На репетициях исполнительного вечера

Ноября 1916 г.

Сцена к репетиции не готова. Теперь сиди и жди. Никак не могу приучить готовить сцену к уроку.

Экземплярская и Вершилов показывают «При открытых дверях»

Все ужасно бескровно. Не нужно образов, характеров. Все, что у вас есть, — это характер, есть у вас лицо — это образ.

{150} Если вы, Борис Ильич [Вершилов], переставили слова, это не значит, что вы нашли что-то новое.

Актер должен быть готовым на то, что его будет волновать, — я пойду на сцену и буду волноваться своей любовью к ней. Это должно меня увлекать. Меня должна увлечь мысль: я сейчас буду с нею. С этим я выхожу на сцену и не знаю, что со мной будет, не знаю, пошлет ли мне бог вдохновение или нет. Если мне бог послал вдохновение, я чувствую свою причастность миру, счастье, что я живу.

Вы можете сыграть роль плохо или хорошо, но неверно вы не можете, не должны играть.

До сих пор мы давали внешнее подобие чувств, интонацию, изображение. Теперь я хочу добиться от вас настоящих чувств. Пережить — это значит повторить еще раз на сцене то, что мне знакомо в жизни. Ни один режиссер не сможет в вас вызвать чувств, если вы их сами не нашли. Мое дело, дело режиссера, поставить вас на рельсы, увлечь рисунком.

Когда-нибудь авторы не будут писать пьес. Вы знаете очень много пьес, но очень мало художественных произведений. Художественное произведение должен создавать актер.

Актер должен уметь играть образ во всех положениях, не только в том отрывке из жизни действующего лица, который дан в пьесе. Этот отрывок только частность, а играть нужно не частность, играть нужно общее. Актер не должен знать, что с ним будет, когда он идет на сцену. Он должен идти на сцену, как мы в жизни идем на какой-нибудь разговор, на встречу. И когда вы занимаетесь самостоятельно, то не нужно редактировать данную пьесу, нужно вообще учиться оценивать факты. Актер должен быть так воспитан, чтобы ему перед выходом можно было бы сказать, что он должен играть, — его прошлое, его отношения к окружающим, задачу, и он мог бы уже играть: идут чувства, слова и пр.

Вот это была бы настоящая commedia dell’arte. Это идеал. Но commedia dell’arte всегда была условной. До сих пор ни один актер не решился выступить без автора, без заученных слов не в условной роли, сыграть характерную роль как импровизацию. Поймите: готовить роль — это не значит репетировать данную пьесу; готовить роль — это значит искать в себе отношения, нужные для нее.

Декабря 1916 г.

После первой открытой генеральной репетиции второго Исполнительного вечера[lxi]

Когда-то я вам сказал: вы выдержали экзамен. Теперь вы провалились на экзамене. Ни порядка, ни молодости, ни товарищеского отношения. Нет порядка за кулисами.

У меня был такой момент, когда мне хотелось бросить все это. В самом деле, зачем огород городить, зачем играть в театр?

Все в высшей степени бездарно.

Пришел я в 6 ¹/₂ час. Только пишется программа. В передней наверху торчат корзины. Я же сказал, что их нужно убрать. Попросил Антокольского закрыть их чем-нибудь. Он закрыл, но как: неаккуратно, небрежно. Как же так, ведь вы же художник, Антокольский?

Помост к «Егерю» шатается, несмотря на то, что я просил прикрепить его к полу.

{151} Прихожу на сцену перед «Браком». Антокольский лениво, не торопясь, раскладывает парчу на диване.

Я говорю — как вы работаете, разве такой должен быть темп?

И в ответ слышу: «Так все равно же нет кнопок». Я говорил, чтобы в «Гавани» не было видно простыни. Простыня видна.

Этот вечер нужен был нам для того, чтобы в один факт соединить все. Второй спектакль теперь я выпустить не могу.

Теперь об исполнителях:

Лучше всех духовно и как художник была Касторская[lxii].

Следующим был Борис Ильич [Вершилов][lxiii], но не по исполнению, а по своим намерениям.

Потом Ксения Георгиевна [Семенова][lxiv]. Определенно хорошо до места, которое не сработано.

Немножко меня порадовала Щеглова[lxv].

Когда я смотрел «Брак», я кусал себе губы. Натан Осипович [Тураев] страшно тишил, до наглости. А спросите его, как он себя чувствовал, он вам скажет, что отлично.

Елена Владимировна [Шик-Елагина][lxvi] — первая часть — ничего от жизни.

Местонахождение подлинника не установлено.

Печатается по первой публикации:

Вахтангов. 1939. С. 310 – 311.

КОММЕНТАРИИ:

НА РЕПЕТИЦИЯХ «ЧУДА СВЯТОГО АНТОНИЯ»

Января 1917 г.

(Алеевой) Постепенно вживаетесь в роль. Зерно найдено. Куски кое-где определяются. Нужно убрать ваши индивидуальные паузы, которые совершенно не принимаются. То, что вы тихо говорите, это показатель того, что вы не в темпе Метерлинка ведете роль. Когда вы убираете энергично, исчезает доклад со сцены и начинается жизнь.

(Алексееву) Антоний немного застыл. Антоний — самый обыкновенный человек. Не хочется, чтобы чувствовался здесь какой-нибудь романтический герой. Вы добренький сами по себе, а нужно быть добрым к ней, к Виржини. Антоний — это скромный, тихий, безобидный старичок, но в нем есть сила, как у людей, не преступающих законов, которые они носят у себя внутри. Ищите, Алексеев, отношение к Виржини. Будьте святым не сами по себе, а в своих проявлениях. Иначе получится театральный святой.

Алеева ушла от манеры играть по-аптекарски. У Алексеева же это осталось: играет только то, что в тексте. Чем живет Антоний? Он живет тем, чтобы Виржини не растревожилась, не испугалась, поняла бы его и т. д. Все очень простые {152} задачи. Точно так же и во II акте совершенно не должно быть ложноклассического тона, театральной позы и т. д.

Всем: Ищите темп. Те места, которые вы хорошо знаете по задачам, вы и подаете хорошо.

(Алеевой) Убирайте быстрее, но не бросайте зерна. Ищите быстроту в зерне.

Января 1917 г.

Вы совсем не готовитесь к репетициям. То, что я делаю, это называется «напевать». «Гавань» я приготовил с голоса. То же самое «При открытых дверях» и «Егерь».

Пора, наконец, самим что-нибудь сделать. Вы хотите куда-то идти, хотите стать какой-то единицей. Ничего не выйдет, если будет так продолжаться. Я верю, что здесь что-то можно сделать. Я обязан сдать работу Студии. Я думаю, что вы недостаточно цените вашу работу, недостаточно цените ту возможность заниматься искусством, которая у вас есть. Вы должны понять, что эти ваши занятия в Студии оправдывают ваше существование на земле.

Показывают «Страничку романа» с Гепнер в роли Гувернантки

В смысле французского языка хорошо, в смысле образа — непонятно. Нет образа. Нужно быть серьезной. Вы сами себя боитесь. Будете играть хорошо, когда будете убежденной и уверенной. Будет другой образ, чем у Елены Владимировны [Шик-Елагиной]. Покажите еще раз. Тогда вы будете гораздо покойнее. Сейчас же вы не играли, а ехали на автомобиле.

Репетируют «Чудо святого Антония»

(Алексееву) Не надо играть святого. Святого сыграют все остальные. Надо играть отношение к людям как к детям, с добродушной иронией: «Я знаю, что вам странно, что я святой Антоний. Я понимаю, что “Падуанский” звучит, пожалуй, даже остроумно после слова “сумасшедший”, но, тем не менее, это так: я — святой Антоний Падуанский».

Нужно найти ожидание, когда Виржини ушла за Гюставом, Антоний ждет деятельно. Он все видит, замечает, рассматривает и ко всем вещам находит свое отношение: «Чудаки».

(Зимнюкову) Вы, Леонид Андреевич, говорите слова роли, но в душе у вас полный покой. Нужно добиться того, чтобы кровь к голове прилила, когда вы предлагаете Антонию уйти, а он не уходит. Для этого вы должны органически поверить.

Местонахождение подлинника не установлено.

Печатается по первой публикации:

Вахтангов. 1939. С. 311 – 312.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 1917 ГОДА
11 января 1917 г.

В «Антонии» нужно, чтобы все время было весело.

Надо добиться того, чтоб чувствовалась улыбка Метерлинка, добродушная, незлобивая и приятная, — по адресу людей, поставленных по его воле в такое необычное положение.

{153} Вот к этим наследникам пришел святой Антоний. Вот свершилось, положим, это чудо. Как к нему отнесутся эти люди, которые верят, которые только что молились о душе умершей?

Конечно, они не поверят… Конечно, они будут его гнать и, конечно, будут оскорблены. Но вот все-таки чудо произошло. Вот оно воочию: умершая старушка жива. Как теперь примут это смешные хлопотливые люди? Ведь так ясно: если воскрес мертвый, то это дело рук Божьих, ведь сколько существует земля, люди не знают другой силы, кроме силы Бога, умеющего воскрешать.

Конечно, люди не верят, что он святой.

Конечно, она не умирала, раз она жива. Конечно, здесь что-то не так.

Но, конечно, они благодарны этому странному человеку.

Но ему ничего не нужно. Странные господа эти «святые». Как их отблагодарить? Дать денег, угостить сигарой, подарить галстук, трубку… Все это как будто слишком современно и не духовно, и не удобно.

Что это?

Тетя перестала по окрику этого господина говорить, лишилась речи.

О, тут шантаж, тут что-то уголовное.

Надо звать полицию.

И идет полиция, это единственно могущественное средство людей обезопасить себя от проходимцев, пьяных и сумасшедших, и шантажистов, дерзость которых достигает предела: мало того, что они называют себя святыми, они и действуют как святые, вплоть до чудес.

Это уже слишком. И тогда не надо останавливаться.

Правда, полиция — это скандал…

Но здесь больше ничего не поделаешь.

Автограф.

Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 30/Р.

Впервые опубликовано: Вахтангов. 1939. С. 84 – 86.