Сцена из легендарного фильма «Граф де Монте-Кристо», 1954 года. В главной роли Жан Маре. Будущий граф, если верить роману, занимался контрабандой, внося свою лепту в провал Континентальной блокады.

На Средиземном море центром офшорной торговли становятся Гибралтар и Мальта. На Балтике — шведский остров Гельголанд. Последний при местном населении в 3000 человек в 1811 году формально владеет 50 трансконтинентальными торговыми домами и ещё 150 отделениями лондонских купцов. Через Гельголанд на материк под шведской маркировкой ввозится колониальных и промышленных товаров на гигантскую сумму в 180 миллионов франков ежегодно (это ¼ часть французского бюджета, составлявшего в 1804 году 800 миллионов ливров).

Через Неаполь и Испанию во Францию шёл контрабандный хлопок. Естественно, английский. В сравнимых масштабах — 180–200 миллионов франков ежегодно. При этом французские изделия из хлопка стоили дороже и были хуже по качеству.

Голландия вносила свою лепту. Объем контрабанды через неё оценивался в 4.5 миллиона фунтов стерлингов (103 миллиона франков). После 1810 года поток этот снизился на четверть (до 75 миллионов франков).

К 1811 году Континентальная система находилась на последнем издыхании. Первой ласточкой стали указы Наполеона о квотированном приобретении британской продукции в обмен на сбыт в Англии такого же количества французских товаров (так называемая система лицензий). В реальности французские промышленники загружали свои корабли низкопробным гнильем, которое сдавали в английские комиссионки за копейки, и закупали высококачественные английские колониальные или промышленные товары. Таким образом, торговое сальдо было далеко не в пользу Франции.

Здесь важно, что вся блокада оплачивалась из французского кармана, за счёт французских налогоплательщиков. Бюджет Франции недополучал гигантские суммы, которые совокупно оцениваются примерно в 1 миллиард франков. Государство Наполеона смогло закрывать эти бреши в экономике всего три года. Потом, даже с учётом контрибуций и налогов с завоёванных стран, экономика начала трещать по швам.

Почему так получилось? Наполеон хотел «покорить Англию избытком». Он решил, что если английские промышленные и колониальные товары на некоторое время лишатся спроса, то на Альбионе начнётся инфляция. Потом Британия начнёт усиленно тратить золотой запас, её валюта просядет, и она более не сможет финансировать антинаполеоновские коалиции на континенте.

Проблема в том, что если товарное предложение превышает спрос — стране грозит не инфляция, а дефляция. Это тоже довольно неприятная штука, но она переносится гораздо легче. Товары начинают дешеветь, рентабельность производства падает. Это, с одной стороны, приводит к большому товарному предложению, но с другой — к постепенному уменьшению промышленности. Однако весь фокус в том, что дефляцию пережить гораздо легче, чем инфляцию. Да, с одной стороны, возникает безработица, но с другой стороны — деньги становятся дороже, а продукты и товары — дешевле.

Карикатура «Корсиканский тигр в беде». Наполеон в образе тигра прижал к земле «испанских собак». Через речку флегматично курит Голландия (лягушка). Чуть вдалеке видны медведь (Россия), и трехголовый орёл (Австрия), скованные цепью. Медведь говорит орлу: «Пора разорвать наши цепи, брат». Ну а со скал Дувра целится в тигра Джон Буль (Англия)

На Англии мы ещё остановимся в следующей части, сейчас же отметим, что за 1807–1810 годы англичане нашли себе новые рынки сбыта товаров (полностью монополизировав сбыт в Латинской Америке), часть товарного избытка погасили госзаказом (к примеру, в Роял Неви в 1807 году в рацион экипажей был введён кофе — своего рода непрямой кредит для бизнеса). Англия в очередной раз полностью перестроила структуру производства, расширила кредит и так далее.

Что же случилось во Франции и подконтрольных ей странах? Там-то как раз началась инфляция, то есть из-за превышения спроса над предложением деньги обесценивались, а дорожали товары. Последствия высокой инфляции хорошо известны. Это сокращение производства, невыплаты кредитов, рост безработицы, падение уровня жизни. Государство старалось поддержать экономику, но делало это ровно так, как сейчас делается в России — помощь получали в первую очередь те отрасли, которые работали на государство. Это текстильная промышленность, ВПК, химическая промышленность, горнорудная промышленность. Но 85% французского ВВП в ту эпоху составляло сельское хозяйство, и государственные вложения в промышленность не оказывали на благосостояние обычного француза почти никакого влияния.

Проблема инфляционной экономики в том, что жизнь ухудшается сразу (как это было совсем недавно после обвала рубля), а положительные моменты (большая конкурентоспособность местной промышленности, замена импортных товаров собственными аналогами) сказываются только через какое-то время.

Таким образом, именно для рядового гражданина дефляция предпочтительнее, чем инфляция. И уж конечно трудно понять правительство, которое вводит инфляционный режим добровольно, жертвуя уровнем жизни своих граждан ради каких-то призрачных будущих выгод. Естественно, что большинство населения было абсолютно глухо к требованиям императора — недаром в 1810 году 80 процентов потребной Британии пшеницы последняя приобрела во Франции и у её союзников (в Италии, Австрии, России).

Вполне естественно, что в 1811 году экономику наполеоновской Франции поражает кризис — она была паразитической и жила только за счёт внешних ресурсов. Началось все, как обычно, с неурожая 1810–1811 годов, из-за чего сильно взлетели цены на еду. К этому добавилась инфляция, которая мало того что дополнительно повысила цены на продукты, так ещё и заставила закрыться многие предприятия, увеличив безработицу. Это вызвало кризис неплатежей, и, как следствие, — финансовый кризис.

Наполеон не нашёл ничего лучше, как готовиться к новой войне. Именно в этот момент и возникает план вторжения в Россию. Цель — заставить царя Александра отказаться от торговли с Англией (Петербург де-факто не соблюдал блокаду с 1810 года) и заключить выгодные торговые договоры, чтобы выйти из кризиса за счёт русских ресурсов и контрибуций. Планировалось в нескольких приграничных сражениях разбить русскую армию и продиктовать России условия мира.

Чем закончился этот поход — все знают. Наполеона второй раз (после Египта) подвела логистика. Сразу же после того как план разгрома русских армий в приграничных сражениях полетел к чертям, поход из блицкрига на пару-тройку месяцев превратился в скитания полумиллионной армии по России со смутной целью и неясным результатом. Вернее, результат был уже ясен — всем, кроме Наполеона. К концу 1812 года экономический кризис превратился в военный и политический. И к этому результату Францию привела как раз её экономическая модель.