Учитель тот, кто откровенье 5 страница

- Слушай, посмотри, как там у меня кристалл, кажется, он изменился? – с серьезной рожей обратился Гануфрий к курице.

Та прищурила зенки и стала вертеть башкой, дескать, просматривать на тонком плане лысый черепок другана.

- Да, он у тебя вырос.

- Ну надо же, я и сам чувствую, что он изменился.

- Больше граней появилось.

- А ты знаешь, когда я сказал об этом Рулону, он мне ответил, что не нужно на этом концентрироваться. Я знаю, почему он так сказал, наверное, мне еще рано знать тайну кристалла в моей голове.

- А мой посмотри.

Гануфрий прищурился:

- Ух ты, он у тебя почти уже сферичный.

- Да, растем, развиваемся, - самодовольно крякнула курица.

Я смотрела на все это со смесью удивления и смеха. Эти двое даже не соображали, что шизуют. Они были так комичны в своей надутости, что казалось, что у них скорее не кристалл в голове появится, а пузыри пойдут из задницы. Мое лицо, по видимому, сильно выражало скепсис, потому что, увидев меня, они сразу же начали завнушивать всякой херней о тонком мире, ну, а мне просто хотелось чаю. Их слова мне не очень мешали, пока в руке был стакан с кипятком и ложкой с вареньем. Через некоторое время в купе подсела молодая пара, и курица начала обрабатывать им мозги. Вечером у парня заболел живот (съел что-то) и его пронесло. Так Гануфрий уверенно вдалбливал ему, что их поля на него повлияли, они крутые маги. Парень сначала ухмылялся, а потом понемногу стал поддаваться на эту хуйню. Я засела на свою полку и читала «Сатсанг с Гуру», который Рулон привез из Алтайского Ашрама Шри Джнан Аватара Муни, не все еще было понятно здесь, но чувствовалось, что от книги идет сила. Через два дня мы приехали в Краснодар. Начинался апрель, снег сошел, на газонах зеленела травка, город мне понравился – красивый, богатый. Мы сразу же отправились в купленный Рулоном частный дом. Он был небольшой, но уютный. За маленькой прихожей с большим венецианским зеркалом следовала гостиная, турецкий ковер покрывал пол. У одной стены стоял легкий, раскладывающийся диван, у другой орехового дерева столик, бордовые вышитые портьеры закрывали окно, в углу облицованный финской плиткой и позолоченной лепниной красовался большой камин, далее следовала еще одна комната, обставленная итальянским гарнитуром и мебелью. На одной стене завешенная индийским гобеленом, висела коллекция холодного оружия. Еще в доме была уютная кухня. Мы быстро распаковали чемоданы и приняли освежающий душ. Мне захотелось есть, и, открыв холодильник, я начала лакомиться яблоками, сушеным инжиром и финиками. Тут на кухню завалил Гануфрий.

- чу-Чандра, вари кашу, - глядя куда-то помимо меня в окно, сказал он. Я чуть не подавилась от такой наглости.

- Хули? Я сюда приехала с людьми работать, а не кашу вам варить, - с вызовом бросила я. Гануфрий пожал плечами:

- Подумаешь, кому-то надо делать. Я тоже Ослу кашу варил, что тут такого?

Я молча вышла из кухни.

«Сука, блядь, он из меня хочет домохозяйку что ли сделать, ни хуя не выйдет, пусть ему Курица кашу варит!» Чтобы немного успокоиться, я занялась йогой. Через два часа нужно было идти в Рулон-холл на собрание рулонитов. Я думала о том, что буду говорить людям, как буду их учить. Но в этот раз получился облом. Только я собралась пойти за Курицей и Гануфрием, как они сказали:

- Да тебе незачем ходить, это просто встречи, сиди дома.

И поскольку формально они были старшими, я вынуждена была остаться, было очень хреново. Чтобы не поддаваться этому состоянию я начала танцевать. Вскоре вернулась сладкая парочка, веселые такие, расцветшие. Курица все время выпендривалась, делая из себя магиню, а Гануфрий велся и делал круглые глаза, восхищался, какой поток идет из ее аджны, как классно у нее работают щупальца. Однажды, зайдя с улицы в дом, я увидела, как Гануфрий бегает вокруг Курицы и жужжит как большая лысая муха. А потом присосался своими слоновыми губищами к щеке Курицы. Тут оба увидели меня и попытались замять это дело, сделав вид, что Гануфрий что-то убирает с лица №.

«Н-да, это уже интересно, - подумала я. - Не иначе, как Лысак запал на жирную жопу».

И я решила проследить их блядские проявления, но ничего новенького, явного увидеть не удалось, видимо они стали очень осторожны. На следующий день ради хохмы мы пошли послушать пиздеж каких-то последователей Калки. Молодой прыщавый чухан долго распинался, рассказывая нам, что такое молитва и религиозность и так далее. Он стоял перед аудиторией, судорожно махал руками, тряс головой (с его волос при этом слетала перхоть) и прыгал с места на место. Первые двадцать минут я слушала, но потом вдруг у меня заболел живот, его начало скурчивать приступами все сильнее и сильнее, жутко захотелсь посрать. Я вышла в коридор, но туалета нигде не было, и входная дверь была на замке, чтобы посторонние не мешали лекции. Холодный пот побежал по спине.

- А ну, как я сейчас обосрусь, - с диким ужасом подумала я, ощущая, как новая волна боли охватывает живот. Лекция длилась еще два часа. Еще два часа мне пришлось терпеть боль и попытки моего кишечника опустошиться, лицо побледнело, голова кружилась, и стало тошнить, радости не было предела. Когда мы собрались ехать домой, но эта радость быстро кончилась, когда выяснилось, что нас один бизнесмен пригласил к себе на ужин.

Мать твою, какой ужин, да везите меня скорей домой! Срать уже не хотелось, но тошнота усиливалась, перед глазами плыли радужные круги, еще полтора часа мук. Ужин проходил на веранде, обвитой виноградной лозой. Я время от времени отлучалась и совершала пробежки туда обратно у ворот дома. После этого становилось легче. Когда уже затемно мы, наконец, вернулись домой, у меня хватило сил, чтобы раздвинуть диван и рухнуть на него тут же провалившись в темноту. Это была моя первая практика на долгое терпение физического дискомфорта..

Ревнивый Мудя

Пакостный ветер дул в лицо, продувая насквозь влажный свитер, моросил мелкий дождь, мы еле как нашли новый район с высотными домами, где должна была находиться квартира Рулона. Подъезд элитного квартала оказался на кодированном замке. Быстро набрав нужную комбинацию цифр, Мудя распахнул тяжелую дверь и, придерживая ее ногой, расплатился с таксистом. Мы поднялись на лифте на девятый этаж. Рулон любил покупать квартиры повыше от земли.

- Поближе к Богу, - говорили мы.

Двойная дверь бесшумно отворилась, прихожая представляла собой длинный коридор, от которого расходились комнаты. Всего их было три и кухня, та, что ближе к двери, послужила спальней. Мягкий, черного бархата угол легко раскладывался в широченный диван, на котором впоследствии мы с Мудей выделывали разные интересные вещи. Все это отражалось в зеркалах стоявшей напротив черной же стенки. Сбоку от входной стеклянной двери на модном столике стояла видео-двойка и музыкальный центр. Общую картину оживляли композиции из искусственных цветов в больших греческих амфорах. Во второй комнате мебели не было. Там было все для медитации. Мягкий ковер, набор свечей, масел и благовоний, обширная дискотека. В третьей комнате оборудованный мини спортзал. Рулон всегда был физически очень активен. Под потолком висела груша, стоял велотренажер, лежали всевозможные гантели. Была также беговая дорожка «Кеттлер».

Я приготовила рис по-тибетски, и мы сели хавать на кухне, заедая его и зеленью с мясом, и острыми приправами. Потом я переоделась в эротическое одеяние и стала соблазнять моего принца, танцуя перед ним стриптиз. Весь вечер мы прозанимались тантрой. Вместо того, чтобы подготовиться к встрече с рулонитами.

На встречу собралась в основном молодежь. Симпатичные парни сразу же стали строить мне глазки, мы устроили чаепитие с последующими после тантрическими танцами в двух кругах. Внутренний женский, внешний мужской. Я танцевала всегда хорошо, но здесь появился повод повыпендриваться, мужчины следили за мной восхищенными глазами, подпихивая друг друга, чтобы быстрее занять место в паре со мной. Я ощущала себя королевой, вдруг сердце мое екнуло, и по спине побежал холодок. Я быстро обернулась и увидела в дверном проеме Мудя. Он стоял, сложив руки на груди. Лицо было спокойное, но глаза потемнели от гнева и источали леденящий холод. Он развернулся и вышел.

- Ну, пиздец, - пронеслось в голове, - что то я не так делаю, - но сколько я ни думала, что же я не так делаю, ничего в башку не приходило. С парнями я держалась достойно, с дистанцией, с людьми общалась вежливо. После встречи весь путь к квартире мрачный Мудя молчал. Его поле давило на меня грозовой тучей. За ужином он тоже не разговаривал. Потом он сел в спальне на диван, и посмотрев на меня тяжелым взглядом, сказал, указывая рукой:

- Сядь.

Я села рядом.

- Ну, рассказывай мне о своем поведении, - начал он.

- О каком? - захлопала я ресницами.

- Ты знаешь, о каком. Как ты сегодня вела себя с мужчинами?

- Как я вела себя? – еще больше офигела я.

- Ты что, дура, или специально притворяешься? – вскипел, наконец, Мудя.

- А я действительно ничего не понимаю.

- Расскажи-ка, как ты там жопой вертела перед молодыми, - давил ревнивец.

- Да ты просто ревнуешь, - возмутилась я.

- Заткнись, - рявкнул принц, - дело не во мне, а в тебе, поняла?

Я ощутила: еще чуть- чуть, и он может ударить.

- Поняла, - пропищала я.

- О чем ты думала, когда танцевала? О том, чтобы все на тебя смотрели - это значит эмоционально подставить свою жопу этим жеребцам, поняла? – орал он.

Я уже ничего не могла ответить и только ревела от страха и обиды.

- Особенно перед одним там белобрысым выебывалась, шлюха ты, поняла, кто ты! А?

- Шлюха, - прошептала я.

- Не слышу, - заорал прынц.

- Шлюха.

- Ты так и меня променяешь на какой-нибудь вонючий хуй, потому что как все бабы, ты - блядь.

Сопли текли из моего носа, и я мотала их на кулак. Мой вид был настолько униженным, что это вызвало жалость в ревнивом садисте.

- Ну ладно, не плачь, - он обнял меня за плечи, - иди сюда, больше не будешь так делать?

Я замотала головой.

- Но мне же надо с людьми танцевать.

- Я запрещаю тебе танцевать в женском кругу. Нефиг перед жеребцами выделываться. Танцевать можно и так.

Удивительным свойством обладал мой принц. Он умел внушить, что ты виноват, даже если ты совсем не виноват. Если бы я тогда не держалась за него и не только радостно танцевала со многими мужиками, но и трахалась, то не было бы этой ебанутой мысли, что все мое счастье заключено в этом вот принце.

Сжигание писем

Сумерки. Сильно пахло цветущей черемухой и сиренью. В маленьком саду возле дома заливался какой-то птах. Я сидела на маленькой резной табуреточке и шевелила горящие поленья длинной кочергой. Языки пламени лениво лизали дрова. Я смотрела рассеянным взглядом в камин и думала. Думала о Муде, о поебени, об Учителе. Ясно было одно, если я хочу попасть к Рулону и стать жрицей, добиться хоть чего-то нормального в жизни, нужно забыть своего принца и всю внушенную мамкой дурь. Чем больше я думала об этом, тем больше холодной решимости появлялось в груди. Из занятий магией я знала, что огонь обладает огромной силой, и сейчас решила поколдовать, чтобы было легче растождествиться с ненужными мыслями и привязанностями.

Я нашла в сумке записку Муди, и, бросив ее в огонь, наблюдая, как она сгорает, представляла, что сгорает и моя привязанность. После этого на какой-то момент стало легче. Я не знала еще тогда, что нельзя убрать дерьмо просто представив, что его нет, оно есть и оно воняет. Это долгий, упорный труд. Начинать нужно было не с бумаги, а со своих мыслей.

***

Она ворвалась в мою жизнь внезапно, эта жирная сука, и с этого момента сладкий вкус поебени стал полынным.

- Слушай, там такая телка пришла, - Мудя вернулся с беседы, - жопа во, сиськи во, и рыло ничего.

- Опять? - мое лицо скривилось помимо воли от ревности.

- Ну, ты же знаешь, что я люблю женщин, - паясничая и строя из себя дурака, прогундел Мудя, а потом, сделав непристойный жест, добавил, - трахать!

- Ну, давай, беги, - настроение мое в конец испортилось.

- чу-Чандра, ну когда ты уже перестанешь ревновать, ты же сама знаешь, что нам нужен третий человек, помощник, чтобы Путь Дурака распространял, вот я и нашел нам. Кстати, она сама хочет со мной поехать.

- Да на хуй она нужна. Она ведь ничего не умеет, - уже разозлилась я.

- Так я решил, значит так и будет, - твердо сказал Мудя, хлопнув ладонью по колену.

«Ну вот, променял уже меня на эту пизду, - с горечью думала я, - ну почему, почему все так? Боже, почему я не могу остаться единственной!» Если бы в этот момент я действительно хотела слышать Бога, то услышала бы: «Да нафиг тебе вообще это все, хватит думать о семейке, развивайся давай!», но сейчас я слышала только голос мамочки: «Ты должна быть единственной», может он передумает, надеялась.

Но этого не произошло. Эта жирная корова поехала с нами. Мне она не нравилась не только из-за ревности, а еще из-за привычки курить. Мудя тут же бросился ее от этого отучать. Долго и упорно ебал ей мозги, чтобы потом подобраться и к пизде.

- Ну ладно, я пошел трахаться, - с улыбкой на устах сказал мой любимый как-то вечером.

Внутри у меня все похолодело, а в груди возникла щемящая боль, но чтобы не показать своего состояния, я с безразличным видом пожала плечами и небрежно бросила:

- Ну, иди, мне то что.

- Ты что, уже ревнуешь? - Мудя посмотрел мне в глаза.

- Очень надо, - я отвернулась, чтобы он не заметил бурю чувств, клокотавшую в груди.

- Ну ладно.

Он взял магнитофон, свечу и вышел. Я стояла посреди комнаты, онемев от нахлынувшей боли, кулаки сжались до побеления пальцев. Сначала хотелось разреветься, но внезапно возникшая злоба, задушила слезы в горле.

- Да пошел он на хуй, пусть ебется, - сжав зубы, подумала я и стала расстилать постель, чтобы лечь спать, завернувшись в теплое одеяло, я попыталась заснуть, но эта тяжесть в груди, эти мысли не давали мне покоя.

В конце концов, я стала шизовать. Воя как волчица, я каталась по кровати, тело бил озноб, и я никак не могла согреться.

Не в силах больше лежать, я вскочила и стала прислушиваться к звукам соседней комнаты, играла мелодичная музыка. Мне казалось, что сквозь нее я слышу женские стоны, совсем рехнувшись, я схватила кружку, приставив ее к стене, стала подслушивать, ничего я не услышала. Я вышла в коридор, будто бы пройти в туалет, и сама на цыпочках подкралась к двери, стараясь отличить каждый звук, ничего нового.

- Блядь, это же смешно, нужно лечь спать, надо же, эта сука уже целый

час у нее торчит, вот сейчас возьму, двери открою, - мысли бешеными лошадьми неслись в башке, кровь прилила к лицу, дыхание стало как у загнанного оленя, я заставила себя пройти в комнату и лечь в постель, озноб стал еще сильнее, тело дрожало, зубы стучали. Это была шизофрения. Это лишало меня сил. Когда «моя любовь» пришел, я бревном лежала в кровати, он попытался со мной поговорить, видя мое дерьмовое состояние, в ответ - тишина, тогда он начал меня тормошить, это взбесило. Со злобой я оттолкнула его.

- Не прикасайся ко мне! Сука! Вали к своей самке! Я ухожу от тебя!

Мудя оторопел и начал меня успокаивать, говоря, как он меня любит.

- Насрать я на все хотела! Вижу я твою любовь.

- Да это же просто секс! Ну, пойми, что у нас с тобой другие кроме этого отношения! Ведь общение с тобой никто не заменит!

- Нет, все! Хватит! Я уезжаю!

- Но чу-Чандра! - чадосливо заскулил Мудя. - Но, пожалуйста, пойми, что я люблю тебя.

Я почувствовала злорадство от того, что могу сделать ему больно в ответ.

- Ну хочешь, я докажу тебе, - канючил он, - я всю ночь не буду спать и просижу.

- Ну, давай, посмотрим,- холодно бросила я и отвернулась.

В этот момент злобы и боли я не ощущала сентиментальности и жалости. Мудя вздохнул, и, прислонившись спиной к ковру, висевшему на стене, застыл в позе падмасана (со скрещенными ногами в позе лотоса). Сколько он так сидел, я не знаю, но под утро он дрых рядом. Ночь и сон вызвали сладкое забытье от душевных проблем, но с первым солнечным лучом, разбудившим меня, они вернулись. Я вспомнила вчерашние события, и грудь опять наполнилась пустотой и болью. Не в силах уже все это переживать, я собралась позвонить Рулону, чтобы он помог мне разрешить конфликт моих мозгов. Решительно отбросив одеяло, я начала собираться.

- Ты куда? - сонно, еле разлепив глаза, промямлил Мудя.

- Звонить Рулону, - холодно бросила я.

- Звонить, - сон как рукой сняло.

Мудя вскочил и стал тоже одеваться.

- Что ты ему хочешь сказать?

- Хочу рассказать о своей проблеме, и еще я хочу звонить одна, - я пронзительно посмотрела на него.

- Как одна? Почему? – растерялся прынц. - Разве у тебя есть тайны от меня?

- Я хочу звонить одна,- жестко оборвала его, - все!

- Нет, тогда вообще не пойдешь, - тоже, переходя на жесткость, понизив голос, сказал принц.

- Пойду, - я набычилась.

- Ни хуя, - и уже спокойнее сказал, - ну что ты такое хочешь сказать, что нельзя мне доверить, ты что, меня уже не любишь?

Я замолчала в замешательстве. В этот момент я вдруг ощутила страх. Страх остаться одной и потерять своего бомжа.

«Ведь если я ему сейчас скажу, что не люблю его, то он может меня бросить и действительно уйдет к этой дуре, - лихорадочно стала думать я, - о, нет! Только не это! Он хоть и придурок, но зато мой». Потому и в этот раз и каждый раз после этого я пошла на поводу у своего страха, который взрастила во мне проклятая погань. Она сделала меня полным уебищем, закомплексованной, зажатой овцой, которая не способна произнести и слова, которая не способна ни с кем познакомиться. Ведь, если бы я умела знакомиться со всеми подряд, находить себе богатых баев с толстыми кошельками, действовала как Марианна, то я никогда бы не сидела с таким маменькимным сынком как Мудя, я бы никогда не боялась остаться одна. Но, увы, мать со мной сыграла злую шутку, чем обрекла меня на вечные страдания. И все описанное здесь было лишь только началом охуенной жизненной истории с печальным, я бы даже сказала, трагичным концом, о котором я, к сожалению, уже никогда не напишу, так как цепи мамкиной ереси крепко сковали меня по мозгам и рукам.

Глава 4.

Исповедь начинающего Маньяка Д^рочиньяна

Когда в очередной раз Бэбик влюбился, он понял, что именно в этот раз – очень серьезно и надолго, и что он нашел, наконец, свою судьбу, которая сделает его счастливым. Он ходил звонить по телефону и молчал, ожидая, когда его новая страсть подойдет и возьмет трубку .Она брала трубку, а он молчал и радовался от мысли, что услышал ее голос, и тогда ему становилось просто хорошо . И потом весь день он был радостный, было много фантазий, в которых он с новой пассией долго и счастливо жили, и у них была большая и страстная любовь. Он ходил по улицам, ярко представляя картины этого будущего счастья, и больше ему ничего не нужно было, он уже был счастливым. С ней он разговаривал очень редко, но все равно он знал, он четко знал, что она тоже его любит, и хотя они почти не видели друг друга , он это знал точно потому, что без этого вообще не было никакого смысла ни у чего. Поэтому это было именно так. Когда он приходил в институт, то думал: « Ну, вот сейчас я все ей скажу, и она узнает, что я ее люблю, и тоже будет очень радостная и счастливая».

Да, он точно знал, что это настоящая любовь, потому что когда он ее видел, то у него сразу терялся дар речи, наступал мандраж, руки начинали трястись, язык отнимался, и он, как парализованный, не мог сказать ни слова, только немного окосевшим взглядом он смотрел на свою любовь.

И вот, однажды, Бэбик увидел как его большая любовь сильно матерится, по чем свет понося какую-то другую девушку: « Эта сука подкупила судей , поэтому она взяла первое место, блядь. А должна была победить я. У нее там все знакомые, поэтому эта малолетка выиграла , а должна была я. Убью ее, сука, где она?» Она курила сигарету, и вокруг нее стояли несколько пацанов, постоянно ходившие рядом, которые тоже были в негодовании от того, что не их принцесса стала первой на конкурсе красоты института.

Эта картина никак не входила в карту мира Бэбика, где он с ней был счастлив в изысканной обстановке, и она там была тоже очень изысканная , обворожительная и страстная.

Бэбик купил бутылку водки, еще раз вспомнил эту картину и снова почувствовал, что что-то здесь не так, что- то происходит не правильно, но мозги это не выдерживали , выхода не было , когда он начинал думать о ней, то снова наступал паралич и он не мог ничего сказать и подумать.

Он пошел, и сел в кресло и взял бутылку водки в руки. Когда он очнулся, то увидел, что находится в луже белой жидкости, которая образовалась от больших страданий и возвышенной неземной страсти. Но страсть от этого не прошла, и Бэбик подумал:

« Ничего страшного, это даже хорошо, что она матерится и курит, в этом есть много силы, поэтому так мы с ней будем очень счастливыми». И он решил, что тоже нужно материться и курить, чтобы между ними была гармония. Нужно пойти и стать сильным, стать настощим бандитом, суперменом, которого бы все боялись, который бы знал все каратэ и кунг фу и всех бил, тогда она действительно его полюбит по-настоящему.

И с тоо момента он начал очень серьезно мечтать о том, как он будет крутым.

Он постоянно представлял себя в романтическом образе, в котором он бы действовал быстро, и ловко, быстрее всех и обязательно всех побеждал. « И вот, она переходит улицу,- ярко представлял Бэбик, - и едет большой огромный грузовик, он несется на огромной скорости, и тогда он, как настоящий супергерой, быстрее, чем бэтмен, прыгает, и страшный грузовик с грохотом проносится мимо, выходит водитель, а он несколькими приемами кунг фу бьет его в нос, по ушам и под глаз, и тот отваливается.

И его возлюбленная спасена. Она в смятении, ее волосы растрепаны, но она плачет слезами благодарности…

Мама всегда говорила: «Ты необычный, мой Бэбичка»,- и втайне знала, что ее сыночек будет очень необычным, талантливым, умным, известным и счастливым, что у него будет очень хорошая жена, красивая и умная, с которой он будет счастлив.

Бэбичка решил, что он будет непременно принцем, который будет самым необычным, сильным, ловким и умным, что он будет изысканным

Мама чувствовала, что ее сыну чего-то не хватает в жизни, и втайне переживала за него, желая ему всего самого лучшего. Но что же было лучшим для него – этого она не знала, хотя старалась почувствовать и понять.

И вот, однажды, она пришла и почувствовала, что он очень страдает, (она очень чутко чувствовала состояние своего сына Бэбички.) и пожалела: «Ничего, Бэбичка, это пройдет, вот будет у тебя семья, дети пойдут, и тогда все будет хорошо, жить будешь как люди, и тогда ничего такого не будет.

Бэбик ярко увидел эту перспективу, и от этой успокоительной мысли ему стало еще грустнее. Ему еще два дня снилась эта головокружительная перспектива, и он почти ничего не ел. Бэбик занялся своей любимой йогой, в которой реальность исчезала, и он становился более свободным. Реальность отступала на второй план, и постепенно выходили необычные приятные ощущения, похожие на состояние покоя и радости. Но они быстро таяли при соприкосновении с реальностью мира, которая казалась чужой, отталкивающей и непонятной. Он плавал в приятных клубах тумана, и становилось хорошо, но в этой реальности жизнь от этого не менялась.

Он вспомнил, как они ездили с мамой в санатории и гуляли под ручку, мило беседуя на разные темы. Но несмотря на это, Бэбик всегда находил необычную девушку, которая становилась для него принцессой, и мысленно влюблялся в нее. Но он не подходил к принцессе, было достаточно, что он просто представлял, что они там вместе.

Это было только платоническое чувство! Изысканное обращение. Неземная страсть и любовь – только такое было возможно. Ни о каком быте не было речи, это не входило в ум Бэбика.

Непонятно почему это было, но Бэбик с самого начала был очень женственный, тонкий, утонченный, он хорошо вышивал крестиком на пяльцах, это ему очень нравилось делать. И маме тоже это нравилось.

И он не понимал, почему у него утробное отвращение к этому, что называлось словом «секс», почему его тошнило, как только он начинал думать об этом, но одновременно ему очень этого хотелось, но это было невозможно.

. Он чувствовал какое-то отвращение к этому самому процессу, когда кто-то там сует кому-то, вставляет, потом дергаются, дрыгаются. Он не мог понять - какая разница куда, ведь это так неудобно, больно, наверное. Сам он пока не пробовал, но, вообще по описаниям других, это очень болезненно. Не понятно, зачем так много внимания этому уделяется, почему все об этом говорят как об очень интересном, приятном, все именно этого втайне желают - его друзья, друзья его родителей, и, казалось, все люди вокруг. И ему тоже очень хотелось этим процессом позаниматься и его почувствовать.

Когда он думал об этом, то чувствовал сильное давление и какое-то отвращение, и в то же время, большое желание это делать. Это было не понятно.

После разговора с мамой, Бэбик в первый раз начал серьезно задумываться о серьезных отношениях, о реальности, которая ему предстояла, и, даже по словам, намекам и разговорам всех друзей родителей, была неизбежна.

Когда собиралась компания друзей, то постепенно их разговоры сводились к этой теме - кто, с кем , как уже живет, будет жить. Если это была компания женщин, то там незнакомые мужчины были интересными, а мужья: «Ну так себе, я его терплю еще, он мне деньги приносит, так что нормально еще, а так бы уже давно разошлись». Если это были батины друзья, то там жены были суками, которые заебали уже , тупыми стервами и блядями, подстилками и ебанутыми дурами. И тогда Бэбику становилось понятно, что это и есть реальность жизни, нормальная жизнь, которой ему непременно придется жить, что это все неизбежно, нужно, необходимо, и это было самое главное в жизни , чтобы создать семью и стать счастливым семейным человеком. Но это почему-то не было очень приятно, даже наоборот, он хотел убежать, спрятаться и никого не видеть. Хотел, чтобы всегда с ним были принцессы, чтобы они всегда его окружали, и он с ними был счастливым.

Он не представлял, как это его принцесса будет в халате, в тапочках стоять у плиты и мыть посуду, как воздушное создание будет стирать грязную вонючую одежду, как это она будет потная и непричесанная. Он с ужасом вспомнил, как когда он был еще маленьким, однажды, пришел к тете Свете в гости утром и чуть не умер от приступа страха. Она вышла к нему не со своим лицом, а с лицом из какого-то серого и вонючего алебастра, как будто ее лицо залепили цементом, и он так и застыл там. Потом мама объяснила, что это особая косметическая маска, которая служит для того, чтобы тетя Света была красивой. Ему не понятно было, как эта страшная тетя, похожая на кикимору с алебастровым лицом, может стать красивой тетей Светой. И тем более было непонятно сейчас, как его воздушные неземные принцессы, с которыми он постоянно общался в своих сновидениях , могут стать этими уродинами, совсем неэстетического вида, которых он видел вокруг, и которые, на строгий вкус Бэбика, не подходили под понятие «женщина». Он не представлял, как с ними у него может быть ( и будет обязательно, как считали его родители) общий быт, общая стирка трусов, общее пахучее коричневое вещество в общем сортире и общая кровать, где надо еще что-то делать, ворочаться и лазить друг в друга. Ведь они должны были приходить к нему только в сновидениях, только в полупрозрачных эротических нарядах и танцевать танцы, от которых все вокруг поднималось, колыхалось и благоухало. Это было не понятно. Он не представлял, что же он будет делать, когда, по словам его мамы, он женится. Это не стыковалось в неподготовленных мозгах, и вновь накатывала спасительная волна шизы, и в ней все становилось хорошо, понятно и приятно – приходили принцессы, он с ними имел уже длительные связи, о которых знали только подушки и диван.

Он не мог понять, как его фантазии могут стать семейной жизнью…

Со своей возлюбленной пассией он не представлял как будет жить. Как только он ее видел, у него начинался приступ неземной страсти, который заключался в том, что наступал мандраж, терялся дар речи, наступало заикание. И потом, если снова ничего не получалось, снова была спасительная бутылка водки которая выпивалась одним махом, и потом - лужа белой жидкости, которая завершала круг несчастий. Часто, с осоловелым от любви взглядом, Бэбик покидал институт и просто бродил где то по улицам, по парку , не замечая никого и не отвечая на приветствия друзей, которые с удивлением смотрели на потерявшегося друга и провожали взглядом: «Наверное, снова обкололся», – говорили они, не надеясь вернуть его к нормальной, на их взгляд, жизни.

Однажды, он решил, что больше так жить нельзя, и нужно признаться пассии в своей страстной любви, чтобы, наконец, они были вместе и были счастливы. Он подкараулил момент, когда она подходила по улице к институту, и пошел ей навстречу со смелым и мужественным выражением на лице. Подходя все ближе и ближе, Бэбик пристально и с очень большим чувством посмотрел на свою возлюбленную, его пассия тоже пристально посмотрела на него.Она пристально посмотрела на него и сказала:

-Тебе куда?