Береги себя, Михаил…Надеюсь, твой выбор, обрекший весь мир, все сущее на уничтожение, был правилен, и ты не о чем не жалеешь

Определенно, в этом была скрыта своего рода издевка, но он заслужил ее. Как и все то чувство вины, что будто толщи воды давила на его плечи. Но все- же… Это было правильным, он верил в это. Он освободил их, все человечество разом, уничтожив судьбу. Достаточно было удалить из механизма всего одну маленькую, но очень важную и особенную шестеренку, чтобы навсегда остановить его… Убить лучшего друга, убить в его лице начало нового цикла, ибо спаситель, что должен был взять на себя грехи всего мира и искупить их собственной жертвой, так и не стал им. Убить весь мир.

Часы разбиты и песок времени, отсчитывающий судьбу человечества, развеяло по ветру, как пепел былой цивилизации. Бывший ангел и ныне - простой смертный жалел теперь только об одном: что не нашел другого способа дать людям эту свободу выбора. Свободу определять собственную судьбу.

Если бы только можно было обойтись без крови, без боли и страданий… Такова цена, его собственный ад на земле. Но, разве… Его выбор был неправилен? Будущее – туманно, особенно теперь… Михаил верил в них, в людей, наконец-то освобожденных от собственных демонов и ангелов, собственных богов… Свободных. И если есть хоть какой-то маленький шанс, что они выживут, вопреки всему, разве тогда мир не станет другим? Разве… Он не станет лучше без нитей судьбы, некогда переплетающей жизнь каждого человека?

…Зеленая, сочная, почти во весь его рост трава весело шелестела на легком теплом ветерке, нежном, словно человеческое дыхание. По синему васильковому небу плыли белые барашки облачков, изредка перегоняя друг друга, словно играя в салочки. Яркая золотая монетка солнца сияла где-то там, в вышине небесного купола.

Самый замечательный день для прогулки, который только можно представить, но сейчас… Ему было не до этого. Он спешил на встречу, на которую просто нельзя было опоздать. Ведь его ждет. Ждет Мэри.

Босые, загорелые пятки его так и сверкали, когда он бежал по траве, огибая останки древних, как сам мир, руин - последние напоминания об исчезнувших цивилизациях прошлого. Хлопковая, объемистая сумка на его худом плече при каждом его движении подпрыгивала и дергалась из стороны в сторону, громыхая чем-то металлическим. Наконец на горизонте показалась деревянная башня обсерватории, служившая также чем-то вроде сухопутного маяка - по ночам на верхней площадке всегда горела ярким светом огромная лампа, заметная с очень далекого расстояния.

Уже порядком запыхавшийся мальчишка, весь вспотевший и раскрасневшийся, только прибавил ходу. Вверх, по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж, где располагалась его комната, которую он гордо именовал – мастерской изобретателя.

Рабочий стол, заваленный чертежами, которые в комнате, кстати, были везде – развешаны по стенам, раскиданы по полу, даже на маленькой кровати у окна, застеленной лоскутным покрывалом, нагромождены целыми стопками. Также, кроме свитков с эскизами непонятных механизмов везде были раскиданы книги и инструменты, всякие мелкие детали, от винтиков-шпунтиков, до мини моделей тех–же изобретений с рисунков.

На потолке - тонкая сетка с веревочками, к которым на разной высоте были подвешены округлые осколки разноцветного стекла, отбрасывающих вокруг себя яркие лучики света. В комнате жила радуга.

Мэри пока не было. Тем лучше.

Сбросив кажущуюся ему теперь непомерно тяжелой сумку в угол, мальчишка, спешно освободив рабочий стол, расстелил на нем только один чертеж, самый свежий. Их общая мечта. Из сумки появились различные шестеренки, рычаги, болтики, детали совершенно непонятного происхождения - все, что можно было достать в городе или раскопать на пустошах. Целая сокровищница, ибо вы только представьте себе – сколько всего полезного и чудесного можно из этого сделать!

Работа, как и всегда, заняла его с головой, он даже не заметил, как, спустя какое-то время, послышались все приближающие резвые шаги по лестнице, и в комнату вошла Мэри.

Ей было почти одиннадцать лет отроду – солидный срок, во всяком случае, он, будучи старше ее на два с половиной года, всегда удивлялся ее способности рассказывать интересные истории, выдумывая их буквально из ничего.

Пожалуй, это было их любимым занятием - сидеть на верхушке маяка и, свесив вниз ноги, болтая ими в воздухе, разговаривать, оглядывая окрестности, либо лежа на спине смотреть, как плывут себе облака по небу.

Точнее, больше говорила она, ибо ему просто нравилось слушать ее истории о волшебных странах, прекрасных принцах и принцессах, о чудовищах и героях, о всех тех чудесах, что создаются исключительно воображением и ничем больше. Он же был создателем иного толка, и она находила его изобретения не менее чудесными, сколь и волшебные ковры-самолеты, сапоги –скороходы и шапки–невидимки из сказок, быть может, даже более чудесными - они были настоящими, их можно было потрогать, и самое главное - они работали.

Мэри никогда не отрывала его от процесса изобретательства. Видя, как всерьез он был увлечен этим процессом, она просто брала стул и садилась поодаль, подолгу наблюдая за ним с неослабевающим любопытством, словно он был магом, что творил невероятное волшебство, хотя… Для нее так оно и было.

Вот и сейчас девчушка тихонечко сидела в уголке, подперев подбородок рукой и не спуская с него завороженного взгляда, полного восхищения и гордости - вот, какой у меня друг есть!

Он заметил ее присутствие только тогда, когда последняя деталь обрела свое место в сложном механизме, что он собирал на столе, и, признаться, сей факт смутил его, впрочем, как и каждый раз, когда он увлекался работой и пропускал момент ее появления в мастерской.

Мямля что-то нечленораздельное, мальчик, как и обычно, начала было извиняться, но Мэри только звонко, переливчатым колокольчиком рассмеялась, разрядив обстановку.

Юный изобретатель, преисполненный гордости, наконец, продемонстрировал своей подруге то, над чем корпел уже больше месяца: два металлических крыла, собранных из рычагов и шестеренок в сложны механизм, движение которого повторяло движение крыльев птицы. Девчушка, восхищенно охнув, в три счета оказалась рядом с мальчишкой и, благоговейно оглядывая сложное изобретение, тихонько поинтересовалась: