The Man Who Could Work Miracles 10 страница
“Do WE come in the way? I wonder — ”
The light of that day went the way of its brethren (свет того дня ушел вслед своим братьям: «дорогой своих братьев»), and with the later watches of the frosty darkness rose the strange star again (а с более поздними стражами = часами морозной тьмы снова взошла чужая звезда; watch — стража /часть ночи/; the watches of the night — ночь, ночное время суток). And it was now so bright that the waxing moon seemed but a pale yellow ghost of itself (и теперь она была такой яркой, что восковая луна казалась лишь бледным желтым призраком самой себя), hanging huge in the sunset (висящей громадой /в лучах/ заката). In a South African City a great man had married (в одном большом южноафриканском городе женился великий человек), and the streets were alight to welcome his return with his bride (и улицы были освещены, приветствуя его возвращение с невестой). “Even the skies have illuminated (даже небеса устроили иллюминацию),” said the flatterer (сказал подхалим/льстец; to flatter — льстить). Under Capricorn, two negro lovers, daring the wild beasts and evil spirits, for love of one another (под знаком Козерога влюбленная негритянская пара, пренебрегая дикими зверями и злыми духами, ради любви друг к другу; to dare — пренебрегать опасностью, рисковать; бросать вызов кому-л.), crouched together in a cane brake where the fire-flies hovered (склонилась друг к другу в тростниковой чаще, где порхали светлячки). “That is our star (это наша звезда),” they whispered (шептали они), and felt strangely comforted by the sweet brilliance of its light (и чувствовали странное успокоение от ласкового блеска ее света).
brethren ['breDrIn], ghost [gqust], evil ['Jvql]
The light of that day went the way of its brethren, and with the later watches of the frosty darkness rose the strange star again. And it was now so bright that the waxing moon seemed but a pale yellow ghost of itself, hanging huge in the sunset. In a South African City a great man had married, and the streets were alight to welcome his return with his bride. “Even the skies have illuminated,” said the flatterer. Under Capricorn, two negro lovers, daring the wild beasts and evil spirits, for love of one another, crouched together in a cane brake where the fire-flies hovered. “That is our star,” they whispered, and felt strangely comforted by the sweet brilliance of its light.
The master mathematician sat in his private room and pushed the papers from him (великий математик сидел в своей личной комнате = в своем личном кабинете и отодвинул от себя бумаги; master — главный, старший; основной, господствующий; искусный; квалифицированный). His calculations were already finished (его расчеты были уже окончены). In a small white phial there still remained a little of the drug that had kept him awake and active for four long nights (в маленьком белом пузырьке еще оставалось немного лекарства, которое поддерживало его бодрым и активным в течение четырех долгих ночей). Each day, serene, explicit, patient as ever, he had given his lecture to his students (каждый день, невозмутимый, точный, терпеливый, как всегда, он читал: «давал» лекцию своим студентам), and then had come back at once to this momentous calculation (а потом тотчас возвращался к этим важным расчетам; momentous — важный, имеющий важное значение, весомый, влиятельный). His face was grave, a little drawn and hectic from his drugged activity (его лицо было серьезным, немного вытянутым и лихорадочным от деятельности под воздействием лекарства/допинга; to drug — оказывать воздействие, подобное наркотическому, на кого-л.; давать наркотики; употреблять наркотики). For some time he seemed lost in thought (некоторое время он казался погруженным в размышления; lost in thought — погруженный в размышления; lost — потерянный). Then he went to the window (затем он пошел к окну), and the blind went up with a click (и шторы со щелчком поднялись вверх; blind — слепой; любой предмет, заслоняющий свет). Half way up the sky (на полпути к вершине неба = к зениту), over the clustering roofs, chimneys and steeples of the city, hung the star (над теснящимися крышами, трубами и шпилями города висела звезда).
mathematician ["mxTImq'tISqn], private ['praIvIt], chimney ['CImnI]
The master mathematician sat in his private room and pushed the papers from him. His calculations were already finished. In a small white phial there still remained a little of the drug that had kept him awake and active for four long nights. Each day, serene, explicit, patient as ever, he had given his lecture to his students, and then had come back at once to this momentous calculation. His face was grave, a little drawn and hectic from his drugged activity. For some time he seemed lost in thought. Then he went to the window, and the blind went up with a click. Half way up the sky, over the clustering roofs, chimneys and steeples of the city, hung the star.
He looked at it as one might look into the eyes of a brave enemy (он посмотрел на нее, как, возможно, смотрят в глаза достойного врага; brave — храбрый, смелый; отличный, превосходный). “You may kill me (ты можешь убить меня),” he said after a silence (сказал он после молчания). “But I can hold you (но я могу вместить тебя) — and all the universe for that matter (и всю вселенную, коли на то пошло; for that matter — что касается этого; в этом отношении; коли на то пошло) — in the grip of this little brain (в понимании = в этом небольшом мозгу; grip — хватка; понятливость; способность понять, схватить /суть дела/). I would not change (я бы не поменялся с тобой /местами/; to change — меняться, обмениваться /чем-л./). Even now (даже сейчас).”
He looked at the little phial (он посмотрел на маленький пузырек). “There will be no need of sleep again (больше не будет нужды спать),” he said. The next day at noon — punctual to the minute (на следующий день в полдень, с точностью до минуты), he entered his lecture theatre (он вошел в лекционный зал), put his hat on the end of the table as his habit was (положил свою шляпу на край стола, как привык), and carefully selected a large piece of chalk (и тщательно выбрал большой кусок мела).
enemy ['enImI], universe ['jHnIvWs], chalk [CLk]
He looked at it as one might look into the eyes of a brave enemy. “You may kill me,” he said after a silence. “But I can hold you — and all the universe for that matter — in the grip of this little brain. I would not change. Even now.”
He looked at the little phial. “There will be no need of sleep again,” he said. The next day at noon — punctual to the minute, he entered his lecture theatre, put his hat on the end of the table as his habit was, and carefully selected a large piece of chalk.
It was a joke among his students that he could not lecture without that piece of chalk to fumble in his fingers (среди его студентов была = бытовала шутка, что он не мог читать лекцию без этого куска мела, который он вертел пальцами; to fumble — мять, теребить /что-л./; вертеть в руках), and once he had been stricken to impotence by their hiding his supply (и /что/ однажды он не смог: «был поражен беспомощностью» /читать лекцию/, когда они припрятали его запас /мела/; stricken — пораженный /болезнью, горем и т. п./). He came and looked under his grey eyebrows at the rising tiers of young fresh faces (он выступил и посмотрел из-под своих седых бровей на восходящие ряды молодых свежих лиц), and spoke with his accustomed studied commonness of phrasing (и заговорил со своей привычной нарочитой простотой формулирования = привычно и нарочито просто формулируя мысли; common — обыкновенный, простой; phrasing — выражение, формулирование мысли). “Circumstances have arisen — circumstances beyond my control (возникли обстоятельства — обстоятельства от меня не зависящие; beyond control — выйти из-под контроля),” he said and paused (сказал он и сделал паузу), “which will debar me from completing the course I had designed (которые препятствуют мне довести до конца курс, который я разработал; to debar — воспрещать, не допускать, предотвращать, препятствовать; to complete — завершать, заканчивать, кончать, оканчивать; осуществлять, доводить до конца). It would seem, gentlemen, if I may put the thing clearly and briefly (по-видимому, господа, /если/ я могу изложить дело ясно и кратко), that — Man has lived in vain (/что/ человечество жило напрасно).”
piece [pJs], eyebrow ['aIbrau], circumstance ['sWkqmstxns]
It was a joke among his students that he could not lecture without that piece of chalk to fumble in his fingers, and once he had been stricken to impotence by their hiding his supply. He came and looked under his grey eyebrows at the rising tiers of young fresh faces, and spoke with his accustomed studied commonness of phrasing. “Circumstances have arisen — circumstances beyond my control,” he said and paused, “which will debar me from completing the course I had designed. It would seem, gentlemen, if I may put the thing clearly and briefly, that — Man has lived in vain.”
The students glanced at one another (студенты мельком взглянули друг на друга; to glance — бросить взгляд; взглянуть мельком, одним глазом). Had they heard aright (они правильно услышали = не ослышались ли они)? Mad (сумасшедший = не сошел ли он с ума)? Raised eyebrows and grinning lips there were (возникли поднятые брови и ухмыляющиеся губы = народ удивлялся и ухмылялся), but one or two faces remained intent upon his calm grey-fringed face (но одно-два лица = но пара лиц остались направленными = продолжали пристально смотреть на его спокойное, окаймленное сединой лицо; intent — сконцентрированный /на чем-л./, направленный /на что-л./; внимательный, пристальный /о взгляде/). “It will be interesting (будет интересно),” he was saying (говорил он), “to devote this morning to an exposition (посвятить сегодняшнее утро описанию), so far as I can make it clear to you (насколько я смогу прояснить вам /это/), of the calculations that have led me to this conclusion (расчетов, которые привели меня к этому выводу; to lead — вести, приводить). Let us assume (предположим) — ”
calm [kRm], conclusion [kqn'klHZqn], assume [q'sjHm]
The students glanced at one another. Had they heard aright? Mad? Raised eyebrows and grinning lips there were, but one or two faces remained intent upon his calm grey-fringed face. “It will be interesting,” he was saying, “to devote this morning to an exposition, so far as I can make it clear to you, of the calculations that have led me to this conclusion. Let us assume — ”
He turned towards the blackboard (он повернулся к доске), meditating a diagram in the way that was usual to him (обдумывая схему, как обычно: «тем способом, который был обычен для него»; diagram — диаграмма; график; схема, чертеж). “What was that about ‘lived in vain (о чем это он — «жило напрасно»)?’” whispered one student to another (прошептал один студент другому). “Listen (слушай),” said the other, nodding towards the lecturer (сказал другой, кивая в сторону лектора).
And presently they began to understand (а через некоторое время они начали понимать).
towards [tq'wLdz], diagram ['daIqgrxm], usual ['jHZuql]
He turned towards the blackboard, meditating a diagram in the way that was usual to him. “What was that about ‘lived in vain?’” whispered one student to another. “Listen,” said the other, nodding towards the lecturer.
And presently they began to understand.
That night the star rose later (в ту ночь звезда взошла позже), for its proper eastward motion had carried it some way across Leo towards Virgo (ибо ее собственное движение в восточном направлении отнесло ее на некоторое расстояние через /созвездие/ Льва к /созвездию/ Девы), and its brightness was so great that the sky became a luminous blue as it rose (и ее яркость была так велика, что небо озарилось лазурью, когда она взошла), and every star was hidden in its turn (и все звезды скрылись по очереди; turn — поворот /изменение движения/, оборот, виток; in turn — по очереди), save only Jupiter near the zenith, Capella, Aldebaran, Sirius and the pointers of the Bear (за исключением лишь Юпитера, почти в зените, Капеллы, Альдебарана, Сириуса, а также Альфы и Беты Большой Медведицы; the pointers of the Bear — альфа и бета Большой Медведицы /находятся на одной линии с Полярной звездой, по ним и находят Полярную звезду/). It was very white and beautiful (она была очень белая и красивая). In many parts of the world that night a pallid halo encircled it about (во многих частях мира в ту ночь бледный ореол окружал ее). It was perceptibly larger (она была = стала заметно больше); in the clear refractive sky of the tropics it seemed as if it were nearly a quarter the size of the moon (в ясном преломляющемся небе тропиков казалось, что она как будто почти с четверть размера луны). The frost was still on the ground in England (в Англии иней еще был на земле), but the world was as brightly lit as if it were midsummer moonlight (но все: «мир» было так ярко освещено, словно это /был/ лунный свет середины лета; midsummer — середина лета; летнее солнцестояние). One could see to read quite ordinary print by that cold clear light (было так светло: «можно было видеть», что можно было читать совершенно обычного /размера/ шрифт: «печать» при этом холодном ясном свете; print — печатное издание; оттиск, отпечаток), and in the cities the lamps burnt yellow and wan (а в больших городах лампы горели желтым и бледным светом).
Leo ['lJqu], Virgo ['vWgqu], quite [kwaIt]
That night the star rose later, for its proper eastward motion had carried it some way across Leo towards Virgo, and its brightness was so great that the sky became a luminous blue as it rose, and every star was hidden in its turn, save only Jupiter near the zenith, Capella, Aldebaran, Sirius and the pointers of the Bear. It was very white and beautiful. In many parts of the world that night a pallid halo encircled it about. It was perceptibly larger; in the clear refractive sky of the tropics it seemed as if it were nearly a quarter the size of the moon. The frost was still on the ground in England, but the world was as brightly lit as if it were midsummer moonlight. One could see to read quite ordinary print by that cold clear light, and in the cities the lamps burnt yellow and wan.
And everywhere the world was awake that night (и повсюду мир бодрствовал той ночью), and throughout Christendom a sombre murmur hung in the keen air over the country side like the belling of bees in the heather (а по всему христианскому миру в напряженной атмосфере над деревнями, подобно гудению пчел в вереске, повис унылый гул; Christendom — христианский мир, христианские страны и народы, христиане; murmur — слабый неясный шум; шорох; ворчание, ропот), and this murmurous tumult grew to a clangour in the cities (и этот приглушенный шум возрос до лязга в больших городах). It was the tolling of the bells in a million belfry towers and steeples (это был колокольный звон в миллионе колоколен и башен), summoning the people to sleep no more (призывавший людей больше не спать), to sin no more (больше не грешить), but to gather in their churches and pray (а собираться в своих церквях и молиться). And overhead, growing larger and brighter as the earth rolled on its way and the night passed, rose the dazzling star (а над головой, становясь больше и ярче по мере вращения земли по своей орбите и прохождения ночи, поднималась ослепительная звезда; to dazzle — слепить, ослеплять).
Christendom ['krIsqndqm], heather ['heDq], tower ['tauq]
And everywhere the world was awake that night, and throughout Christendom a sombre murmur hung in the keen air over the country side like the belling of bees in the heather, and this murmurous tumult grew to a clangour in the cities. It was the tolling of the bells in a million belfry towers and steeples, summoning the people to sleep no more, to sin no more, but to gather in their churches and pray. And overhead, growing larger and brighter as the earth rolled on its way and the night passed, rose the dazzling star.
And the streets and houses were alight in all the cities (а улицы и дома были освещены во всех городах), the shipyards glared (верфи сверкали), and whatever roads led to high country were lit and crowded all night long (и какие бы дороги ни вели к возвышенной местности, они были освещены и заполнены людьми всю ночь). And in all the seas about the civilised lands (и во всех морях вокруг цивилизованных земель), ships with throbbing engines, and ships with bellying sails, crowded with men and living creatures (корабли с гремящими: «бьющимися» двигателями и корабли с наполненными /ветром/ парусами, переполненные людьми и живыми существами), were standing out to ocean and the north (удалялись от берега к океану и на север; to stand out — удаляться). For already the warning of the master mathematician had been telegraphed all over the world (ибо предупреждение великого математика было уже передано по телеграфу по всему миру), and translated into a hundred tongues (и переведено на сотню языков). The new planet and Neptune, locked in a fiery embrace (новая планета и Нептун, сцепленные в огненном объятии), were whirling headlong, ever faster and faster towards the sun (стремительно мчались, все быстрее и быстрее к солнцу). Already every second this blazing mass flew a hundred miles (уже за каждую секунду эта пылающая масса пролетала сотню миль), and every second its terrific velocity increased (и с каждой секундой ее ужасная скорость возрастала). As it flew now, indeed (если, конечно, она /будет/ лететь как сейчас), it must pass a hundred million of miles wide of the earth and scarcely affect it (она пройдет в ста миллионах миль в стороне от земли и едва ли повлияет на нее).
creature ['krJCq], tongue [tON], every ['evrI]
And the streets and houses were alight in all the cities, the shipyards glared, and whatever roads led to high country were lit and crowded all night long. And in all the seas about the civilised lands, ships with throbbing engines, and ships with bellying sails, crowded with men and living creatures, were standing out to ocean and the north. For already the warning of the master mathematician had been telegraphed all over the world, and translated into a hundred tongues. The new planet and Neptune, locked in a fiery embrace, were whirling headlong, ever faster and faster towards the sun. Already every second this blazing mass flew a hundred miles, and every second its terrific velocity increased. As it flew now, indeed, it must pass a hundred million of miles wide of the earth and scarcely affect it.
But near its destined path (но рядом с ее предначертанной траекторией), as yet only slightly perturbed (на данный момент лишь слегка потревоженная), spun the mighty planet Jupiter and his moons sweeping splendid round the sun (вращалась вокруг солнца могучая планета Юпитер и ее луны, стремительные и искрящиеся). Every moment now the attraction between the fiery star and the greatest of the planets grew stronger (/и/ теперь с каждой секундой становилось сильнее притяжение между огненной звездой и самой большой из планет). And the result of that attraction (а результат этого притяжения)? Inevitably Jupiter would be deflected from its orbit into an elliptical path (неизбежно Юпитер отклонится от своей орбиты /и перейдет/ на эллиптическую траекторию), and the burning star, swung by his attraction wide of its sunward rush (а пылающая звезда, которую его притяжение качнет далеко от ее стремительного движения в сторону солнца), would “describe a curved path” and perhaps collide with, and certainly pass very close to, our earth («опишет криволинейную траекторию» и, возможно, столкнется с нашей землей, и = но непременно пройдет очень близко от нее). “Earthquakes, volcanic outbreaks, cyclones, sea waves, floods, and a steady rise in temperature to I know not what limit (землетрясения, вулканические извержения, циклоны, морские волны = цунами, наводнения и неуклонное повышение температуры, не знаю до какого предела)” — so prophesied the master mathematician (вот что: «так» напророчил великий математик).
inevitably [I'nevItqblI], flood [flAd], temperature ['temprICq]
But near its destined path, as yet only slightly perturbed, spun the mighty planet Jupiter and his moons sweeping splendid round the sun. Every moment now the attraction between the fiery star and the greatest of the planets grew stronger. And the result of that attraction? Inevitably Jupiter would be deflected from its orbit into an elliptical path, and the burning star, swung by his attraction wide of its sunward rush, would “describe a curved path” and perhaps collide with, and certainly pass very close to, our earth. “Earthquakes, volcanic outbreaks, cyclones, sea waves, floods, and a steady rise in temperature to I know not what limit” — so prophesied the master mathematician.
And overhead, to carry out his words (а на небе, чтобы воплотить его слова = в подтверждение его слов), lonely and cold and livid (одинокая, холодная и мертвенно-бледная), blazed the star of the coming doom (блистала звезда грядущей гибели/Судного дня; doom — рок, судьба; гибель, смерть; день Страшного суда).
To many who stared at it that night until their eyes ached (многим, кто вглядывался в нее в ту ночь до боли в глазах; to ache — болеть, испытывать боль), it seemed that it was visibly approaching (казалось, что она заметно приближается). And that night, too, the weather changed (и в ту ночь также изменилась погода), and the frost that had gripped all Central Europe and France and England softened towards a thaw (и мороз, который уже охватил всю Центральную Европу, Францию и Англию, смягчился до оттепели).
ache [eIk], approach [q'prquC], thaw [TL]
And overhead, to carry out his words, lonely and cold and livid, blazed the star of the coming doom.
To many who stared at it that night until their eyes ached, it seemed that it was visibly approaching. And that night, too, the weather changed, and the frost that had gripped all Central Europe and France and England softened towards a thaw.
But you must not imagine (но вы не должны думать; to imagine — воображать, представлять себе; допускать, полагать, думать) because I have spoken of people praying through the night and people going aboard ships and people fleeing toward mountainous country (потому что = раз я говорил о людях, молившихся всю ночь, и людях, поднимавшихся на корабли, и людях, убегающих в горную местность) that the whole world was already in a terror because of the star (что весь мир был уже в ужасе из-за звезды). As a matter of fact (на самом деле), use and wont still ruled the world (обыкновение и привычка все еще правили миром), and save for the talk of idle moments and the splendour of the night (и за исключением разговоров в праздные моменты, а также ночного сияния), nine human beings out of ten were still busy at their common occupations (девять человек из десяти все еще занимались своими обычными делами). In all the cities the shops (во всех больших городах магазины), save one here and there (кроме одного там и сям; save — за исключением, кроме), opened and closed at their proper hours (открывались и закрывались в обычное: «надлежащее» время), the doctor and the undertaker plied their trades (врачи и гробовщики усердно занимались своими ремеслами; to ply — упорно, усердно заниматься /чем-л./, много работать), the workers gathered in the factories, soldiers drilled, scholars studied, lovers sought one another, thieves lurked and fled, politicians planned their schemes (рабочие собирались на фабриках, солдаты занимались строевой подготовкой, ученики учились, влюбленные стремились друг к другу, воры крались и убегали, политики планировали свои интриги; to drill — обучать /строевой подготовке/; муштровать; проходить /строевую подготовку/; to flee — убегать, спасаться бегством; scheme — интрига, махинация; козни, происки).
aboard [q'bLd], soldier ['squlGq], scheme [skJm]
But you must not imagine because I have spoken of people praying through the night and people going aboard ships and people fleeing toward mountainous country that the whole world was already in a terror because of the star. As a matter of fact, use and wont still ruled the world, and save for the talk of idle moments and the splendour of the night, nine human beings out of ten were still busy at their common occupations. In all the cities the shops, save one here and there, opened and closed at their proper hours, the doctor and the undertaker plied their trades, the workers gathered in the factories, soldiers drilled, scholars studied, lovers sought one another, thieves lurked and fled, politicians planned their schemes.
The presses of the newspapers roared through the night (прессы газет гремели: «рычали» всю ночь), and many a priest of this church and that would not open his holy building to further what he considered a foolish panic (и многие священники этой церкви и той = той и другой церкви не открывали священное здание, чтобы не способствовать тому, что они считали глупой паникой). The newspapers insisted on the lesson of the year 1000 (газеты настаивали на уроке 1000 года) — for then, too, people had anticipated the end (ибо тогда люди тоже ожидали конца /света/). The star was no star (/та/ звезда оказалась не звездой) — mere gas (/а/ лишь газом) — a comet (кометой); and were it a star it could not possibly strike the earth (а будь она и звездой, она не смогла бы врезаться в землю). There was no precedent for such a thing (этому не было прецедентов). Common sense was sturdy everywhere, scornful, jesting (здравый смысл был силен повсюду, насмешливый, саркастический), a little inclined to persecute the obdurate fearful (призывавший даже наказать: «немного склонный к тому, чтобы преследовать» упрямых паникеров).
priest [prJst], building ['bIldIN], panic ['pxnIk]
The presses of the newspapers roared through the night, and many a priest of this church and that would not open his holy building to further what he considered a foolish panic. The newspapers insisted on the lesson of the year 1000 — for then, too, people had anticipated the end. The star was no star — mere gas — a comet; and were it a star it could not possibly strike the earth. There was no precedent for such a thing. Common sense was sturdy everywhere, scornful, jesting, a little inclined to persecute the obdurate fearful.
That night, at seven-fifteen by Greenwich time (в тот вечер, в семь пятнадцать по Гринвичскому времени; Greenwich Time — GMT — Гринвичское время, всемирное время), the star would be at its nearest to Jupiter (звезда окажется в самой ближайшей точке от Юпитера). Then the world would see the turn things would take (тогда мир увидит, какой оборот примут дела). The master mathematician’s grim warnings were treated by many as so much mere elaborate self-advertisement (мрачные предостережения великого математика многими рассматривались просто как хорошо продуманная самореклама; mere — простой, не более чем, всего лишь; абсолютный, совершенный, полный). Common sense at last, a little heated by argument, signified its unalterable convictions by going to bed (наконец, здравый смысл, немного разгоряченный спором, выразил свою непоколебимую убежденность в том, что пошел спать; to signify — выражать, показывать). So, too, barbarism and savagery, already tired of the novelty (варварство и дикость = невежество и дикость, тоже уставшие от новостей), went about their nightly business (отправились по своим ночным делам), and save for a howling dog here and there (и за исключением воющего пса там и сям), the beast world left the star unheeded (мир зверей оставил звезду незамеченной = проигнорировал звезду; unheeded — незамеченный, не принятый во внимание).
elaborate [I'lxbrIt], unalterable [An'Lltqrqbl], savagery ['sxvIGrI]
That night, at seven-fifteen by Greenwich time, the star would be at its nearest to Jupiter. Then the world would see the turn things would take. The master mathematician’s grim warnings were treated by many as so much mere elaborate self-advertisement. Common sense at last, a little heated by argument, signified its unalterable convictions by going to bed. So, too, barbarism and savagery, already tired of the novelty, went about their nightly business, and save for a howling dog here and there, the beast world left the star unheeded.
And yet, when at last the watchers in the European States saw (и тем не менее, когда, наконец, наблюдатели в европейских странах увидели) the star rise, an hour later it is true (как восходит звезда, правда на час позже), but no larger than it had been the night before (но не больше, чем она была предыдущим вечером), there were still plenty awake to laugh at the master mathematician (все еще было множество бодрствующих, чтобы посмеяться над великим математиком) — to take the danger as if it had passed (/и/ отнестись: «взять» к опасности, словно она миновала).