Рамбаут iii, граф оранский

Гираут де Борнейль

ТЕНСОНА

- Синьор Гираут, да как же так?

Вы утверждали, слух идет,

Что песням темный слог не идет, -

Тогда я вам

Вопрос задам:

Ужель, избрав понятный слог,

Себя я показать бы мог?

- Синьор Линьяуре, я не враг

Затей словесных, - пусть поет

Любой, как петь его влечет, -

Но все же сам

Хвалу воздам

Лишь в простоте певучих строк:

Что всем понятно – в том и прок!

- Гираут, затем тогда, чудак,

Трудиться, зная наперед,

Что труд усердный попадет

Не к знатокам,

А к простакам,

И вдохновенных слов поток

В них только вызовет зевок?

- Линьяуре, я – из работяг,

Мой стих – не скороспелый плод,

Лишенный смысла и красот.

Вот и не дам

Своим трудам

Лишь тешить узенький мирок.

Нет, песни путь – всегда широк!

- Гираут! А для меня – пустяк,

Широко ль песня потечет.

В стихе блестящем – мне почет.

Мой труд упрям,

И – буду прям, -

Я всем свой золотой песок

Не сыплю, словно соль в мешок!

- Линьяуре! Верьте, много благ

Спор с добрым другом принесет,

Коль бог от ссоры упасет.

Что здесь и там

По временам

Я допускал на вас намек, -

Поставлю сам себе в упрек!

- Гираут! И мне понятен смак

Задорных шуток и острот –

Нет! Вам их не поставлю в счет,

Вес не предам

Таким словам.

В другом – тревог моих исток:

Люблю я, сердцем изнемог!

- Линьяуре! Хоть отказа знак

Красавица нам подает,

Бывает смысл совсем не тот;

И по глазам

Дано сердцам

Узнать, что это все – предлог

Раздуть любовный огонек!

- Гираут! Сочельник недалек,

Зачем спешите за порог?

- Линьяуре, вдаль я не ездок,

Да сам король на пир повлек.

Перевод В.Дынник

Поэзия труверов

В Северной Франции куртуазная лирика возникла несколько позднее, чем в Провансе. И здесь она была тесно связана с феодально-рыцарской средой. Во всякой почти все известные нам труверы (так назывались французские поэты; слово это же значение, что слово «трубадур») принадлежали к кругам феодальной знати, подчас в поэзии труверов слышатся отзвуки народной поэзии. На это указывают мер, распространенные во французской куртуазной лирике так называемые ткан ни, представляющие собой переработку старых французских трудовых песен, распевавшихся девушками или женщинами из народа во время тканья. На связь с народной поэзией указывают также излюбленные труверами рефрены, столь характерные для народной песенной лирики.

К традициям французской народной поэзии были, видимо, особенно близки произведения ранних труверов. В дальнейшем труверы усваивают аристократическую концепцию куртуазной любви, сложившуюся в Провансе, а также используют в своих произведениях основные жанры провансальской поэзии, уступая, однако, провансальским поэтам в творческой самобытности и поэтической яркости.

С жанрами провансальской лирики совпадают следующие жанры французской куртуазной лирики XII-XIII веков: провансальской кансоне соответствует французская shanson, провансальской альбе – французское aubade, провансальской пасторели – французская pastourelle, провансальской тенсоне – французская tenson или jeu parti и т.д. Поэтому в характеристике этих жанров можно ограничиться сказанным во вводной заметке к провансальской лирике.

Однако наряду с этими жанрами, усвоенными рыцарской поэзией Франции от поэзии провансальского рыцарства, во французской лирике XII—XIII вв. широко представлены жанры, мало распространенные или совсем отсутствующие в провансальской лирике. Таковы chansons de toile — ткацкие песни, лиро-эпические романсы, за исключением не­скольких поздних произведений начала XIII в., непритязательные в своей художественной форме (простые строфы из стихов, соединенных ассонансами, с припевом из более корот­кого стиха или двух-трех стихов); chansons de mal-mariee—песни о несчастном замужест­ве, с определенной тематикой (жалоба молодой жены на мужа), часто весьма изысканные по форме; chansons de croisade — песни о крестовом походе, пропагандирующие идею организации крестового похода.

Дошедшие до нас произведения французской куртуазной лирики приписаны опреде­ленным авторам. Напротив, ткацкие песни и песни о крестовом походе по большей части анонимны.

ТКАЦКАЯ ПЕСНЯ

Май возвращается с долгими днями.

Едут, могучими правя конями,

Рыцари Франции,— первым Рейно.

Дом Эрамбор проезжая с друзьями,

Он никогда не посмотрит в окно. Ах, Рейно, мой друг!

А в окне — Эрамбор. Она шьет шелками

Пестрый узор на святой орифламме.

Видит она — проезжают рядами

Рыцари Франции,— первым Рейно.

Не молчит в ней сердце — кричит оно: Ах, Рейно, мой друг!

«Если когда-то, о рыцарь мой, с вами

Я не могла обменяться словами,

Как в этот день тосковали вы, граф!»

«Кесаря дочь, изменили вы сами,

Верного друга забвенью предав...» Ах, Рейно, мой друг!

«Разве, Рейно, изменила я вам?

Пойду на мощах поклясться во храм

В присутствии ста благородных дам:

Лишь вы прикасались к моим устам.

Покайтесь, и сердце я вновь отдам». Ах, Рейно, мой друг!

Быстро Рейно побежал по ступеням,

Мощный, как лев, и стройнее оленя,

Кудри — парчи золотой драгоценней,

Кто на земле красотой совершенней?

Пред Эрамбор он упал на колени...

Ах, Рейно, мой друг!

Сам он на башню пришел к своей даме,

Сел он под полог, расшитый цветами,

Вновь Эрамбор он коснулся устами,

Прежней любви загорелось в них пламя. Ах, Рейно, мой друг!

Перевод Е.Васильева

Конон де Бетюн

ПЕСНЬ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ

Увы! Любовь, зачем ты мне велела

В последний раз переступить порог

Прекраснейшей, которая умела

Так много лет держать меня у ног!

Но вот настал разлуки нашей срок...

Что говорю? Уходит только тело,

Его призвал к себе на службу бог,

А сердце ей принадлежит всецело.

Скорбя о ней душой осиротелой,

В Святую Землю еду на Восток,

Не то спаситель горшему уделу

Предаст того, кто богу не помог.

Пусть знают все, что мы даем зарок:

Свершить святое рыцарское дело

И взор любви, и ангельский чертог,

И славы блеск стяжать победой смелой!

Мы восхваляем наши имена,

Но станет явной скудость суесловий,

Когда поднять свой крест на рамена

Мы в эти дни не будем наготове.

За нас Христос, исполненный любови,

Погиб в земле, что туркам отдана.

Зальем поля потоком вражьей крови,

Иль наша честь навек посрамлена!

Земная жизнь была забот полна,

Пускай теперь при первом бранном зове

Себя отдаст за господа она.

Войдем мы в царство вечных славословий.

Не будет смерти.

Для прозревших внове Блаженные наступят времена,

А славу, честь и счастье уготовит

Вернувшимся родимая страна.

Те, кто остался дома поневоле:

Священники, творящие обряд

За упокой погибших в бранном поле,

И дамы те, которые хранят

Для рыцарей любви заветный клад,—

Все к нашей славной приобщатся доле,

Но низким трусам ласки расточат

Те дамы, что себя не побороли!

Господь сидит на царственном престоле,—

Любовь к нему отвагой подтвердят

Все те, кого от горестной юдоли

Он спас, прияв жестокий смерти хлад.

Простит он тех, кто немощью объят,

Кто в бедности томится иль в неволе,

Но все, кто молод, волен и богат,

Не смеют дома оставаться в холе.

Потоки слез мне щеки бороздят,—

Я еду вдаль, предавшись божьей воле,

Я не боюсь страданий и преград,

Одна любовь причина тяжкой боли...

Перевод Е.Васильева

Мария Французская

ЛЭ (LAIS)

Из произведений этой поэтессы, жившей при английском дворе во второй половине XII в., до нас дошли: двенадцать лэ, сложенных в середине 60-х годов, сборник басен, частью переводных, частью оригинальных, под названием «Эзоп», и религиозно-дидактическое «Чистилище св. Патрика», приближающееся к жанру видений.

Лэ Марии Французской являются первым образцом этого жанра куртуазной ли туры — небольших лиро-эпических рассказов о необычайных приключениях, сюжеты которых большей частью заимствовались из кельтских преданий (отсюда и название жанра — lais bretons). Из лэ Марии Французской часть разрабатывает сказочные сюжеты (как «Об оборотне», «О ясене», «Об Ионеке», сюжет которого совпадает с французской народной сказкой «L'oiseau bleu»), часть же тесней примыкает к так называемому бре­тонскому циклу куртуазных романов (как «Об Эллидюке», «О Милуне» и приводимое здесь лэ «О жимолости»). При этом собственно куртуазный элемент выражен в произве­дениях Марии Французской еще довольно слабо. Ее не привлекает роскошная придвор­ная жизнь. Любовь в ее изображении — это не галантное служение знатной даме, но естественное нежное человеческое чувство. Всякое насилие над этим чувством глубоко печалит Марию Французскую. В этом она сближается с народной поэзией. Обрабатывая Донские народные сказания, она сохраняет их задушевность и вложенный в них глубокий человеческий смысл. Язык ее лэ очень прост, поэтическая форма лишена вычурности.

Высокого мнения о произведениях Марии Французской был Гете, заметивший, что отдаленность времени делает для нас их аромат еще прелестнее и милее».

О ЖИМОЛОСТИ

Мне лэ понравилось одно —

Зовется «Жимолость» оно.

Правдиво расскажу я всем,

Как создано оно и кем.

Его я слышала не раз,

Нашла записанный рассказ,

Как сладостный постиг недуг

Тристрама и Изольду вдруг,

Как скорбь наполнила их дни

И вместе смерть нашли они.

Разгневан Марк, король

страны,—

Тристраму не простит вины:

Он королеву полюбил

И королю теперь не мил.

Племянника изгнал король,

Сказав: «В Саутвельсе жить

изволь!»

Тристрам на родине весь год

Живет в сетях тоски, невзгод.

Страх смерти из любви презрев,

Он забывает дядин гнев:

Не удивляйтесь же ему,—

Ведь гибель не страшна тому,

Кто скорбью сердца удручен,

С любимым другом разлучен.

Бежит он из родной страны:

Они увидеться должны!

И в Корнуэльс Тристрам идет,

Где королева друга ждет.

Дичась людей, тропой лесной

Он долго бродит в жар и зной.

Лишь ночью, прерывая путь,

Он ищет, где передохнуть.

Крестьянин, бедный человек,

Тристраму предлагал ночлег,

Тристрам по всей родной земле

Расспрашивал о короле.

И говорил ему народ,

Что в Тантажель король зовет

Своих баронов на турнир,

Что даст король баронам пир

Что к Троице назначен сбор

И скоро съедется весь двор,

Что будет королева там...

И счастлив новостью Тристрам:

Близ этих мест лежит их путь.

Он сможет на нее взглянуть.

Король уехал.

В тот же день Тристрам вошел в лесную сень

И стал на той дороге ждать,

Где будет свита проезжать.

Орешник рос в лесу меж трав:

Его срубив и обтесав,

Он буквы имени на нем

Искусно вырезал ножом.

Их королева разберет,

Когда подъедет в свой черед,

Увидев трость, узнает вмиг,

Что друг ее сюда проник:

Уже случалось так не раз,

У королевы зоркий глаз.

Посланье тайный смысл хранит

Без слов Тристрам в нем

говорит

Как долго здесь скитался он,

Разлукой с милой удручен,

Как ждал ее он много дней,
Стремясь к желанной встрече с ней.

Ей отдал сердце он свое

И жить не может без нее.

Орешник, вырезанный здесь,

обвитый жимолостью весь,

От самой кроны до корней,

Навеки тесно связан с ней.

Но чуть их разлучит беда,

Они погибнут навсегда.

я орешник станет вмиг сухим,

И жимолость зачахнет с ним.

«Мой друг, так оба мы, увы,

Умрем в разлуке я и вы!»

Вот королева к тем местам

Подъехала, где был Тристрам,

И на орешнике тотчас

Заметил буквы острый глаз.

За нею вскачь лесной тропой

Несутся рыцари толпой.

Она велит сойти с коней:

Покой и отдых нужен ей.

Приказ исполнен, и она

Без свиты в лес идет одна.

Служившая ей много лет,

Идет Брентен за нею вслед,

Свернув с дороги, в глубь лесов

Спешит Изольда в лес на зов

Того, кто ей прислал привет,

И счастью их — предела нет.

Он сердце ей открыл до дна,

И, светлой радости полна,

Она с ним говорит о том,

Как примириться с королем:

Его изгнав, познал король

И сожаление, и боль.

Всему виною клевета!

Без друга жизнь ее пуста...

Но расставанья пробил час,

И слезы катятся из глаз.

Тристрам в Уэльс идет опять,

Чтоб приглашенья дяди ждать.

Их встречу хочет он воспеть,

Подругу в лэ запечатлеть:

Она просила спеть о том,

Как ветку сделал он письмом.

Тристрам искусный был певец,

И лэ готово наконец!

Так создавалось это лэ

И называлось на земле

«Goteeef» у английских морей,

А у французов «Chievrefueil».

И я правдиво, без прикрас,

Передала о нем рассказ.

Перевод М.Замаховская

Миннезанг

Миннезанг (Minnesang) — термин, введенный немецкими учеными в обозначения немецкой средневековой рыцарской лирики. По своему характер: близок к поэзии трубадуров и труверов, хотя и обладает рядом своеобразных немецкой куртуазной поэзии чувственный элемент играет значительно меньшую роль, чем в поэзии романской. Немецкие поэты более склонны к рефлексии, морализации, к перенесению житейских проблем в сферу умозрительных спекуляций. Их гедонизм носит более сдержанный характер. Многие произведения их окрашиваются тона. Однако, несмотря на свою абстрактность, миннезанг, подобно поэзии романской, сыграл все же известную роль в деле секуляризации средневековой культуры. Нередко в произведениях миннезингеров слышалось живое биение простого человеческого сердца, нередко звучали в нем звонкие голоса природы.

Основной формой куртуазной лирики, культивировавшейся миннезингерами XII-XIII в.в., является строфическая песня (Lied). Песня может состоять из одной или из ряда одинаковых строф. По тематическим признакам среди песен выделяются:

• плясовые песни (Reigen, Winterlied, Tanzlied), по своим сюжетным компонентам во многом соприкасающиеся с пасторелей и рисующие веселье, споры крестьянских девушек и парней и столкновение с ними рыцаря-поэта;
• утренняя песня (Tagelied), совпадающая с провансальской альбой;
• крестовая песня (Kreuzlied), призывающая к участию в крестовых походах и изображающая переживания крестоносца.

Наличие диалогической формы изложения выделяет так называемый Wechsel, представляющий обычно обмен строфами рыцаря и его дамы.

Другим особенно культивировавшимся миннезингерами жанром является нестрофический шпрух (Spruch – изречение), усвоенный ими от шпильманов и становящийся излюбленной формой политической и поучительно-сатирической поэзии.

Меньшее значение имеет так называемый лейх (Leich), представляющий сложное объединение различных по строению строф и связанный по происхождению с латинским гимном.

Большая часть лирических произведений, дошедших до нас, приписывается определенным миннезингерам – как знатным рыцарям, так и незнатным министериалам и шпильманам.

KUME, KUM, GESELLE MIN

Приходи, мой друг, ко мне –

Так тоскую по тебе.

Так тоскую по тебе,

Приходи, мой друг, ко мне!

Словно роза – алый рот,

Дай забвенье от забот,

Дай забвенье от забот,

Словно роза – алый рот!

Перевод Р.Шор

DU BIST MIN, ICH BIN DIN

Я с тобой,

Ты со мной,

Этому

Верь, друг мой!

Замкнулась дверца

Моего сердца,

Потерян ключик – не найти:

Век ты будешь взаперти.

Перевод Р.Шор

Дитмар фон Айст

I

«Спишь ли, мой друг ясноокий?

Ах, будит нас жестоко

Птичка-певунья злая,

Среди веток липы порхая».

— Был сладок сон мой прекрасный.

Не горюй, дитя, понапрасну!

Нет любви без терзанья.

Лишь скажи — я исполню желанье.

Безутешно дама рыдает:

«Милый мой меня покидает.

Друга увижу ли вновь я?

Он уводит всю радость с моею любовью».

Перевод Р.Шор

II

Бедняжка среди луга,

Все поджидая друга,

Стояла одиноко...

Вдруг видит: вьется сокол.

«О сокол, хорошо тебе!

Летать запрета нет нигде,

Избравши дерево в дубраве,

Полет к нему свободно править.

Я так же сделала как раз:

Тому всем сердцем отдалась,

Кого мои избрали очи.

Но зависть женам душу точит.

Ах, пусть мне милого вернут!

Мне ни один чужой дружок не люб!»

Перевод О.Румер

Генрих фон Фельдеке

КРЕСТОВАЯ ПЕСНЯ

Королеве верен был

Потому Тристан, что к страсти

Роковой его склонил

Кубок ядовитой сласти.

Я такого не испил,

Но Тристана я затмил

В подчиненье сладкой власти.

Лишь тоской любви гоним,

Друг желанный, необманно

Быть хочу твоим;

Светом будь моим!

Все тускнеет солнца свет,

Холода наступят скоро,

Малых птах простыл и след,

Не слыхать их разговора.

Ах, поры грустнее нет!

Луг почти совсем раздет,

Омрачают наши взоры

Бедные цветы в саду,

Побледнели, дышат еле.

За бедой беду

От зимы я жду.

Перевод Р.Румер

Рейнмар Старый

Когда ее узрел впервые я,

Любовью так наполнился мой взор,

Что сделалась блаженной жизнь моя.

Свершилось чудо дивное с тех пор:

Себя не раня в глаз моих теснине,

Она тихонько в сердце мне вошла

И бедное навеки заняла;

Черты ее храню я там поныне.

О госпожа моя! Постой, постой!

Как вторгнуться сумела ты туда,

Куда доселе женщине другой

Войти не удавалось никогда?

Пощаду окажи мне бога ради.

Над сердцем собственным не властен я;

Там власть мою сменила власть твоя,

Взывать могу я только о пощаде.