion. He made a run for it, lest hesitation should grip him again, he went plump with outstretched hand through the green door and let it slam behind him. And so, in a trice, he came into the garden that has haunted all his life.
It was very difficult for Wallace to give me his full sense of that garden into which he came.
There was something in the very air of it that exhilarated (было нечто в самом его воздухе, что веселило), that gave one a sense of lightness and good happening and well-being (что давало чувство легкости, /и/ счастья: «того, что произошло что-то хорошее» и благополучия); there was something in the sight of it that made all its colour clean and perfect and subtly luminous (было что-то в этом саде: «в его виде», что делало весь его цвет чистым, /и/ совершенным и нежно светящимся; subtle — нежный; утонченный, изысканный; неуловимый, тонкий; едва различимый). In the instant of coming into it one was exquisitely glad (попадая туда, сразу же оказываешься совершенно счастлив/рад) — as only in rare moments and when one is young and joyful one can be glad in this world (как можно быть счастливым в этом мире в редкие мгновения и когда /ты/ еще молод и весел). And everything was beautiful there (и все там было прекрасно)…
exhilarate [Ig'zIlreIt], subtly ['sAtlI], exquisitely [Ik'skwIzItlI]
There was something in the very air of it that exhilarated, that gave one a sense of lightness and good happening and well-being; there was something in the sight of it that made all its colour clean and perfect and subtly luminous. In the instant of coming into it one was exquisitely glad — as only in rare moments and when one is young and joyful one can be glad in this world. And everything was beautiful there…
Wallace mused before he went on telling me (Уоллес задумался, прежде чем он продолжил рассказывать мне). “You see (видишь ли),” he said, with the doubtful inflection of a man who pauses at incredible things (с сомневающейся интонацией человека, который делает паузу, /прежде чем сказать нечто/ совершенно невероятное), “there were two great panthers there (там были две огромных пантеры)… Yes, spotted panthers (да, пятнистые пантеры; spot — пятно). And I was not afraid (а я не боялся). There was a long wide path with marble-edged flower borders on either side (там была длинная широкая тропинка с цветочными бордюрами и мраморными краями по обе стороны; either — и тот и другой; оба; каждый), and these two huge velvety beasts were playing there with a ball (и эти два громадных бархатных зверя играли там с мячом). One looked up and came towards me (один поднял взгляд и пошел ко мне), a little curious as it seemed (с любопытством, как казалось). It came right up to me (он подошел прямо ко мне), rubbed its soft round ear very gently against the small hand (нежно потерся своим мягким круглым ухом о маленькую ручонку) I held out and purred (которую я протянул, и заурчал). It was, I tell you, an enchanted garden (это был, говорю тебе, зачарованный сад). I know (я знаю). And the size (а размер)? Oh (о)! it stretched far and wide (он простирался во все стороны), this way and that (сюда и туда). I believe there were hills far away (мне кажется, вдалеке были холмы). Heaven knows where West Kensington had suddenly got to (Бог его знает, куда вдруг подевался Западный Кенсингтон). And somehow it was just like coming home (и почему-то это было в точности как приход домой = казалось, словно ты оказался дома).
enchanted [In'CRntId], believe [bI'lJv], heaven [hevn]
Wallace mused before he went on telling me. “You see,” he said, with the doubtful inflection of a man who pauses at incredible things, “there were two great panthers there… Yes, spotted panthers. And I was not afraid. There was a long wide path with marble-edged flower borders on either side, and these two huge velvety beasts were playing there with a ball. One looked up and came towards me, a little curious as it seemed. It came right up to me, rubbed its soft round ear very gently against the small hand I held out and purred. It was, I tell you, an enchanted garden. I know. And the size? Oh! it stretched far and wide, this way and that. I believe there were hills far away. Heaven knows where West Kensington had suddenly got to. And somehow it was just like coming home.
“You know, in the very moment the door swung to behind me (знаешь, в тот самый момент, как дверь захлопнулась за мной; to swing to — захлопнуться; to swing — качаться, колебаться), I forgot the road with its fallen chestnut leaves (я забыл дорогу с ее опавшими листьями каштана), its cabs and tradesmen’s carts (ее экипажами и повозками торговцев), I forgot the sort of gravitational pull back to the discipline and obedience of home (я забыл то гравитационное притяжение = тяготение назад к домашней дисциплине и повиновению), I forgot all hesitations and fear (я забыл все сомнения и страхи), forgot discretion (забыл об осторожности), forgot all the intimate realities of this life (забыл обо всех реальностях: «всех близких/знакомых реальностях» этой жизни). I became in a moment a very glad and wonder-happy little boy (я стал за мгновение очень счастливым и восторженным, /будто увидел/ какое-то чудо, мальчишкой) — in another world (в другом мире). It was a world with a different quality (это был мир с другим качеством = с другими свойствами), a warmer, more penetrating and mellower light (с более теплым, более проникающим и более густым светом; mellow — мягкий, сочный, густой /о голосе, цвете и т. п./), with a faint clear gladness in its air (с тихой ясной радостью в его воздухе), and wisps of sun-touched cloud in the blueness of its sky (и клочками слегка окрашенных солнцем облаков в голубизне неба). And before me ran this long wide path, invitingly (а передо мной бежала заманчиво эта длинная широкая тропа; to invite — приглашать), with weedless beds on either side (с клумбами без сорняков; weed — сорная трава, сорняк), rich with untended flowers (изобилующих: «богатых» неухоженными цветами = цветами, за которыми никто не ухаживает; to tend — заботиться /о ком-л./; ухаживать; присматривать), and these two great panthers (и с этими двумя огромными пантерами).
obedience [q'bJdIqns], discretion [dI'skreSqn], quality ['kwOlItI]
“You know, in the very moment the door swung to behind me, I forgot the road with its fallen chestnut leaves, its cabs and tradesmen’s carts, I forgot the sort of gravitational pull back to the discipline and obedience of home, I forgot all hesitations and fear, forgot discretion, forgot all the intimate realities of this life. I became in a moment a very glad and wonder-happy little boy — in another world. It was a world with a different quality, a warmer, more penetrating and mellower light, with a faint clear gladness in its air, and wisps of sun-touched cloud in the blueness of its sky. And before me ran this long wide path, invitingly, with weedless beds on either side, rich with untended flowers, and these two great panthers.
“I put my little hands fearlessly on their soft fur (я бесстрашно положил мои маленькие ручки на их мягкий мех), and caressed their round ears and the sensitive corners under their ears (и ласкал их круглые уши и чувствительные места под ушами), and played with them (и играл с ними), and it was as though they welcomed me home (и было, будто они приветствовали/радушно принимали меня домой = приветствовали, показывая, что я здесь — у себя дома). There was a keen sense of home-coming in my mind (у меня в душе возникло сильное ощущение возвращения домой; mind — ум; память; душа), and when presently a tall, fair girl appeared in the pathway and came to meet me (и когда через некоторое время высокая, светловолосая девушка появилась на дорожке и подошла встретить меня), smiling, and said ‘Well?’ to me (улыбаясь, и сказала мне «ну?»), and lifted me, and kissed me (и подняла меня, и поцеловала), and put me down, and led me by the hand (и опустила меня, и повела меня за руку), there was no amazement (не возникло никакого изумления), but only an impression of delightful rightness (но лишь радостное ощущение, что иначе и быть не может: «впечатление радостной правильности»), of being reminded of happy things that had in some strange way been overlooked (/ощущение/, когда тебе напоминают о счастливых вещах, которые каким-то странным образом /ты/ не заметил; to overlook — не заметить, просмотреть, пропустить). There were broad steps, I remember (я помню, там были широкие ступеньки), that came into view between spikes of delphinium (которые предстали взору между шипами шпорника; to come into view — предстать /перед глазами/, появиться, стать видимым; delphinium — дельфиниум, шпорник), and up these we went to a great avenue between very old and shady dark trees (и по ним мы поднялись к большой широкой аллее между очень старыми и тенистыми темными деревьями). All down this avenue, you know (знаешь, вдоль всей этой аллеи), between the red chapped stems, were marble seats of honour and statuary (между багряными обветренными стволами были мраморные почетные сиденья и статуи), and very tame and friendly white doves (и очень ручные и дружелюбные белые голуби)…
broad [brLd], view [vjH], dove [dAv]
“I put my little hands fearlessly on their soft fur, and caressed their round ears and the sensitive corners under their ears, and played with them, and it was as though they welcomed me home. There was a keen sense of home-coming in my mind, and when presently a tall, fair girl appeared in the pathway and came to meet me, smiling, and said ‘Well?’ to me, and lifted me, and kissed me, and put me down, and led me by the hand, there was no amazement, but only an impression of delightful rightness, of being reminded of happy things that had in some strange way been overlooked. There were broad steps, I remember, that came into view between spikes of delphinium, and up these we went to a great avenue between very old and shady dark trees. All down this avenue, you know, between the red chapped stems, were marble seats of honour and statuary, and very tame and friendly white doves…
“And along this avenue my girl-friend led me (и по этой аллее моя подруга повела меня), looking down (глядя вниз /на меня/) — I recall the pleasant lines (я вспоминаю милые черты), the finely-modelled chin of her sweet kind face (тонко очерченный подбородок ее очаровательного доброго лица; modelled — лепной; рельефный, скульптурный) — asking me questions in a soft, agreeable voice (/она/ задавала мне вопросы мягким, приятным голосом), and telling me things, pleasant things I know (и рассказывала мне что-то, что-то приятное, что я знаю), though what they were I was never able to recall (хотя что именно, я так и не смог вспомнить)… And presently a little Capuchin monkey (а некоторое время спустя маленькая обезьянка-капуцин), very clean (очень чистая), with a fur of ruddy brown and kindly hazel eyes (с мехом красновато-коричневого цвета и добрыми карими глазами; hazel — лесной орех; ореховый, светло-коричневый; карий), came down a tree to us and ran beside me (спустилась с дерева к нам и побежала рядом со мной), looking up at me and grinning (глядя вверх на меня и ухмыляясь; to grin — скалить зубы; осклабиться; ухмыляться), and presently leapt to my shoulder (а через некоторое время запрыгнула мне на плечо; to leap — прыгать, скакать). So we went on our way in great happiness (и мы пошли по нашей дороге в великом счастье)…”
He paused (он остановился).
“Go on (продолжай),” I said.
pleasant [pleznt], monkey ['mANkI], hazel [heIzl]
“And along this avenue my girl-friend led me, looking down — I recall the pleasant lines, the finely-modelled chin of her sweet kind face — asking me questions in a soft, agreeable voice, and telling me things, pleasant things I know, though what they were I was never able to recall… And presently a little Capuchin monkey, very clean, with a fur of ruddy brown and kindly hazel eyes, came down a tree to us and ran beside me, looking up at me and grinning, and presently leapt to my shoulder. So we went on our way in great happiness…”
He paused.
“Go on,” I said.
“I remember little things (я помню мелочи). We passed an old man musing among laurels, I remember (я помню, мы прошли мимо старика, размышляющего среди лавров), and a place gay with paroquets (и места, пестрого от длиннохвостых попугаев) and came through a broad shaded colonnade to a spacious cool palace (и пришли через широкую затененную колоннаду к просторному прохладному дворцу), full of pleasant fountains (изобилующему красивыми фонтанами), full of beautiful things (полному красивых вещей), full of the quality and promise of heart’s desire (преисполненному добротности и обещания /исполнения/ заветных желаний; one’s heart’s desire — заветное, сокровенное желание). And there were many things and many people (и там было много вещей и много людей), some that still seem to stand out clearly and some that are a little vague (некоторые, /которые/ все еще, кажется, выделяются четко = некоторых я и сейчас помню, а некоторые видны нечетко), but all these people were beautiful and kind (но все эти люди были прекрасны и добры). In some way (каким-то образом) — I don’t know how (я не знаю как) — it was conveyed to me (мне было передано) that they all were kind to me (что они все добры ко мне), glad to have me there (рады принять/видеть меня там), and filling me with gladness by their gestures (и наполняют меня счастьем своими жестами), by the touch of their hands (касанием рук), by the welcome and love in their eyes (радушием и любовью в их глазах). Yes (да) — ”
paroquet ['pxrqkIt], spacious ['speISqs], fountain ['fauntIn]
“I remember little things. We passed an old man musing among laurels, I remember, and a place gay with paroquets, and came through a broad shaded colonnade to a spacious cool palace, full of pleasant fountains, full of beautiful things, full of the quality and promise of heart’s desire. And there were many things and many people, some that still seem to stand out clearly and some that are a little vague, but all these people were beautiful and kind. In some way — I don’t know how — it was conveyed to me that they all were kind to me, glad to have me there, and filling me with gladness by their gestures, by the touch of their hands, by the welcome and love in their eyes. Yes — ”
He mused for a while (он задумался на некоторое время). “Playmates I found there (друзей для игр нашел я там). That was very much to me (это было очень много для меня), because I was a lonely little boy (потому что я был одиноким мальчиком). They played delightful games in a grass-covered court (они играли в радостные игры во дворе, покрытом травой) where there was a sun-dial set about with flowers (где были солнечные часы, обрамленные цветами). And as one played one loved (когда играешь, то начинаешь любить: «любишь»)…
“But — it’s odd (но странно) — there’s a gap in my memory (в моей памяти есть пробел). I don’t remember the games we played (я не помню игр, в которые мы играли). I never remembered (и никогда не помнил). Afterwards, as a child (впоследствии, ребенком), I spent long hours trying, even with tears (я тратил долгие часы, пытаясь до слез: «даже со слезами»; to spend — тратить; проводить), to recall the form of that happiness (вспомнить вид того счастья = в чем заключалось то счастье; form — форма, внешний вид, внешнее очертание). I wanted to play it all over again (я хотел сыграть в нее снова; all over again — снова, еще раз, заново) — in my nursery — by myself (в детской комнате сам). No (нет)! All I remember is the happiness and two dear playfellows who were most with me (все, что я помню, — это счастье и двух дорогих друзей по игре, которые были со мной больше всего)…
delightful [dI'laItful], hour [auq], even [Jvn]
He mused for a while. “Playmates I found there. That was very much to me, because I was a lonely little boy. They played delightful games in a grass-covered court where there was a sun-dial set about with flowers. And as one played one loved…
“But — it’s odd — there’s a gap in my memory. I don’t remember the games we played. I never remembered. Afterwards, as a child, I spent long hours trying, even with tears, to recall the form of that happiness. I wanted to play it all over again — in my nursery — by myself. No! All I remember is the happiness and two dear playfellows who were most with me…
Then presently came a sombre dark woman (затем через некоторое время пришла хмурая мрачная женщина), with a grave, pale face and dreamy eyes (с серьезным бледным лицом и мечтательными глазами), a sombre woman wearing a soft long robe of pale purple (хмурая женщина, одетая в мягкое длинное одеяние бледно-пурпурного цвета), who carried a book and beckoned (которая несла книгу и сделала /мне/ знак) and took me aside with her into a gallery above a hall (и повела меня в сторону с собой в галерею над залом) — though my playmates were loth to have me go (хотя мои товарищи по играм не хотели отпускать меня; loth — несклонный, не желающий что-л. делать; неохотный; to be loth to do smth. — не хотеть делать что-л.), and ceased their game and stood watching as I was carried away (и прекратили игру и стояли, наблюдая за тем, как меня уводят). ‘Come back to us (возвращайся к нам)!’ they cried (кричали они). ‘Come back to us soon (скорее возвращайся к нам)!’ I looked up at her face (я посмотрел вверх на ее лицо), but she heeded them not at all (но она совершенно не обращала на них внимания; to heed — обращать внимание, учитывать, принимать во внимание). Her face was very gentle and grave (ее лицо было очень спокойным и серьезным). She took me to a seat in the gallery (она повела меня к скамье в галерее), and I stood beside her (и я стал возле нее), ready to look at her book as she opened it upon her knee (готовый смотреть /на/ ее книгу, когда она раскрыла ее на коленях). The pages fell open (страницы распахнулись). She pointed (она показывала), and I looked, marvelling (а я смотрел, изумляясь), for in the living pages of that book I saw myself (ибо на живых страницах той книги я увидел себя); it was a story about myself (это была история обо мне), and in it were all the things that had happened to me since ever I was born (и в ней были все события, которые произошли со мной с тех пор, как я родился)…
though [Dqu], ready ['redI], knee [nJ]
Then presently came a sombre dark woman, with a grave, pale face and dreamy eyes, a sombre woman wearing a soft long robe of pale purple, who carried a book and beckoned and took me aside with her into a gallery above a hall — though my playmates were loth to have me go, and ceased their game and stood watching as I was carried away. ‘Come back to us!’ they cried. ‘Come back to us soon!’ I looked up at her face, but she heeded them not at all. Her face was very gentle and grave. She took me to a seat in the gallery, and I stood beside her, ready to look at her book as she opened it upon her knee. The pages fell open. She pointed, and I looked, marvelling, for in the living pages of that book I saw myself; it was a story about myself, and in it were all the things that had happened to me since ever I was born…
“It was wonderful to me (это было удивительно для меня), because the pages of that book were not pictures (потому что страницы той книги были не картинками), you understand, but realities (понимаешь, а реальностью).”
Wallace paused gravely (Уоллес сделал большую паузу) — looked at me doubtfully (с сомнением поглядел на меня).
“Go on (продолжай),” I said. “I understand (я понимаю).”
because [bI'kOz], picture ['pIkCq], doubtfully ['dautfulI]
“It was wonderful to me, because the pages of that book were not pictures, you understand, but realities.”
Wallace paused gravely — looked at me doubtfully.
“Go on,” I said. “I understand.”
“They were realities (это была реальность) — yes, they must have been (да и как иначе: «они, должно быть, были»); people moved and things came and went in them (люди двигались, а события/предметы на страницах: «на них» появлялись и исчезали); my dear mother, whom I had near forgotten (моя дорогая матушка, которую я почти забыл); then my father, stern and upright (потом мой отец, строгий и честный), the servants, the nursery, all the familiar things of home (слуги, детская комната, все знакомые вещи дома). Then the front door and the busy streets, with traffic to and fro (затем парадный вход и оживленные улицы с движением взад и вперед; to and fro — взад и вперед; туда и сюда): I looked and marvelled (я смотрел и изумлялся), and looked half doubtfully again into the woman’s face and turned the pages over (и снова смотрел наполовину с сомнением в лицо женщины и переворачивал страницы), skipping this and that (пропуская то и это), to see more of this book (чтобы увидеть больше в этой книге), and more (и больше), and so at last I came to myself hovering and hesitating outside the green door in the long white wall (и так, наконец, я дошел до себя, мешкающего и колеблющегося перед зеленой дверью в длинной белой стене), and felt again the conflict and the fear (и снова ощутил /внутреннюю/ борьбу и страх; to feel — чувствовать, ощущать).
mother ['mADq], busy ['bIzI], hover ['hOvq]
“They were realities — yes, they must have been; people moved and things came and went in them; my dear mother, whom I had near forgotten; then my father, stern and upright, the servants, the nursery, all the familiar things of home. Then the front door and the busy streets, with traffic to and fro: I looked and marvelled, and looked half doubtfully again into the woman’s face and turned the pages over, skipping this and that, to see more of this book, and more, and so at last I came to myself hovering and hesitating outside the green door in the long white wall, and felt again the conflict and the fear.
“‘And next (а /что/ потом)?’ I cried (воскликнул я), and would have turned on (и хотел уже перевернуть /страницу/ дальше), but the cool hand of the grave woman delayed me (но прохладная рука серьезной женщины удержала меня; to delay — задерживать, замедлять; препятствовать).
“‘Next (дальше)?’ I insisted (настаивал я), and struggled gently with her hand (и мягко боролся с ее рукой; gently — мягко, нежно, кротко), pulling up her fingers with all my childish strength (оттягивая вверх ее пальцы всеми моими детскими силами), and as she yielded and the page came over she bent down upon me like a shadow and kissed my brow (и когда она уступила, и страница перевернулась, она склонилась надо мной, как призрак, и поцеловала меня в лоб; shadow — тень; призрак).
yield [jJld], shadow ['Sxdqu], brow [brau]
“‘And next?’ I cried, and would have turned on, but the cool hand of the grave woman delayed me.
“‘Next?’ I insisted, and struggled gently with her hand, pulling up her fingers with all my childish strength, and as she yielded and the page came over she bent down upon me like a shadow and kissed my brow.
“But the page did not show the enchanted garden (но страница не показала зачарованного сада), nor the panthers (ни пантер), nor the girl who had led me by the hand (ни девушки, которая вела меня за руку), nor the playfellows who had been so loth to let me go (ни товарищей по играм, которые так не хотели отпускать меня). It showed a long grey street in West Kensington (она показала длинную серую улицу в Западном Кенсингтоне), on that chill hour of afternoon before the lamps are lit (в тот холодный послеполуденный час перед тем, как зажигают лампы; to light — зажигать), and I was there (и я был там), a wretched little figure (несчастная маленькая фигурка), weeping aloud (плачущая во весь голос), for all that I could do to restrain myself (несмотря на все мои усилия: «что я мог сделать, чтобы» сдержаться), and I was weeping (и я плакал) because I could not return to my dear playfellows (потому что я не мог вернуться к моим дорогим приятелям по играм) who had called after me (которые кричали вслед мне), ‘Come back to us (вернись к нам)! Come back to us soon (возвращайся скорее)!’ I was there (я был там). This was no page in a book (это была не страница в книге), but harsh reality (а суровая действительность); that enchanted place and the restraining hand of the grave mother at whose knee I stood had gone (то зачарованное место и сдерживающая рука печальной матери, у колен которой я стоял, исчезли; to go — уходить; исчезать; grave — важный, степенный, серьезный; мрачный, печальный) — whither have they gone (куда они пропали)?”
wretched ['reCId], aloud [q'laud], whose [hHz]
“But the page did not show the enchanted garden, nor the panthers, nor the girl who had led me by the hand, nor the playfellows who had been so loth to let me go. It showed a long grey street in West Kensington, on that chill hour of afternoon before the lamps are lit, and I was there, a wretched little figure, weeping aloud, for all that I could do to restrain myself, and I was weeping because I could not return to my dear play-fellows who had called after me, ‘Come back to us! Come back to us soon!’ I was there. This was no page in a book, but harsh reality; that enchanted place and the restraining hand of the grave mother at whose knee I stood had gone — whither have they gone?”
He halted again, and remained for a time (он остановился опять и оставался /молчащим/ некоторое время), staring into the fire (уставившись в огонь камина).
“Oh (ах)! the wretchedness of that return (эх, как мучительно было возвращаться: «о, мучения возвращения»)!” he murmured (прошептал он).
“Well (ну и)?” I said after a minute or so (сказал я через минуту или около того).
halt [hLlt], murmur ['mWmq], minute ['mInIt]
He halted again, and remained for a time, staring into the fire.
“Oh! the wretchedness of that return!” he murmured.
“Well?” I said after a minute or so.
“Poor little wretch I was (я был несчастным человечком) — brought back to this grey world again (которого снова вернули в этот серый мир: «приведенный обратно…»)! As I realised the fulness of what had happened to me (когда я осознал полноту = полностью то, что случилось со мной), I gave way to quite ungovernable grief (я предался безудержному горю; to give way — поддаваться, предаваться /отчаянию, горю/; давать волю /слезам/). And the shame and humiliation of that public weeping and my disgraceful homecoming remain with me still (стыд и унижение от того прилюдного плача и моего позорного возвращения домой я помню: «остаются» до сих пор). I see again the benevolent-looking old gentleman in gold spectacles who stopped and spoke to me (я снова вижу старого джентльмена благожелательной внешности в золотых очках, который остановился и заговорил со мной) — prodding me first with his umbrella (сначала ткнувшего меня своим зонтом; to prod — колоть, тыкать). ‘Poor little chap (бедный малыш),’ said he; ‘and are you lost then (ты, значит, потерялся)?’ — and me a London boy of five and more (и это мне — лондонскому мальчишке пяти лет с гаком)! And he must needs bring in a kindly young policeman (и ему непременно надо /было/ привести милого молодого полицейского) and make a crowd of me (и собрать толпу вокруг меня), and so march me home (и так сопроводить меня домой). Sobbing, conspicuous and frightened (рыдающий, бросающийся в глаза /всем прохожим/ и испуганный; conspicuous — видный, заметный, бросающийся в глаза), I came from the enchanted garden to the steps of my father’s house (я пришел из зачарованного сада к ступеням дома моего отца).
ungovernable [An'gAvqnqbl], grief [grJf], conspicuous [kqn'spIkjuqs], frightened ['fraItqnd]
“Poor little wretch I was — brought back to this grey world again! As I realised the fulness of what had happened to me, I gave way to quite ungovernable grief. And the shame and humiliation of that public weeping and my disgraceful homecoming remain with me still. I see again the benevolent-looking old gentleman in gold spectacles who stopped and spoke to me — prodding me first with his umbrella. ‘Poor little chap,’ said he; ‘and are you lost then?’ — and me a London boy of five and more! And he must needs bring in a kindly young policeman and make a crowd of me, and so march me home. Sobbing, conspicuous and frightened, I came from the enchanted garden to the steps of my father’s house.
“That is as well as I can remember my vision of that garden (вот насколько я помню мое видение того сада) — the garden that haunts me still (сада, который все еще не дает мне покоя: «навещает/преследует меня»). Of course (разумеется), I can convey nothing of that indescribable quality of translucent unreality (я не могу передать ничего о том неописуемом свойстве = я не могу выразить никак то неописуемое свойство полупрозрачной нереальности; to convey — передать; выразить), that difference from the common things of experience that hung about it all (ту разницу с обыденным существованием, которая нависала над всем этим = окутывала все это; to hang — висеть, нависать); but that — that is what happened (но это — то, что случилось). If it was a dream (если это был сон), I am sure it was a day-time and altogether extraordinary dream (я уверен, это был совершенно удивительный сон наяву)… H’m (м-да)! — naturally there followed a terrible questioning (естественно, последовал ужасный допрос), by my aunt, my father, the nurse, the governess — everyone (от моей тетушки, моего отца, няни, бонны — ото всех)…